«Интересы ренты противоположны интересам прибыли и рабочей платы вместе. Против сословия, которому выделяется рента, средний класс и простой народ всегда были союзниками. Мы видели, что интерес прибыли противоположен интересу рабочей платы. Как только одерживают в своем союзе верх над получающим ренту классом сословие капиталистов и сословие работников, история страны получает главным своим содержанием борьбу среднего сословия с народам».
Чернышевского удивляло, что в большинстве исторических работ так скупо говорится «о материальных условиях быта, играющих едва ли не первую роль в жизни, составляющих коренную причину почти всех явлений».
Однако в первые годы сотрудничества в «Современнике» и в «Отечественных записках» Чернышевскому очень редко приходилось выступать со статьями на чисто экономические и философские темы, что объяснялось, как мы видели, цензурным гнетом, достигшим крайних пределов к концу царствования Николая I.
Кроме отмеченной уже рецензии на книгу А. Львова и еще нескольких небольших статей, Чернышевский до 1857 года не написал по вопросам политической экономии ни одной крупной работы.
В 1857 году, разбирая речь профессора И. Бабста «О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала», он с удовлетворением отметил заметно возросший интерес со стороны читателей к политической экономии и подчеркнул, что истины, извлекаемые учеными из наблюдения над экономическими факторами, имеют непосредственное живое отношение к современной жизни общества.
Уже в этой сравнительно ранней статье Чернышевского проводится мысль об эксплуататорском характере капиталистического строя и его непримиримой враждебности интересам широких трудящихся масс.
Он обличает узость понятий буржуазных экономистов, вдавшихся «в гибельную односторонность по вопросу о распределении плодов труда между трудящимся классом и капиталистами».
Используя «речь» буржуазно-либерального профессора Бабста, в которой была обрисована программа развития России по пути капитализма, Чернышевский сумел на ряде косвенных примеров показать в своей статье, что подлинный подъем благосостояния страны немыслим без революционного освобождения русского народа от ярма крепостничества.
С этого времени вплоть до середины 1862 года Чернышевский планомерно развертывает в обширном цикле своих работ последовательную критику философских, экономических и политических теорий, с помощью которых идеологи правящих классов стремились обосновать свое господство над трудящимися.
Статьи Чернышевского по вопросам политической экономии, печатавшиеся в «Современнике», разоблачали феодально-крепостнический уклад тогдашней России я грабительский характер подготовлявшейся правительством крестьянской реформы.
Программа великого демократа, предусматривавшая свержение царизма и замену его народным правительством, которое осуществило бы национализацию земли и коренную перестройку всех общественных отношений в стране, была на том историческом этапе самой смелой революционной программой.
Мысли Чернышевского о буржуазном общественном устройстве перекликались с высказываниями его предшественников и учителей – Герцена и Белинского, которые, подобно ему, были непримиримыми врагами капитализма.
Главные политико-экономические работы Чернышевского – «Капитал и труд» и примечания к Миллю – по общему духу своему родственны соответствующим высказываниям в статьях Герцена и в письмах Белинского (последнего периода его жизни).
Капиталистическая эксплуатация трудящихся, в глазах Герцена, была «одной из форм антропофагии» (людоедства), а буржуазная политическая экономия – «наукой» о средствах обогащения класса капиталистов, которая создала для объяснения и оправдания ужасающего положения трудящихся архиреакционный «закон» Мальтуса. Опираясь на эту человеконенавистническую теорию английского экономиста, утверждавшую, что тяжелое положение трудящихся масс будто бы не зависит от капиталистического строя и что устранение социальных бедствий возможно только путем искусственного сокращения народонаселения, буржуазная политическая экономия, по образному выражению Герцена, говорила неимущему: «Не женись, не имей детей, поезжай в Америку, работай 12 часов или умирай с голоду».
Не менее гневны были обличительные высказывания Белинского, писавшего в одном из последних своих писем: «Горе государству, которое в руках капиталистов, это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов – далее этого они ничего не видят».
