А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Состязания проходили на длинной площадке, видной и из Южных покоев, так что дамы госпожи тоже имели возможность насладиться зрелищем. Были исполнены танцы «Игра в мяч», «На согнутых ногах» и другие. Затем под громкий барабанный бой и пение флейт провозглашали победителей, но тут спустилась ночь, и скоро ничего уже не было видно. Придворнослужители получили соответствующее вознаграждение. Было совсем поздно, когда гости наконец разошлись.
Министр остался ночевать в Восточных покоях. Беседуя с Ханатирусато о том о сем, он сказал между прочим:
– Нельзя не признать выдающиеся достоинства принца Хёбукё. Есть люди красивее, но мало кто обладает таким благородством манер, таким удивительным обаянием. Надеюсь, что вам удалось разглядеть его. В мире о нем отзываются весьма благосклонно, но, разумеется, и у него есть кое-какие слабости.
– Принц приходится вам младшим братом, но кажется гораздо старше. Мне говорили, что он никогда не упускает случая навестить вас, но сама я увидела его сегодня впервые. Правда, мне приходилось встречать его во Дворце, но это было слишком давно… Смею заметить, что за это время он стал еще красивее. Принц Соти тоже хорош собой, но до старшего брата ему далеко. Трудно поверить, что он принц крови, – ответила она.
«Ей не откажешь в проницательности», – подумал министр, но в ответ лишь улыбнулся, как видно не имея желания обсуждать чьи бы то ни было достоинства и недостатки. Он никогда не одобрял присущего некоторым людям стремления выискивать изъяны в окружающих и открыто выказывать им свое презрение. Даже об Удайсё он не стал ничего говорить. В мире Удайсё считали человеком утонченным, но трудно было сказать, что он представляет собой на самом деле. Не исключено, что при более близком общении он мог оказаться далеко не таким безупречным.
Отношения между министром и обитательницей Восточных покоев были весьма дружескими, но не более того, поэтому, побеседовав, они разошлись.
«И когда мы успели так отдалиться друг от друга?» – с некоторым сожалением подумал Гэндзи. Женщина никогда не обижалась на него, явно примирившись с тем, что о пышных празднествах, устраиваемых в доме на Шестой линии, знала лишь понаслышке. Сегодня же ей посчастливилось самой наблюдать столь редкое зрелище, и она не могла не радоваться. Так, наконец-то и до ее покоев дошло сияние…
– «Не по вкусу коням» -
Так о прибрежном аире
Молва говорит.
Но в этот счастливый день
И его не забыли сорвать (220),-
тихо проговорила она, и, хотя ничего особенного не было в этой песне, министра она растрогала до слез.
– Конь молодой,
Всегда неразлучниц-уток
Перед взором имея,
Разве сможет когда-нибудь
С аиром этим расстаться? (221)
Пожалуй, и его песня была ненамного лучше.
– Мы почти не видимся, но каждая встреча с вами – большая радость для меня. – Министр произнес эти слова с искренним чувством, зная, что женщина слишком кротка, чтобы усмотреть в них повод для любовной игры.
Уступив гостю полог, госпожа Восточных покоев легла поодаль, отгородившись переносным занавесом. Она давно уже укрепилась в мысли, что бОльшая близость меж ними невозможна, да и сам министр никогда не выражал желания что-либо менять в их отношениях.
В нынешнем году пора ливней продолжалась особенно долго, просвета не было ни малейшего, и изнывающие от скуки обитательницы дома на Шестой линии искали спасения в повестях с картинками. Госпожа Акаси, подготовив несколько прекрасных, как все, что она делала, свитков, отослала их дочери.
Однако самой страстной поклонницей повестей оказалась юная госпожа из Западного флигеля, возможно потому, что прежде ей не приходилось видеть ничего подобного. Весь свой досуг она отдавала повестям – усердно переписывала их, читала. Многие из ее молодых прислужниц проявили немалую осведомленность в этой области.
«Сколько собрано здесь удивительных разных судеб. – думала юная госпожа. – Кто знает, правда это или вымысел? И все же я уверена, того, что выпало мне на долю, не довелось испытать никому».
Среди повестей, которые она прочла, была повесть о девушке из Сумиёси, до сих пор пользовавшаяся известностью в мире. Читая о том, в какой ужас повергали героиню преследования Кадзоэ-но ками, девушка вспоминала свой давний страх перед Таю-но гэном.
