Ничего, мы сейчас побыстрее разберемся. А когда Марина села на свое прежнее место за столом напротив задержанного, майор сказал:
— Давай сейчас спросим у него вместе, почему он так ретиво убегал? Что так испугало Андрея Валентиновича?
Поликарпов несколько секунд тяжело молчал, уставившись на свои руки, сцепленные стальными браслетами и бессильно лежавшие на коленях. Потом разлепил губы и негромко пояснил:
— Видите ли, у меня ведь семья, я вам уже сказал. Жена, две дочки…
Теперь с этим все кончено. Жена немедленно подаст на развод, а дочек мне и в глаза не видеть больше. Она наверняка запретит мне с ними даже видеться и будет, в общем-то, по своему права.
— Почему? — не удержалась Марина, машинально прибирая ладонями со стола рассыпанный там табак от распотрошенных сигарет. Она все прекрасно понимала, но ей хотелось, чтобы Поликарпов сам об этом сказал.
Он не увильнул, не спрятался за пустыми словами. И не промолчал в ответ.
Посмотрев на Марину пристально, он медленно произнес:
— Я успел уже заметить, что мое… Мое увлечение вызывает отвращение у многих. А у женщин в особенности.
— Тонкое наблюдение, — подтвердила Марина. — Удивительно, как вы об этом догадались? Именно отвращение — вы точно сказали.
— Жена меня бросит, семья разрушится, а дочки станут считать меня чудовищем, — не обращая внимания на слова Марины, сообщил убитьщ голосом Поликарпов.
— Но ты же сам сказал, что не живешь с женой, — нетерпеливо вставил Вербин. — Ты же сам только что нам рассказал о том, что к своей жене стал абсолютно равнодушен. Разве не так?
— Но не к детям и к семье вообще, — покачал головой Андрей. — Я об этом уже думал. Много думал. Семья — это больше, чем просто секс. Это человеческие отношения. А дочки — вообще для меня все. Теперь я этого лишусь. Поняли, охотники за безнравственностью?

* * *
Часы показывали девять вечера. После всего, что произошло, голова у Вербина гудела так, словно по ней колотили палками. Тут сказалось и общее напряжение, и те несколько минут страшной схватки в темном дворе, когда Владимир успел ууе мысленно попрощаться с жизнью.
Откинувшись на спинку стула, он вытянул ноги и позволил себе слегка расслабиться. За окном было темно, а в комнате уже который час горел яркий свет, и от этого стало резать глаза.
— Марина, выключи свет, оставь только настольный, — попросил майор. — Что-то у меня ноги не ходят, весь как изломанный. Кофе бы сейчас хорошо выпить, а то надо же дальше с гражданином беседовать по душам. Остался у нас кофе в ящике?
Марина прошла по кабинету, заглянула в заветную тумбочку, где хранились общие припасы сотрудников, и вздохнула. Осталась только пустая банка, на дне которой тоскливо перекатывалось несколько крупинок «Нескафе».
— Если вы хотите выпить кофе, — безучастным голосом вдруг произнес задержанный Поликарпов, — то можете взять у меня в машине. Я как раз сегодня купил банку, но вряд ли она мне теперь пригодится.
Марина вопросительно взглянула на майора, однако тот отрицательно покачал головой. Не положено. Брать что-либо у задержанного нельзя — это вопиющее нарушение служебной этики. Пусть так поступают патрульные сержанты из РУВД, это уж их дело, за всеми не проследишь. Но Вербин такого делать не станет.
Поликарпов понял его.
— Да ладно вам, — примирительно сказал он. — Снявши голову, по волосам не плачут, как говорится. Что уж теперь… К тому же я тебе сильно врезал пару часов назад, так что с меня причитается. Заодно и мне нальете.
Марина сходила во двор, где на заднем сиденье брошенного джипа обнаружила банку растворимого кофе «Карт нуар», и принесла ее в отдел.
Пока закипала вода в электрочайнике, Вербин, до этого молчавший и напряженно думавший о чем-то, обернулся к Поликарпову.
— Слушай, — сказал он мрачно. — А где ты брал эти твои фильмы? Я имею в виду — у кого покупал? Но не иностранные, а русские. У тебя ведь дома есть русские фильмы с детишками?
— Имеются, — кивнул Андрей Валентинович. — Три штуки. Да вы сами при обыске найдете. А у кого покупал? У мужика одного.