Учение Чернышевского продолжило, развило эти благородные традиции великих русских революционных демократов, страстно желавших блага родному народу и всему человечеству.
Так же как Герцен и Белинский, автор «Капитала и труда» не обманывался относительно истинного характера «экономической гармонии», провозглашавшейся устами тех, кто «усерднее всего проповедовал в пользу банкиров и негоциантов». Он беспощадно высмеял лжеученых, которые стремились доказать, что «бедным не на что жаловаться, что каждый работник получает надлежащее вознаграждение, что если и есть на свете люди, получающие меньше, чем им следовало бы, то эти люди не какие-нибудь ткачи, швеи, земледельческие батраки, – нет, а капиталисты, рантьеры, фабриканты, банкиры и другие обиженные судьбою несчастливцы, возбуждающие зависть в неразумных чернорабочих».
Развенчивая апологетические писания вульгарных экономистов о «гармоническом» развитии буржуазной экономики, Чернышевский давал яркую картину глубоких противоречий, разъедающих ее, приводящих к периодическим кризисам перепроизводства, к обнищанию трудящихся: «…дух спекуляции влечет общество к отчаянному риску, кончающемуся коммерческими кризисами… Рынки завалены товарами, не находящими сбыта, фабрики запираются, и рабочие остаются без хлеба. Все открытия науки обращаются в средства порабощения, и оно усиливается самим прогрессом: пролетарий делается просто рукояткою машины и беспрестанно бывает принужден жить милостынею…»
В противовес буржуазной политической экономии, банкротство которой, по словам Маркса, мастерски раскрыто в работах Чернышевского, великий русский революционный демократ разрабатывает основы «политической экономии трудящихся».
В свете этой поставленной перед собою задачи он критически пересмотрел основные категории политической экономии капитализма.
Все научно ценное в трудах классиков буржуазной политической экономии было творчески использовано великим русским ученым, который умел с диалектической гибкостью подходить к наследию прошлого, проницательно различая сильные и слабые стороны прежних учений. «Как в истории общества, – замечает он, – каждый последующий фазис бывает развитием того, что составляло сущность предыдущего фазиса, и только отбрасывает факты, мешавшие более полному проявлению основных стремлений, принадлежащих природе человека, так в в развитии теории позднейшая школа обыкновенно берет существенный вывод, к которому пришла прежняя школа, и развивает его, отбрасывая противоречившие ему понятия, несообразность которых не замечалась прежнею теориею».
Чернышевский с поразительной прозорливостью показал в своих трудах по политической экономии классовую ограниченность школы Адама Смита и Рикардо.
Анализируя формулы, выработанные этими учеными, Чернышевский с присущей ему силой логики вскрывал таившееся в этих формулах внутреннее противоречие общему духу учения и вкладывал в эти очищенные от противоречий формулы новое содержание в социалистическом духе.
Вот, например, как решал он задачу распределения ценностей, которую не могли разрешить классово-ограниченные представители буржуазной политической экономии. Чернышевский писал в «Капитале и труде»: «…теория трудящихся (так будем называть мы теорию, соответствующую потребностям нового времени, в противоположность отсталой, но господствующей теории, которую будем называть теорией капиталистов) главное свое внимание обращает на задачу о распределении ценностей. Принцип наивыгоднейшего распределения дан словами Адама Смита, что всякая ценность есть исключительное произведение труда, и правилом здравого смысла, что произведение должно принадлежать тому, кто произвел его. Задача состоит только в том, чтобы открыть способы экономического устройства, при которых исполнилось бы это требование здравого смысла».
Многогранное творческое наследие Чернышевского было высшим достижением русской революционно-демократической мысли домарксового периода.
В отличие от западноевропейских социалистов-утопистов, зараженных неверием в народные массы, Чернышевский видел в народной революции единственно возможный путь к освобождению труда от власти эксплуататоров.
