– Надо вызвать охрану, переадресовать осведоми…
– Сзади!!! – успел крикнуть я.
Инспектор, качнув стол, бросился на пол. Сам же я только пригнулся – детство во мне все еще играло. Половой моего крика словно не слышал. Над головой дунуло жаром. Пуля вошла ему в затылок, вынеся лоб и щедро окропив красным и желтым тех, кто сидел за соседним столиком.
Щепетенко еще не обрушился на пол, а я уже мчался вниз по ступеням. Позади стоял женский визг и грохот роняемых стульев. Инспектор бросился следом. Серый силуэт мелькнул за стволами исполинских ракит. Исчез. Бегу со всех ног. Покрытый мхом каменный бугор, заросли кедрового стланика Частокол молодых красно-оранжевых от солнца сосен. Белая беседка с мраморным фонтаном. Кусты отцветшей акации с коричневыми стручками. Издали похожая на дуб кряжистая ольха. Женщина с коляской стоит у парапета. На ней легкое платье в горошек и соломенная шляпка. Где он?!
Я принюхался. Теперь запах был – сильный запах псины. Я ринулся сквозь кусты, обдирая колючками руки. Бобров не отставал. Треск ломаемых веток и рвущейся рубашки. Женщина в шляпке начинает поворачиваться в нашу сторону. У нее за спиной – будто ниоткуда – возникает рукастая серая фигура.
– Берегись! – кричу я, но женщина не понимает. Она цепенеет от испуга, и напугал ее я. – Сза!.. – Крик застревает у меня в горле, потому что Серый уже хватает ее, нагибает к себе.
Солнечный лучик брызжет мне в глаз, отражаясь от лезвия кинжала в руках убийцы. Я всего в трех шагах. Платье у женщины салатное. Горошек темно-зеленый. Коляска – розовая, объемистая, с открытым складчатым верхом. Младенец спит. По загорелой шее заложницы стекает струйка пота. К шее приставлено тонкое, остро наточенное лезвие. Жилка дергается на виске, глаз моргает, синий, огромный, кем-то любимый.
Бобров выхватывает из кармана наган, наводит, держа револьвер двумя руками. Профессиональная стойка.
– Не балуй! – раздается в моей голове. Инспектор вздрагивает – значит, и он тоже слышит. – У меня рука не дрогнет, а на реакцию я не жалуюсь. – Похоже, убийца склонен поговорить. То, что он – мыслехват, меня не удивляет. По крайней мере, не пугает. И-чу убивают тупых, прожорливых чудовищ, убивают и интеллектуальных, будь они хоть трижды ясновидящие.
– Отпусти женщину! – напористо говорит инспектор.
Начинается его работа, но, боюсь, ему не приходилось работать с вервольфами. Да, это вервольф – самый настоящий оборотень. А вчера как раз наступило полнолуние. Поэтому сила его максимальна, и сейчас он очень многое может.
– И что я получу взамен? Отпущение грехов? – Убийца развлекается. – Что молчите? Олухи царя небесного – старый и малый…
Бобров дергает головой, но проглатывает. Он по-прежнему держит вервольфа на мушке. Вряд ли он промахнется, если решится стрелять. Только женщине от этого не легче – оборотни умирают медленно.
– Слушайте тогда, что я скажу.
Мне было никак не рассмотреть его лицо. Оно находилось в непрерывном движении, к тому же пряталось за женским затылком – убийца не желал рисковать. И все-таки странно: у меня – наметанный глаз, приученный мгновенно улавливать и жестко фиксировать ускользающие от простых смертных детали. А тут – полный голяк. Вдруг дошло: он может менять лики и сейчас усилием воли не позволяет метаморфозе остановиться. Он боится, что мы его узнаем.
– Валяй! – небрежно бросил Бобров. От напряжения глаза инспектора начинали моргать – он пытался уследить за лицом убийцы. Так и ослепнуть недолго.
Ребенок тем временем завозился в коляске, вякнул и, немного выждав, заорал как резаный. Женщина инстинктивно повернула голову; вервольф не успел отвести кинжал в сторону, и лезвие полоснуло по коже. Заложница вскрикнула, дернула головой, едва не перерезав себе горло. Вервольф на миг отвел лезвие, и тут инспектор выстрелил.
