Так как дверь в спальню Пинъэр была закрыта, а во дворике никого, кроме Чуньмэй, не было, Цзиньлянь подвела Юйлоу к самой двери, и они стали подглядывать в щелку. В спальне горел свет, шла беседа, но расслышать, о чем говорили, было нельзя.
- Нам остается только позавидовать Чуньмэй, - шептала Цзиньлянь. - Эта негодница все слышит.
Чуньмэй постояла немного под окном, а потом подбежала к хозяйке.
- Ну, что там было? - шепотом спросила Цзиньлянь.
- Хозяин велел ей раздеться и стать на колени, - рассказывала горничная, - а она не раздевается. Тогда хозяин со злостью ударил ее плетью.
- Ну, а потом разделась? - перебила Цзиньлянь.
- Испугалась и давай раздеваться. На колени встала. Сейчас хозяин ее вопрошает.
- Пойдем отсюда, сестрица, - проговорила Юйлоу и потянула Цзиньлянь к калитке из опасения, как бы их не заметил Симэнь.
Было это в двадцатых числах восьмой луны. Только что взошел месяц. Они встали в тени и время от времени переговаривались. Цзиньлянь грызла семечки. Обе ожидали вестей от Чуньмэй.
- Сестрица моя дорогая, - обращаясь к Юйлоу, заговорила Цзиньлянь, - как же она сюда рвалась, а! Небось, думала, сладко будет. А не успела нрава проявить, как плети отведала. Нашего самодура пока по шерстке гладишь, он еще ничего, терпеть можно. Только ласки его - всего лишь дешевая приманка. Как ты ни вертись, а ему денежки подавай. Помню, прошлый раз, когда Сюээ, рабское ее отродье, нагородила ему на меня всяких небылиц, так мне никакая моя осмотрительность не помогла. До чего ж он меня изводил! Сколько я перед ним слез пролила! Да ты тут, сестрица, ведь тоже не первый день. Сама его норов знаешь!
Пока они говорили, скрипнула калитка. Из нее вышла Чуньмэй и направилась прямо в задние покои, но ее окликнула стоявшая в тени Цзиньлянь:
- Ты куда, негодница?
Горничная засмеялась и прибавила шаг.
- Поди сюда, плутовка! - снова позвала хозяйка. - Постой, куда это тебя несет?
Чуньмэй остановилась.
- Она так плакала, - рассказывала она, - столько ему наговорила! Хозяин повеселел, обнял ее и велел одеться, а мне приказал стол накрывать. В задние покои за вином послал.
- Вот ведь бесстыдник проклятый! - выслушав горничную, обратилась к Юйлоу Цзиньлянь. - Сперва громом гремел, а потом мелким дождичком покрапал. Бил, буйствовал, а потом хоть бы хны! И можешь себе представить - за вином послал?! Теперь она будет ему чарку наливать? - Цзиньлянь обернулась к горничной: - А ты, негодница, что? Разве у нее своих горничных нет? С чего это ты ей за вином бегаешь, а? Еще не хватало, чтоб узнала Сюээ, рабское отродье. Вот шум подымет! Терпеть ее не могу.
- А я что могу сделать! - оправдывалась Чуньмэй. - Меня хозяин послал.
И горничная пошла, весело смеясь.
- Что это такое?! - возмущалась Цзиньлянь. - Заставишь негодницу работать, так она будто мертвая - еле-еле шевелится. А грязное дело во всех щелях будет разыскивать, с головой влезет. А забегает - откуда только прыть возьмется. Ведь там свои две горничных, за каким же чертом моей за них бегать? Зеленщик со своей корзиной ходит. А эта бездельница? Знай, в чужие дела нос сует.
- Ну а как же! - поддакивала Юйлоу. - Я своей Ланьсян наказываю - то и другое сделай, так она и ухом не ведет. А стоит хозяину с какой-нибудь причудой обратиться, бежит, как угорелая.
Пока они судачили, из задних покоев внезапно появилась Юйсяо.
