А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Эту версию
косвенно подтверждало также и то обстоятельство, что Альфонсо, чья нежная
любовь к Бланке была общеизвестна, большую часть своего свободного времени
проводил вместе с Филиппом и Норой.
Что же касается самого Филиппа, то он, в отместку королю, решил
заставить его поволноваться и все тянул с просьбой руки Норы. Дон Фернандо
не рисковал торопить Филиппа, побаиваясь, как бы тот вовсе не передумал, и
жил в постоянном страхе потерять зятя, на которого возлагал большие
надежды. Альфонсо же, так и не простивший отцу брака Бланки с Александром
Бискайским, втайне злорадствовал, глядя на его мытарства. Ну а Нора, хоть
ее и огорчило, что Филипп тайком от нее собирался жениться на Бланке, все
же была потрясена жестокостью отца, и чувство вины перед сестрой, которую
она всем сердцем любила, нет-нет да давало о себе знать. Филипп, уже
смирившийся с тем, что ему придется жениться на Норе, сильно подозревал,
что это чувство вины со временем будет расти и в конце концов отравит их
совместную жизнь, а призрак Бланки всегда будет стоять между ними...
А весной между Кастилией и Гранадой разразилась очередная война,
вскоре закончившаяся очередным перемирием. Филипп также принял участие в
походе против мавров во главе своего кантабрийского войска, и уже находясь
в Андалусии, он совершенно неожиданно для себя получил от отца письмо, в
котором тот звал его к себе, просил как можно скорее приехать в Тараскон.
Хотя рассудком Филипп не любил герцога, зов крови, внезапно
проснувшийся в нем, все же оказался сильнее воспоминаний о былых обидах и
унижениях, и читая письмо отца, он не мог сдержаться и то и дело тихо
всхлипывал от счастья, а по его щекам катились слезы. Полученное им письмо
означало, что подошло к концу его долгое изгнание. Теперь он может
вернуться в родной дом, в тот милый его сердцу уголок земли, который он
называл своей родиной, в тот край, где он сделал свои первые шаги, где
прошло все его детство, где под высокими сводами пиренейского неба он
познал прекрасное и неповторимое счастье первое любви и впервые
почувствовал себя мужчиной...

11. ДОН ФИЛИПП, ПРИНЦ БЕАРНСКИЙ
В воскресенье 15 мая 1452 года, спустя ровно три недели после
возвращения Филиппа домой, с раннего утра гудели все колокола
кафедрального собора викариальной епархии Пиреней, что на территории
большого аббатства ордена святого Бенедикта в двух милях от Тараскона.
Медный перезвон разносился на многие мили вокруг и, подхваченный
колокольнями близлежащих замков и сел, казалось, распространялся на весь
мир.
Сегодняшний выходной был необычным выходным, и месса в кафедральном
соборе святого Бенедикта не была обычной воскресной мессой. Просторное
помещение храма, освещенное сотнями зажженных свечей, было заполнено
великолепными, празднично наряженными сеньорами и разодетыми в пух и прах
дамами и девицами, представлявшими сливки гасконского и каталонского
дворянства. Все они мигом слетелись в Тараскон, едва лишь прослышав о
намечаемых герцогом торжествах по случаю возвращения в отчий дом его
младшего сына и наследника.
Отдельно от прочих господ и дам расположилась группа из десяти
вельмож. Одним из них был Эрнан де Шатофьер, которому отводилась особая
роль в предстоящей церемонии. Остальные девять были самыми могущественными
сеньорами Беарна и Балеарских островов. Сегодня был их день, вскоре должна
состояться коронация их нового государя, принца Беарнского - уже шестого
по счету с тех пор, как в середине прошлого столетия маркграф Пиренейский
Филипп Воитель заключил с престарелым римским наместником Беарна Умберто
Конти союз, женившись на его единственной дочери Валентине, и отобрал у
Италии эту последнюю, еще остававшуюся под властью Рима, галльскую
провинцию.
