А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Изображая Англию XIV века, можно видеть следы такой сельской промышленности везде – открытые долины, коротко общипанные огромными стадами крошечных овец, пастухи, тенькающие колокольчики, овчарни и водопои; шкуры и руна, собранные в больших сараях из камня и дерева; центральные города и рыночные местечки в Йорке, Линкольне, Грентаме, Лауте, Ладлоу, Шрусбери, Винчестере и Андовере, заполоненные торговцами и торговыми агентами; караваны вьючных лошадей и барж, движущихся в сторону моря; лондонские купцы в отороченных мехом одеждах, заключающие сделки с королевскими чиновниками; английские рыболовные суденышки и высокие итальянские караки, плывущие из устья Темзы и южных портов к алчущим мануфактурам Фландрии и отдаленной Тосканы.
«Покрытые травой из чернолицых побегов,
Тюками с сырьем и товарами,
Серые цистерцианские дома,
Которые укладывают шерсть для продажи».
Пасторальная экономика, базировавшаяся на выпасе и присмотре «за глупыми овцами», стрижке овец и отправке овечьей шерсти в отдаленные пункты назначения наложила сильный отпечаток на национальный характер. Она включала в себя как уединенность и созерцательность пастушеской жизни, так и поездки, и сделки, вовлекая всех в торговлю шерстью, которую мануфактуры Гента и Ар но превращали в одеяния для богатых европейцев. Все эти обстоятельства сформировали нацию людей, одновременно являвшихся купцами и поэтами. Одинокие пастбища и фермы западной и северной Англии, эпитафия в провинциальной церкви:
«Честно жил и честно умер,
Честный пастух на холме,
Холм так высок, поле такое круглое,
В судный день его найдут» –
одна сторона медали; чосеровский купец, отправившийся в Брюгге на рассвете, и суетливая женушка из Бата, увлеченная своей торговлей тканями, – другая. Производство, перевозка и продажа шерсти делали человека более внимательным и находчивым, чем небогатая событиями общинная жизнь крестьян христианского мира, живших плодами пахоты.
Все это также формировало чувство свободы. Человек, владевший или ухаживавший за овцами на высокогорьях, в большей мере ощущал себя хозяином собственной жизни, нежели человек трехпольной системы земледелия, тесно связанной с поместным обычаем и за которым всегда наблюдали любопытные соседи. «Потому что, – начинается отчет дела в суде королевской скамьи, – было заявлено перед шерифом Ноттингема и Дерби... что сэр Томас Фолжам имел обыкновение бежать из-под стражи и оказывать сопротивление королевским служащим и бейлифам, желавшим наложить арест на его имущество за долги, подлежащие выплате королю, вышеупомянутый шериф вместе с нашим господином королевским бейлифом Пика... пришел наложить арест на имущество... И так как он не нашел никаких вещей, кроме овец, он приказал забрать последних. И пока он находился в каком-то другом месте, пришли люди, до сих пор не установленные, и увели вышеупомянутых овец в неизвестном направлении. Когда шериф узнал об этом, он приказал поднять погоню, собрав людей из деревни, и прочесать Тайдсуэл. Но люди не пришли на его зов, хотя и должны были. Затем шерифу сообщили, что у вышеназванного сэра Томаса есть другие овцы в овчарне за пределами деревни. Шериф отправился туда и обнаружил нескольких овец сэра Томаса, но люди, находившиеся в овчарне, не позволили ему забрать овец, удерживая овчарню против королевского порядка силой и оружием.
По сей причине шериф, дабы созвать больше людей, чтобы те были свидетелями его деяния и выполнить королевский приказ, сохранив его имущество и порядок, вновь звуками рога призвал на помощь из упомянутой овчарни к деревне Тайдсуэл... И когда шериф совершал это, сэр Томас прибыл в овчарню и жестоко избил тех из людей шерифа, которых там обнаружил... И сэр Томас потребовал от шерифа приказ, по какому тот действует, и шериф показал ему королевское предписание с личной печатью. И сэр Томас, сидя на своем коне и кусая ногти, прочел предписание и, взглянув на печать, сказал, что хорошо ее знает, а затем добавил: „Фиг тебе! Предъяви другой приказ”».