Карл Маркс чрезвычайно высоко ценил труды великого русского ученого. Революционер-народник Г. Лопатин свидетельствует:
«Во время пребывания моего в Лондоне я сошелся там с Карлом Марксом, одним из замечательнейших писателей по части политической экономии и одним из наиболее разносторонне образованных людей в целой Европе. Лет пять тому назад этот человек вздумал выучиться русскому языку; он случайно натолкнулся на примечания Чернышевского к известному трактату Милля и на некоторые другие статьи того же автора. Прочитав эти статьи, Маркс почувствовал глубокое уважение к Чернышевскому. Он не раз говорил мне, что из всех современных экономистов Чернышевский представляет единственного действительно оригинального мыслителя, между тем как остальные суть только простые компиляторы, что его сочинения полны оригинальности, силы и глубины мысли и что они представляют единственные из современных произведений по этой науке, действительно заслуживающие прочтения и изучения».
«В течение около полувека, – говорит В.И. Ленин, – примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России, под гнетом невиданно дикого и реакционного царизма, жадно искала правильной революционной теории, следя с удивительным усердием и тщательностью за всяким и каждым «последним словом» Европы и Америки в этой области. Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы».
Среди предшественников научного социализма в России Чернышевскому по праву принадлежит одно из первых мест. Продолжая материалистические традиции русской философской мысли, идущие от Ломоносова и Радищева, а затем Герцена и Белинского, Чернышевский развил и обогатил их новыми революционными выводами. Его философия – это острое орудие политической борьбы за преобразование жизни. Размах и последовательность материалистических воззрений Чернышевского, его стремление тесно связать философию с революционной практикой возвышали его над современниками, западноевропейскими мыслителями.
Ленин, чрезвычайно высоко ценивший философское наследие Чернышевского, твердость и последовательность его мировоззрения, отмечал, что «Чернышевский – единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников».
Революционер Чернышевский с жаром выступил против идеалистической философии. Критикуя мировоззрение Гегеля, Чернышевский, однако, отмечал то положительное, что заключалось в его диалектике. В отличие от Фейербаха он не отбросил гегелевскую диалектику целиком, а все рациональное в ней использовал.
Но создать материалистическую диалектику смог только марксизм-ленинизм, коренным образом переработавший диалектику Гегеля, давший ей совершенно иное обоснование. Представления Чернышевского о законах движения природы и – в особенности – общества еще не были свободны от идеализма, от идеалистических схем: например, знаменитая статья «Критика философских предубеждений против общинного владения», где «смена форм» не получила еще конкретно-исторического обоснования, где диалектика исторического процесса скорее гениально отгадана, чем раскрыта в своем реальном содержании. Иначе и не могло быть: Чернышевский не поднялся до историко-материалистического учения о социально-экономических формациях, хотя сделал большой шаг по пути к материалистической диалектике.
Рассматривая мир и, в частности, общественную жизнь в постоянном движении и развитии, Чернышевский видел неизбежность гибели феодально-крепостнического строя и вооружал революционеров твердой верой в грядущую победу. «Пусть будет, что будет, – писал Чернышевский, – а будет в конце концов все-таки на нашей улице праздник!»
Руководствуясь диалектикой, он утверждал, что общественное развитие – это «смена форм», которая «состоит в переходе от низшего к высшему. Старые общественные отношения, коль скоро они переставали соответствовать новым условиям жизни людей, заменялись в истории новыми общественными отношениями». Воспитывая революционеров, Чернышевский говорил им, что необходимо опираться в своей борьбе на новые силы: «Что отжило свой век, к тому не обратятся живые силы, то будет предметом любви и насыщения для людей тупых или своекорыстных; около трупа собираются только коршуны, и кишат в нем только черви».
В своих философских исканиях Чернышевский высказывал глубочайшие мысли о противоречивости явлений, о наличии в них взаимопротивоположных моментов и тенденций. «…Мыслитель не должен успокаиваться ни на каком положительном выводе, а должен искать, нет ли в предмете, о котором он мыслит, качеств и сил, противоположных тому, что представляется этим предметом на первый взгляд: таким образом, мыслитель был принужден обозревать предмет со всех сторон, и истина являлась ему не иначе, как следствием борьбы всевозможных противоположных мнений».
