Еще слуги увидят.
- Уйду, если потаскушка попросит, как полагается, - заявил Боцзюэ. - А то так заору, что и хозяйки знать будут. Они ж тебя как дочь приняли, приют дали, а ты с хозяином путаешься. Тебе это так не пройдет!
- Ступай, Попрошайка! - крикнула Гуйцзе.
- Уйду. Поцелую тебя и уйду.
Он привлек к себе певицу, поцеловал и вышел.
- Вот сукин сын! - крикнул ему вслед Симэнь. - И дверь не закрыл.
Боцзюэ вернулся.
- Делай свое дело, сын мой! - приговаривал он, закрывая дверь. - На меня внимания не обращай.
Боцзюэ вышел было в сосновую аллею, но вернулся опять к двери.
- Ты ж мне ароматного чаю обещал, - сказал он.
- Вот сучье отродье! - не выдержал Симэнь. - Да погоди же! Выйду и дам. Отстань!
Боцзюэ расхохотался и ушел.
- Вот противный! Какой нахал! - возмущалась Гуйцзе.
Симэнь с Гуйцзе наслаждались в гроте, должно быть, целую стражу, лакомились красными финиками, прежде чем настал конец утехам.
Тому свидетельством стихи:
Как иволги припрятались за яблочки,
Как у бамбука веселятся ласточки, -
Художник-мастер все сумел нарисовать;
Лишь девичью красу не в силах воссоздать.
Вскоре они поправили одежду и вышли из грота. Гуйцзе залезла к Симэню в рукав, достала целую пригоршню ароматного чая и сунула его себе в рукав. Покрытый испариной Симэнь, тяжело дыша, пошел по нужде к клумбе. Гуйцзе достала из-за пояса зеркальце, поставила его на окно и принялась поправлять волосы, после чего пошла в дальние покои. Симэнь направился к Пинъэр мыть руки.
- Где же ароматный чай? - опять спросил Боцзюэ.
- Ну что ты пристаешь, Попрошайка негодный? - одернул его Симэнь. - Чтоб тебе подавиться!
Симэнь дал ему щепотку чаю.
- Это всего? - не удовлетворился Боцзюэ. - Ну ладно уж. Погоди, я у потаскушки Ли еще выпрошу.
Пока шел разговор, появился Ли Мин и отвесил земной поклон.
- А, Ли Жисинь! - протянул Боцзюэ. - Откуда пожаловал? Не с новостями ли пришел? Как поживаешь?
- Батюшку благодарить надо, - начал певец. - Никто эти дни нас по делу Гуйцзе не беспокоил. Ждем из столицы известий.
- А потаскуха Ци Сян появилась? - спросил Боцзюэ.
- Все у Ванов скрывается, - отвечал Ли Мин. - А Гуйцзе у батюшки спокойно. Кто сюда за ней придет!
- То-то и оно! - поддакивал Боцзюэ. - Нам с дядей Се спасибо должна говорить. Знаешь, сколько нам батюшку пришлось уговаривать. Без наших хлопот где бы ей голову приклонить?!
- Что и говорить! - вторил ему певец. - Без батюшки горя бы хлебнула. На что у нас мамаша, и та ничего бы не сделала.
- Да, у вашей хозяйки, кажется, скоро день рождения? - подхватил Боцзюэ. - Я батюшку подговорю, мы вместе придем ее поздравить.
- Не извольте беспокоиться! - говорил певец. - Как дело уладится, мамаша с Гуйцзе всех вас пригласят.
- Одно другому не мешает. Поздравить лишний раз не помешает, - продолжал свое Боцзюэ и подозвал Ли Мина: - На, выпей за меня чарочку. Я нынче целый день пил, больше не могу.
Ли Мин взял чарку и, встав на колени, выпил до дна. Се Сида велел Циньтуну поднести ему еще.
- Ты, может, есть хочешь? - спросил Боцзюэ. - Вон на столе сладости остались.
Се Сида подал ему блюдо жареной свинины и утку. Певец взял блюда и пошел закусывать. Боцзюэ подхватил палочками полпузанка и сунул ему со словами:
- Сдается мне, ты таких кушаний в этом году и не едал. На, попробуй.
- Ну дай же ему все, что есть, - вмешался Симэнь. - К чему на столе оставлять?