Разбросанные повсюду свитки с повестями не укрылись от взора министра.
– Что за нелепое времяпрепровождение. – замечает он. – Женщины словно созданы для того, чтобы их обманывали. Во всяком случае, они никогда этим не тяготятся. В повестях, которые вы читаете и переписываете, не жалея сил, так мало истинного. А вы, зная об этом, все же отдаете подобным небылицам свое сердце, позволяете вводить себя в заблуждение, да еще и переписываете их в такую жару, не замечая, что ваши волосы совсем растрепались.
И, засмеявшись, министр продолжает:
– Впрочем, и в самом деле, что, кроме древних преданий, может спасти нас от неотвратимой скуки? Среди этих небылиц есть и такие, в которых события развертываются вполне правдоподобно, трогая сердца читателей и заставляя их думать: «А ведь так бывает и в жизни». Даже зная, что все это лишь досужие выдумки, человек может испытывать невольное волнение. Разве кто-нибудь останется равнодушным, читая, к примеру, о прелестной юной особе, которой сердце истерзано тайной горестью?
А иногда, хорошо понимая: «Да ведь в жизни такого не бывает», увлечешься вдруг описанием совершенно невероятных событий и, хотя не исключено, что, немного поостыв, устыдишься своих преждевременных восторгов, вряд ли стоит отрицать ценность первого впечатления.
В последнее время мне довольно часто приходится слушать, как дамы читают юной госпоже из Весенних покоев разные повести. Как-то я подумал, что, не будь в мире словоохотливых людей, любящих поражать воображение слушателей своими выдумками – а ведь таких немало, – не было бы и повестей. Впрочем, возможно, я ошибаюсь.
– О, разумеется, люди, привыкшие вводить в заблуждение окружающих, могут придерживаться именно такого мнения, – возражает юная госпожа, отодвигая тушечницу. – Что до меня, то я убеждена в полной достоверности всего мною прочитанного.
– Боюсь, что я и в самом деле несправедлив к повестям, – улыбнувшись, отвечает министр. – Ведь они сохраняют для нас все, что происходило и происходит в мире, начиная с века богов. «Нихонги» и прочие исторические хроники касаются только одной стороны явлений. В повестях же содержатся разнообразные подробности.
Предметом повести не является жизнь какого-то отдельного человека как она есть. Повесть рождается тогда, когда человек, наблюдая за всем вокруг него происходящим – хорошим ли, дурным ли, – видя то, чем никогда не надоест любоваться, слыша то, к чему невозможно остаться равнодушным, в конце концов оказывается не в силах хранить все это в собственном сердце, и у него возникает желание поделиться своими наблюдениями с потомками. Когда хотят, чтобы рассказ произвел приятное впечатление, выбирают и описывают только что-нибудь хорошее. А иногда, стараясь угодить вкусам читателей, собирают воедино все самое невероятное, дурное. Однако все это – хорошее ли, дурное ли – равно принадлежит одному и тому же миру. А разве иначе сочиняются повести в других странах? Впрочем, повести бывают разные, даже у нас, в Ямато, старые значительно отличаются от новых. Не говоря уже о том, сколь велико различие между произведениями глубокими и неглубокими. Однако утверждать, что все повести – сплошная выдумка, значит искажать истинный смысл явлений.
Даже в Учении, открытом нам просветленным сердцем Будды, есть так называемые притчи. У невежественных людей вызывает недоумение существование в священных текстах разноречий. А между тем в сутрах Великой колесницы их множество. Но все они в конечном счете служат одной цели: показать, чем просветление отличается от заблуждений. Точно так же и повести показывают различие между добром и злом в человеческой жизни. Короче говоря, ничто не пропадает даром.
Теперь министр явно стремился подчеркнуть полезность повестей.
– Кстати, не встречали ли вы в какой-нибудь из этих старинных повестей такого законченного глупца, как я? – продолжает он. – Полагаю, что ни одной из самых неземных героинь не удалось бы сравниться с вами в черствости и нечуткости. Не написать ли нам новую повесть, чтобы о том стало известно в мире?
Он пододвигается к ней ближе, но, закрыв лицо рукавом, девушка отвечает:
– Боюсь, что наша невероятная история и без того не останется тайной…
– Невероятная, говорите вы? Пожалуй, вы правы, такого со мной еще не бывало.