Исходя из диалектической взаимосвязи и взаимозависимости предметов и явлений окружающей жизни, Чернышевский подчеркивал, что отвлеченной истины нет, истина конкретна.
Хотя он с присущей ему скромностью называл себя учеником Фейербаха, на деле же его материалистические взгляды были более последовательны, чем взгляды Фейербаха. Мышление Чернышевского диалектично. Наиболее характерной чертой фейербаховского материализма была созерцательность, непонимание активной, преобразующей роли человека. А по убеждению Чернышевского, философия, как и всякая другая отрасль науки, должна не только объяснять мир, но и наметить пути его революционного изменения. Его мировоззрение не знало разрыва между теорией и революционной практикой. Выступая против агностицизма и скептицизма, он говорил: «Дело есть истина мысли… что подлежит спору в теории, начистоту решается практикою действительной жизни». «Практика – великая разоблачительница обманов и самообольщений не только в практических делах, но также в делах чувства и мысли».
Революционный демократизм, применение философии к революционной деятельности помогли Чернышевскому преодолеть ограниченность взглядов своих западноевропейских предшественников и современников.
С наибольшей полнотой основы философских воззрений Чернышевского изложены в его знаменитой работе «Антропологический принцип в философии», имевшей большое значение для распространения материализма в России.
В этой статье, явившейся как бы теоретическим манифестом русской революционной демократии, Чернышевский, исходя из данных естествознания и философии, боролся с дуализмом, провозглашая единство человеческой природы: «…медицина, физиология, химия… доказывают, что никакого дуализма в человеке не видно, а философия прибавляет, что если бы человек имел, кроме реальной своей натуры, другую натуру, то эта другая натура непременно обнаружилась бы в чем-нибудь, и так как она не обнаруживается ни в чем, так как все происходящее и проявляющееся в человеке происходит по одной реальной его натуре, то другой натуры в нем нет».
Вооруженный диалектическим методом мышления, Чернышевский в «Антропологическом принципе в философии» показывает всеобщую связь и взаимодействие явлений бытия, непрерывный процесс изменений, происходящих в природе и в жизни.
Развивая мысль о материальном единстве мира, Чернышевский не отождествлял, однако, как это делали вульгарные материалисты, психические явления с физическими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Чернышевского удивляло, что в большинстве исторических работ так скупо говорится «о материальных условиях быта, играющих едва ли не первую роль в жизни, составляющих коренную причину почти всех явлений».
Однако в первые годы сотрудничества в «Современнике» и в «Отечественных записках» Чернышевскому очень редко приходилось выступать со статьями на чисто экономические и философские темы, что объяснялось, как мы видели, цензурным гнетом, достигшим крайних пределов к концу царствования Николая I.
Кроме отмеченной уже рецензии на книгу А. Львова и еще нескольких небольших статей, Чернышевский до 1857 года не написал по вопросам политической экономии ни одной крупной работы.
В 1857 году, разбирая речь профессора И. Бабста «О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала», он с удовлетворением отметил заметно возросший интерес со стороны читателей к политической экономии и подчеркнул, что истины, извлекаемые учеными из наблюдения над экономическими факторами, имеют непосредственное живое отношение к современной жизни общества.
Уже в этой сравнительно ранней статье Чернышевского проводится мысль об эксплуататорском характере капиталистического строя и его непримиримой враждебности интересам широких трудящихся масс.
Он обличает узость понятий буржуазных экономистов, вдавшихся «в гибельную односторонность по вопросу о распределении плодов труда между трудящимся классом и капиталистами».
Используя «речь» буржуазно-либерального профессора Бабста, в которой была обрисована программа развития России по пути капитализма, Чернышевский сумел на ряде косвенных примеров показать в своей статье, что подлинный подъем благосостояния страны немыслим без революционного освобождения русского народа от ярма крепостничества.
С этого времени вплоть до середины 1862 года Чернышевский планомерно развертывает в обширном цикле своих работ последовательную критику философских, экономических и политических теорий, с помощью которых идеологи правящих классов стремились обосновать свое господство над трудящимися.