- Вы еще здесь, сударыня? - обратилась она к Юйлоу. - Я за вами.
- Ой! - вскликнула Юйлоу. - Как ты меня напугала, сукина ты дочь! А хозяйка знает, что ты сюда пошла?
- Свою госпожу я на покой отправила, а сама решила вас проведать. Только что Чуньмэй за вином приходила. Ну, как там хозяин у новой госпожи?
- А ты к ней в спальню ступай, - вмешалась Цзиньлянь, - тогда сама увидишь, как уродина в уборной головой о стенку бьется. Голова у нее, видишь ли, вытянутая, вот она и выравнивает.
Юйсяо опять спросила Юйлоу, и та поведала ей все подробности.
- В самом деле, велел раздеться, на колени встать и пять раз плетью ударил, да? - недоумевала Юйсяо.
- Противилась она, вот хозяин ее и побил, - объяснила Юйлоу.
- Уж лучше бы побили одетую, - заметила Юйсяо. - Как она, бедняжка, такая нежная, холеная, побои-то перенесла?
- Ишь ты, сучья дочь! - засмеялась Юйлоу. - Тебе бы только в плакальщицах ходить.
Показались Чуньмэй и Сяоюй. Чуньмэй принесла вина, а Сяоюй коробку с закусками.
- Поглядите на этих негодниц! - воскликнула Цзиньлянь. - Ишь, выслуживаются. Как мыши снуют. Право слово, мыши! Быстрей несите все ко мне сейчас же! - приказала она. - Пусть за ней свои горничные ухаживают. Вам нечего там делать!
Чуньмэй захихикала, и они с Сяоюй отправились в спальню Пинъэр. Там они расставили все блюда на столе и, передав обязанности Инчунь и Сючунь, вышли к Юйлоу и Цзиньлянь.
- Я к себе пойду, - сказала Юйсяо, и они вместе с Сяоюй удалились в задние покои.
Цзиньлянь велела Чуньмэй запереть калитку, а сама побрела в одинокую спальню, но не о том пойдет речь.
Да,
Не мне в окно глядится полная луна,
Не я в ночи пьянящей радости полна.

* * *
Не будем говорить, как провела в одиночестве ночь Цзиньлянь. Расскажем о Симэнь Цине и Ли Пинъэр. В разговорах за чаркой вина, в любви и ласках просидели они до полуночи, а потом легли под расшитое неразлучными уточками и зимородками одеяло. В мерцании светильника казалось, феникс с подругою пел стройную песнь, а из курильниц струился аромат, в танце среди цветов порхали бабочки.
Да,
Освещают этот вечер пусть серебряные свечи -
Если только то не сон о дивной встрече.
О том же поется и в романсе:
Брови чуть подведены, воткнут гребень золотой -
Сколько ж надо заниматься этой чудной красотой!
Но когда желанный голос позовет меня: «приди!», -
Затрепещет и забьется сердце нежное в груди.
Мой любимый и родной,
Мой защитник дорогой,
Более всего я жажду бренных радостей мирских,
Отзвучали в моем сердце песни грусти и тоски -
Лишь любовью я полна одной.
Они проспали до обеда. Пинъэр только что встала и занялась перед зеркалом прической, когда Инчунь принесла завтрак: четыре блюдечка - тыкву с баклажанами под сладким маринадом и из свежей зелени тонкие яства. Были поданы: блюдо жареных птенцов голубей, блюдо пирожков с желтым пореем и поджаренной кислой капустой, тарелка копченого мяса, тарелка пузанка в винном соусе, также два крапленых серебром блюда мягкого и душистого белого-пребелого риса и две пары палочек слоновой кости.
Пинъэр прополоскала рот, и они с Симэнем выпили по полчарки вина.
- Ступай, чжэцзянского подогрей, - наказала горничной Инчунь хозяйка. - Вчера в серебряном кувшине осталось.
