Были в Швейцарии - хорошо заработали.
- Значит, театр Мариано здесь теперь?
Пьетро сразу помрачнел и выругался.
- Почем я знаю, где его черти носят! Мариано бросил меня, как собаку. Хорошо ещё, что обезьяну мне оставил!
Тут Пьетро рассказал, как он заболел горячкой я Мариано оставил его у одной старухи, а сам уехал. Пьетро выздоровел и пошёл по деревням, показывая свою обезьянку. Ему хочется вернуться на родину. Ему надоела до смерти чужая сторона. Обезьянка пляшет, кувыркается, представляется пьяной и умеет притворяться, что умерла. Но им мало подают. Живут они впроголодь.
- Вчера одна важная барыня с маленьким барчуком смотрела-смотрела на обезьянку, заставляла её кувыркаться целый час, а знаешь, что подала? Медный грош! А Бианка любит сахар… - Обезьянка глухо закашляла, поглаживая себя по мохнатой груди.
- Я про вас обоих слыхал. Знатно живёте, у немца работаете… - прибавил Пьетро и с недоброй усмешкой оскалил зубы. - А уж твоя сестра… - он махнул рукой.
- Моя сестра? - удивился я. - Ты слышал про мою сестру?
Передо мной встали бледное лицо и чёрное платье Урсулы, какой я видел её в последний раз. Это был праздничный день. Урсула пришла навестить меня. Я плакал, побитый тёткой Теренцией. «Не плачь, Пеппо, потерпи ещё, - сказала Урсула, - а потом я возьму тебя к себе, и мы будем жить вместе». Тётка Теренция крикнула ей, чтобы она замолчала. Она - сама нищая, и пусть лучше не ходит сюда и не говорит глупостей! Урсула ушла, и с тех пор я её не видел.
- Что? Что ты знаешь про мою сестру? - уцепился я за Пьетро.
- Якопо рассказывал… - нехотя сказал Пьетро.
- Ну, ну, что рассказывал?
Пьетро вдруг обозлился.
- Да что ты пристал? Ничего я не знаю… Тут дверь распахнулась, и вошёл молодой стражник, а за ним другой, бородатый и угрюмый, со шрамом на щеке. Они связали нам руки за спиной и вывели нас на улицу. Там уже суетился толстый сельский сторож.
- Ведите их, не спуская глаз. Вы мне ответите, если они убегут. Да не забудьте сказать господину судье, что одного преступника я сам поймал своей рукой, я - отставной капрал Вурцель! - кричал он, прыгая вокруг нас.
- Да замолчи ты, старый хрен! - сказал бородатый, и сторож замолчал. - Ну, ребята, шагом марш! Между собой не разговаривать!
Мы пошли по дороге. Я раздумывал: знает ли Пьетро что-нибудь про мою сестру или он соврал? Мне вспомнилось, как мы с ней сидели на пороге и ели варёные бобы, когда ещё отец был жив. Урсула пела и смеялась. От домов падали густые, прохладные тени. Я любил мою сестру, Я был на чужой стороне, вокруг меня всё были чужие люди. Как бы мне допытаться, что знает Пьетро?
Я не очень беепокоился о нашей участи. Геновеву у меня не отобрали, а это было самое главное, всё остальное - пустяки. Я придерживал подбородком её деревянную головку, торчавшую из-за борта моей куртки, и думал о моей сестре.
Озябшая Бианка, спрятавшись на груди у Пьетро, выглядывала из-за его плеча и смотрела на меня жалобными глазами.
Мы прошли мимо постоялого двора с резным крыльцом. На его вывеске было написано: «Альтдорфская гостиница». Значит, я ночью забрёл в Альтдорф вместо Нейдорфа.
ЗА РЕШЁТКОЙ
- Батюшки, никак это мальчишку мейстера Вальтера ведут! - воскликнул весёлый пекарь, месивший тесто у окна пекарни. Оглянувшись, я увидел, что он тихонько пошёл за нами следом по пустынным улицам Тольца.
