— Он такой крохотный, — проговорила она. — Просто не верится, что мы с ним одного вида. Как ты называл эту гадость, которая из меня сочится?
— Молозиво. Для его вида это единственный продукт питания.
— Изумительно, — прошептала она, едва касаясь согнутым пальцем черного пушка.
— Изумительно, — серьезно согласился Луис.
— Ох, Луис, это… что ты пришел… Без тебя я не обошлась бы.
— Ничего, — так же серьезно ответил он.
Младенец поерзал немного — обнаружилось, что произвел миниатюрный экскремент.
— Замечательно, — приговаривал Луис, — просто здорово. Мы еще сделаем из него члена Фракции отстоя. Давай, я его почищу. Ты только глянь — бобвоб! Натуральный бобвоб! И прекрасный образец, доложу тебе.
— Гобондо, — шепотом поправила Синь.
Луис поднял голову — по щекам Синь текли слезы.
Он вернул младенца, тонущего в чистых пеленках, в ее объятья, но плач не утихал.
— Прости, — выдавила она.
— Молодые матери часто плачут, плосколицая.
Еще минуту она горько рыдала, задыхаясь и всхлипывая, потом разом взяла себя в руки.
— Луис, что… Ты ничего не заметил у Хироси?
— Как врач?
— Да.
— Заметил.
— Что с ним?
— К врачу он идти отказывается, — выговорил Луис, помолчав немного, — и ты просишь меня поставить предварительный диагноз, так?
— Наверное. Извини…
— Не за что. В последнее время он сильно утомляется?
Синь кивнула.
— За последнюю неделю он дважды падал в обморок, — прошептала она.
— Я бы предположил сердечную недостаточность по малому кругу. Это мне хорошо знакомо — мне как астматику она еще предстоит, хотя покамест я ее заработать не успел. С этим можно жить очень долго. Если принимать лекарства, соблюдать режим, делать процедуры. Отправь его к Регису Чандре в госпитале.
— Попробую, — прошептала Синь.
— Сделай, — жестко оборвал Луис. — Напомни, что его сыну нужен будет отец.
Он встал, собираясь уходить.
— Луис… — пробормотала Синь.
— А ты не волнуйся. Все будет хорошо. Этот малыш обо всем позаботится. — Он легонько потрепал младенца за ухо.
— Луис… когда мы приземлимся, ты выйдешь навне?
— Конечно, если смогу. А то с чего бы я так настаивал на этом всеобщем обучении и тренировках? Чтобы потом любоваться через видеокамеры, как толпа внезников-самоучек бегает снаружи в скафандрах?
— Просто… столько народу мечтает остаться здесь.
— Ну, доберемся — посмотрим. Будет интересно… Вообще-то уже интересно. Мы, например, выяснили, чем занят целый отсек в трюме Д. Думали, это там тяжелые защитные костюмы, но уж больно они большие. А это временные жилпространства. Их надо как-то подпирать изнутри, и там жить. Еще мы нашли надувные торы — Бозе полагает, что им полагается плавать на воде. Это корабли . Представь — столько воды, что в ней может корабль плавать! Нет, этого зрелища я не пропущу ни за что на свете… Ну, завтра увидимся.
Регистрация намерений по прибытии

В первом квартале Года 163 всем жителям старше шестнадцати лет был предложен выбор, объявляемый открытым голосованием через корабельную сеть. Изменить решение возможно было в любой момент, и оно никого ни к чему не обязывало до той минуты, пока не настанет пора принять решение окончательное и всеобщее — когда планета будет полностью обследована на предмет обитаемости.
Ответить предлагалось на следующие вопросы:
Если планета окажется пригодна для жизни, пожелают ли они войти в команду исследователей, выходящих на ее поверхность?
Пожелают ли они поселиться на поверхности планеты на то время, пока корабль находится на орбите?
Если корабль покинет орбиту, захотят ли они остаться, сделавшись колонистами?
Жителей также просили высказаться по следующим вопросам:
Как долго кораблю следует оставаться на орбите, поддерживая группу высадки?
И наконец:
Если планета окажется непригодной для обитания или недоступной для высадки, или если экипаж предпочтет остаться на борту и не высаживаться на поверхность, когда и если корабль покинет орбиту, следует ли ему вернуться к изначальной планете или продолжить полет в космос?
Обратный перелет к Земле, если верить Канавалю и прочим, мог при использовании эффекта пращи у гравитационных колодцев занять чуть более 75 лет. Кое-кто из инженеров высказывал сомнения, но навигаторы были уверены, что «Открытие» может вернуться на Землю на протяжении жизни одного-двух поколений. Энтузиазм подобное предложение вызывало только у самих навигаторов.