Статьи Чернышевского по вопросам политической экономии, печатавшиеся в «Современнике», разоблачали феодально-крепостнический уклад тогдашней России я грабительский характер подготовлявшейся правительством крестьянской реформы.
Программа великого демократа, предусматривавшая свержение царизма и замену его народным правительством, которое осуществило бы национализацию земли и коренную перестройку всех общественных отношений в стране, была на том историческом этапе самой смелой революционной программой.
Мысли Чернышевского о буржуазном общественном устройстве перекликались с высказываниями его предшественников и учителей – Герцена и Белинского, которые, подобно ему, были непримиримыми врагами капитализма.
Главные политико-экономические работы Чернышевского – «Капитал и труд» и примечания к Миллю – по общему духу своему родственны соответствующим высказываниям в статьях Герцена и в письмах Белинского (последнего периода его жизни).
Капиталистическая эксплуатация трудящихся, в глазах Герцена, была «одной из форм антропофагии» (людоедства), а буржуазная политическая экономия – «наукой» о средствах обогащения класса капиталистов, которая создала для объяснения и оправдания ужасающего положения трудящихся архиреакционный «закон» Мальтуса. Опираясь на эту человеконенавистническую теорию английского экономиста, утверждавшую, что тяжелое положение трудящихся масс будто бы не зависит от капиталистического строя и что устранение социальных бедствий возможно только путем искусственного сокращения народонаселения, буржуазная политическая экономия, по образному выражению Герцена, говорила неимущему: «Не женись, не имей детей, поезжай в Америку, работай 12 часов или умирай с голоду».
Не менее гневны были обличительные высказывания Белинского, писавшего в одном из последних своих писем: «Горе государству, которое в руках капиталистов, это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов – далее этого они ничего не видят».
Учение Чернышевского продолжило, развило эти благородные традиции великих русских революционных демократов, страстно желавших блага родному народу и всему человечеству.
Так же как Герцен и Белинский, автор «Капитала и труда» не обманывался относительно истинного характера «экономической гармонии», провозглашавшейся устами тех, кто «усерднее всего проповедовал в пользу банкиров и негоциантов». Он беспощадно высмеял лжеученых, которые стремились доказать, что «бедным не на что жаловаться, что каждый работник получает надлежащее вознаграждение, что если и есть на свете люди, получающие меньше, чем им следовало бы, то эти люди не какие-нибудь ткачи, швеи, земледельческие батраки, – нет, а капиталисты, рантьеры, фабриканты, банкиры и другие обиженные судьбою несчастливцы, возбуждающие зависть в неразумных чернорабочих».
Развенчивая апологетические писания вульгарных экономистов о «гармоническом» развитии буржуазной экономики, Чернышевский давал яркую картину глубоких противоречий, разъедающих ее, приводящих к периодическим кризисам перепроизводства, к обнищанию трудящихся: «…дух спекуляции влечет общество к отчаянному риску, кончающемуся коммерческими кризисами… Рынки завалены товарами, не находящими сбыта, фабрики запираются, и рабочие остаются без хлеба. Все открытия науки обращаются в средства порабощения, и оно усиливается самим прогрессом: пролетарий делается просто рукояткою машины и беспрестанно бывает принужден жить милостынею…»
В противовес буржуазной политической экономии, банкротство которой, по словам Маркса, мастерски раскрыто в работах Чернышевского, великий русский революционный демократ разрабатывает основы «политической экономии трудящихся».
В свете этой поставленной перед собою задачи он критически пересмотрел основные категории политической экономии капитализма.
Все научно ценное в трудах классиков буржуазной политической экономии было творчески использовано великим русским ученым, который умел с диалектической гибкостью подходить к наследию прошлого, проницательно различая сильные и слабые стороны прежних учений. «Как в истории общества, – замечает он, – каждый последующий фазис бывает развитием того, что составляло сущность предыдущего фазиса, и только отбрасывает факты, мешавшие более полному проявлению основных стремлений, принадлежащих природе человека, так в в развитии теории позднейшая школа обыкновенно берет существенный вывод, к которому пришла прежняя школа, и развивает его, отбрасывая противоречившие ему понятия, несообразность которых не замечалась прежнею теориею».