- Не оглядываться! - гаркнул бородатый стражник.
Нас привели в арестный дом и посадили в узкую мрачную камеру. Её решётчатое окно выходило на площадь. Ярмарка кончилась. Только полинявшие мачты для лазанья уныло торчали вверх да на месте нашего балаганчика виднелись четыре колышка.
- К окну не подходить! - сказал бородатый стражник и развязал нам руки.
Мы сели на гнилую солому в углу. Стражник принёс два куска хлеба и две кружки с водой.
Мы хотели накормить Бианку. Но она не стала есть хлеба, только жадно попила воды и, вся дрожа, уселась в углу на соломе. Тогда я снял с Геновевы бархатный плащ, который и так держался на одной ниточке, и надел на бедное, дрожавшее тельце обезьянки, завязав вокруг её шеи серебряные тесемочки. Обезьянка, нахохлившись, спрятала под плащ свои озябшие чёрные ручки.
- Откуда у тебя эта кукла? - спросил Пьетро, хищно сверкнув глазами.
- Это не моя кукла. Это кукла… мейстера Вальтера.
- Отдай её мне. Я подвяжу её на нитки и буду показывать вместе с Бианкой! - сказал Пьетро.
- Это не моя кукла!
Но Пьетро уже взял Геновеву, и Бианка, протянув лапку, уже обнюхивала её паричок.
- Отдай куклу, я расскажу тебе всё про твою сестру. Я всё знаю, - заговорил Пьетро.
Сердце у меня встрепенулось.
- Ох, расскажи, Пьетро! - Но тут я вспомнил отчаянные глаза Марты, когда она, сжав руки, говорила: «Кто это позволил?» - и выхватил Геновеву из рук Пьетро. - Это не моя кукла! - сказал я.
- Ну, тогда ничего не узнаешь…
- Пьетро, у меня есть другая кукла, хорошая - Пульчинелла, который раскрывает рот, - я отдам его тебе, только расскажи.
- Хороший? И рот раскрывает?
- Да, да. Самый хороший. Самый чудесный в Баварии… - повторил я слова мейстера Вальтера. - Я отдам его тебе, когда нас выпустят.
- Ладно. Когда отдашь, тогда расскажу. - Пьетро улегся на соломе, подложив руки под голову. Бианка равнодушно спряталась под его куртку. Больше я ничего не мог от него добиться.
Часы тянулись медленно. Я следил, как тень от колокольни переползла площадь. Солнце шло к закату, когда безусый стражник принёс нам горшок с похлебкой.
- Ну, а ты, зверь заморский, сахару небось хочешь? - спросил он и дал Бианке кусочек сахару. Она отправила его за щеку и радостно зачмокала.
- За что нас посадили сюда? - спросил я у стражника.
- Вот вечером приедет судья, тогда узнаете, - ответил он и, пощекотав на прощанье ушко Бианки, ушёл.
На площади послышался какой-то шум. Выглянув в окно, я увидел кучку смеющихся людей, а посреди них верхом на Гекторе возвышался - кто бы вы думали? - мейстер Вальтер!
Зелёный лопух залихватски торчал на его шляпе. Венок из одуванчиков покачивался над покорными ушами Гектора. Взяв свистульку в рот, мейстер верещал голосом Кашперле. Пекарь, громко хохоча, вёл Гектора под уздцы. Со всех сторон бежали ребята и подходили взрослые.
Пьетро вылавливал из горшка с похлебкой вкусные косточки для Бианки, а я, забыв голод, прилип к окну.
Что дальше будет? Неспроста мейстер валяет дурака, - наверное, пришёл ко мне на выручку!
- Здравствуйте, голубчики, толстые купчики, худые слесаря, весёлые пекаря, девушки красивые и тётушки сварливые! - верещал мейстер Вальтер. - Вчера прощались, сегодня увидались. Пособите моему горю!
- Да какое у тебя горе, мейстер? - нарочно громко, так, что его было слышно на всю площадь, спросил пекарь.