Общедоступный через корабельную сеть регистр Намерений по прибытии претерпевал с ходом дней интересные флюктуации. Поначалу внушительным оказалось число тех, кто желал посетить планету или пожить на ней, покуда корабль находится на орбите — их окрестили «гостями». Очень немногие, однако, согласились остаться там и после отлета «Открытия». Этих упрямцев называли «аутсайдерами», и кличка прилипла.
Но с самого начала куда больше было тех, кто не желал опускаться на поверхность планеты даже на день, и мечтал как можно скорее продолжить полет. «Путниками» немедленно записалось более двух тысяч человек.
Влияние ангелов было так сильно, что окончательное решение изначально не вызывало сомнений. «Открытие» не останется на вечном приколе у Цели, не повернет обратно к Истоку, но продолжит свой путь в Вечность.
Сердца некоторых «путников» удавалось тронуть аргументами об износе и сносе, об истощающихся припасах, о случайностях и энтропии. Но большинство упорствовало в своем решении жить во благодати и умереть ко Благодати.
По мере того, как это становилось ясно, число желающих остаться на планете навсегда прирастало, и продолжало расти. Очевидно было, что ангельское большинство, жаждущее продолжить священный полет, не удастся надолго удержать на привязи у планеты. Очень немногие из ангелов вызывались даже ради исследований выходить на поверхность планеты. Многие, следуя учениям архангелов, пытались убедить друзей, что покидать корабль немыслимо опасно — не для тела, но для души, — что это грех, искушение ценой бессмертия души выкупить ненужные людям знания.
Пространство выбора все сужалось, сводясь к простой дихотомии: выходи во тьму внешнюю и оставайся в ней, или продолжай бесконечный полет к свету. Неведомое, или изведанное. Риск, или безопасность. Ссылка, или родина.
В течение года число тех, кто из «гостей» переписался в «аутсайдеры», перевалило за тысячу.
Во второй половине Года 163 центральная желтая звезда системы Синдичу уже имела видимую звездную величину — 2. Школьников приводили в рубку, чтобы посмотреть на нее в «окно».
Школьные программы подверглись радикальному пересмотру. Хотя учителя-ангелы без энтузиазма, а то и с враждебностью относились к новым учебным материалам, рассказывавшим детям о Цели, от них потребовали допустить к преподаванию «светских». ВР-презентации Старой Земли — Джунгли, Трущобы и прочие — по утверждениям архивистов, износились до такой степени, что их пришлось уничтожить; но удалось спасти большую часть учебных кассет, и тех, что лежали в трюмах, ожидая потенциальных колонистов.
Те, кто записался в «гости» или «аутсайдеры», сбивались в учебные группы, где просматривали и обсуждали эти записи и учебники. Постоянно приходилось заглядывать в словари, чтобы не вздорить поминутно из-за значения того или иного термина, хотя порой споры все равно возникали. Вот «холод» — это когда очень хочется есть, или когда температура среды понижается? Словарь дает синонимы: мороз, стужа, прохлада, остывание, зима… Значит, понижение температуры. А когда мучительно хочется есть — это голод . С какой стати доводить себя до такого состояния, что есть хочется мучительно?
Прагматик

— Нет, я не собираюсь покидать корабля.

Луис уставился на экран. Он только что обнаружил имя Тана Биньди в списке «путников». Он поднял взгляд на своего друга, снова опустил.
— Нет?
— И никогда не собирался. А что?
— Ты же не ангел, — тупо пробормотал Луис.
— Нет, конечно! Я прагматик.
— Но ты потратил столько сил… чтобы открыть путь…
— Разумеется. — Помолчав, он объяснил: — Не люблю ссор, расколов, принуждения. Они портят качество жизни.
— И тебе не любопытно?
— Нет. Если я захочу узнать, каково живется на поверхности планеты, к моим услугам учебные ленты и голозаписи. И полная библиотека книг о Старой Земле. Только зачем мне это знать? Я живу здесь. Мне — нравится. Мне нравится то, что я знаю, и я знаю, что мне нравится.
Луис взирал на него с прежним отвращением.
