Довольно часто, уже при первой официальной публикации в «Известиях», опытный глаз видит, что та или иная вакансия выделяется под определённую персону. Например, в течение ряда выборных кампаний объявлялись вакансии академиков по специальности «физика и астрономия», так сказать, вместе. Тот факт, что астрономическая вакансия отдельно не объявлялась, почти наверняка означал, что в академики будет избран физик.
Прежде чем продолжить наш анализ академических выборов, необходимо хотя бы кратко остановиться на важном вопросе – почему наш учёный (и даже не всегда учёный) люд так рвётся в академические кресла? Я начну с одного далёкого воспоминания. Это было, кажется, летом 1960 года. В Москву приехала делегация Королевского Общества во главе с вице-канцлером, химиком, профессором Мартином. По причине летних отпусков в столице было мало академической публики, и Президиум бросил клич по всем институтам – собрать по возможности больше сотрудников для заполнения конференц-зала Президиума (в таких случаях горящие театры обычно обращаются за выручкой к милиционерам). Такими мерами конференц-зал удалось заполнить; пришёл туда и я.
Ввиду отсутствия президента и главного учёного секретаря обязанности председателя исполнял известный лысенковец, малоинтеллигентный Сисакян. Доклад Мартина, насыщенный юмором и богатый фактическим материалом, осветил деятельность Королевского Общества в весьма выгодном свете, особенно по контрасту с хорошо знакомой присутствующим замшелой, косной бюрократической системой нашей Академии. И тогда Сисакян, желая сбить это впечатление, через переводчика попросил Мартина растолковать один, оставшийся ему, Сисакяну, неясным вопрос: каковы права и обязанности члена Королевского Общества? Подтекст вопроса хитрого Сисакяна был примитивен: мол, советские академики – слуги народа, а британские – лакеи империализма. Ответ Мартина продемонстрировал присутствующим отличный образец знаменитого английского юмора:
– Я вас понял, профессор Сисакян. Начну с обязанностей: каждый член Королевского Общества обязан ежегодно платить в казну Общества 5 фунтов. Теперь поговорим о правах: каждый член означенного Общества имеет право совершенно бесплатно получать периодические издания своего отделения. В среднем выходит фунтов на 7 с половиной. Так что быть членом Королевского Общества – выгодно, джентльмены! – закончил под громовой хохот собравшейся публики британец.
Эта история имеет продолжение. Года два спустя меня выбрали членом Королевского Астрономического Общества. Почти сразу же я стал получать ведущие английские астрономические журналы: «Monthly Notices of Roy. Astron. Soc.» u «Observatory». Радость от получения столь дефицитных у нас изданий была несколько омрачена невозможностью платить ежегодно 5 фунтов. Вскоре в Москву с визитом прибыл известный английский физик профессор Бэйтс. После того как он поздравил меня с избранием, я поделился с ним неловкостью в связи с 5 фунтами.
– О! – сказал Бэйтс. – Я вижу, что Мартин вам не всё сказал! Иностранные члены Королевского Общества освобождены от этой неприятной обязанности – платить 5 фунтов. Так что особенно выгодно быть иностранным членом Королевского Общества!
Как известно, советский академик получает, так сказать, «за погоны» ежемесячно 500 рублей, а член-корреспондент – 250. Как видим, суммы немалые, вполне соизмеримые с хорошей зарплатой. Насколько мне известно, иностранные академии своим членам денег не платят. Исключение составляют академии соцстран и, кажется, весьма элитарная Французская академия, члены которой («бессмертные») получают за посещение каждого заседания по луидору, специально для этой цели отчеканенному. До войны, при Муссолини, платили и в Итальянской академии.