- Хлопот полон рот, гостил я у господ, угостили меня пинками, наградили тумаками, в замке Гогенау свалился я в канаву! - болтал, как горох сыпал, мейстер.
- Ха-ха-ха! - раздалось в толпе.
- Уж мейстер Вальтер расскажет - животики надорвешь!
- А ну, расскажи ещё!
- По дорожке я бежал - всё добро порастерял… - продолжал мейстер Вальтер.
- Что же ты потерял? - спросил пекарь.
- Подручного мальчишку, весёлого парнишку, волоса кудрявые, сапоги дырявые, собой лупоглазый, лицом черномазый; признавайтесь, кто его видал?
- Да неужто мальчишку потерял?
- Которого? Два у тебя их было?
- Без подручного как без рук! - раздались сочувственные голоса.
- Началось мое мученье - не могу играть представленье! Мои куклы плачут, на нитках скачут, грозят мне пальчиком: что ты сделал с мальчиком? - трещал мейстер Вальтер, а сам беспокойно оглядывал стену и окна арестного дома.
- Хо-хо! - загрохотал седой бочар. - У него куклы бунтовать затеяли!..
- Подавай, говорят, подручного, а то играть не станем! Вот так штука! - взвизгнул вынырнувший из толпы сапожник.
Пекарь подводил Гектора всё ближе к моему окну.
- Я здесь, мейстер Вальтер! - крикнул я что было мочи, ухватившись за железные прутья.
- Ах, вот он где! Не думал, не гадал - за решётку попал! - крикнул мейстер Вальтер, весело махнув шляпой.
- А что, служивый, у тебя другого дела нет, как малых ребят в тюрьму таскать? - вдруг спросил он выскочившего на шум молодого стражника.
В толпе опять засмеялись.
- Вишь какого преступника нашли, скоро грудных младенцев в тюрьму сажать будут! - крикнула какая-то тётка в цветном чепчике.
- Разбойники все на свободе, а честных ребят под замок запирают! - гаркнул незнакомый парень.
Вся толпа была на моей стороне.
- Что их обижать: люди весёлые, всех забавляют. А тут в арестный дом! - подзуживал соседей сапожник.
Тогда я набрался духу и, высунув Геновеву в окно, крикнул:
- Вот какой арестный дом - плачет кукла под замком!
Хохот так и покатился по рядам. «Вот какой арестный дом - плачет кукла под замком…» - запели многие. Мейстер Вальтер перехватил у меня Геновеву и, потрясая куклой над толпой, закричал:
- Вот до чего мы дожили! Мало того, что ребят, - ещё кукол под арест берут!
- Да что они, в самом деле? Чего мальчика морят! Мы все мейстера знаем! - взвизгнула тётка.
- Будет дурака валять, служивый, отпирай замки! - крикнул бочар.
Толпа смеясь напирала на стражника.
- Стыдно! А ещё стража! Правосудие! Ребят да кукол арестовывают.
- Да я что ж? Что приказано, то и делаю… - оправдывался молодой стражник, красный как рак, под градом насмешек. - Я сам вижу - парнишки неплохие.
- А, сам видишь? Так снимай замок!
Еще минута, и стражник уступил бы напору толпы, но тут послышался конский топот, и на рыжей лошаденке подскакал судья в зелёном мундире, а за ним два стражника. Толпа сразу отхлынула и замолчала. Молодой стражник вытянулся в струнку на крыльце.
- Почему тут толпа? - спросил судья, спешившись и вытирая пот с лица красным платком. Он окинул толпу орлиным взглядом и приосанился. - Что вам нужно?
- Мальчишку моего забрали, господин судья! - ответил мейстер Вальтер. - А мне без подручного никак не обойтись. Отпустите его, чего зря держать?
- Как? - сказал судья, с важностью выпятив нижнюю губу. - Как отпустить? Он у госпожи бургомистерши брильянтовую брошь украл. Это настоящий разбойник!
В толпе ахнули. Мейстер Вальтер даже покачнулся.