— Тобой движет чувство долга, — со снисходительной приязнью объяснил Биньди. — Долг предков — открыть новый мир… Долг ученого — добывать новые знания… Если дверь открывается, ты считаешь своим долгом шагнуть за порог. Если открывается дверь, я рефлекторно ее закрываю. Покуда жизнь хороша, я не пытаюсь ничего в ней изменить. А жизнь хороша, Луис. — Как всегда, он оставлял между фраз небольшие паузы. — Я буду скучать по тебе, и по многим другим. С ангелами мне будет безмерно скучно. Ты там, внизу, на этом комке грязи, не заскучаешь. Но у меня нет чувства долга, и я наслаждаюсь скукой. Я хочу прожить свою жизнь в покое, не делая зла и не видя зла. И, судя по книгам и фильмам, здесь — лучшее место во вселенной, чтобы этого добиться.
— В конечном итоге, все сводится к контролю, верно? — спросил Луис.
Биньди кивнул.
— Мы не можем жить в независимом окружении. Что ангелы, что я. А ты — можешь.
— Но вы не владеете положением до конца. Так не бывает. Никогда и нигде.
— Знаю. Но мы создали для себя неплохой эрзац. Мне хватает ВР.
Смерть, 202 день 163 года

После долгой и продолжительной болезни навигатор Канаваль Хироси скончался от инфаркта. На похоронах присутствовали его супруга Лю Синь с малолетним сыном, и множество друзей — все навигаторы и большая часть пленарного совета. Его коллега, 4-Патель Рамдас, рассказал, каким покойный был блистательным специалистом, и закончил свою речь в слезах. 5-Чаттерджи Ума поведала, как смеялся он над глупыми шутками, и пересказала его любимую; рассказала, как счастлив он был рождению сына, которого знал так недолго. Последним, вместо ребенка, выступал один из его студентов, назвав покойного суровым учителем, но великим человеком. Затем Синь отправилась вместе с техниками сопроводить тело в биоцентр на переработку. Во время панихиды она молчала. На минуту техники оставили ее наедине с телом, и тогда она коснулась легонько щеки Хироси, чувствуя смертный хлад, и шепнула одно только слово: «Прощай».
Цель

На 82 день 164 года звездолет «Открытие» вышел на орбиту вокруг планеты Синдичу — Син Ти Чу, или Новой Земли.
Покуда корабль совершал первые сорок оборотов, отправленные на поверхность планеты зонды передали на орбиту огромный объем информации, оказавшейся для получателей малопонятной, а то и вовсе ничего не говорящей.
Вскоре, однако, можно было с уверенностью утверждать, что люди смогут выходить навне на поверхность без респираторов или скафандров. Накапливалось все больше подтверждений тому, что планета может быть пригодна для долговременного обитания человека. Пригодна для жизни.
На 93 день 164 года первый челнок «корабль-земля» совершил успешную посадку в регионе поверхности, обозначенном как субквадрант восемь.
ОТНЫНЕ ПОДЗАГОЛОВКОВ НЕ БУДЕТ, ПОТОМУ ЧТО МИР ИЗМЕНИЛСЯ, СМЕНИЛИСЬ НАЗВАНИЯ, ИНАЧЕ ИЗМЕРЯЕТСЯ ВРЕМЯ, И ВСЕ УНОСИТ ВЕТЕР
Оставить корабль: шагнуть через воздушный шлюз в челнок, это было постижимо — шаг ужасающий, возбуждающий, предельный, акт отвержения, отторжения, подтверждения. Последний шаг.
Оставить челнок: сделать последние пять шагов по ступенькам, к поверхности планеты — оставить понимание за спиной, потерять сознание — обезуметь. Перевести себя на иной язык, в котором ни одно слово — ни «земля» и не «воздух», ни «отторжение», ни «подтверждение», ни «делать» и не «ступать» — не имело смысла. Мир без слов. Без значений. Полная вселенная неопределенности.
Заметив первым делом стену, благословенную, единственно необходимую ей сейчас стену, борт челнока, Синь прижалась к ней и уткнулась лицом, чтобы только видеть ее, эту стену, выпуклость металла, прочную, устойчивую, видеть только ее, а не то, другое — бесстенье, простор.
Она прижала свое дитя к груди, не позволяя глядеть.
Рядом, и вокруг, были люди, они тоже цеплялись за стену, но Синь едва замечала их — даже толкаясь обок с ней, они казались далекими, чужими. Кто-то, она слышала, задыхался, кого-то рвало. У нее самой кружилась голова, и тошнота подступала к горлу. Не продохнуть. Вентиляция здесь барахлит, воздушные насосы перегружены, выключите их! На нее упал луч света — обдал жаром затылок и шею, плеснул, отраженный от металлического борта, в открывшиеся глаза.
