А поскольку пока меня не было, он считался лучшим танцором Юга, его это раздражает сильнее. Ни один человек, бывший первым танцором Юга, по доброй воле никому не отдаст эту честь… А потом появился я. Конечно задолго до этого он получил серьезное предупреждение, когда я чуть не раздробил ему горло деревянным мечом.Дел криво улыбнулась.– А ты к этому относишься так же?– Ты хочешь знать, буду ли я также злиться, когда придет кто-то моложе и способнее? – я пожал плечами. – Когда это случится, я буду уже стариком. Тогда мне будет все равно.Дел расхохоталась.– Стариком? – переспросила она. – Но ведь это уже случилось.– Юг никогда тебя не примет, – парировал я, – да и я не соглашусь, что ты лучше меня. Да, ты хорошо танцуешь, но не лучше. – Я вздохнул. – И не забывай, баска, ты женщина. Ни один Южный танцор меча тебя не признает.– Ты уже меня признаешь. И Аббу, – она вдруг нахмурилась. – Я так думаю. Или он только говорит, что признает в надежде обольстить меня комплиментами и затащить в свою постель, – она засунула прядь волос за ухо. – Мужчины часто так поступают.– Потому что женщины часто на это покупаются, – я усмехнулся, встретив ее рассерженный взгляд, и начал заворачивать колено. – Жаль, что он не оставил нам свою лошадь.– А ты ожидал, что он оставит нам лошадь? – изумилась Дел.– Почему нет? Если остальные танцоры всего в дне пути отсюда, он мог бы дождаться их и вернуться в Искандар.– Они не в дне пути, не знаю, кто уж там ближе, танцоры мечей или племена. Два дня как минимум из-за самума, – Дел помрачнела. – Ты помнишь?– А что я должен помнить? – осторожно спросил я.Волосы снова упали ей на глаза и она нетерпеливо откинула их.– Ты развернул самум. Ты остановил ветер, песок… и отправил их обратно.– Но я думал… – я нахмурился. Да, я ХОТЕЛ остановить самум, но не мог вспомнить, как мне это удалось. Дальше были только крики Чоса Деи, забравшегося ко мне в душу. – Ну и ладно, – наконец сказал я. – Если самум задержал их, у нас появился небольшой запас времени.– Кроме того, если бы Аббу оставил нам лошадь, в их глазах он выглядел бы дураком.– А ты считаешь, что Аббу Бенсир не может быть дураком? – заинтересовался я.Дел долго и внимательно смотрела на меня. Лицо ее было непроницаемо, и только в глубине голубых глаз проскальзывало что-то живое – может веселье?– Наверное может, – наконец объявила она со всей серьезностью. – Ведь вы с ним так похожи.– Слушай, баска…Она старательно изобразила удивление.– А разве я не права? Конечно он старше – хотя намного ли, я не могу сказать, – аиды, ей было весело! – и он, конечно, мудрее, поскольку у него богаче жизненный опыт… но есть и удивительные схожести, – она собрала волосы и начала делить их на три части. – Ну может тому причиной только то, что вы учились у одного шодо.– Я совсем не похож на Аббу! Ты слышала, каким тоном он спросил: я работаю на женщину? Как будто один этот вопрос оскорблял его, – я замолчал, увидев ее широко раскрытые глаза. – Ему нужно только затащить тебя в постель, потому что он считает, что только там ты можешь полностью раскрыть весь свой талант. Как большинство Южанок.– Ты когда-то был таким же, – заметила Дел, продолжая заплетать косу.Я хмуро покосился на нее.– Я по-прежнему Южанин. Только из-за того, что я потащился через Границу, решив помочь тебе… – я не стал продолжать и хмуро уставился на колено. – Ну может теперь я действительно думаю несколько иначе и могу благодарить за это тебя, но я все равно Южанин. Кем еще я могу быть?– А если не Южанин? – мягко спросила Дел, перевязывая шнурком конец косы. – Ты ведь так и не узнал правду у Салсет.Я решительно завязал повязку на колене. Пора было менять тему.– Самое лучшее для нас сейчас это поехать в Кууми и купить вторую лошадь. После этого мы сможем быстро добраться до Джулы.– До Джулы! Но Аббу сказал…– Аббу не знает того, что я знаю, – я начал сворачивать одеяло. – И никто не знает, того, что мы… что я знаю.– Мы? – Дел приподнялась, поправляя ремни перевязи. – Если под «мы» ты имеешь в виду меня, тебе придется объясниться. Я понятия не имею о чем ты говоришь.«Мы» не имело отношения к Дел. Но ей я не мог об этом сказать.