А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И дух Ким Ян пребудет с ними.
А в конце, как полагалось по обычаю, встал, чтобы сказать свое слово, сын покойной.
Под взглядами множества людей и сетевых камер 1-Ким Терри поднялся на помост, где лежало , закутанное в белый саван, тело его матери. Походка его была целеустремленной, в ней чувствовалось напряжение. Знакомые Терри заметили в нем перемену — уверенное спокойствие, сменившее слезливость и дрожь в голосе. Он оглядел заполнявшую весь Теменос толпу, и кое-кто потом утверждал, что «от него исходило сияние».
— Ушла последняя из тех, чье тело породила Земля, — проговорил он ясно и громко, многим напомнив тем свою мать, прекрасного оратора. — Она ушла к славе, лишь тенью которой было ее тело. И мы ныне движемся прочь от тела в царствие духа. Мы свободны. Мы навеки освободились от тьмы, от греха, от Земли. Из коридоров будущего я несу вам эту весть. Я — вестник, ангел. И вы — все вы ангелы! Вы — избранники. Господь призвал вас поименно. Вы — благословенные. Вы — божественные создания, святые души, призванные жить во благодати. Одно осталось нам — познать, кто мы есть, понять, что мы суть насельники Рая, что мы — благословенные, избранники небес, путники на вечном пути. И каждый из нас свят, и каждый — рожден, чтобы жить во благодати, и умереть ко благодати большей.
Он воздел руки, торжественно благословляя ошеломленную, безмолвствующую толпу.
Речь его продолжалась двадцать минут.
«Его рассудок помутился от скорби», говорили иные, покидая Теменос или отключая терминал, и циники отвечали им: «А может, от облегчения?» Но многие горячо обсуждали идеи и образы, подсказанные им Кимом Терри, сердцем чувствуя — он дал им то, о чем они тосковали, не зная, что чувствовали, не умея выразить.
Становясь ангелами

С тех похорон началась новая эпоха. Теперь, когда никто из живущих уже не помнил изначальной планеты — стоило ли полагать, что кто-то на Земле помнит о них? Конечно, они регулярно отправляли по радио сообщения о ходе полета, как того требовала Конституция — но было ли кому слушать?
В одну ночь стала шлягером слезливая мелодичная песенка «Сиротки Бездны», исполняемая группой «Нубетели» из четвертой чети. И многие продолжали обсуждать речь 1-Кима Терри.
Такие приходили к нему в жилпространство — кто из любопытства, кто из интереса. Всех встречали соседи Терри, 2-Патель Джимми и 2-Лунь Юко. Терри отдыхает, объясняли они, но сегодня вечером он обязательно поговорит с вами. Вы тоже ощутили это чудо, когда он говорил сегодня в Теменосе? Вы видели, как он изменился? Это случилось на наших глазах, говорили они, мы видели, как к нему приходит мудрость, красноречие, сияние. Приходите послушать его. Сегодня вечером он будет говорить.
На какое-то время стало модным заглядывать к Терри и слушать его речи о Благодати. Пошли ходить анекдоты. Атеисты обрушивали огонь и серу на истерических сектантов и лицемерных себялюбцев. Потом кто-то забыл, а кто-то — продолжал навещать жилпространство Ким сутки за сутками, год за годом посещая вечерние собрания с Терри, Джимми и Юко. Кто-то проводил собрания у себя — тихие пирушки, с песнями, медитацией, молитвами. Они называли эти собрания ангельскими увеселениями, а себя — друзьями во благодати, или просто ангелами.
Когда последователи Кима Терри начали перед своими родовыми именами ставить «ангел», будто это был титул, это вызвало серьезное неодобрение и массу дискуссий в Совете. Ангелы согласились, что подобная самоидентификация таит в себе семя раскола, и Терри лично посоветовал своим последователями не идти против воли большинства: «Ибо, ведаем мы это или нет, разве не все мы ангелы?»
Юко, Джимми, и юный сын Джимми, Воблаге, поселились вместе с Терри в жилпространстве, которое тот делил с матерью. Ежевечерне они проводили собрания. Сам Ким Терри с годами вел все более затворническую жизнь. Поначалу он нередко выступал на собраниях, проводившихся в цирке первой чети или в Теменосе, но с течением лет все реже появлялся на публике, общаясь с поклонниками только через сеть. К тем, кто попадал на собрания в его жилпространстве, он выходил ненадолго, с благословением и похвалой; но последователи его верили, что личное присутствие Терри не так важно, как духовное, каковое непрерывно и вечно. Все материальное нарушало благодать, затемняя нужды духа. «Я иду иными коридорами», говорил Терри.