Кожа стены, эпидермис корабля. Она навне, только и всего. В детстве она всегда хотела быть внезницей. Вот и попала навне. Когда закончится смена, она сможет вернуться в мир. Она попыталась ухватиться за кожу мира, но пальцы соскальзывали с гладкой керамики. Холодное, жесткое, мертвое тело матери.
Она снова открыла глаза, опустила взгляд — мимо шелковистых черных волосиков Алехо — на свои ноги, увидала, что стоит в грязи, и отступила, чтобы сойти с грязи, потому что по ней ходить нельзя, это ей отец объяснил, когда она была совсем-совсем маленькая, нет, это очень плохо — ходить по грязи в теплице, растениям нужно место, а ты можешь раздавить росточки. Так что она отступила от стены, чтобы сойти с грядок. Но куда бы она не ступила, везде была грядка, почва, и растения. Стопы ее давили растения, а почва резала стопы. Она в отчаянии шарила взглядом в поисках прохода, коридора, стен, потолка, но, кроме стены, видела только головокружительный сине-зеленый водоворот, в центре которого полыхал невыносимо-яркий свет. Ослепшая, она рухнула на колени, уткнулась сыну в плечо и расплакалась.
Ветер — быстрое движение воздуха, безжалостное и бесконечное, оно приносит холод, и ты дрожишь-трясешься, точно в ознобе, он то начинается, то кончается, нелепый, тревожный, непредсказуемый, бессмысленный, раздражающий, ненавистный, сплошная мука. Выключите его, остановите!
Ветер — легкое движение воздуха, от которого ходит волнами трава на холмах, и прилетают издалека запахи, так что ты поднимаешь голову и нюхаешь, упиваешься ими — странными, сладкими, горькими ароматами нового мира.
Шепот ветра в лесу.
Ветер, треплющий флаги.
Люди, прежде неприметные, становились влиятельными, уважаемыми, шли нарасхват. 4-Нова Эд был мастером-платочником. Он первым разобрался, как их правильно ставить. Груды пластиткани и веревок чудесным образом преображались в стены, ограждающие от ветра — становились комнатами, заключающими тебя в восхитительно знакомой тесноте, где над головой близкий потолок, а под ногами гладкий пол, и спокойный воздух, и ровный, немигающий свет. Это оказалось очень важно, жизненно важно — иметь платок, свое жилпространство, знать, что ты можешь войти, вступить, оказаться внутри.
— Палатки, — поправлял Эд, но всем слышалось более знакомое слово, и платки остались платками.
Девочка пятнадцати лет по имени Ли Мейли вспомнила, как в древнем фильме называли одежду для ног. Люди пытались одевать синдромные носки — у кого находились, — но те были тонкие и тут же рвались. Девочка шарила по Складу — неимоверном, непрерывно растущем лабиринте контейнеров, которые привозили с корабля челноки, — покуда не нашла ящик с надписью «БАШМАКИ». Башмаки ранили нежные подошвы тех, кто всю жизнь ходил босиком по коврам, но куда меньше, чем здешний жесткий пол. Нет — земля . Щебень . Камни .
Но 4-Патель Рамдас, чьим мастерством «Открытие» вышло на орбиту, который провел первый челнок сквозь атмосферу с поверхности, долго-долго стоял перед темной морщинистой стеной, неимоверным стеблем растения — дерева — под которым установил свой платок. В одной руке он держал настольную лампу, а в другой — шнур со штепселем. Он искал розетку. Потом тоскливая печаль на его лице сменилась насмешкой, и он понес лампу обратно на Склад.
Трехмесячный малыш 5-Лунь Тирзы лежал на звездном свету, пока Тирза работала на стройке. Когда мать пришла покормить ребенка, то завизжала «Он ослеп!». И правда, зрачки его сжались в точки. Младенец весь покраснел от жара. Лицо и головку его покрыли волдыри. Потом начались судороги, и наступила кома. Той же ночью он умер. Его пришлось переработать в почву. Тирза лежала на том месте, где в грязи, под почвой лежал ее малыш, и громко стонала, вжимаясь в грязь лицом. Потом с воем подняла лицо, облепленное влажной бурой почвой, страшную маску из грязи.
Не звезда — солнце. Звездный свет нам знаком: он далекий, ласковый, безопасный. Солнце — это звезда, подступившая к порогу. Как вот эта.
Меня зовут Звезда, повторяла про себя Синь. Звезда, а не Солнце.
В темное время суток она заставила себя выглянуть из платка, посмотерть на далекие, ласковые, безопасные звезды, подарившие ей имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44