- Какую брошь? - спросил он охрипшим голосом.
- А вот какую. - Судья, довольный тем, что его затаив дыханье слушает вся толпа, стал наставительно рассказывать: - Вчера госпожа бургомистерша каталась в коляске с маленьким сыном. В Альтдорфе какой-то мальчишка показывал обезьянку на улице. Госпожа бургомистерша с маленьким сыном вылезла из коляски и долго забавлялась обезьянкой. Приезжают домой, хвать - пропала брильянтовая брошка, которой госпожа бургомистерша закалывает кружево на груди. Мальчишка пойман и будет наказан.
- Смею сказать, господин судья, - вмешался молодой стражник, - пойманы двое мальчишек. Один - с обезьянкой, другой - с куклой.
- Оба будут наказаны кнутом и посажены в тюрьму, чтобы воры и бродяги не шатались по нашим дорогам! - твердо и отчетливо сказал судья.
У меня подкосились ноги. Я так и сел под окном. «Оба будут наказаны кнутом. Пьетро ничего не понял и спокойно вылизывал горшок из-под похлебки. Я прислонился головой к шершавой стене. Как сквозь сон, я услышал крик мейстера Вальтера.
- Это неправда! Я пойду к бургомистру!
- Идём к бургомистру! - крикнул ещё кто-то, и шаги протопали под окном.
Мы будем наказаны кнутом!
Я очнулся, когда молодой стражник потряс меня за плечо.
- Эх, малый, раскис… - сочувственно сказал он. - Пойдём к судье… Оставь обезьянку здесь, идём на допрос.
- Нет! - закричал я. - Не пойду! Не пойду! Нас будут бить!
- Да не бить, а на допрос… Ступай, ступай, судья, может быть, по правде рассудит! - ответил стражник.
Пьетро покорно шёл впереди. В сводчатой комнате за столом сидел судья. Я видел его рыжий парик и серебряные очки на крючковатом носу, но не понял, что он спрашивает. Стражник толкнул меня в плечо и сказал:
- Да отвечай же, куда ты сплавил брошку?
- Я не брал брошки… - еле пролепетал я.
- Так. Запирается… - сказал судья и записал что-то на бумаге гусиным пером. Потом он стал спрашивать Пьетро.
Пьетро сначала не понимал, а когда понял - закричал, замахал руками, клялся и божился, что он не брал брошки, потом упал на колени, бил себя в грудь и плача просил судью отпустить его к больной матери.
- Так. Запирается… - повторил судья. - Наказать их обоих кнутом и заключить в тюрьму!
Сводчатый потолок пошёл вокруг меня колесом. Пьетро громко рыдал… Вдруг с треском распахнулась дверь, и, отталкивая дюжих стражников, в комнату ворвался мейстер Вальтер. Он размахивал над головой каким-то листком и тащил за рукав курносого детину в голубой ливрее. За ними, крича и топая, вперлась толпа.
Судья застыл, разинув рот. Мейстер хлопнул на стол листок.
- Вот! - крикнул он. - Письмо от господина бургомистра, а вот его камердинер!
- В чем дело? - пробурчал судья, глядя поверх очков.
Курносый детина подошёл к столу.
- Господин бургомистр свидетельствует свое почтение господину судье и сообщает, что брошка нашлась за подушками коляски.
- Ура! - заорали все, кто вперся за мейстером.
Меня и Пьетро схватили на руки и вынесли на улицу. От свежего воздуха у меня перехватило дух. Все махали шапками, голосили, качали мейстера Вальтера так, что его подбитые гвоздями сапоги взлетали над крышей. Пекарь, радостно хохоча, хлопнул меня по спине.
- Отстояли мы тебя, парнишка!
Молодой стражник, улыбаясь во весь рот, вынес обезьянку в синем плаще. Она проворно забилась за пазуху Пьетро. Мейстер весело прощался с друзьями и собирался влезть на Гектора. Я дёрнул его за рукав.
- Можно Пьетро пойти с нами, мейстер?