С гораздо большим основанием, чем профессор Мартин, мы можем сказать, что быть членом Советской академии очень выгодно ! Помимо денег, академики получают немалые блага в других формах. Прежде всего – хорошие условия в больнице АН, куда, увы, время от времени приходится попадать уже далеко не молодым деятелям науки. Дают там нашему брату отдельные палаты – сам лежал три раза, а это в наших условиях далеко не пустяк! Важнейшая привилегия академиков и членкоров та, что их никогда не выгонят на пенсию. А сколько жизненных трагедий приходится видеть, когда крепкого, здорового 60-летнего доктора наук переводят сперва в консультанты, а вскоре – на пенсию, на нищенские 160 рублей. Кажется, такая мелочь – академическая столовая в Москве, а как это удобно и, что греха таить, вкусно! Это уже специфика нашей хронически голодающей, одолеваемой разного рода дефицитами страны.
Не меньшее значение имеет и резкое повышение социального статуса советского учёного после его избрания в Академию. Ведь, кажется, человек после избрания не стал ни умнее, ни значительнее. Но это только кажется. Совсем по-другому начинает к тебе относиться своё и чужое начальство и разного рода академические и министерские службы. В результате дела в твоей лаборатории пошли заметно лучше, и это сразу же становится всем видно. Вокруг «избранника» создаётся какая-то особая атмосфера, если угодно – благоприятный микроклимат. Как видим, оснований стремиться быть избранным в Академию наук более чем достаточно. Таким образом, если говорить откровенно («без булды», как любит выражаться мой сотрудник Валя Есипов), главный стимул к избранию – соображения сугубо материального порядка. Соображения признания заслуг, научного престижа и пр. при выборах в нашу Академию (в отличие, скажем, от западноевропейских и американских академий) играют сугубо подчинённую роль.
Реальные научные заслуги кандидата при выборах, как правило, не имеют серьёзного значения. Какие же факторы решающие? Об этом мы ещё поговорим. Пока же остановимся на одном любопытном обстоятельстве. Ни одна академия в мире (исключая, конечно, соцстраны, во всех деталях копирующие нашу структуру) не имеет двухстепенной системы членства, то есть академиков и членов-корреспондентов. Такое деление имело смысл в прежние времена, когда императорская Академия находилась в Петербурге, а высокопоставленные чиновники-академики должны были состоять при ней. Не жившие в столице империи учёные, естественно, имели статус членов-корреспондентов. В наших условиях первоначальный смысл такого деления давным-давно утерян, но зато приобретён новый: есть настоящие академики и есть полуакадемики , которым, чтобы дорасти до «полного генерала», надо пройти через чистилище новых выборов. При этом делается предположение, что учёный в промежутке между его избранием в члены-корреспонденты и действительные члены якобы может сотворить что-то новое и очень для науки ценное. Но каждый компетентный человек понимает, что это предположение – сущий вздор. Это относится прежде всего к близким мне физико-математическим наукам, но я уверен, что то же самое справедливо и для прочих наук. В члены-корреспонденты, как правило, выбирают деятелей, возраст которых в среднем 50 лет. Это давно уже сформировавшиеся исследователи, и всё, что им положено свершить в науке, – они свершили. Бывают, конечно, исключения, но они редки, да и не выбирают в Академию таких исключительных особей. Редко, очень редко после избрания в члены-корреспонденты учёный сотворит что-нибудь стоящее. Он обычно к этому времени давно уже стал «деятелем» – директором института, начальником крупного отдела или КБ и т. д. Поэтому, когда на выборах расписывают выдающиеся достижения какого-нибудь такого деятеля, баллотирующегося в академики, можно не сомневаться, что точно те же достижения фигурировали и при избрании его в члены-корреспонденты. Это все прекрасно понимают, но молчат – ведь и сами выборщики были в таком же положении.