Смерть Терри в году 123 вызвала среди его поклонников волну истерической скорби, смешанной с восторгом, ибо они, следуя доктрине Действительности в изложении его энергичного толкователя 3-Патель Воблаге, почитали мнимую смерть своего учителя как перерождение в Реальность, к которой сам корабль был лишь средством доступа, «проводником благодати».
После смерти Терри и родителей Патель Воблаге в одиночестве обитал в жилпространстве Ким. Там он проводил собрания, произносил речи на домашних увеселениях, оттуда выступал по сети, там писал и оттуда распространял сборник высказываний и притч под названием «Вестник к ангелам». Патель Воблаге был человеком редкого ума, исключительной веры и больших амбиций, а еще — прекрасным организатором. Под его руководством увеселения стали менее хаотичными и оргиастическими, даже вполне пристойными. Он отсоветовал последователям благодати носить особую одежду — мужчинам некрашеные шорты и курты, женщинам белые платья и тюрбаны — как делали многие. Одеваться по-иному, говорил он, значит вносить раздоры. Разве не все мы ангелы?
И под его водительством ангелов становилось все больше и больше. Число новообращенных в первые десятилетия второго века полета заставило обратиться к Статье 4. Группа активистов потребовала слушаний по вопросу о религиозной манипуляции, утверждая, что Патель Воблаге создал и распространил секту, поклонявшуюся Терри как богу, тем самым подрывая светские власти. Но Центральный совет так и не собрался назначить комиссию для рассмотрения этого дела. Ангелы утверждали, что, хоть и почитают Кима Терри как учителя и проводника, но полагают его не в большей степени божественным, чем любого другого — разве не все мы ангелы? А Патель Воблаге убедительно доказывал, что воззрения ангелов ни в коей мере не подрывают государственного устройства и образа правления, но, напротив, поддерживают их в любой малости: ибо пути и законы мира суть пути и законы благодати. Конституция «Открытия» есть Священное писание. Жизнь на корабле есть сама благодать — исполненное радости тварное воплощение нетварной реальности. «Зачем последователям совершенного закона подрывать его?», спрашивал он. «Зачем тем, кто наслаждается ангельским порядком, искать хаоса? Зачем насельникам рая искать иного бытия?».
Ангелы действительно были образцовыми гражданами — активными, усердными, всегда готовыми исполнить свой долг перед обществом, деятельными членами всяческих комитетов и комиссий. Собственно говоря, ангелы составляли к этому времени более половины Центрального совета. Не серафимы или архангелы, как прозывали наиближайших, самых верных соратников Пателя Воблаге, а простые ангелы, наслаждающиеся покоем и дружеством увеселений, ставших в те годы частью жизни для многих людей. Сама мысль о том, что верования и обряды Благодати могут в чем-то противоречить общественной морали, что быть ангелом — значит быть мятежником, стала явной нелепостью.
Патель Воблаге, неукротимо деятельный, несмотря на возраст — ему уже было под восемьдесят — по-прежнему проживал в жилпространстве Ким.
Внутри, вовне

— Может быть, есть два сорта людей… — начал Луис, и замолк, так надолго, что Синь сухо отозвалась:
— Ага. Может, даже три. Самые смелые мыслители предполагают, что пять.
— Нет, только два — те, кто могут свернуть язык в трубочку, и те, кто не может.
Синь показала ему язык. Они в шестилетнем возрасте выяснили, что Луис как раз может свернуть язык в трубочку и посвистеть, а Синь — нет, и эта способность определяется генетически.
— Люди одного сорта лишены потребности в определенном витамине. А другие — нуждаются в нем.
— И каком?
— В витамине веры.
Синь поразмыслила над этим.
— Это не генетическое, — объяснял Луис. — Культурное. Метаорганическое. Но для индивидуума это различие не менее реально, чем метаболический дефект. Человек или нуждается в вере, или нет.
Синь все еще размышляла.
— И те, кто нуждается, не верят, что есть такие, кому это не нужно. Не верят, что есть неверующие.