Обретя независимость от римской короны и находясь лишь номинально под
патронажем императора, Беарн с присоединенными к нему впоследствии
Балеарскими островами, которые маркграф освободил от мавританского
господства, не вошел в состав союза галльских княжеств, именуемого
королевством Галлия, а так и остался самостоятельным и ни от кого не
зависящим государством. И хотя властители Беарна и Балеар не смогли
добиться от Святого Престола и Палатинского Холма* придания их владениям
статуса королевства, сама процедура восшествия на княжеский престол была
сродни королевской.
Первый принц Беарнский, Филипп Воитель был коронован здесь, в
аббатстве святого Бенедикта. Следующие четыре коронации состоялись уже в
Бордо, столице всей Гаскони; но вот, спустя девяносто восемь лет эти
древние стены и высокие своды собора вновь стали свидетелями
торжественного ритуала облечения божественной властью потомка славного
маркграфа, шестого принца Беарнского Филиппа Красивого. И в этом Филипп
видел хорошее предзнаменование.
Кроме места коронации, обоих Филиппов, Воителя и Красивого, роднило
еще одно немаловажное обстоятельство. И тот, и другой вступали на
княжеский престол при жизни своих отцов: и Карл, по прозвищу Бастард, и
Филипп, по прозвищу Справедливый, присутствовали в этом соборе на
коронации своих сыновей и разделяли с ними радость этого торжественного
момента.
Отец Филиппа Красивого, герцог Аквитанский, облаченный в новую шитую
золотом мантию и увенчанный герцогской короной, стоял на видном месте
слева от алтаря и, пока его первый дворянин, г-н де Мирадо, оглашал акт
передачи Беарна и Балеаров, радостно и даже с каким-то умилением смотрел
на обоих своих сыновей, что стояли рядом у подножия алтаря. Да, да, их
было двое - князь светский и князь духовный, двадцатилетний Филипп
Аквитанский и тридцатипятилетний Марк де Филиппо, архиепископ Тулузский,
примас Галлии и Наварры, который вскоре должен был венчать своего
единокровного брата на княжение.
Как и Филипп, в детстве Марк испытал много страданий по вине отца -
человека, которого современники называли Справедливым. Мать Марка, дочь
одного обнищавшего каталонского дворянина, не оставившего своим детям
ничего, кроме долгов, днем прилежно исполняла обязанности фрейлины
герцогини Шарлотты, а большинство ночей (и, надобно сказать, с большей
охотой) проводила в постели его сына. Родился Марк уже в Италии, куда
герцог (тогда еще будущий герцог) отправил свою любовницу, как только
прознал о ее беременности. Поступил он так из малодушия, из страха перед
отцом, герцогом Робером, суровым пуританином, который осуждал сына за его
легкомыслие и беспутность и знай угрожал лишить его наследства.
После смерти отца молодой герцог и дальше скрывал существование
внебрачного сына, так как влюбился в Изабеллу Галльскую. А потом, потеряв
ее, он возненавидел весь мир; стремясь забыться и унять свою боль, он с
головой погрузился в государственные заботы, посвятив им все свое время,
всю свою жизнь, всего себя, и его нисколько не трогала судьба Марка. К
счастью, мать герцога, женщина благородная, чуткая и сердечная, лишь на
два года пережившая своего мужа, все-таки успела позаботиться о внуке.
Только благодаря ей Марк с малых лет жил в достатке, не испытывая
стеснения в средствах, воспитывался как настоящий вельможа, а впоследствии
получил блестящее образование в самом престижном во всей Европе учебном
заведении - университете святого Павла в Риме. Правду о своем
происхождении Марк узнал лишь на двадцать втором году жизни, а впервые
увидел отца еще через семь лет, когда, получив степень магистра теологии,
был назначен младшим викарием Тулузской архиепархии и приехал в Галлию.
Понятно, что никаких сыновних чувств к герцогу Марк не испытывал,
зато в их отношениях было уважение и взаимопонимание, а со временем между
ними возникло что-то вроде дружбы. Почувствовав запоздалое раскаяние,
герцог посодействовал головокружительной карьере сына. За неполные пять
лет тот из младшего викария стал коадъютором архиепископа, а еще год
спустя, когда монсеньор Бартоломео Гаэтани был отозван в Рим, чтобы занять
в Курии пост камерлинга, папа Павел VII, уважив просьбу герцога
Аквитанского, назначил Марка де Филиппо новым архиепископом Тулузским и
высвятил его в ранг кардинала.