– Давай собираться, – предложил я. – Мы снова зря прожигаем день. 17 – Такое маленькое? – Дел сидела за моей спиной и от ощущения близости горячего человеческого тела в теплый день становилось совсем жарко. – Когда ты сказал, что мы едем в торговое поселение, я представила себе что-то значительное.– Раньше оно таким и было, – я повернул жеребца к сбитым из деревянных планок воротам, болтавшимся у полуразрушенной глиняной стены. – Когда-то Кууми было одним из самых больших поселений на Юге, оно разрывалось по швам от обилия караванов и торговцев. Но потом пришла Пенджа и поглотила все окрестности, и караваны стали ходить другой дорогой. Почти все торговцы уехали отсюда. Кууми так и не смогло возродиться.– Но разве это Пенджа?– Еще нет, но она очень близко, – я махнул рукой в Южном направлении.– Полдня пути в ту сторону. Да и вообще-то все так привыкли к другим маршрутам, что о Кууми просто забыли. Даже после ухода Пенджи это место не стало таким, каким было прежде.И никогда уже не станет. То, что когда-то было процветающим поселением, теперь превратилось в свою же слабую тень. Деревянные хижины вместо прочных домов, рассыпавшаяся глина вместо кирпичей. Узкие улицы перегораживали песчаные заносы, а старые дома безжалостно разрушал горячий, жалящий ветер. Кууми рассыпался как древние кости оракула, сыпалась кирпичная кладка, трескалась глина, осыпались здания. Контуры Кууми были округлыми и размытыми; деревянные жилища цвета кости, высушенные на солнце, были полны прожорливых долгоносиков и напоминали пышные караваи.Мы подъехали к поселению с Севера, задержались у разбитых ворот, чтобы дать медь так называемому охраннику, и проехали внутрь.Дел пришла в ужас оттого, что на мне пришлось заплатить за въезд.– Стена совсем разрушена, – сказала она. – Пять шагов от ворот и любой может спокойно войти… ты заплатил только ради того, чтобы проехать через парадный вход?– Мы просто заплатили, – отрезал я и решил ограничиться этим ответом. Кууми было древним уважаемым поселением и нельзя было обращать внимания на его бедственное состояние. На Юге это знали все. Все играли в эту игру.Через разбитые ворота вглубь поселения: жеребец едва волочил ноги, подковы глухо стучали в лабиринте улиц, из-под копыт со звоном вылетали мелкие камешки. Улицы соединялись, снова расходились, поворачивали, но я хорошо знал дорогу. Я вел жеребца к Кантине Споров.– Все здесь какое-то… серое, – заметила Дел, разглядывая дома, пока мы проезжали по покрытым слоем песка узким улицам.– Мы на краю Пенджи.– Но даже небо серое.– Это пыль, – объяснил я. – Пыль Пенджи, смешанная с грязью. Она очень легкая, как пудра… если подуть, взлетает. Видишь? – я показал на облачко, висевшее под брюхом жеребца.– Похоже на пепел, – тихо сказала Дел. – Как будто костер горел долго и остался только пепел… это поселение похоже на погребальный костер.Выжженные солнцем, разорванные ветром, навесы свисали с легких деревянных решеток и столбов около отверстий в стенах и дверей и были такими же серыми, как и стены домов. Навесы слабо покачивались от робкого ветерка. Солнечные лучи рисовали узоры на стенах, сложенных из неровно вылепленных глиняных кирпичей. Кирпичи крошились и из мест разломов торчали стебли сухой травы. Жеребец пытался их выдирать.– Мне все равно, на что оно похоже, лишь бы здесь можно было купить лошадь и вымыться.– А воду мы здесь достанем?– Вода есть, но за нее придется платить.– Мы уже платили у ворот.– Это была дань за вход. А в Кууми еще есть дань за воду. В этом поселении за все платят, иначе оно давно погибло бы.– Да, но… плата за воду! А если бы у нас не было денег?Жеребец зацепился ногой за упавший навес, споткнулся и фыркнул. Сожженная солнцем ткань порвалась, освобождая ногу. Поводом я поднял гнедому голову.– Пришлось бы придумать, как найти деньги.– Это ужасно, – объявила она.– Без сомнения, – согласился я, выискивая впереди мою любимую кантину.Дел поняла куда мы приехали как только я остановил жеребца. Здание почти не отличалось от остальных: потрескавшиеся стены, отвалившиеся куски глиняных кирпичей. Выжженные, залатанные оранжево-коричневые навесы, свисающие с единственного не упавшего шеста, бросали тень на дверь. Я потянул носом и уловил знакомые запахи: вино и акиви.