— Надежда? — неуверенно предположила Синь.
— Надежда — не вера. Надежда связана с реальностью, даже если совершенно необоснованна. Вера отвергает реальность.
— Имя, которое можно назвать, не есть истинное имя, — прошептала Синь.
— Коридор, по которому можно пройти, не есть истинный коридор, — согласился Луис.
— Но что дурного в вере?
— Опасно путать реальность с вымыслом, — тут же отозвался Луис. — Путать желание — с возможностью, эго — с космосом. Крайне опасно.
— О-ох! — Синь скорчила гримаску, возмущенная его напыщенностью, но через минуту проговорила: — Не это ли имела в виду мать Терри — «Народу нужен бог, как трехлетнему малышу — матапила». Интересно, что такое матапила?
— Наверное, оружие.
— Я иногда ходила с Розой на увеселения, пока та совсем не ушла в серафимы. И мне вообще-то нравилось. Особенно песни. И когда они восхваляют вещи — знаешь, самые обычные, — и говорят, что все, что мы делаем — свято. Не знаю… Мне — понравилось, — проговорила она, будто защищаясь. Луис кивнул. — Но когда они начинают зачитывать всякую дурь из книги — и что такое «путь», и что значит «открытие», — меня замыкать начинает. Они на все лады твердят, что наружи вообще ничего нет. Вся вселенная — внутри. Ужас какой.
— Они правы.
— А?
— С нашей точки зрения, они правы. Снаружи ничего нет. Вакуум. И пыль.
— Звезды! Галактики!
— Точки на экране. Мы не можем дотянуться до них, добраться. Только не мы. Не при нашей жизни. Наша вселенная — корабль.
Эта мысль была одновременно знакомой до банальности и странной до жути. Синь пораздумала и над ней.
— А наше бытие здесь совершенно, — продолжил Луис.
— Да?
— Мир и изобилие. Свет и тепло. Безопасность и свобода.
«Само собой», подумала Синь, и на лице ее это отразилось.
— Ты учила историю, — настаивал Луис. — Столько страданий. Жил ли кто-нибудь в отрицательных поколениях так, как живем мы? Хоть вполовину так хорошо? Большинство землян жили в постоянном страхе. В боли. Невежестве. Они дрались друг с другом из-за денег и верований. Умирали от болезней, войн, голода. Это было как в Трущобах 2000 или Джунглях. Сущий ад. А здесь — рай. Ангел Терри был прав.
Синь поразилась ярости в его голосе.
— И?
— Так что — наши предки послали нас из ада в ад через рай? Тебе подобная схема не кажется дефектной?
— Ну-у… — протянула Синь, обдумывая его метафору. — К Шестому поколению это и правда несправедливо. А для нас — никакой разницы. К тому времени мы от старости уже не сможем выходить навне. Хотя я бы выковыляла, глянула, каково оно. Даже если там — ад.
— Вот поэтому ты — не ангел. Ты принимаешь тот факт, что наша жизнь, наш полет, имеет цель, не заключенную в ней. Что у нас есть цель.
— Да? Вряд ли. Я на это просто надеюсь. Было бы интересно оказаться… где-нибудь еще.
— Но ангелы не верят, что есть какое-то «еще».
— Тогда они здорово удивятся, когда мы достигнем Синдичу, — ответила Синь. — Хотя мы все к этому времени… Слушай, мне еще для Канаваля таблицы делать… Увидимся на занятиях.
На момент этого разговора обоим было по девятнадцать лет, и они учились на втором курсе. Они не знали, что второкурсники всегда ведут беседы о природе веры и цели бытия.