И, придвинувшись еще ближе, он произносит весьма игривым тоном:
– Тревогой объят,
Я ищу тому в прошлом примеры,
Но, увы, никогда
Не бывало такого, чтоб дочь
Отвращала взор от отца…
Разве вы не знаете, что дочерняя непочтительность считается в Учении Будды величайшим грехом?
Однако девушка даже не поднимает головы и, только когда Гэндзи, поглаживая ее волосы, принимается пенять ей за жестокость, нехотя отвечает:
– Пытаюсь и я
Отыскать тому в прошлом примеры.
Не бывало, ты прав,
До сих пор никогда в нашем мире
Такой отцовской любви…
Устыдившись, министр постарался взять себя в руки. Но кто знает, что станется с ними в будущем?
Госпожа Мурасаки тоже отдавала весь досуг чтению, оправдывая себя тем, что ее юная питомица требовала новых и новых повестей.
– Не правда ли, прекрасно. – восхищается госпожа, разглядывая свитки «Повести Кумано». На одном ей попадается изображение невинно спящей маленькой девочки, и мысли ее уносятся в прошлое.
– Эти дети кажутся мне слишком искушенными для своих лет. Не думаете ли вы, что я мог бы считаться образцом терпения и преданности? Во всяком случае, немногие способны. – Так, министру в самом деле довелось пережить немало удивительнейших любовных историй. – Прошу вас проследить, чтобы при юной госпоже не читали повестей, содержащих вольное описание нравов этого мира. Не говоря уже о том, что я не нахожу ровно ничего занимательного во всех этих девах, изнывающих от тайной любви, мне кажется пагубным приучать ее к мысли, что подобные обстоятельства являются чем-то вполне обычным.
Нетрудно себе представить, как обиделась бы, услыхав эти слова, юная госпожа из Западного флигеля: о ней министр заботился совсем по-другому.
– Нельзя не согласиться с тем, что женщина, считающая образцом для подражания какую-нибудь ветреницу, достойна сожаления, – говорит госпожа. – Но чем, к примеру, лучше дочь Фудзивара из «Повести о дупле»? Она рассудительна и благонравна, никогда не совершает ошибок, но не слишком ли мало женственности в ее суровых речах, решительных поступках?
– Таких можно встретить и в жизни, – отвечает министр. – Они упорствуют в своих заблуждениях, утрачивая при этом всякое чувство меры. Я встречал весьма благородных родителей, которые, все силы души отдавая воспитанию дочери, довольствовались тем, что она вырастала милой скромницей. Когда же у девицы этой обнаруживалось множество недостатков, оставалось лишь жалеть ее и недоумевать: в чем, собственно, состояло ее воспитание? Отец вправе гордиться данным дочери воспитанием только в том случае, если она в полной мере обладает достоинствами, приличными ее полу. Чем восторженнее расхваливают девушку окружающие, тем большее испытываешь разочарование, убедившись в том, что она ни в речах, ни в действиях своих вовсе не так хороша, как рисовалось. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы твою дочь расхваливали дурные люди…
Судя по всему, министра очень занимал вопрос о том, как вырастить свою собственную дочь совершенной во всех отношениях.
Во многих старинных повестях рассказывается о злых мачехах, но, щадя чувства госпожи Мурасаки, министр отложил их в сторону. Тщательно отобрав наиболее, по его мнению, подходящие для дочери повести, он велел их переписать и сделать соответствующие рисунки.
Министр запретил господину Тюдзё приближаться к Весенним покоям, но маленькую госпожу навещать разрешил, рассчитывая, что со временем они станут друзьями. Разумеется, пока он жив, это не имело особого значения, но вот когда его не станет… Их взаимная привязанность будет куда более прочной, ежели они уже теперь начнут привыкать друг к другу. Подобные соображения и привели к тому, что Тюдзё было позволено входить за занавеси Южных покоев. Он не имел доступа единственно в служебные помещения, где располагались прислужницы.
Детей у министра было немного, и он уделял большое внимание воспитанию сына. Впрочем, юноша был настолько рассудителен и благонравен, что за него можно было не беспокоиться.