Пуля скользнула по виску убийцы, оставив кровавый след. Контуженный, он все же не выпустил заложницу, снова ею прикрылся, опять приставив кинжал к ее горлу на уровне гортани. Отдышавшись, вервольф проговорил спокойно, будто ничего не случилось:
– Так вот… Вы отпускаете меня вместе с самкой и детенышем, списываете смерть давешней целочки на бешеных собак – сейчас их пруд пруди. Это ваша часть сделки. Оказавшись в безопасности, я немедленно отпускаю заложников и обязуюсь до следующего полнолуния покинуть Кедрин. По-моему, обоюдовыгодное предложение.
По шее женщины струилась кровь, платье на груди пропиталось красным.
– Она же кровью истечет! – воскликнул Бобров. Убийца поморщился:
– Не надо кричать. Прибегут люди – что прикажете делать со свидетелями? Жалко самку – соглашайтесь быстрее. Все проще пареной репы.
– Хорошо… – выдохнул инспектор и опустил наган. – Надо ее перевязать.
– Тогда отойдите подальше. Я возьму детеныша. Пусть самка идет к вам. Сами и перевяжете. – Он распоряжался, а мы выполняли. Он победил.
Глава пятая
Голубое облако
Я ни слова не сказал отцу о происшедших со мной событиях. Он слышал лишь официальную версию, которую сообщил по телефону инспектор. Господин Бобров выполнил свое обещание, и о нашей договоренности никто не узнал.
Отец наверняка раскусил бы меня – стоило только попристальней глянуть в мои еще не научившиеся врать глаза. Но сейчас ему было не до того. Ни секунды свободной. В городе началась операция, а он ею руководил.
Бешеных собак выслеживали сводные отряды – в составе одного и-чу и десятка вооруженных мирян. Таких отрядов было множество, счет отстрелянных и сожженных из огнеметов псов уже перевалил за три сотни, но собаки все прибывали и прибывали. Источник был неиссякаем.
Псы обнаглели до того, что стали появляться в самом центре города. По сути, это был вызов. Средь бела дня у парадного входа в Торгово-промышленный банк они напали на купца первой гильдии и его охранника. Последнему удалось застрелить двух псов, остальные бежали. Спустя час три собаки атаковали городового на углу улицы Пантелеймонова и Алтайского бульвара. На помощь ему пришел конный патруль, но слишком поздно – от полученных ран городовой скончался в больнице. А под вечер того же дня псы загрызли продавщицу мороженого в Архиерейском саду, после чего всякую уличную торговлю в Кедрине на время запретили.
Городской голова был взбешен. Военный комендант предложил вывести на улицы Кедрина бронеходы.
– Будете давить псов гусеницами? – осведомился отец, вызванный на экстренное совещание в Городскую Управу. Положение и без того хуже некуда, да еще приходилось сражаться с идиотами. – Над нами будет смеяться вся страна.
«Отцы города» пошептались, затем, извинившись, скрылись в соседней комнате. Пока они совещались, отец разглядывал фотографию жены, которую всегда носил с собой в бумажнике. Посмотрел на родное лицо – и легче стало. Наконец они вернулись, встали у стола (подумав, мой отец тоже поднялся), и городской голова торжественно объявил:
– Даем вам еще пять дней. Делайте что хотите, но чтоб… – Это была самая краткая и содержательная речь в его политической карьере.
И вот через сорок восемь часов после начала операции отец передал бразды правления в рати своему двоюродному брату Никодиму Ершову – официальному преемнику на посту Воеводы, а сам занялся поисками Источника.
На руководство боевыми действиями, понятное дело, претендовали полицмейстер и военный комендант, но отец поставил условие: во главе будет и-чу или никто. Городской голова согласился – ему-то деваться некуда. Ну а солдафоны затаили злобу. Они на время перестали грызться, объединились и стали что-то готовить. Не сумел отец раскусить их игру, да и своего человека не удалось к ним внедрить, хоть он и пытался. Не мог он разорваться и воевать на два фронта. А я тогда был уверен: отцу все по силам. Если бы…
У себя под рукой отец оставил десять и-чу. Эти лучшие из лучших – отец называл их «группа захвата» – пока что стонали от безделья. Круглые сутки они торчали у нас, заполонив сад. С перерывами на еду и упражнения бойцы вели бесконечную партию в особую разновидность преферанса с тремя колодами и джокерами – одно из многих изобретений и-чу. Наша Гильдия не участвует ни в мирских трудах, ни в мирских играх. У нас все должно быть свое, непонятное для посторонних, а потому завораживающее, усиливающее тот ореол таинственности, которым окружена наша жизнь от рождения и до смерти.