Чернышевский с поразительной прозорливостью показал в своих трудах по политической экономии классовую ограниченность школы Адама Смита и Рикардо.
Анализируя формулы, выработанные этими учеными, Чернышевский с присущей ему силой логики вскрывал таившееся в этих формулах внутреннее противоречие общему духу учения и вкладывал в эти очищенные от противоречий формулы новое содержание в социалистическом духе.
Вот, например, как решал он задачу распределения ценностей, которую не могли разрешить классово-ограниченные представители буржуазной политической экономии. Чернышевский писал в «Капитале и труде»: «…теория трудящихся (так будем называть мы теорию, соответствующую потребностям нового времени, в противоположность отсталой, но господствующей теории, которую будем называть теорией капиталистов) главное свое внимание обращает на задачу о распределении ценностей. Принцип наивыгоднейшего распределения дан словами Адама Смита, что всякая ценность есть исключительное произведение труда, и правилом здравого смысла, что произведение должно принадлежать тому, кто произвел его. Задача состоит только в том, чтобы открыть способы экономического устройства, при которых исполнилось бы это требование здравого смысла».
Многогранное творческое наследие Чернышевского было высшим достижением русской революционно-демократической мысли домарксового периода.
В отличие от западноевропейских социалистов-утопистов, зараженных неверием в народные массы, Чернышевский видел в народной революции единственно возможный путь к освобождению труда от власти эксплуататоров.
Карл Маркс чрезвычайно высоко ценил труды великого русского ученого. Революционер-народник Г. Лопатин свидетельствует:
«Во время пребывания моего в Лондоне я сошелся там с Карлом Марксом, одним из замечательнейших писателей по части политической экономии и одним из наиболее разносторонне образованных людей в целой Европе. Лет пять тому назад этот человек вздумал выучиться русскому языку; он случайно натолкнулся на примечания Чернышевского к известному трактату Милля и на некоторые другие статьи того же автора. Прочитав эти статьи, Маркс почувствовал глубокое уважение к Чернышевскому. Он не раз говорил мне, что из всех современных экономистов Чернышевский представляет единственного действительно оригинального мыслителя, между тем как остальные суть только простые компиляторы, что его сочинения полны оригинальности, силы и глубины мысли и что они представляют единственные из современных произведений по этой науке, действительно заслуживающие прочтения и изучения».
«В течение около полувека, – говорит В.И. Ленин, – примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России, под гнетом невиданно дикого и реакционного царизма, жадно искала правильной революционной теории, следя с удивительным усердием и тщательностью за всяким и каждым «последним словом» Европы и Америки в этой области. Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы».
Среди предшественников научного социализма в России Чернышевскому по праву принадлежит одно из первых мест. Продолжая материалистические традиции русской философской мысли, идущие от Ломоносова и Радищева, а затем Герцена и Белинского, Чернышевский развил и обогатил их новыми революционными выводами. Его философия – это острое орудие политической борьбы за преобразование жизни. Размах и последовательность материалистических воззрений Чернышевского, его стремление тесно связать философию с революционной практикой возвышали его над современниками, западноевропейскими мыслителями.
Ленин, чрезвычайно высоко ценивший философское наследие Чернышевского, твердость и последовательность его мировоззрения, отмечал, что «Чернышевский – единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников».
Революционер Чернышевский с жаром выступил против идеалистической философии. Критикуя мировоззрение Гегеля, Чернышевский, однако, отмечал то положительное, что заключалось в его диалектике. В отличие от Фейербаха он не отбросил гегелевскую диалектику целиком, а все рациональное в ней использовал.