В чём же коренная причина этого архаического и, безусловно, вредного для развития науки двухстепенного членства? Оказывается, это имеет очень глубокий смысл. Двухстепенная система членства в Академии делает учёных хорошо управляемыми. Уже сразу после избрания в члены-корреспонденты такой деятель начинает подумывать о следующей ступени академической иерархии. Он отлично понимает, что для того, чтобы быть избранным в действительные члены, у него должны быть наилучшие отношения с академиками своего отделения, которые будут за (или против) него голосовать. И он многие годы строит с ними отношения. Излишне подчеркивать, что такая атмосфера в Академии приводит к застою, к отсутствию настоящей критики, которая не взирает на лица, к загниванию подлинной науки. Но зато с такими деятелями можно делать решительно всё – они весьма понятливы. Такой член-корреспондент вполне подобен зайцу, который до конца своих дней бежит в упряжке за морковкой, маячащей перед ним на шесте… Домогаться чего-то всю жизнь есть важная особенность советского человека. И невольно вспоминаются строчки талантливого поэта Алейникова, впрочем, никогда не печатавшиеся:
…Когда ему выдали сахар и мыло –
Он стал домогаться селёдки с крупой!
Типичная пошлость царила
В его голове небольшой!..
Не следует, однако, понимать ситуацию слишком упрощённо. И среди членов-корреспондентов попадаются независимые характеры, а тут ещё это странное тайное голосование… Это приводит иногда к весьма любопытным неожиданностям, составляющим одну из прелестей нашей Академии.
Описанные выше весомые, грубые и зримые академические привилегии, естественно, сделали её центром притяжения для разного рода деятелей, часто имеющих весьма косвенное отношение к науке. Если со времён начала в нашей стране НТР бытует выражение: «середняк пошёл в науку», то с неменьшим правом можно сказать, что в Академию наук пошёл начальничек. Обстоятельство, чрезвычайно благоприятствующее попаданию всякого рода начальства в де-сиянс-Академию, – происшедшее в послевоенные годы изменение самого характера научного творчества. Это факт, что экспериментальные науки стали коллективным процессом, где роль творческой личности непрерывно уменьшается. На самые видные места выдвигаются так называемые организаторы науки – лица, зачастую с научным творчеством ничего общего не имеющие, но зато прекрасно разбирающиеся во многом другом, и прежде всего – в тонкостях субординации. Вот этот-то контингент и поставляет основное число кандидатов на академические кресла. Их привлекает в Академию стабильность положения, ну и, конечно, перечисленные выше материальные блага и престижность.
На примере моего, самого крупного в Академии, отделения я в течение последнего десятка лет наблюдаю, как изменилась сущность этой организации. Получивший могучее самостоятельное развитие в нашей стране (так же, как и в Америке) военно-промышленный комплекс захлёстывает Академию на всех её уровнях, начиная с её президента Анатолия Петровича Александрова – типичного представителя этого комплекса. Он приходит на собрания отделения с единственной целью – «пробить» очередного кандидата комплекса на академическое кресло. С точки зрения руководства Академии и отделения, наука – это то, что стреляет, взрывается, регулирует, самонаводится. Уже давно наше отделение, по существу, стало отделением технической физики. Им мало, что в стране имеются могучие отраслевые институты и «почтовые ящики», забирающие львиную долю средств и кадров. Они хотели бы всю Академию превратить в некий аппендикс к сверхгигантскому почтовому ящику. Глупцы – они не ведают, что творят!
Среди прущих в Академию «организаторов науки» особое место занимают «сынки» и «зятья». Речь идёт о сыновьях и зятьях членов Политбюро ЦК. На последних выборах по нашему отделению, правда не без скрипа, прошёл сынок Устинова – его сильно вытаскивал Александров. Правда, по отделению механики и процессов управления крупно погорели зятья Кириленко и Суслова 27 . В этой ситуации указанное отделение продемонстрировало, что оно не соответствует своему названию. Но ничего! На следующих выборах положение там будет нормализовано. Ещё один сынок стал членом-корреспондентом – это директор Института стран Африки Громыко.