Гостиная была превращена в штаб. Туда стекалась информация со всего города. Каждые несколько минут прибегал фельдъегерь от Никодима, который вполне обоснованно не доверял телефону. Отец наносил на подробнейшую карту Кедрина пометки – где и когда видели собак, где и когда произошли нападения, с каким результатом, где и когда собаки отступили и в каком направлении скрылись. Вскоре карта, расстеленная на огромном обеденном столе, была испещрена красными и синими кружками, звездочками, стрелочками и датами.
Кроме старинного раздвижного стола и дюжины стульев с резными спинками в гостиной было высоченное зеркало в костяной оправе настоящей драконьей кости, столетний комод красного дерева (память о бабушке), такие же книжные шкафы – дверцы с бронзовыми ручками и узорными стеклами. А еще там стояли три пружинных полосатых дивана с расшитыми вручную подушками. На диванах теперь непременно кто-нибудь спал – фельдкурьер, порученец или денщик.
Я редко заходил в штаб – хоть меня и не гнали оттуда. Слишком много горечи висело в воздухе. Горечи разочарования. Сначала казалось: вот-вот – и все станет ясно, останется только ткнуть пальцем в такое-то место на карте и послать туда отряд Истребителей. Но момент истины не наступал, и постепенно у меня возникло ощущение, что не настанет он никогда.
Однажды я понадобился отцу. Вестовой вытащил меня прямо из куча-мала: сборная нашей гимназии играла в ножник с Первой городской, где учатся сынки кедринского начальства. Сынкам приходилось несладко, мы их дожимали – однако насладиться победой я не успел.
В штабе отец кратенько объяснил мне, что и как нужно отмечать на карте. Он собирался укатить в город, взял с собой двоих и-чу, вооруженных автоматами «петров».
– В Кедрине есть места, где явно что-то происходит. Хочу понюхать сам, – сказал он, уже сбегая по каменной лестнице на тротуар; я бежал по ступенькам с ним рядом. – Если принюхаться как следует…
И запрыгнул в распахнутую дверцу вместительного черного «пээра», выделенного ему из городской «конюшни» на время операции. Персональный мотор рванул с места, выбросив пегое облако выхлопных газов. Мне вдруг почудилось, что он не вернется. Дурная мысль испарилась, но неприятное чувство осталось.
Фельдъегерь от Никодима Ершова должен был прибыть с минуту на минуту. Я мысленно репетировал разговор с ним. Мне надо выглядеть солидно, а то еще откажется передать донесение. Но гонец не появлялся. Я извертелся на стуле, но долго не решался позвонить двоюродному дяде. Непонятная робость. Наконец с трепетом поднял трубку, набрал номер, услышал гудок и щелчок переключения.
– Оперативный штаб слушает.
– Я – личный помощник Федора Пришвина. – С каждым словом я говорил все увереннее. – Хочу узнать: когда выехал фельдъегерь?
– Погоди-ка… Тридцать три минуты назад. Он уже должен вернуться. А разве?..
– Здесь он не появлялся.
– Сейчас вышлем патруль по его маршруту. Ждите. Тело фельдъегеря так и не нашли – только полевую сумку с донесением.
Я сидел и смотрел на карту. Час за часом. Отец не возвращался, и в доме начали беспокоиться. История со съеденным фельдъегерем не шла из головы. Я пытался отвлечься, роясь глазами в испещренной отцовскими заметками карте, и постепенно она меня захватила. Я словно окунулся в сражение, оказался в центре событий, стал полководцем, в резерве у которого изнывают от ожидания свежие полки. Нужно только найти слабые места в боевых порядках противника и двинуть в бой ударные отряды. Неповторимое ощущение – чувствовать в себе силы сдвинуть мир.
Внезапно я понял, что башку иссверливает вполне здравая мысль и надо непременно сказать о ней отцу. Едва дождался, когда он приедет, но заговорить с ним смог далеко не сразу.
Отец вернулся несолоно хлебавши, домашним ничего объяснять не стал. Остальным – тоже. Позже я узнал: целью его поездки была старая мельница у подвесного моста; старожилы звали это место Мучная Горка. По всему выходило, что хотя бы один из потоков бешеных псов зарождается именно там. Но ни единой бешеной собаки близ Мучной Горки обнаружить не удалось. И следов никаких.
Едва войдя в штаб, отец окунулся в работу: созвав и-чу, раздавал указания, рассылал гонцов. Разогнав половину «группы захвата», отец обнаружил, что список неотложных дел исчерпан, а он по-прежнему не знал, куда себя приложить. Тут как нельзя кстати мать позвала его обедать. Разогрела по второму разу – все уже были накормлены.