Вести с земли

Конечно, вести следовали за кораблем —или догоняли его — с той минуты, как «Открытие» покинуло планету Дичу, Землю. Первое поколение еще получало множество личных сообщений: «Потомки Росс Бетти — весь Баджервуд болеет за вас!». С течением лет таких становилось все меньше и меньше, пока они не пропали вовсе. Порой возникали проблемы с приемом — был случай, когда радиосвязь прервалась на целый год; по мере того, как росло расстояние до Земли, и в особенности — в последние пять лет, становились нормой искажения, задержки, потери сигнала. И все же «Открытие» не забывали. Доносились слова. Изображения. Кто-то — или какая-то программа — на изначальной планете продолжал направлять в космос тонкую струйку информации: новости, последние научные открытия, стихи и прозу, порой — целые газеты или тома политических комментариев, литературы, философии, критики, искусства, документалистики; только значения слов изменились, и трудно было судить: то, что ты читаешь или смотришь — это вымысел или реальность? — потому что отделить земные фантазии от землянского бытия было невозможно. И с наукой не лучше, потому что за общеизвестное принималось неведомое, и оставались без определения ключевые термины. Первое и второе поколения потратили немало времени, нервов и интеллектуальных сил, анализируя и толкуя сообщения с Дичу. Сообщения о, видимо, кровопролитном конфликте между, очевидно, школами религиозно-философской мысли (хотя с таким же успехом это могли быть национальные или этнические различия), именовавшимися (по-арабски) Истинными Последователями и Подлинными Последователями, даже привели к появлению в первой и четвертой четях соперничающих группировок. Тысячи или миллионы — в сообщении говорилось о миллиардах, но это, конечно, была ошибка или искажение — в любом случае, множество людей на Дичу было убито или поубивало друг друга из-за этого конфликта идей (или верований?). На борту «Открытия» шли яростные споры о природе этих идей, верований, конфликтов. Споры тянулись десятилетиями. Но они не погубили ни одной живой души.
К третьему и четвертому поколениям содержание передач с Земли стало настолько невнятным, что лишь отдельные любители продолжали следить за ними; большинство же не обращало внимания вовсе. Если бы на Дичу случилось что-то важное, кто-нибудь да заметит; и кроме того — все, что принимали антенны, попадало в архив. Должно было попадать в архив.
4-Канаваль

Когда Синь пришла в колледж-центр записываться на курсы первого года, она обнаружила, что профессор навигации, 4-Канаваль Хироси, потребовал, чтобы ее записали сразу на второй курс по его предмету. «Интересно!», возмутилась она подобной наглостью, бросив регистратору: «А что, если я вообще не собираюсь заниматься навигацией?» И все же Синь была польщена; очевидно, Канаваль пристально следил за успехами старшеклассников в математике и астрономии, и положил на нее глаз. Она записалась на второй курс навигации.
Профессия навигатора была почетной, но не привлекательной, как работа внезника или актера-сетевика. Многим сама идея «навигации» казалась пугающей. Они объясняли это так: на любой работе можно сделать ошибку, и это плохо кончится (любое событие в аквариуме отзывается по всему аквариуму), но на таких работах, как регенерация воздуха или навигация, от ошибки могут пострадать или вовсе погибнуть люди — может быть, даже все .
Все системы корабля были снабжены резервными, дополнительными, безопасными, но, как было общеизвестно, навигация не могла быть безопасна. Конечно, компьютеры не ошибаются, но ведь информацию в них вводят люди; курс требовалось корректировать постоянно; навигаторам оставалось только проверять и перепроверять свои вычисления и расчеты компьютеров, проверять и перепроверять все начальные данные и результаты, выискивать малейшие расхождения, а потом повторять все это снова, и снова, и снова. Если расчеты и подсчеты все приводили к одному результату, если все сходилось — тогда не происходило ничего. Можно было заняться тем же самым — по новой.
Короче говоря, работа навигатора была не более завлекательной, чем подсчет бактерий — еще одно непопулярное занятие. А вот способности к математике и дисциплина от навигаторов требовались изрядные. Немногие студенты после первого, обязательного, курса брали второй, и мало кто выбирал эту профессию окончательной. 4-Канаваль искал кандидатов, или, как говорили иные, жертв.
Если всеобщая нелюбовь к навигации и прорастала из глубинного ужаса перед тем, чем приходилось заниматься пилотам — полету сквозь бездну, самому движению мира-корабля, его курсу и цели — об этом никто не упоминал, хотя Синь приходило в голову нечто подобное.
Канаваль Хироси был невысоким мужчиной чуть старше сорока, с горделивой осанкой, копной черных волос и плоским лицом, похожим, как решила Синь, на портреты мастеров дзен. Был он родней Луису — сводным кузеном, — и порой сходство становилось заметно. На занятиях он был резок, нетерпелив, нетерпим. Студенты жаловались: одна мельчайшая ошибка в компьютерной симуляции, и он отбрасывал выполненное задание, часы кропотливой работы, со словами «никуда не годится».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44