Итак, тяга широких слоев учёной и начальственной общественности в Академию представляется вполне понятной. Но мы уже видели на приведённых выше примерах, что перешагнуть её порог всё же нелегко, даже для высочайших сыновей и зятьев. На этом тернистом пути их подстерегают многочисленные ухабы. И первым барьером служат отборочные комиссии при отделениях. Их задача – из числа заявленного великого множества кандидатов отбирать для ориентировки голосующих малую часть, из расчёта 1-2 человека на вакансию. Практика, однако, показывает, что сверх объявленных вакансий часто удаётся получить 1-2 дополнительные. Часто, в явном противоречии с Уставом, такие дополнительные вакансии жёстко закреплены за кандидатами, предлагаемыми Директивными Органами. Так было, например, с Устиновым-младшим. В таких случаях вся эта комбинация прикрывается флером «секретности» – удобнейшая штука! Заметим ещё, что члены отборочной комиссии голосуют тайно. Решение отборочной комиссии (по существу являющееся решением партийной группы) имеет очень большое значение для исхода выборов. По моим многолетним наблюдениям, свыше 50 процентов рекомендуемых этой комиссией избирается. Это, конечно, сужает свободу манёвра во время голосования, но всё же кое-какие возможности остаются.
Следующий круг предвыборной карусели – знаменитый «президентский чай». По традиции члены отделения приглашаются президентом для оглашения результатов работы отборочной комиссии, после чего начинается предварительный обмен мнениями по поводу кандидатур. Тем временем обслуга разносит довольно жиденький чай с лимоном и вазончики с печеньем. Сперва в присутствии всех членов отделения обсуждаются кандидатуры в членкоры, после чего членкоры постыдно, наподобие школьников, приглашённых на педсовет, изгоняются из зала. А ведь это пожилые деятели, многие из них – директора! Оставшиеся академики обсуждают кандидатов в действительные члены: при выборе последних голосуют только академики. Уже на стадии президентского чая разыгрываются первые авангардные стычки между враждующими группировками. Бывают ситуации, когда решающие выборные маневры осуществляются как раз на президентском чае. В качестве примера приведу случай на выборах 1946 года, когда в члены-корреспонденты баллотировался директор Пулковской обсерватории Григорий Николаевич Неуймин. Его надо было выбрать – предстояло восстановление разрушенной до основания Пулковской обсерватории, да и по традиции директор Пулковской обсерватории должен иметь академическую позицию. Неуймин был «крепким» астрономом старой школы, известным своими исследованиями комет и астероидов. Выступавшие на чае у президента Вавилова не знали, конечно, работ Неуймина – это были физики. И каждый из них, желая поддержать кандидата, что-то долдонил о кометах. Из астрономов на чае присутствовал один Амбарцумян, который всю дискуссию молчал. Наконец Сергей Иванович не выдержал и обратился к Виктору Амазасповичу:
– Что же вы молчите – ведь Неуймин достойный кандидат, он открыл кометы…
И тут Амбарцумян, впервые нарушив молчание, очень серьёзно сказал:
– Да, но моя тёща тоже открыла три кометы!
Послышались смешки. Получалось, что человека будут выбирать за дело, которое может выполнить тёща… И через несколько дней, на выборах, Неуймина завалили! А ведь прав был Амбарцумян! Он только не добавил, что его тёща – Пелагея Федоровна Шайн, известнейшая женщина-астроном!
Во время выборов 1976 года я боролся за кандидатуру моего талантливейшего ученика Коли Кардашева. Его экспертная комиссия не рекомендовала совсем, и вообще практически его никто не знал. В этой ситуации моя задача на чае сводилась к привлечению внимания к его кандидатуре, что я и сделал путем реплики скандального характера. Цель была достигнута – кандидатура Кардашева запала в память! На том же чае покойный М. А. Леонтович вдребезги завалил некоего деятеля военно-промышленного комплекса.