Позже, после того как шериф в третий раз протрубил в рог, призывая на помощь, сэр Томас, вняв совету своих друзей, сдался вместе с тремя пастухами и овцами. Так как он не нанес очень большого ущерба, поступая таким образом, спустя два года суд присяжных посчитал его и его сообщников невиновными.
Ноттингемский шериф, под боком у которого находились большие леса Шервуда и Рокингема, сталкивался с гораздо большим числом проблем, чем остальные, из-за тех людей, которые были не в ладах с законом. Незадолго до свержения Эдуарда II, один лестерширский джентльмен по имени Юстас де Фольвиль и три его брата, один из которых был капелланом, с бандой из пятидесяти сторонников убили судью казначейства, напав на него из засады возле Мелтон Моубрей. Объявленный вне закона, так как никто не смог найти его, впоследствии он был прощен новым правительством, чьим сторонником в те времена непримиримых распрей он, вполне возможно, также мог быть. Но вскоре обнаружилось, что он не признает никакого правительства, так как через несколько месяцев последовали дальнейшие жалобы от шерифа Ноттингема, что Фольвилли вновь заполонили дороги, подстерегая богатых путешественников и удерживая их в плену, пока не получат выкуп. В январе 1332 года, спустя пятнадцать месяцев после того как Эдуард III захватил власть у Мортимера, другой из королевских судей, человек, подозреваемый в подкупах, о котором говорили, что он продает закон, «как коров», был захвачен той же шайкой, когда он ехал из Грентама в Мелтон. Головорезы перевозили его «из одного леса в другой» и требовали выкуп в огромную сумму в 1300 марок. Впоследствии «братство», как они себя величали, перенесло свою деятельность в Пик, где, предупреждаемые сочувствующими местными жителями о каждой попытке служащих шерифа захватить их, они продолжали ускользать от преследователей. Главный судья Королевской скамьи, сэр Джеффри ле Скроуп, привлек внимание парламента к их незаконным действиям. Год спустя Юстас и его люди, будучи превосходными лучниками, были прощены в обмен на службу в королевской армии в Шотландии. Но как только кампания завершилась, они вернулись к старым занятиям в леса. И хотя один из Фольвиллей, капеллан, был схвачен и обезглавлен в 1345 году после драматической осады в Ратлендской церкви, где он искал убежища, Юстас так и не был пойман, пока он сам не умер годом позже.
Без широкой поддержки Фольвилли отличавшихся огромным мужеством и, возможно, ставших жертвами несправедливости или считавшие так, вряд ли смогли бы оставаться на свободе в самом сердце Англии в течение почти двадцати лет. Обширные лесные чащи средней и северной Англии кишели беглецами от правосудия – людьми вне закона, – которые не могли искать защиты у королевских судей и жили, игнорируя их. Сельские жители, чьи дома стояли возле королевских или баронских лесов, часто имели свои счеты с властями, так как лесные законы и вердереры, кто следил за их выполнением, не щадили бедного сельчанина, который, взяв собаку и лук, отправлялся в запретные угодья, чтобы набить свою суму олениной. Существовала естественная близость между изгоем и браконьером, который помогал тому защищать свое убежище в лесу. Когда засада на «королевского вассала и на добро Святой Церкви» означала захват с целью выкупа торговца шерстью, скупого землевладельца или жирного аббата, сельский народ радовался за разбойников, которые их захватили и которые давали, если традиция и легенда не врут, некоторые остатки добычи бедным.
В XIV веке появились первые записанные упоминания о Робине Гуде – северном изгое, жившем вместе со своими веселыми собратьями в лесу и грабившем богатых, но щадившем бедных. Хотя большинство баллад дошло до нас в более поздних вариантах, все они произошли от легенд, изначально передаваемых в форме сказания или песни. Возможно, что они брали начало со времен войн де Монфора или даже героической эпохи правления Ричарда I и Иоанна. Но короля, фигурирующего в балладах, готового по справедливости рассудить изгоев, если явной становится их правота, обычно зовут Эдуард. Он предстает величественным сувереном, готовым поддержать свою честь в честном бою или в битве на кулачках с самим Робином Гудом. Три Эдуарда, правившие с 1272 по 1377 год, отличались превосходными физическими данными, двое из них были знаменитыми воинами, а третий, хотя и презираемый собственным классом, любил грубые наслаждения своих подданных-простолюдинов и был с ними на дружеской ноге. Поэтому не стало случайностью то, что после убийства Эдуард II стал популярным героем и даже святым для простых людей долины Северна.