- А это кто? Твой земляк? Пускай идет, накормим его ужином. Вишь как осунулся.
Мы сели на Гектора: я впереди, за мной мейстер Вальтер с Геновевой в кармане, а позади Пьетро с обезьянкой. Так поехали мы впятером по улицам Тольца, а весёлая толпа провожала нас, распевая песни.
ЦЕНОЙ ПУЛЬЧИНЕЛЛЫ
В полях поднимался густой туман. Меня знобило. Гектор бежал бодрой рысцой, и каждый его шаг отзывался болью у меня в голове.
Мейстер Вальтер бранился:
- Подумаешь, велика беда - брошка пропала у госпожи бургомистерши! Да и не пропала вовсе, а они - совести у них нет! - уже ребят в тюрьму тащат! Перед знатью так трясутся, что разум теряют, окаянные!
- А нас наказали бы кнутом, если бы ты не пришёл? - спросил я, с трудом поднимая горевшие веки.
Мейстер Вальтер ничего не ответил, только причмокнул губами, торопя Гектора.
Я дрожал всё сильнее. На холме показались огоньки Нейдорфа.
Вдруг по дороге с холма побежали две тёмные фигурки. Одна прихрамывала, у другой за плечами развевался платок. Это Марта и Паскуале бежали нам навстречу.
- А, птички-невелички по небу летят - перышки блестят, - заверещал мейстер и, переменив голос, запел басом: - а на Гекторе верхом едут гости впятером. Марта, угадай, кто у нас пятый?
Марта, запыхавшись, вглядывалась в сумерки.
- Иозеф! - радостно крикнула она и протянула руки.
- Нет, Иозеф сегодня первый. Он у нас - герой. А кто пятый?
Паскуале тоже подбежал и ласково хлопал меня по ноге.
- Вернулся, Пеппино!
- Пауль, кто у них пятый?
Марта осторожно вглядывалась в Пьетро.
- Пьетро! - крикнул Паскуале. - Откуда ты взялся?
- Пьетро - третий, его обезьянка - четвертая, а пятый - вот кто! Держи! - И мейстер Вальтер протянул Марте Геновеву.
- Геновева! - Марта прижала к себе куклу.
- Мы взяли у Геновевы плащ, Марта, потому что обезьянка замерзла… - Я начал говорить, но в горле у меня так запершило, что я закашлялся.
Мы подъехали к корчме и взошли на высокое крыльцо. Огонь пылал в очаге просторной кухни. Фрау Эльза поставила на стол сковородку с жареной колбасой, и все сели ужинать. Мне не хотелось есть, я забрался на сундук и подобрал ноги.
- Иозеф болен, смотрите, какой он бледный! - воскликнула фрау Эльза.
Она напоила меня горячим молоком, растирала мне закоченевшие руки и рассказывала:
- Мейстер Вальтер всю ночь сидел на крылечке, всё тебя поджидал. А Марта, как узнала утром, что Иозеф не вернулся, давай плакать. Бедный Иозеф, говорит, верно, он попался лакеям, его, верно, побили! Лучше бы, говорит, Геновева пропала, чем Иозеф!
Я постарался улыбнуться Марте. Геновева сидела у неё на коленях. Марта и Паскуале наперебой угощали серую Бианку, а она гримасничала и радостно причмокивала на плече у Пьетро. Пьетро жадно ел, поглядывая на всех исподлобья.
После ужина мейстер Вальтер вышёл на крыльцо покурить. Фрау Эльза убирала посуду, а Марта, порывшись в сундуке, сняла зелёные бархатные штанишки и теплую курточку с одного охотника, у которого была поломана нога, и надела их на Бианку. Бианка сразу стала нарядная и важная. Сущий егерь!
Тогда я попросил Паскуале достать мне того Кашперле, который прежде был Пульчинеллой. Паскуале принёс мне его.
- Пьетро, взгляни, вот какой Пульчинелла. У него подбородочек сломался, но ведь это только проволока погнулась. Завтра я исправлю её, и он будет раскрывать рот, вот так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21