Она нахмурилась.– А что мы забыли ЗДЕСЬ?– Я знаю владельца.– Это он или она?– Он конечно. Мы на Юге, – я помолчал, выжидающе глядя на нее. – Ты слезаешь? Пока ты за моей спиной, мне очень трудно спуститься.– Я слезу сразу после того, как ты объяснишь, почему нам нужно СНАЧАЛА останавливаться в кантине, а потом уже думать, где купить лошадь и как достать воду.– Нам нужна комната.– И сколько мы здесь пробудем?– По крайней мере всю ночь. Я хочу вымыться, хорошо поесть и поспать в кровати. Если желаешь, можешь составить мне компанию, – я подумал, что такую фразу Дел может принять за приглашение; она ненавидит когда ей делают одолжения.Дел соскользнула с жеребца.– Ты, кажется, говорил, что самое главное это купить лошадь.– Сначала выпить. И вымыться. Потом поесть. Потом в кровать. А утром можно будет заняться лошадью, – я вынул ноги из стремян и положил больное колено на седло. – А больше всего мне хочется, хотя бы недолго, посидеть спокойно в тени, а не под палящим солнцем, размышляя над чашкой акиви – или вина если акиви не будет. После этого можно будет отправиться отдыхать.Дел улыбалась пока я, соблюдая все меры предосторожности, позволил песку, покрывавшему улицу, принять вес моего тела. У меня все болело.– Иди в кантину, – предложила она, когда я прикусил губу, чтобы сдержать очень искреннее проклятье. – Я займусь жеребцом.Я не собирался возражать, хотя вела себя Дел необычно. Я привык, что она категорически отказывается останавливаться в кантинах.– Иди в ту сторону, – я махнул рукой в нужном направлении. – На конюшню это не похоже, но тень и вода там есть.Дел взяла повод.– Мне придется платить за это?– Я же говорил: я знаю владельца, – я подумал и добавил. – Он берет с меня только половину.– Половину, – пробормотала Дел и повела жеребца за угол.
Когда она вернулась, я сидел на шатком трехногом табурете в шаткой кантине, опираясь локтем о шаткий стол, чтобы можно было положить подбородок на руку с голубыми ногтями; в другой руке была глиняная чашка с плескавшимся на дне акиви. И чувствовал я себя тоже довольно шатко, как будто у меня выбили опору из-под ног и я застыл перед падением.Больше в кантине никого не было. Дел, пробравшаяся через болтавшийся навес, застыла, обнаружив, что я единственный посетитель кантины и, приняв задумчивый вид, осмотрела комнату.– Да-а, – наконец протянула она. – Я конечно знала, что тебе давно пора было помыться, но похоже, что я просто привыкла к запаху, а на самом деле все обстоит гораздо хуже.– Знаешь, у тебя это не слишком удачно получается, – отрезал я.Светлые брови удивленно выгнулись.– Что получается?– Шутки, – я поднес чашку ко рту, глотнул акиви и поставил чашку на стол. – Но вообще-то от женщин чувства юмора я никогда не требовал.Бледные брови опустились вниз и сошлись у переносицы.– И сколько женщин у тебя было? – она осторожно прошла через лабиринт шатающихся стульев и столов. – Мне казалось, что я отсутствовала недолго.Я задумался и неохотно выдавил:– Достаточно долго… Достаточно долго, чтобы я успел выяснить, что Акбар мертв.Она застыла у моего – нашего – стола.– Акбар – это тот твой друг, которому принадлежит кантина?– Да, – я сделал еще глоток.– Мне жаль, – просто сказала она.– Да, – чашка снова опустела. Я поставил ее, поднял керамический кувшин – край потрескался, а кое-где был отбит – и щедро налил себе до краев. Едкий запах совсем молодого акиви тут же ударил мне в нос.– Выпей акиви, баска.Она осмотрелась.– С меня и воды хватит… Кроме тебя здесь кто-нибудь есть?– Вода стоит три медные монеты за чашку. Акиви дешевле.– Я не люблю акиви, – она все еще оглядывалась, безуспешно пытаясь рассмотреть что-нибудь в полумраке. – Мы здесь одни?– Где-то там кузен Акбара, – я махнул рукой.– Он тот самый борджуни, который взял с меня десять медных за конюшню жеребца и еще пять за воду?– Я же сказал, что акиви дешевле.– Сам попробуй напоить лошадь акиви, – Дел зацепила табуретку ногой и вытащила ее из-под стола. – Хотя, конечно, с его темпераментом он тебе подходящая пара, – она покосилась на мой кувшин. – Ты собираешься выпить все?– Если ты мне не поможешь.Дел вдруг посерьезнела и внимательно осмотрела меня.