Но вот наступает финал (и главная часть) драмы выборов. И вот тут мы сталкиваемся с основными движущими силами, управляющими течением этого, казалось бы, стихийного процесса. На самом деле основное содержание выборов на уровне отделения – это столкновения и сделки между разного рода входящими в его состав мафиями. Но прежде всего необходимо само это понятие прояснить. Известный американский рентгеновский астроном Рикардо Джиаккони как-то заметил:
– У вас, русских, совершенно ошибочное представление о мафии. Вы наивно представляете какого-нибудь мафиози как злодейского вида малого в маске, с кинжалом в зубах и с «машинганом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Прежде чем продолжить наш анализ академических выборов, необходимо хотя бы кратко остановиться на важном вопросе – почему наш учёный (и даже не всегда учёный) люд так рвётся в академические кресла? Я начну с одного далёкого воспоминания. Это было, кажется, летом 1960 года. В Москву приехала делегация Королевского Общества во главе с вице-канцлером, химиком, профессором Мартином. По причине летних отпусков в столице было мало академической публики, и Президиум бросил клич по всем институтам – собрать по возможности больше сотрудников для заполнения конференц-зала Президиума (в таких случаях горящие театры обычно обращаются за выручкой к милиционерам). Такими мерами конференц-зал удалось заполнить; пришёл туда и я.
Ввиду отсутствия президента и главного учёного секретаря обязанности председателя исполнял известный лысенковец, малоинтеллигентный Сисакян. Доклад Мартина, насыщенный юмором и богатый фактическим материалом, осветил деятельность Королевского Общества в весьма выгодном свете, особенно по контрасту с хорошо знакомой присутствующим замшелой, косной бюрократической системой нашей Академии. И тогда Сисакян, желая сбить это впечатление, через переводчика попросил Мартина растолковать один, оставшийся ему, Сисакяну, неясным вопрос: каковы права и обязанности члена Королевского Общества? Подтекст вопроса хитрого Сисакяна был примитивен: мол, советские академики – слуги народа, а британские – лакеи империализма. Ответ Мартина продемонстрировал присутствующим отличный образец знаменитого английского юмора:
– Я вас понял, профессор Сисакян. Начну с обязанностей: каждый член Королевского Общества обязан ежегодно платить в казну Общества 5 фунтов. Теперь поговорим о правах: каждый член означенного Общества имеет право совершенно бесплатно получать периодические издания своего отделения. В среднем выходит фунтов на 7 с половиной. Так что быть членом Королевского Общества – выгодно, джентльмены! – закончил под громовой хохот собравшейся публики британец.
Эта история имеет продолжение. Года два спустя меня выбрали членом Королевского Астрономического Общества. Почти сразу же я стал получать ведущие английские астрономические журналы: «Monthly Notices of Roy. Astron. Soc.» u «Observatory». Радость от получения столь дефицитных у нас изданий была несколько омрачена невозможностью платить ежегодно 5 фунтов. Вскоре в Москву с визитом прибыл известный английский физик профессор Бэйтс. После того как он поздравил меня с избранием, я поделился с ним неловкостью в связи с 5 фунтами.
– О! – сказал Бэйтс. – Я вижу, что Мартин вам не всё сказал! Иностранные члены Королевского Общества освобождены от этой неприятной обязанности – платить 5 фунтов. Так что особенно выгодно быть иностранным членом Королевского Общества!
Как известно, советский академик получает, так сказать, «за погоны» ежемесячно 500 рублей, а член-корреспондент – 250. Как видим, суммы немалые, вполне соизмеримые с хорошей зарплатой. Насколько мне известно, иностранные академии своим членам денег не платят. Исключение составляют академии соцстран и, кажется, весьма элитарная Французская академия, члены которой («бессмертные») получают за посещение каждого заседания по луидору, специально для этой цели отчеканенному. До войны, при Муссолини, платили и в Итальянской академии.
С гораздо большим основанием, чем профессор Мартин, мы можем сказать, что быть членом Советской академии очень выгодно ! Помимо денег, академики получают немалые блага в других формах. Прежде всего – хорошие условия в больнице АН, куда, увы, время от времени приходится попадать уже далеко не молодым деятелям науки. Дают там нашему брату отдельные палаты – сам лежал три раза, а это в наших условиях далеко не пустяк! Важнейшая привилегия академиков и членкоров та, что их никогда не выгонят на пенсию. А сколько жизненных трагедий приходится видеть, когда крепкого, здорового 60-летнего доктора наук переводят сперва в консультанты, а вскоре – на пенсию, на нищенские 160 рублей. Кажется, такая мелочь – академическая столовая в Москве, а как это удобно и, что греха таить, вкусно! Это уже специфика нашей хронически голодающей, одолеваемой разного рода дефицитами страны.