Помощь отца Марк принимал с благодарностью и пониманием, но так и не
смог до конца простить ему свое полное обид и унижений детство
безотцовщины; не мог забыть он горькие слезы матери, которой за
самоотверженную любовь было заплачено изгнанием и которая умерла на
чужбине, вдали от родины, снедаемая одиночеством и тоской... И может быть,
именно та неосознанная враждебность, то откровенное осуждение, что иной
раз появлялись во взгляде Марка в первые годы их знакомства, побудили
герцога оглянуться назад, переосмыслить прошлое, по-новому оценить все
свои прежние поступки, в частности, свое отношение к Филиппу...
- Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь! - между тем читал г-н де
Мирадо. - Мы, Филипп, милостью Божьей герцог Аквитании, принц Беарна и
верховный сюзерен Мальорки и Минорки, маркграф Пиреней, князь-протектор
Гаскони и Каталонии, пэр Галлии, объявляем во всеуслышание, дабы сие стало
известно всякому подданному нашему и всем нашим родичам, владыкам
христианским, а также князьям неверным, что признав сына нашего Филиппа,
графа Кантабрии и Андорры, своим наследником и завещав ему все титулы,
владения и полномочия, ныне принадлежащие нам, вместе с тем, для сего,
15-го мая, года 1452-го от Рождества Христова, с согласия и одобрения его
святейшества папы Павла Седьмого, его императорского величества Августа
Двенадцатого, могущественных беарнских и балеарских сеньоров и Сената, мы
отрекаемся от титула принца Беарна и верховного сюзерена Мальорки и
Минорки со всем ему принадлежащим в пользу вышеупомянутого сеньора
Филиппа, сына нашего, дабы правил он сими владениями, руководствуясь волей
своею и по велению совести своей, по собственному усмотрению и с согласия
подданных своих, правил мудро и грозно, достойно памяти славных предков
наших и их деяний, для вящей славы всего рода нашего. Да пребудет с ним
всегда и во всем помощь Божья и Его благодать, но пусть не забывает он,
что Всевышний на то и даровал каждому человеку вольную волю, дабы тот был
свободен в своих поступках и самостоятельно выбирал себе путь в жизни,
осознавая свою ответственность перед Господом нашим и стремясь преумножить
Его славу и величие Его. Аминь!
Огласив акт, г-н де Мирадо вручил символическую связку ключей
министра княжеского двора своему преемнику на этом посту - невысокому
худощавому юноше восемнадцати лет со светло-каштановыми волосами, первому
дворянину нового принца, Габриелю де Шеверни.
Архиепископ подвел Филиппа к алтарю и положил его правую руку на
Библию.
- Филипп, - спросил он. - Веришь ли ты в Святую Троицу и признаешь ли
ты Отца, Сына и Святого Духа как Бога единого?
- Да, - ответил Филипп.
- Отвергаешь ли ты Сатану, все его соблазны и деяния?
- Да.
- Обещаешь ли ты сохранить католическую веру своих отцов и воплощать
ее в деяниях своих?
- Да.
- Обещаешь ли ты любить и защищать Святую Церковь Христовую и
служителей ее?
- Да.
- Обещаешь ли ты править государством своим по закону и
справедливости?
- Да.
- Обещаешь ли ты охранять и отстаивать канонические привилегии
служителей церкви, права вассалов своих и мещанские вольности?
- Да.
- Обещаешь ли ты, сколько станет тебе сил, поддерживать мир,
спокойствие и согласие в своем государстве?
- Да.
- Обещаешь ли ты защищать подданных своих, заботиться о них и об их
благополучии?
- Да.
- И перед лицом Господа Бога всемогущего клянешься ли ты в этом?
- Да, клянусь.
- Тогда скрепи свое кредо подписью, и пусть присутствующие здесь
вельможи, сенаторы и прелаты будут свидетелями твоей клятвы - как перед
людьми, так и перед Небесами.