Пинъэр наливала чарки, и лишь осушив кувшин, они стали умываться и причесываться. Пинъэр открыла сундук и показала Симэню свои украшения и наряды. Она вынула сотню добытых в Индийском океане жемчужин, которые принадлежали раньше письмоводителю Тайного совета Ляну, потом черные, с синеватым, как у воронова крыла, отливом, драгоценные камни в золотой оправе - регалии с чиновничьей шапки.
- Это после нашего покойного смотрителя осталось, - объяснила Ли Пинъэр и положила каменья на весы. Камни потянули четыре цяня восемь фэней. - Отнеси ювелиру. Пусть подвески сделает.
Потом она достала головную сетку из золотых нитей весом в девять лянов и спросила Симэня:
- А у госпожи Старшей и остальных есть такие?
- У них серебряные. С твоей ни в какое сравнение не идут.
- Неудобно мне будет такую носить. И ее возьми. Вели изготовить из нее шпильку с девятью фениксами, у каждого жемчужина в клюве. А что останется, пусть пойдет на заколку - такую же, как у Старшей госпожи - нефритовая Гуаньинь в пруду среди лотосов.
Симэнь Цин взял ее драгоценности и, одевшись, собрался уходить.
- Дом у меня без хозяина, заглянул бы как-нибудь, - попросила Пинъэр. - Да и послать бы туда кого-то вместо Тяньфу. Хочу его сюда взять. А то сидит там одна старуха, носом клюет, только заботы прибавляет.
- Хорошо, - пообещал Симэнь и, пряча в рукав взятые у Пинъэр драгоценности, направился к двери.
- Куда это ты собрался? - окликнула его стоявшая у калитки неумытая и непричесанная Цзиньлянь. - Только встал? Добрался, значит, дятел до дупла.
- Я по делу иду, - ответил Симэнь.
- Да погоди же, негодник! Куда спешишь? Мне с тобой поговорить нужно.
Уступая ее настойчивости, Симэнь Цин остановился. Она затащила его к себе в спальню, села в кресло и, размахивая руками, разразилась бранью:
- Не знаю, какими только словами ругать тебя! С чего это ты, товаришко вершковый, так рвешься, а? Или тебя в котле варить собираются? Поди сюда, окорок копченый!
- Хватит, чего привязалась, потаскушка! Дело у меня есть. Приду, расскажу.
Симэнь направился к выходу. Цзиньлянь заметила у него в рукаве что-то тяжелое и спросила:
- Что это у тебя? А ну-ка покажи!
- Да серебро.
Цзиньлянь не поверила и залезла к нему в рукав.
- Это ее сетка? - спросила она, вынимая золотую сетку. - Куда несешь?
- В переделку. Как узнала, что у вас таких нет, попросила отнести ювелиру.
- Сколько весит? - спросила Цзиньлянь. - Что она хочет заказать?
- Девять лянов. Просила шпильку с девятью фениксами и заколку, как у Старшей - с нефритовой Гуаньинь среди лотосов в пруду.
- На одну шпильку и целую сетку? - недоумевала Цзиньлянь. - Да на шпильку трех с половиной лянов вполне достаточно. А заколку у Старшей я взвешивала - всего лян шесть цяней. Ты и мне потом такую же шпильку с фениксом закажи. Золота хватит.
- Но она просит большую, увесистую заколку, - возразил было Симэнь.
- Какая бы увесистая ни была - хоть чертей с колотушками на нее посади, все равно трех лянов предостаточно, а два-три на шпильку останется.
- Как же ты любишь, проказница, за чужой счет проехаться! - засмеялся Симэнь. - Только и ищешь, где бы руки погреть.
- Помни, сынок, что тебе мать наказывает, - говорила шутя Цзиньлянь. - Не исполнишь, ответ держать придется.
Симэнь спрятал сетку и, смеясь, вышел из спальни.
- А ловко вышло! - намекнула Цзиньлянь.
- Что ловко?
- Ловко, говорю, вчера гром гремел, да мелким дождичком покрапал. Бить собирался, вешать приказывал, а сетку вручила и сразу рот заткнула. Не испугалась она тебя - вокруг пальца обвела.