— Так, — выпрямился на своем стуле майор и подобрал под себя ноги, словно готовясь к решительному прыжку. В висках яростно стучали молоточки, однако он старался не обращать на это внимания. — У какого мужика? Как фамилия? Где живет? Андрей Валентинович пожал плечами:
— Фамилию я, конечно, не знаю. Мы с ним встретились возле одного видеозала. На рынке есть один такой видеозал, где показывают порнушные фильмы.
Я там как-то остановился у афиши, а он сам ко мне и подвалил. Предложил купить у него детское порно. Не знаю, как он догадался, что меня это интересует. Вроде у меня на лице не написано, а?
— Нет, не написано, — подтвердили кивками Вербин с Мариной.
— Ну так вот. Я сначала его послал подальше, но когда он сказал, что фильмы у него не импортные, а наши, отечественные, то я заинтересовался.
— Конечно, из патриотических побуждений? — невольно усмехнулась Марина, раскладывая по трем чашкам кофе и наливая успевшую закипеть воду. — Как в рекламе говорится: «Покупая наш товар, вы поддерживаете отечественного производителя»?
— Да нет, — поморщился не оценивший юмора собеседник. — Тут все просто.
Иностранные фильмы на эту тему, да и вообще порнушные — они все какие-то дистиллированные, засушенные, что ли… Слишком профессионально снято, слишком аккуратно все. А в наших все натурально. Смотришь и видишь, что все это — не искусство, чтоб деньги с тебя сорвать похитрее, а самая настоящая жизнь.
Реальность. Русские фильмы сняты плохо, пленка паршивая, камера дрожит, но зато они как бы живые.
— А вы, сударь, оказывается, любитель реализма в искусстве? — снова не удержалась Марина и съязвила в очередной раз. Задержанный Поликарпов подсознательно нравился ей, казался симпатичным человеком, и она видела, что точно такие же чувства невольно испытывает и Вербин, сидевший рядом-Но стоило вспомнить о странных и мерзких пристрастиях собеседника, как накатывала знаковая уже холодная ярость, заставлявшая непрестанно уязвлять его хоть как-то…
Однако Поликарпов снова не обратил внимания на иронию и продолжил свой рассказ.
— Он мне продал три кассеты, я купил, вот и все. Дорого заплатил, кстати: по сто долларов за каждую.
— И ты хочешь сказать, что паренька этого больше никогда не видел и знать о нем ничего не знаешь? Так? — продолжал расспрашивать Вербин.
Майор знал все заранее, недаром много лет служил в уголовном розыске, а поведение преступников и их пособников везде одинаковое. Если человек попался в руки милиции с оружием, то обязательно рассказывает, что только что нашел его на тротуаре и как раз собирался пойти сдать в отделение. Если в кармане найдены наркотики, то последует рассказ о том, как буквально только что при задержании подкинули все это злые люди… И в любом случае никто никого не знает, а если и встречался кто-то с кем-то, то лишь один раз, и все. Но сейчас вдруг вышло иначе.
— Отчего не знаю? — хмыкнул Поликарпов. — Кое-что знаю… Я знаю например, где он живет.
Сказал это и торжественно посмотрел в глаза поочередно Вербину и Марине.
— Можете записать, — добавил он не без гордости, которая в ту минуту показалась майору совершенно непонятной.
Дело в том, что каждый вечер Андрей Валентинович возвращается к себе домой из фитнес-клуба, где работает и занимается любовью с женой Верби-на, по одной и той же дороге. Живет он в новом районе, называемом «спальным», и туда для автомашин имеется только один путь — по набережной Унчи, затем по дороге, идущей вдоль берега по пустынным местам. И лишь спустя несколько минут езды по темноте из-за поворота показываются светящиеся окна жилых кварталов.
— И прямо посредине пути там как раз есть автозаправка, — рассказывал Поликарпов. — Я там обычно и заправляюсь после работы. Ну, не каждый день, понятное дело… А напротив автозаправки стоит дом. Он там один, небольшой, деревянный. Прямо на берегу реки. Я этого парня несколько раз возле того дома видел. Пока стоишь, заправляешься, делать-то нечего, вот и озираешься, разглядываешь что-нибудь. И парень этот часто там мелькает.
— Какая квартира? — хищно спросил Вербин, вскидывая голову, отчего в висках снова ударило грохотом…
— Да вы смеетесь! — спокойно ответил Поликарпов. — Откуда я знаю квартиру?
Я же просто видел несколько раз через дорогу. В доме том три этажа и одно парадное. Дальше уж легко найти. Послушайте, может быть, вы уже снимите с меня наручники? А то кофе пить неловко и руки затекли.