Не меньшее значение имеет и резкое повышение социального статуса советского учёного после его избрания в Академию. Ведь, кажется, человек после избрания не стал ни умнее, ни значительнее. Но это только кажется. Совсем по-другому начинает к тебе относиться своё и чужое начальство и разного рода академические и министерские службы. В результате дела в твоей лаборатории пошли заметно лучше, и это сразу же становится всем видно. Вокруг «избранника» создаётся какая-то особая атмосфера, если угодно – благоприятный микроклимат. Как видим, оснований стремиться быть избранным в Академию наук более чем достаточно. Таким образом, если говорить откровенно («без булды», как любит выражаться мой сотрудник Валя Есипов), главный стимул к избранию – соображения сугубо материального порядка. Соображения признания заслуг, научного престижа и пр. при выборах в нашу Академию (в отличие, скажем, от западноевропейских и американских академий) играют сугубо подчинённую роль.
Реальные научные заслуги кандидата при выборах, как правило, не имеют серьёзного значения. Какие же факторы решающие? Об этом мы ещё поговорим. Пока же остановимся на одном любопытном обстоятельстве. Ни одна академия в мире (исключая, конечно, соцстраны, во всех деталях копирующие нашу структуру) не имеет двухстепенной системы членства, то есть академиков и членов-корреспондентов. Такое деление имело смысл в прежние времена, когда императорская Академия находилась в Петербурге, а высокопоставленные чиновники-академики должны были состоять при ней. Не жившие в столице империи учёные, естественно, имели статус членов-корреспондентов. В наших условиях первоначальный смысл такого деления давным-давно утерян, но зато приобретён новый: есть настоящие академики и есть полуакадемики , которым, чтобы дорасти до «полного генерала», надо пройти через чистилище новых выборов. При этом делается предположение, что учёный в промежутке между его избранием в члены-корреспонденты и действительные члены якобы может сотворить что-то новое и очень для науки ценное. Но каждый компетентный человек понимает, что это предположение – сущий вздор. Это относится прежде всего к близким мне физико-математическим наукам, но я уверен, что то же самое справедливо и для прочих наук. В члены-корреспонденты, как правило, выбирают деятелей, возраст которых в среднем 50 лет. Это давно уже сформировавшиеся исследователи, и всё, что им положено свершить в науке, – они свершили. Бывают, конечно, исключения, но они редки, да и не выбирают в Академию таких исключительных особей. Редко, очень редко после избрания в члены-корреспонденты учёный сотворит что-нибудь стоящее. Он обычно к этому времени давно уже стал «деятелем» – директором института, начальником крупного отдела или КБ и т. д. Поэтому, когда на выборах расписывают выдающиеся достижения какого-нибудь такого деятеля, баллотирующегося в академики, можно не сомневаться, что точно те же достижения фигурировали и при избрании его в члены-корреспонденты. Это все прекрасно понимают, но молчат – ведь и сами выборщики были в таком же положении.
В чём же коренная причина этого архаического и, безусловно, вредного для развития науки двухстепенного членства? Оказывается, это имеет очень глубокий смысл. Двухстепенная система членства в Академии делает учёных хорошо управляемыми. Уже сразу после избрания в члены-корреспонденты такой деятель начинает подумывать о следующей ступени академической иерархии. Он отлично понимает, что для того, чтобы быть избранным в действительные члены, у него должны быть наилучшие отношения с академиками своего отделения, которые будут за (или против) него голосовать. И он многие годы строит с ними отношения. Излишне подчеркивать, что такая атмосфера в Академии приводит к застою, к отсутствию настоящей критики, которая не взирает на лица, к загниванию подлинной науки. Но зато с такими деятелями можно делать решительно всё – они весьма понятливы. Такой член-корреспондент вполне подобен зайцу, который до конца своих дней бежит в упряжке за морковкой, маячащей перед ним на шесте… Домогаться чего-то всю жизнь есть важная особенность советского человека. И невольно вспоминаются строчки талантливого поэта Алейникова, впрочем, никогда не печатавшиеся:
…Когда ему выдали сахар и мыло –
Он стал домогаться селёдки с крупой!