- Вот потаскушка! Только б чепуху болтать! - засмеялся Симэнь и пошел.
* * *
Тем временем Юйлоу и Цзяоэр сидели в спальне Юэнян. Вдруг снаружи послышались крики. Слуги искали Лайвана, но нигде не могли найти. Потом к хозяйке вошел Пинъань.
- Зачем он вам понадобился? - спросила Юэнян.
- Его хозяин срочно вызывает, - ответил Пинъань.
- Я его по делу послала, - немного погодя сказала Юэнян.
Надобно сказать, что Юэнян еще с утра отправила Лайвана в буддийский монастырь к монахине Ван, которой посылала благовонного масла и отборного риса.
- Я так и доложу: хозяйка, мол, его по делу послала, - сказал Пинъань.
- Мне все равно, что ты ему скажешь, рабское твое отродье! - заругалась Юэнян. - Ступай!
Когда слуга, сразу осекшись, удалился, Юэнян обратилась к Юйлоу:
- Стоит мне рот открыть, говорят, я во все вмешиваюсь. А вправе ли я молчать?! Раз ее к себе забрал, так продай дом. Для чего ж зря тревогу бить, о сторожах тревожиться? Ведь сидит там ее кормилица - тетушка Фэн, чего ж ей беспокоиться? Ну возьми да пошли кого-нибудь из неженатых слуг. Пусть там ночует. А он все свое - Лайвана с женой вздумал отправить. Она то и дело болеет. Еще сляжет там, кто за ней ходить будет?
- Я ничего вам не могу посоветовать, сестрица, - осторожно заметила Юйлоу. - Вы хозяйка - вам виднее. Только вам не следовало бы с самим-то ссориться. А то и нам неудобно распоряжаться, и слугам не к кому обратиться. Тем более, сам так расходился, что к хорошему это не приведет. Сами вы, сестрица, смотрите. А наш совет вам - помиритесь вы с хозяином.
- И не говори мне об этом, сестрица Мэн, - заявила Юэнян. - Я с ним не ругалась. Это он ни с того, ни с сего рассвирепел. И что бы он теперь ни делал, пусть не ждет от меня сочувствия. Он за глаза обзывает меня беспутной, а какая я беспутная! Сам вон скольких в доме собрал, а я, выходит, беспутная, да? Значит, когда льстишь, тогда хвалит, а как правду в глаза скажешь, так злобствует. Как я его отговаривала от этой женитьбы! Я ему добра желала. Раз ты у него столько добра себе забрал, дом купил, а теперь его жену взять собираешься, тут и власти на тебя поглядят с подозрением. Да и неудобно ее брать, когда траур не кончился. И вот, представь себе, у меня за спиной уже обо всем договорились. Сам каждый день к ней на свидания ходил, а от меня скрывал - в корчагу посадил да крышкой накрыл. Нынче у певиц ночевал, завтра у певиц, а сам все с ней одной спал. Да и у нее, видать, не лучше, чем у певицы. Она его красотой увлекла, как лиса преследовала, тигрица размалеванная. Заморочила голову, а он и обрадовался. А я-то к нему с открытой душой - и наставляла, и добрым словом увещевала. Все думала, прислушается, а он - на тебе - как на врага лютого глядит. Верно говорят, тысячи передних колесниц уже перевернулись, задние за ними все ж к пропасти спешат. Дорога ровная указана всем ясно, но мудрые советы отвергнуты как ложь и клевета. Если ты меня отвергаешь, думаешь, просить тебя буду? Кормить ты меня все равно будешь, а я и без мужа проживу. Пусть его делает, как знает, а обо мне вы не беспокойтесь.
Юэнян умолкла, а Юйлоу и остальные злословили до тех пор, пока не появилась разодетая Ли Пинъэр.