Но создать материалистическую диалектику смог только марксизм-ленинизм, коренным образом переработавший диалектику Гегеля, давший ей совершенно иное обоснование. Представления Чернышевского о законах движения природы и – в особенности – общества еще не были свободны от идеализма, от идеалистических схем: например, знаменитая статья «Критика философских предубеждений против общинного владения», где «смена форм» не получила еще конкретно-исторического обоснования, где диалектика исторического процесса скорее гениально отгадана, чем раскрыта в своем реальном содержании. Иначе и не могло быть: Чернышевский не поднялся до историко-материалистического учения о социально-экономических формациях, хотя сделал большой шаг по пути к материалистической диалектике.
Рассматривая мир и, в частности, общественную жизнь в постоянном движении и развитии, Чернышевский видел неизбежность гибели феодально-крепостнического строя и вооружал революционеров твердой верой в грядущую победу. «Пусть будет, что будет, – писал Чернышевский, – а будет в конце концов все-таки на нашей улице праздник!»
Руководствуясь диалектикой, он утверждал, что общественное развитие – это «смена форм», которая «состоит в переходе от низшего к высшему. Старые общественные отношения, коль скоро они переставали соответствовать новым условиям жизни людей, заменялись в истории новыми общественными отношениями». Воспитывая революционеров, Чернышевский говорил им, что необходимо опираться в своей борьбе на новые силы: «Что отжило свой век, к тому не обратятся живые силы, то будет предметом любви и насыщения для людей тупых или своекорыстных; около трупа собираются только коршуны, и кишат в нем только черви».
В своих философских исканиях Чернышевский высказывал глубочайшие мысли о противоречивости явлений, о наличии в них взаимопротивоположных моментов и тенденций. «…Мыслитель не должен успокаиваться ни на каком положительном выводе, а должен искать, нет ли в предмете, о котором он мыслит, качеств и сил, противоположных тому, что представляется этим предметом на первый взгляд: таким образом, мыслитель был принужден обозревать предмет со всех сторон, и истина являлась ему не иначе, как следствием борьбы всевозможных противоположных мнений».
Исходя из диалектической взаимосвязи и взаимозависимости предметов и явлений окружающей жизни, Чернышевский подчеркивал, что отвлеченной истины нет, истина конкретна.
Хотя он с присущей ему скромностью называл себя учеником Фейербаха, на деле же его материалистические взгляды были более последовательны, чем взгляды Фейербаха. Мышление Чернышевского диалектично. Наиболее характерной чертой фейербаховского материализма была созерцательность, непонимание активной, преобразующей роли человека. А по убеждению Чернышевского, философия, как и всякая другая отрасль науки, должна не только объяснять мир, но и наметить пути его революционного изменения. Его мировоззрение не знало разрыва между теорией и революционной практикой. Выступая против агностицизма и скептицизма, он говорил: «Дело есть истина мысли… что подлежит спору в теории, начистоту решается практикою действительной жизни». «Практика – великая разоблачительница обманов и самообольщений не только в практических делах, но также в делах чувства и мысли».
Революционный демократизм, применение философии к революционной деятельности помогли Чернышевскому преодолеть ограниченность взглядов своих западноевропейских предшественников и современников.
С наибольшей полнотой основы философских воззрений Чернышевского изложены в его знаменитой работе «Антропологический принцип в философии», имевшей большое значение для распространения материализма в России.
В этой статье, явившейся как бы теоретическим манифестом русской революционной демократии, Чернышевский, исходя из данных естествознания и философии, боролся с дуализмом, провозглашая единство человеческой природы: «…медицина, физиология, химия… доказывают, что никакого дуализма в человеке не видно, а философия прибавляет, что если бы человек имел, кроме реальной своей натуры, другую натуру, то эта другая натура непременно обнаружилась бы в чем-нибудь, и так как она не обнаруживается ни в чем, так как все происходящее и проявляющееся в человеке происходит по одной реальной его натуре, то другой натуры в нем нет».
Вооруженный диалектическим методом мышления, Чернышевский в «Антропологическом принципе в философии» показывает всеобщую связь и взаимодействие явлений бытия, непрерывный процесс изменений, происходящих в природе и в жизни.
Развивая мысль о материальном единстве мира, Чернышевский не отождествлял, однако, как это делали вульгарные материалисты, психические явления с физическими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52