Поев круто заправленного специями борща, отец слегка размяк и повеселел. Я решился подойти к нему, доложиться и заодно задать свой вопрос:
– Папа, а почему мы не помечаем на карте пропажу людей? Ситуация в городе станет яснее.
Отец внимательно посмотрел на меня и позвонил Нико-диму Ершову. Тот запросил префектуру. Затребованная информация прибыла через час. И вот что выяснилось: как только появились псы, исчезновений стало в десять раз больше. Но в полиции тревогу не били – все списывали на бешеных собак.
Полицмейстер не скрывал, что в его ведомстве знают не обо всех исчезновениях: в городе немало одиноких людей, порой пропадают целые семьи, далеко не все соседи проявляют должную бдительность, а кое-кто и вовсе боится связываться с властями. С другой стороны, сотни людей просто-напросто удрали из Кедрина – туда, где поспокойней.
По настоятельной просьбе Никодима Ершова полицмейстер организовал обход всех частных домов в Кедрине. Это заняло больше суток. В итоге получилась страшная цифра: к полудню сегодняшнего дня в городе бесследно пропал пятьсот шестьдесят один человек.
Мы с отцом нависали над штабным столом, опираясь локтями на расстеленную карту. Я снова чувствовал себя стратегом.
– Выходит, мы знаем только о половине нападений. Об остальных рассказать некому. Значит, и Никодимову статистику нужно каждый раз удваивать. Веселого мало. А по карте… – Сверяясь со списком, отец стремительно разбрасывал по ней черные звездочки. – По карте видно, что… – Еще полсотни звездочек испятнали рыжевато-зеленые кварталы Кедрина. – Ничегошеньки мы с тобой из этого не выудим. Сам смотри. Исчезают везде по чуть-чуть. Нет кучности. Ни малейшей. Не совпадает с учтенными нападениями собак.
– Я еще подумаю, – упрямо сказал я. – Здесь что-то нечисто.
– Ну-ну, – только и ответил отец.
Я снова и снова выписывал столбцами – по дням и по городским кварталам – число отмеченных нападений и число не объясненных пока исчезновений. И тут и там стремительный рост, слегка замедлившийся после входа в игру и-чу. Никаких зацепок. Я сам не знал, что надо искать.
– Аналитик ты наш… – Мать тихо вошла в оккупированный мною отцовский кабинет и ласково потрепала меня по шевелюре. – Шел бы ты спать, Аника-воин.
– Погоди… Еще полчасика. Вот-вот поймаю суть…
Она улыбнулась и покачала головой. Когда дверь кабинета закрылась, меня осенило: для полноты картины не хватает количества убитых в Кедрине псов. Я обнаружил эти данные в верхнем ящике письменного стола (отец узнает, что рылся без спросу, – убьет), выписал еще один столбец, глянул, и волосы у меня встали дыбом. Совпало!!! Совпало!!! Господи спаси!..
Ну не полностью, конечно. Исчезновений все-таки было больше, чем собачьих смертей. Разница – примерно одна шестая. Вполне логично: некоторых бедолаг могли сожрать целиком, кто-то, спасаясь от псов, утонул в реке, провалился в люк или, обезумев от ужаса, прячется в тайге. С другой стороны, десятки собак сейчас живехоньки…
Я не сразу решился сообщить о своем открытии отцу, хотя ошибки быть не могло – все видно невооруженным глазом. Подвох какой-нибудь искал – никак поверить не мог, что я один такой умный, а десятки кедринских логиков оказались слепы. Сидел за столом, собираясь с духом, затем переписал цифирь начисто и, зачем-то перекрестившись, спустился в гостиную.
Федор Иванович Пришвин еще не спал, сидел над картой, обхватив голову руками, – то ли обдумывал что-то, то ли башку лечил, уговаривал не болеть. Отец внимательно выслушал меня, ни разу не перебил, затем произнес раздумчиво:
– Магия чисел – штука привязчивая, по-своему опасная. Слышал небось о пифагорийцах?
И замолчал надолго. Словно выдерживал меня в собственном соку, надеясь, что рано или поздно я сам пойму всю глупость моей идеи и посрамленно поплетусь в спальню. Я терпеливо ждал, негромко постукивая пальцем по столу. Он крякнул и наконец спросил:
– Стоишь на своем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51