Некоторые черты повторяются во всех рассказах о Робине Гуде. Всегда в них присутствует герой, отрекшийся от правосудия, неустрашимый защитник бедных и обиженных, отстаивающий свои и их права благодаря великолепному владению луком, оружием, которое впервые вошло в употребление в Англии в конце XIII века, главным образом среди йоменов Чеширского и Мидландского лесов, перенявших это мастерство у валлийских горцев во время войн Эдуарда I. Локальные географические названия в честь Робина Гуда находятся почти в каждом северном графстве, но чаще всего встречаются в Ноттингемском Шервуде и в Барнедейле в Пеннинах.
В некоторых из этих легенд вождем изгоев является реально существовавший персонаж, как, например, Хереуорд Бодрый, Фульк Фитцуорин, барон, который бросил вызов королю Иоанну, или Адам Гудронский, сражавшийся против будущего Эдуарда I в Гемпширских лесах после падения де Монфора. А в одной даже фигурирует шотландский герой Уильям Уоллес. Однако большинство остальных носят имена, которые нельзя идентифицировать с какими-нибудь историческими лицами, например, Адам Белл из Клуя, Уильям Клодисдейл и сам Робин Гуд – имя, которое могло прийти из языческого фольклора и происходить от Годекина, саксонского духа деревьев, или от эльфа Робина Гудфеллоу (Хорошего парня). Несмотря на власть христианской церкви, мифы языческого прошлого до сих пор были необычайно популярны среди сельского люда. Таким был культ «человека в зеленом», во многом традиционный танец, исполняемый весной в костюмах героев из баллад о Робине Гуде и в гирляндах церковных башен, и чье изображение можно было увидеть под сводами крытых галерей в Нориджском аббатстве и на капители в поперечном нефе церкви Лалнтилио Кроссени в Монмутшире.
Любители древностей также пытались провести параллели с людьми с таким же именем, которые мелькали в разное время в судебных свитках и других отчетах, как, например, Робин Гуд, который был держателем Уэйкфилда во времена победоносной кампании Эдуарда II против Томаса Ланкастера, и чье имя вскоре вновь появилось в списках королевских служащих в качестве камердинера. Но так как в монастырской книге записей встречается упоминание о древнем камне Робина Гуда в южном Йоркшире, относящееся почти к тому же самому времени, этот человек не может быть героем легенд. Возможно, наиболее близок к реальному Робину Гуду в письменной истории некий Роджер Годберд, неприметный последователь де Монфора, который, будучи вне закона, долгое время после того как все остальные сдались, скрывался в Шервудском лесу и в течение нескольких лет в последние годы правления Генриха III доставлял немало беспокойства шерифу Ноттингема и богатым путешественникам. В одном случае, после того как управляющий Шервуда поймал в лесу двух мужчин с луками и стрелами, они были освобождены группой из двадцати разбойников, вооруженных мечами и луками.
Ясно то, что в каждой версии этой саги о простой и попранной мечте человека, герой, бросавший вызов закону из своей лесной крепости, становится вождем и защитником всех тех, кто несправедливо пострадал. «Смотрите, – говорит Робин своим; последователям, -
«Не причиняй вреда мужу
Который возделывает плугом землю;
Иначе не бывать тебе хорошим йоменом,
Что соблюдает границы владений».
В то же время, как рыцари короля Артура в современных рыцарских легендах, он отличается почти что преувеличенной учтивостью и благородством по отношению к слабым и нуждающимся, против чьих притеснителей он объявляет безжалостную и жестокую войну:
«Этих епископов и архиепископов,
Ты будешь избивать и связывать,
Так Верховному шерифу Ноттингема
Ты мысленно предрекал».