Типичная пошлость царила
В его голове небольшой!..
Не следует, однако, понимать ситуацию слишком упрощённо. И среди членов-корреспондентов попадаются независимые характеры, а тут ещё это странное тайное голосование… Это приводит иногда к весьма любопытным неожиданностям, составляющим одну из прелестей нашей Академии.
Описанные выше весомые, грубые и зримые академические привилегии, естественно, сделали её центром притяжения для разного рода деятелей, часто имеющих весьма косвенное отношение к науке. Если со времён начала в нашей стране НТР бытует выражение: «середняк пошёл в науку», то с неменьшим правом можно сказать, что в Академию наук пошёл начальничек. Обстоятельство, чрезвычайно благоприятствующее попаданию всякого рода начальства в де-сиянс-Академию, – происшедшее в послевоенные годы изменение самого характера научного творчества. Это факт, что экспериментальные науки стали коллективным процессом, где роль творческой личности непрерывно уменьшается. На самые видные места выдвигаются так называемые организаторы науки – лица, зачастую с научным творчеством ничего общего не имеющие, но зато прекрасно разбирающиеся во многом другом, и прежде всего – в тонкостях субординации. Вот этот-то контингент и поставляет основное число кандидатов на академические кресла. Их привлекает в Академию стабильность положения, ну и, конечно, перечисленные выше материальные блага и престижность.
На примере моего, самого крупного в Академии, отделения я в течение последнего десятка лет наблюдаю, как изменилась сущность этой организации. Получивший могучее самостоятельное развитие в нашей стране (так же, как и в Америке) военно-промышленный комплекс захлёстывает Академию на всех её уровнях, начиная с её президента Анатолия Петровича Александрова – типичного представителя этого комплекса. Он приходит на собрания отделения с единственной целью – «пробить» очередного кандидата комплекса на академическое кресло. С точки зрения руководства Академии и отделения, наука – это то, что стреляет, взрывается, регулирует, самонаводится. Уже давно наше отделение, по существу, стало отделением технической физики. Им мало, что в стране имеются могучие отраслевые институты и «почтовые ящики», забирающие львиную долю средств и кадров. Они хотели бы всю Академию превратить в некий аппендикс к сверхгигантскому почтовому ящику. Глупцы – они не ведают, что творят!
Среди прущих в Академию «организаторов науки» особое место занимают «сынки» и «зятья». Речь идёт о сыновьях и зятьях членов Политбюро ЦК. На последних выборах по нашему отделению, правда не без скрипа, прошёл сынок Устинова – его сильно вытаскивал Александров. Правда, по отделению механики и процессов управления крупно погорели зятья Кириленко и Суслова 27 . В этой ситуации указанное отделение продемонстрировало, что оно не соответствует своему названию. Но ничего! На следующих выборах положение там будет нормализовано. Ещё один сынок стал членом-корреспондентом – это директор Института стран Африки Громыко.