Когда Филипп подписал пергамент с текстом кредо, архиепископ взял
пасторальный скипетр, протянул его к пастве и произнес:
- Я, Марк, архиепископ Тулузский, милостью Божьей и папой Павлом
уполномочен короновать присутствующего здесь Филиппа на княжение. И
согласно моим полномочиям я провозглашаю его принцем Беарна и верховным
сюзереном Мальорки и Минорки.
- Да будет так! - воскликнули присутствующие в соборе.
По сему Филипп возвратился на свое место, а его брат, архиепископ,
отправил торжественную мессу во здравие новопровозглашенного принца. Сам
Филипп не слышал ни единого слова молитвы, которую машинально произносили
его уста вместе со всей паствой. Стоя на коленях у подножия алтаря, он
весь ушел в себя, внутренне готовясь к предстоящей церемонии - коронации.
Но вот литургия подошла к концу. В сопровождении епископов
Перпиньянского и Ортезского Филипп вновь поднялся к алтарю, и тогда
началось долгожданное действо.
Камергеры сняли с Филиппа всю верхнюю одежду за исключением штанов и
башмаков, после чего принялись облекать его в тяжелые от многочисленных
украшений церемониальные княжеские одежды, которые вместе с другими
атрибутами власти были разложены на аналое. Епископ Перпиьянский прикрепил
к его ногам золотые шпоры и тут же снял их, а епископ Ортезский повесил
ему на шею массивную золотую цепь с большим усыпанным драгоценными камнями
крестом. Архиепископ благословил меч - символ военного могущества, некогда
принадлежавший Филиппу Воителю, и обратился к его потомку со следующими
словами:
- Вручаю тебе меч сей с благословением Господним, дабы защищал ты имя
Христово от неверных, еретиков и осквернителей, охранял свою страну,
власть в которой дана тебе Богом, от внутренних и внешних врагов и
поддерживал мир среди своих подданных.
Накануне Филипп недолго думал, кому быть новым главнокомандующим
беарнского войска - да тут, собственно, и думать было нечего.
- Великолепный и грозный сеньор Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский,
коннетабль* Беарна! - объявил Габриель.
Важной походкой Эрнан приблизился к алтарю, принял из рук Филиппа
меч, поцеловал головку его эфеса и, преклонив колени, положил его на
престол.
Преподобный отец Антонио, который, наспех уладив свои дела в Толедо,
связанные с передачей прихода церкви святого Иосифа другому священнику,
успел все-таки прибыть в Тараскон в самую пору, чтобы принять участие в
церемонии коронации в качестве нового канцлера княжества, достал из
инкрустированной шкатулки княжеский перстень с печаткой и передал его
архиепископу. Марк надел этот перстень на палец Филиппу, затем вложил в
его правую руку скипетр суверена, а в левую - жезл правосудия. Филипп
опустился на колени перед алтарем.
Также преклонив колени, архиепископ взял из дарохранительницы золотую
княжескую корону, увенчанную большим рубином, а Габриель де Шеверни тем
временем начал вызывать присутствовавших на церемонии могущественных
вельмож Беарна и Балеар:
- Великолепный и грозный сеньор Гастон, граф Альбре!
К Филиппу подошел самый могущественный из его подданных и его
двоюродный брат.
- Великолепный и грозный сеньор Робер, виконт де Бигор!
Это был отец его друга, Симона де Бигора. Сам же Симон стоял поодаль
и только тем и занимался, что исподтишка толкал локтем свою жену, г-жу
Амелину Альбре де Бигор, которая не отводила от Филиппа сияющих глаз.
- Великолепный и грозный сеньор Филипп, граф Арманьяка! - продолжал
вызывать Габриель. - Великолепный и грозный сеньор...
Девять могущественных вельмож Беарна и Балеар стали полукругом перед
алтарем, и тогда архиепископ возложил корону на чело Филиппа.
- Венчает тебя Господь! - раздались под сводами древнего собора слова
прелата.
Девять вельмож по очереди прикоснулись к короне, присягнув тем самым
на верность своему новому государю. Архиепископ помог Филиппу подняться с
колен, повернулся с ним к пастве и торжественно провозгласил:
- Господа! Перед вами ваш принц Филипп, законный правитель Беарна и
Балеарских островов, венчанный на княжение Господом Богом нашим. Да
здравствует принц!
- Да здравствует принц!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30