Своим умом, мужеством и мастерством в стрельбе он борется против «правящих кругов» – несправедливых судей и жадных прелатов, а также всех, кто узурпировал чужие права и собственность, и в конце, после долгой героической борьбы, в которой не дано и не попрошено пощады, давая волю гневу, наказывая своих притеснителей, он восстанавливает в правах каждого человека, включая самого себя, и получает прощение и благосклонность короля, чьи чиновники оказались лживыми ворами.
Таким образом, этот защитник людей не предает своего суверена, по отношению к которому, несмотря на все свои ошибки, он остается верным и преданным подданным. Несмотря на свои популистские симпатии, он обычно оказывается человеком благородных кровей, лишенным собственности землевладельцем, а в некоторых из позднейших баллад – так как его положение, так же, как и подвиги, с годами все больше росли – графом. В то же время, несмотря на преследование алчных аббатов и епископов, живущих по законам зла, он остается благочестивым сыном Святой Церкви. Одним из последователей Робина Гуда был монах, который всегда особо подчеркивал столь характерное для того времени почитание благородным разбойником Девы Марии, которая была вдохновением благородства и учтивости по отношению к слабым.
«Робин настолько почитал Богоматерь,
Что, боясь смертного греха,
Никогда не причинял вреда компании
В которой была хотя бы одна женщина».
Если Робин Гуд был воплощением негодования простых англичан против угнетения и несправедливости, он также стал образцом воинского достоинства, которым столь восхищался. Чем Артур и его рыцари Круглого стола являлись для высшего общества, тем Робин и его друзья стали для простого народа. То, чего один добивался мечом и копьем, второй – луком и дубиной. Робин обладал драчливостью терьера. Когда он столкнулся с достойным противником, ноттингемским кожевником по имени Артур, он бился с ним весь день:
«Недолго я шел, – ответил храбрый Артур
И дубовый посох почти ничего не весит, –
Всего восемь с половиной фунтов, – он свалит с ног теленка
А заодно, надеюсь, и тебя.

...Так неслись они и неслись,
Словно пара затравленных кабанов,
И удары попадали точно в цель, калеча,
Ногу, руку или что другое».
Помощники Робина все были выбраны за свою способность перечить ему и также легко отдавать то, что они взяли; только когда они подтверждали свои достоинства, он открывался и доверял им:
«Тогда Робин взял их за руки
И они заплясали вокруг дуба, приговаривая:
„Мы три весельчака, мы три весельчака,
Мы три весельчака!”»
Так же, как и он, англичане любили людей, умевших твердо стоять на своем и никогда не просить пощады. Именно так они учились уважать друг друга.
В отличие от крестьян, живших на континенте, где война являлась прерогативой знати и их свиты, английские сельчане учились сражаться по винчестерскому статуту Эдуарда I и старому англосаксонскому правилу, по которому каждый мужчина от пятнадцати до шестидесяти лет должен вступать в народное ополчение, чтобы защищать королевство и поддерживать порядок. Для бедняка основным оружием был лук и стрелы. Во всех балладах Робин – меткий стрелок. В Уитби в Йоркшире путешественникам обычно показывали два каменных столба, находившихся в миле друг от друга, о которых говорили, что их установил средневековый аббат в память о стрелковом мастерстве одного из изгоев. Три раза, говорили, на состязании лучников в Ноттингеме
«Когда Робин бил из лука,
Он всегда расщеплял прут».
И когда он со своими друзьями перешел с простых мишеней на людей шерифа, пытавшихся схватить его в момент триумфа, городскому главе пришлось спасаться бегством под градом стрел. Всеми этими чертами Робин Гуд символизировал свой народ.
Даже во время войн про Ричарда Львиное Сердце английские лучники в Мессине говорили, что «любой, кто выглянул бы за дверь, получил бы стрелу прежде, чем успел закрыть ее». Но во времена Эдуарда III после полувека почти бесконечных войн с Уэльсом и шотландцами, мастерство стрельбы из лука широко -распространялось. Практика стрельбы по мишеням в деревнях после воскресной службы была предписана законом, а состязания лучников стали любимым развлечением общества в дни пиров и праздников, когда
«Они показали столь великолепную стрельбу из лука
Расщепляя палочки и прутья».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84