Маленькая госпожа пребывала в том возрасте, когда мысли заняты только куклами. На нее глядя, Тюдзё невольно вспоминал подругу своих детских игр и иногда, с присущей ему добросовестностью прислуживая в кукольном дворце маленькой госпожи, с трудом удерживался от слез. Разумеется, ему случалось заводить любовные речи с женщинами, подходящими ему по званию, но он старался не подавать им никаких надежд. Даже если женщина была достаточно привлекательной, чтобы связать с ней свое будущее, он отказывался принимать ее всерьез, ибо одно желание безраздельно владело его душой – показаться в новом обличье особе, пренебрегшей когда-то зеленым цветом его платья.
Прояви он бОльшую настойчивость, министр Двора скорее всего уступил бы, закрыв глаза на его сумасбродства. Однако юноша, чувствуя себя глубоко уязвленным, решил, что непременно заставит министра пожалеть о своем отказе, и до сих пор не забывал об этом решении.
О его чувствах знала только сама девушка, на людях же он держался с непоколебимым спокойствием, так что ее братья нередко даже облекались на него.
Утюдзё из дома министра Двора, изнемогая от любви к юной госпоже из Западного флигеля и не имея достаточно надежного средства, чтобы сообщаться с ней, частенько заходил к сыну Великого министра и жаловался ему на свои неудачи, но тот неизменно отвечал:
– Я бы предпочел не вмешиваться в чужие дела.
Отношения меж юношами весьма напоминали те, что существовали когда-то между их отцами.
У министра Двора было много сыновей, которых, пользуясь своей неограниченной властью, он сумел возвысить сообразно заслугам каждого и званиям их матерей. С дочерьми же ему не повезло. Судьба нёго Кокидэн сложилась вовсе не так, как он рассчитывал, вторая дочь тоже не оправдала его ожиданий.
Он и теперь не забывал о маленькой гвоздичке и часто говорил о ней. Ее судьба весьма волновала его. «Что с нею сталось. – спрашивал он себя. – Она была так мила, но, увы, обманутый нежной беспомощностью матери, я потерял ее. Да, все они таковы – и женщины и дети, с них ни на миг нельзя спускать глаз… Может быть, эта девочка теперь скитается где-нибудь в самом жалком обличье, дерзко называясь моим именем? И все-таки, если бы она нашлась…»
– Если встретите особу, которая называет себя моей дочерью, – наказывал он сыновьям, – задержите ее и расспросите. Когда-то, повинуясь прихотям своего непостоянного сердца, я совершил немало безрассудств. К одной женщине я питал особенную привязанность, но какие-то ничтожные обиды побудили ее скрыться. Досаднее же всего, что вместе с ней я потерял и дочь, а у меня их так мало…
Одно время он как будто забыл о ней, но, видя, как нежно печется Великий министр о своих дочерях, снова почувствовал себя уязвленным, да и было от чего: ведь все его мечты так и остались неосуществленными. Однажды он увидел странный сон. Призвав к себе лучших толкователей, он повелел им растолковать этот сон, и вот что они сказали:
– Возможно, вы получите известие о дочери, которую когда-то потеряли и которая нашла себе другого отца…
– Моя дочь нашла себе другого отца? Невероятно! Хотел бы я знать, что это значит?
Да, очевидно, именно тогда его мысли и устремились снова к потерянной когда-то дочери…


Вечное лето



Основные персонажи
Великий министр (Гэндзи) , 36 лет
Тюдзё (Югири) , 15 лет, – сын Гэндзи и Аои
Министр Двора (То-но тюдзё) – брат Аои, первой супруги Гэндзи
Бэн-но сёсё (Кобай) – сын министра Двора
Утюдзё (Касиваги) , 20-21 год, – сын министра Двора
То-дзидзю – сын министра Двора
Девушка из Западного флигеля (Тамакадзура) , 22 года, – дочь Югао и министра Двора, приемная дочь Гэндзи
Госпожа Весенних покоев (Мурасаки) , 28 лет, – супруга Гэндзи
Принц Хёбукё (Хотару) – младший брат Гэндзи, сын имп. Кирицубо
Удайсё (Хигэкуро) – поклонник Тамакадзура
Дочь министра Двора (Кумои-но кари) , 17 лет, – возлюбленная Югири
Госпожа Оомия – мать Аои и То-но тюдзё, супруга Левого министра
Девушка из Северного флигеля (госпожа Оми) – побочная дочь министра Двора
Нёго Кокидэн – дочь министра Двора, наложница имп. Рэйдзэй
Однажды в жаркий летний день Великий министр в поисках прохлады удалился в восточный павильон Для рыбной ловли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39