До этого он брал чашку сцепленными руками, что, конечно, было крайне неудобно…
Вербин знал особенности отечественных наручников: они хоть и не слишком похожи на орудия испанской инквизиции, но удовольствия приносят мало. Говорят, будто в Европе придумали какие-то особо комфортные наручники, в которых преступник якобы чувствует себя уютно, словно в объятиях любящей матери, но до России подобные новшества вряд ли дойдут в течение ближайшего столетия.
— Я с тебя сниму, а ты опять побежишь, — сощурился на задержанного Вербин.
— Куда ж я теперь побегу? — удивился Поликарпов. — У тебя мой паспорт, водительские права, ты адрес мой знаешь. Теперь ты меня сразу поймаешь, нет смысла бежать.
— Ты же хотел сбежать, оставив свою машину, — заметил майор. — По машине бы тебя нашли. Оба засмеялись.
— Поедем, покажешь тот дом, — сказал Вербия. — Заодно расскажи подробнее, что это за парень. Как выглядит, и все такое прочее. Запиши, Марина, и пусть распишется. Называться данный документ будет «Объяснение».
— А не протокол? — как бы невзначай уточнила Марина, вскидывая на начальника удивленный взгляд.
— Нет, — бросил Владимир, снимая с Андрея Валентиновича наручники. — Зачем так официально? Начинаться документ должен словами: «Я, такой-то, будучи доставленным в отдел по борьбе…» Ну и так далее… И дальше по тексту, как говорится. Где купил, что купил, у кого купил. Все подробно, словом.
Пока Марина старательно записывала то, что сообщил гражданин Поликарпов, Вербин, удалившись в туалет, снова принялся приводить себя в порядок. На этот раз ему удалось сделать больше, чем с самого начала, когда еще тряслись руки после борьбы и перехватывало дыхание.
Впрочем, нос еще пару дней останется не вполне приличным — он зверски распух и напоминал сливу. Ссадина перестала кровоточить, однако и она не прибавляла красоты майору.
Умывшись несколько раз льющейся из крана ледяной водой, Владимир всмотрелся в зеркало, висевшее над рукомойником. Лицо было теперь чистым, но общее выражение его, а также выражение глаз не понравилось Вербину.
— Все-таки ты дурак, братец, — сказал он, обращаясь к своему отражению.
— Тебе тридцать шесть лет. Чем ты занимаешься? Гоняешься по всему городу за преступниками? Ну и как — много поймал за последнее время? Шугаешь несчастных проституток, приводишь в трепет торговцев порнографией пугаешь содержателей притонов. Сегодня ты, расслабившись от подобных нехитрых занятий, чуть было не погиб. И что, ты сумел в результате поймать преступника? Может быть, ты вообще неудачник по жизни. Потому что тот, кого ты сегодня поймал, — совсем не преступник, которого ты ищешь, а просто несчастный человек — извращенец. Но привлекать его к ответственности совершенно не за что. Ко всему прочему, ты и в самом деле неисправимый неудачник, потому что пойманный тобой извращенец является любовником твоей собственной жены. Называется, приехали! Дальше уж совсем некуда!
Он выключил льющуюся из крана воду и насухо вытер лицо несвежим вафельным полотенцем вроде тех, что выдают в плацкартных вагонах дальнего следования.
Затем, внезапно решившись, ткнул пальцем в свое отражение и жестко закончил:
— И скажу еще две вещи тебе, дружище майор Вербин, — добавил он, обращаясь к двойнику в зеркале. — Хоть тебе и неприятно об этом услышать, да что поделаешь. Мы с тобой родственники и, можно сказать, близкие друзья, так что уж не обессудь за правду. Первая неприятная вещь заключается в том, что этот извращенец — любовник твоей жены, тебе, в общем-то, нравится, что само по себе о многом говорит. А вторая — в том, что этот тип гораздо счастливее тебя, майор, потому что у него есть семья и дети, которыми он очень дорожит. А у тебя, старина, ничего этого нет. Детей нет, а жена у тебя такая, что ты даже не испытал никакой неприязни, увидев ее любовника. Он тебе даже понравился, неплохой парень. Так что и жены у тебя тоже нет. Вообще ничего нет у тебя, кроме милицейской службы, которая, впрочем, в последнее время не о тебе удается.

* * *
Вечерний Унчанск в некоторых местах бывает очень красив. В особенности это касается главной улицы и той части города, где его надвое разделяет широкая река с перекинутым через нее мостом. Здесь хорошее освещение, и город, пока проносишься по нему на машине, через стекла кабины видится слегка размытым, с яркими разноцветными огнями, словно глядишь на фотоснимок, сделанный с применением светофильтров.