– С тобой все в порядке?– Я устал, – тихо сказал я ей. – Устал узнавать, что мои друзья мертвы. И думать, не я ли следующий.Легкая улыбка изогнула ее губы, но тут же пропала.– Мне жаль, что твой друг мертв, но думаю, что ТЫ вне опасности.– А почему нет? Моя работа заставляет все время рисковать, многое в ней зависит от случая.Она постучала по изрезанному столу пальцем с коротким ногтем.– Потому что ты такой же как твоя лошадь: слишком упрямый, чтобы сдаться.– Сейчас я не упрямый. Сейчас я просто пьяный, – я сделал еще глоток.– А вот ты сейчас скажешь, что прежде чем пить, нужно было поесть, и будешь права. Ты скажешь, что больше мне нельзя пить ни глотка, и будешь права. Ты скажешь, что за ночь я отдохну и утром все будет восприниматься легче, и будешь права, – я посмотрел ей в глаза поверх неровного края чашки. – Ты когда-нибудь ошибаешься?Дел отвлеклась от стола.– Я ошиблась, предложив твои услуги Стаал-Уста.Мне стало лучше.– Это точно.– И какое-то время я ошибалась в тебе, – она мрачно посмотрела на чашку, но ничего не сказала об акиви, от которого я только озлобился. Это я и сам понимал. – При нашей первой встрече ты мне очень не понравился. И, кстати, заслуженно. Тогда ты точно соответствовал моим представлениям о тебе: типичный Южанин, – она улыбнулась. – Но постепенно ты изменился в лучшую сторону. Сейчас ты уже вполне сносный.– Спасибо.– Ну да, – она снова осмотрелась. – Если в ближайшие несколько минут кузен Акбара так и не появится, воду я возьму сама. И бесплатно.Это была пустая угроза. Дел оставила бы деньги.– Вот, выпей, – я протянул ей чашку. – Хотя бы промой горло.– Я не хочу.– Ты когда-нибудь пробовала?– Однажды.– Всю чашку? Или только глоток?– Глотка было достаточно.– Я тебе тоже сначала не понравился. Ты сама это только что признала.Дел вздохнула, устало потирая плечо.– Сиди и пей, если хочешь… Я лучше соберу фляги и пойду за водой.Я махнул рукой.– В центре рыночной площади большой колодец. Это в той стороне, там тебе продадут воду.– Три медные монеты за чашку? – Дел поднялась, ногой запихнув табуретку обратно под стол. – А сколько за флягу?Я задумался.– Не знаю. Цены постоянно меняются. Все зависит от твоего умения торговаться, – я осмотрел ее: высокая, гибкая, красивая. И очень опасная.– Если найдешь правильный подход, сможешь сэкономить несколько монет.– Может быть, – сухо сказала она. – Но по-моему топить свое достоинство ради скидки в несколько медных монет не стоит.Дел повернулась к двери, а я наполнил рот акиви. Потому что ответить мне было нечего.
Закат. И ни свечей, ни ламп, ни факелов, потому что за них пришлось бы платить. Но пока они были и не нужны: солнце опускалось за горизонт и небо из оранжевого превращалось в розовое, потом в пурпурное, а стены кантины приобретали все более глубокий фиолетовый оттенок.На мое плечо легла прохладная ладонь.– Пойдем, – мягко сказала Дел. – Пора ложиться спать.Я оторвал мутный взгляд от тарелки с несъедобной массой, поданной мне под названием тушеное мясо.– Могу я сначала прикончить ужин?– Сначала он прикончит тебя.На второе плечо тоже опустилась ладонь. Она сжалась не по-женски сильно, так что напряженные мускулы почувствовали ее через бурнус, хитон, ремни перевязи и кожу. Это было просто блаженством.– Поешь утром, когда будешь заниматься клином.Смутный образ.– Каким клином?– Который другим клином вышибают.А-а. Теперь я понял.– …боги, баска… только не останавливайся…– Это? – она старательней начала разминать мне плечи. – Ты напряжен, как нагруженная веревка.– …аиды… как же хорошо…– Я оставила наши вещи в невероятно дорогой комнате, которая скорее всего, еще до рассвета обрушится на наши головы. Постель готова. Пойдем спать?Ее правая рука передвинулась к моей шее, прохладные пальцы разминали ноющие сухожилия, снимая напряженность.– Вставай, – тихо повторила она.Я неловко приподнялся и тут же почувствовал, что она поддерживает меня под руку. Я позволил ей помочь мне, чтобы не беспокоить больное колено.– Я ужасно пьян, баска. Невероятно, кошмарно пьян.– Я знаю. Вот. Сюда…. пожалуйста не падай. Если ты рухнешь на меня мертвым грузом, я тебя уже не дотащу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38