На ней были отделанная золотом ярко-красная креповая кофта с застежкой и нежно-голубая, расшитая цветами, длинная креповая юбка. Инчунь несла в серебряном кувшине кипяток, а Сючунь коробку с чаем. Пока горничные разливали хозяйке и остальным чай, Юэнян велела Сяоюй подать Ли Пинъэр стул. Потом вышла и Сюээ. Когда все занялись чаепитием, бойкая на язык Цзиньлянь обратилась к Пинъэр:
- Подойдите и поклонитесь Старшей, сестрица Ли. Скажу откровенно, Старшая госпожа все это время не разговаривает с хозяином. А все из-за вашего прихода. Мы уж тут целый день уговаривали Старшую помириться. Вам бы как-нибудь устроить угощение да упросить Старшую, чтобы между хозяином и хозяйкой вновь воцарились мир и согласие.
- Я исполню ваш наказ, - ответила Пинъэр и, будто пышно цветущая ветка, плавной походкой, при которой колыхался ее вышитый пояс, подошла к Юэнян и грациозно отвесила четыре низких поклона.
- Подстрекает она вас, сестрица Ли, - проговорила Юэнян и обернулась к Цзиньлянь. - Не вмешивайтесь вы, пожалуйста, в чужие дела! Я клятву дала: хоть сто лет проживу, с ним не заговорю.
Все умолкли.
Цзиньлянь взяла щетку и принялась приглаживать волосы Пинъэр. Сзади ее прическу поддерживала золотая шпилька, изображавшая сосну, бамбук и сливу-мэй - этих стойких в зимнюю стужу друзей.
- Зачем вы, сестрица Ли, носите эти цветы с жучками? - спросила Цзиньлянь, когда увидела в прическе Пинъэр золотые подвески, украшенные нефритовыми цветами и насекомыми. - В них только волосы путаются. Вам гораздо больше подошла бы заколка с нефритовой Гуаньинь среди лотосов в пруду, как у Старшей госпожи. Лучше на увесистой основе.
- Я как раз такую у ювелира и заказала, - откровенно призналась Пинъэр.
Потом Сяоюй и Юйсяо взялись разливать чай и подсмеиваться над Пинъэр.
- Госпожа Шестая, - обратилась к ней Юйсяо, - скажите, пожалуйста, какую службу нес при дворе ваш родственник?
- Сначала он служил при высочайшей особе, заведовал отоплением императорских дворцов, а после был назначен правителем в Гуаннани.
- А вам, сударыня, вчера хорошие поленья достались, - полушутя-полусерьезно заметила Юйсяо.
- Прошлым летом деревенские старосты так вас разыскивали! - вставила Сяоюй. - Хотели вас в столицу отправить.
- Для чего? - спросила недоумевающая Пинъэр.
- Вы, говорят, своими жалобами можете наводнение отвратить, - засмеялась Сяоюй.
- В ваших краях, сударыня, старухи тысяче будд больше молятся, - опять заговорила Юйсяо. - Не потому ли вы вчера столько земных поклонов положили?
- А это верно, что двор послал за вами четырех гонцов? - спросила Сяоюй. - Чтобы просить вас посодействовать заключению мира с варварами?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - отозвалась Пинъэр.
- Вы, говорят, обольщать больно ловко умеете, - пояснила с ехидством Сяоюй.
Юйлоу и Цзиньлянь расхохотались.
- Негодяйки паршивые! - прикрикнула на горничных Юэнян. - Что это вы тут затеяли, а?! К чему над человеком издеваться!
Пинъэр то краснела, то бледнела от смущения. Встать и уйти ей было неудобно, но и сидеть она больше не могла. Наконец, она удалилась к себе в покои.
Через некоторое время к ней вошел Симэнь. Он сообщил, что отдал ювелиру ее драгоценности, а потом сказал:
- Завтра приглашения разошлю, а двадцать пятого устроим свадебный пир. Надо будет написать приглашение и Хуа Старшему.
- Его жена третьего дня была у меня. Я ее предупредила, - сказала Пинъэр. - Ну, да ладно! Пошли еще приглашение. - И Пинъэр продолжала: - А за моим домом и тетушка Фэн присмотрит. Только пошли кого-нибудь, пусть через день с Тяньфу ночуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210