— Скоро приедем, — сухо произнес сидевший за рулем Поликарпов. — Свернем вот сюда, а там уж недалеко будет…
Промчавшись по набережной, джип вылетел на обычное шоссе, соединявшее центр города с новостройками. Тут было уже темно, лишь редкие огоньки по сторонам.
Автозаправочная станция находилась в таком вот диковатом месте — ни жилья кругом, ни даже иных строений. В чистом поле был возведен этот комплекс с колонками для подачи бензина, с кафе-стекляшкой, магазинчиком масел и запчастей.
— Приехали, — сказал Андрей Валентинович. — Вон тот дом, как раз напротив.
Видите?
Он указал рукой в нужном направлении, хотя это оказалось излишним: стоявший напротив бензоколонки деревянный дом был действительно один тут.
Выглядел он не то чтобы очень уж старым, но рядом с сияющей автостанцией казался допотопным анахронизмом, раритетом ушедшей эпохи.
— А на каком этаже он живет — не знаю, — твердо повторил Поликарпов. — Мне это было ни к чеглу. Поищете — и найдете сами.
— Сколько тут может быть квартир? — прикинул Вербин, приглядываясь к дому.
— Три этажа, одно парадное… Наверное, шесть квартир. Место пустынное, хотя наблюдать за домом легко — можно просто сидеть в кафе на автостанции и смотреть сколько угодно. Тепло, сухо, мухи не кусают. Конечно, если сам преступник не работает барменом в этом кафе… Бывали такие случаи…
— Ну, насмотрелись? — нетерпеливо поинтересовался Поликарпов. — Теперь куда поедем? Сразу обыск у меня дома делать будете или сначала в тюрьму?
Говорите, мне все равно.
Он сидел за рулем напряженный и, сохраняя равнодушное выражение лица, храбрился. Или уже просто смирился с судьбой?
— Марина, у тебя сигареты есть? — не отвечая задержанному, спросил Вербин, обернувшись с переднего сиденья. — Я свои-то распотрошил, сама видела…
Взял у Марины сигарету, затянулся несколько раз подряд, потом приспустил окно рядом с собой и длинно сплюнул на обочину.
— Дальше поедем в разные стороны, — сказал он спокойно. — Ты — домой, к жене и дочкам. А мы со старшим лейтенантом по своим домам отправимся. Ты нас только до автобусной остановки довези, а то затащил в какую-то глухомань.
Правда, Марина?
Она молча кивнула, испытав вдруг при этом острое чувство благодарности.
Странно, но Марине в ту секунду хотелось сказать спасибо майору. Как только она поняла смысл только что им сказанного, ей внезапно стало ясно, что угнетало ее последние два часа.
Конечно же, стоило ей понять, что Вербин отпускает задержанного на все четыре стороны, как словно тяжесть спала с души — все последнее время ей не хотелось, чтобы несчастный гражданин Поликарпов отправлялся в тюремную камеру.
Или чтобы разрушилась его семья и стали несчастными две дочки, как и он сам.
Кому это нужно? Зачем? Сломать жизнь любому человеку очень легко, а уж извращенцу — в особенности, но никакой заслуги в этом быть не может. Гордиться тут было бы нечем. Сам же гражданин Поликарпов, услышав слова майора, оцепенел.
Несколько мгновений он сидел за рулем, опешив и даже не шевелясь.
— То есть? — медленно проговорил потом он и откашлялся. — Я правильно понял, что свободен и могу ехать домой? Прямо сейчас? А обыск?
— Да не буду я тебя обыскивать, — лениво протянул Вербин. — Кассеты завтра сам привезешь в отдел и отдашь вот ей, — он кивнул назад, в сторону Марины. — Тебе же будет лучше: сам говорил, что у тебя дочери, что ты их любишь. Вот и незачем держать в доме всякую дрянь.
— Так я могу ехать? — еще раз осторожно, не веря до конца, переспросил Андрей Валентинович.
— Только до автобусной остановки довези, — напомнил Вербин. — Еще будем тут из-за тебя по темноте бродить. Спать давно пора…
Поликарпов наконец очнулся.
— Я вас до дома довезу, — сказал он и вдруг засмеялся облегченно, как ребенок, у которого потерялся, да вдруг нежданно нашелся любимый мячик — красный, с нарисованным на боку смешным медведем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33