Итак, тяга широких слоев учёной и начальственной общественности в Академию представляется вполне понятной. Но мы уже видели на приведённых выше примерах, что перешагнуть её порог всё же нелегко, даже для высочайших сыновей и зятьев. На этом тернистом пути их подстерегают многочисленные ухабы. И первым барьером служат отборочные комиссии при отделениях. Их задача – из числа заявленного великого множества кандидатов отбирать для ориентировки голосующих малую часть, из расчёта 1-2 человека на вакансию. Практика, однако, показывает, что сверх объявленных вакансий часто удаётся получить 1-2 дополнительные. Часто, в явном противоречии с Уставом, такие дополнительные вакансии жёстко закреплены за кандидатами, предлагаемыми Директивными Органами. Так было, например, с Устиновым-младшим. В таких случаях вся эта комбинация прикрывается флером «секретности» – удобнейшая штука! Заметим ещё, что члены отборочной комиссии голосуют тайно. Решение отборочной комиссии (по существу являющееся решением партийной группы) имеет очень большое значение для исхода выборов. По моим многолетним наблюдениям, свыше 50 процентов рекомендуемых этой комиссией избирается. Это, конечно, сужает свободу манёвра во время голосования, но всё же кое-какие возможности остаются.
Следующий круг предвыборной карусели – знаменитый «президентский чай». По традиции члены отделения приглашаются президентом для оглашения результатов работы отборочной комиссии, после чего начинается предварительный обмен мнениями по поводу кандидатур. Тем временем обслуга разносит довольно жиденький чай с лимоном и вазончики с печеньем. Сперва в присутствии всех членов отделения обсуждаются кандидатуры в членкоры, после чего членкоры постыдно, наподобие школьников, приглашённых на педсовет, изгоняются из зала. А ведь это пожилые деятели, многие из них – директора! Оставшиеся академики обсуждают кандидатов в действительные члены: при выборе последних голосуют только академики. Уже на стадии президентского чая разыгрываются первые авангардные стычки между враждующими группировками. Бывают ситуации, когда решающие выборные маневры осуществляются как раз на президентском чае. В качестве примера приведу случай на выборах 1946 года, когда в члены-корреспонденты баллотировался директор Пулковской обсерватории Григорий Николаевич Неуймин. Его надо было выбрать – предстояло восстановление разрушенной до основания Пулковской обсерватории, да и по традиции директор Пулковской обсерватории должен иметь академическую позицию. Неуймин был «крепким» астрономом старой школы, известным своими исследованиями комет и астероидов. Выступавшие на чае у президента Вавилова не знали, конечно, работ Неуймина – это были физики. И каждый из них, желая поддержать кандидата, что-то долдонил о кометах. Из астрономов на чае присутствовал один Амбарцумян, который всю дискуссию молчал. Наконец Сергей Иванович не выдержал и обратился к Виктору Амазасповичу:
– Что же вы молчите – ведь Неуймин достойный кандидат, он открыл кометы…
И тут Амбарцумян, впервые нарушив молчание, очень серьёзно сказал:
– Да, но моя тёща тоже открыла три кометы!
Послышались смешки. Получалось, что человека будут выбирать за дело, которое может выполнить тёща… И через несколько дней, на выборах, Неуймина завалили! А ведь прав был Амбарцумян! Он только не добавил, что его тёща – Пелагея Федоровна Шайн, известнейшая женщина-астроном!
Во время выборов 1976 года я боролся за кандидатуру моего талантливейшего ученика Коли Кардашева. Его экспертная комиссия не рекомендовала совсем, и вообще практически его никто не знал. В этой ситуации моя задача на чае сводилась к привлечению внимания к его кандидатуре, что я и сделал путем реплики скандального характера. Цель была достигнута – кандидатура Кардашева запала в память! На том же чае покойный М. А. Леонтович вдребезги завалил некоего деятеля военно-промышленного комплекса.
Но вот наступает финал (и главная часть) драмы выборов. И вот тут мы сталкиваемся с основными движущими силами, управляющими течением этого, казалось бы, стихийного процесса. На самом деле основное содержание выборов на уровне отделения – это столкновения и сделки между разного рода входящими в его состав мафиями. Но прежде всего необходимо само это понятие прояснить. Известный американский рентгеновский астроном Рикардо Джиаккони как-то заметил:
– У вас, русских, совершенно ошибочное представление о мафии. Вы наивно представляете какого-нибудь мафиози как злодейского вида малого в маске, с кинжалом в зубах и с «машинганом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32