- Ишь какой! - возразил Боцзюэ. - После вина проголодаюсь, сам еще съем. Ведь рыба-то южная. В наших краях в год раз и бывает. В зубах застрянет, потом попробуй понюхай - благоуханье! Отдай - легко сказать. Да такую и при дворе вряд ли пробуют. Только у брата и доводится лакомиться.
В это время Хуатун внес четыре блюдца - с водяными орехами, каштанами, белыми корнями лотоса и мушмулой. Не успел Симэнь к ним притронуться, как Боцзюэ опрокинул блюдце себе в рукав.
- Мне-то хоть немножко оставь, - сказал Се Сида и высыпал в рукав водяные орехи.
Только корни лотоса остались на столе. Симэнь взял корешок в рот, а остальное отдал Ли Мину. Он наказал Хуатуну принести певцу еще мушмулы, Ли Мин спрятал ее в рукав, чтобы угостить дома мамашу. Полакомившись сладостями, он взял гусли и заиграл.
- Спой «Перила, заросшие пыльником», - заказал Боцзюэ.
Ли Мин настроил струны и запел:
Весною свежи травы у реки,
Но умерла душа моя наверно,
Лишь пальцы пляшут по перилам нервно,
Молчат цветы, безмолвны мотыльки.
Терзает грудь огонь былой тоски,
И дух весенний больно чувства ранит,
А ивы пух кружится утром ранним,
И опадают сливы лепестки,
В прощальной неге льнут к ним мотыльки.
Все как и прежде в побнебесье вечном:
Ликует жизнь в кружении беспечном,
Лишь мы с тобой отныне далеки.
В начале весны мы расстались,
И яблони лишь зацвели,
Бутоны едва раскрывались,
Едва пробуждались шмели.
Нежданно в начале недели
Горяч стал полуденный сад.
Вот лотосы пылко зардели,
Гранаты струят аромат.
Но ветер влетел, безобразник,
С платанов одежды сорвал,
Все астры созвал он на праздник,
Багряно-златой карнавал.
В дворцах - благовонные свечи,
В садах - слива в зимнем цвету,
Искрятся снежинки под вечер…
Так годы скользят в пустоту.
Зимою сменяется лето,
Досадой - сердечная боль.
Один-одинешенек где-то
Томится возлюбленный мой.
Поначалу - радость встречи;
Вздохи тяжкие - потом.
Все любовники беспечны
На рассвете молодом.
Весны в поцелуях спешных
Растранжирим в пух и прах.
Только в сумерках кромешных -
Сожаленье, стыд и страх.
Долгой ночкою постылой
В одиночку пьем вино.
Лишь во сне теперь, мой милый,
Нам свиданье суждено.
На мотив «Коробейника»:
Скорей бы свадьбы день настал,
Сбылось бы все, о чем мечтал,
Ведь мне завещано судьбой
Дожить до старости с тобой.
Заключительная ария на мотив «Миром и покоем упоен»:
Мне клялся юноша беспечно:
«В любви сольемся мы навечно,
Устроим счастья пышный пир,
Ты - мой единственный кумир!
Под пологом любви сердца
Пусть бьются рядом без конца!»
Я, легковерная, отныне
Страдаю горько - сердце стынет.
В тот день пропировали до самых фонарей. Боцзюэ и Сида дождались, когда им подали горошек с рисом, поели и стали собираться.
- Ты завтра занят, брат? - спросил Боцзюэ.
- Да, с утра еду на пир в поместье смотрителя гончарен Лю, - отвечал Симэнь. - Их сиятельства Ань и Хуан вчера приглашали.
- Тогда Ли Третий и Хуан Четвертый пусть послезавтра придут, - заметил Боцзюэ.
Симэнь кивнул головой в знак согласия.
- Только пусть после обеда приходят, - добавил он.
Боцзюэ и Сида ушли. Симэнь велел Шутуну убрать посуду, а сам направился к Юйлоу, но не о том пойдет речь.
Симэнь встал рано, позавтракал и, нарядившись в парадное платье, с золотым веером в руке верхом отбыл не в управу, а на пир к смотрителю гончарен Лю, который жил в поместье в тридцати ли от города. Хозяина сопровождали Шутун и Дайань, но не о том пойдет речь.
Воспользовавшись отсутствием Симэня, Цзиньлянь договорилась с Пинъэр, чтобы та добавила к трем цяням, полученным от Цзинцзи, своих семь цяней. Они велели Лайсину купить жареную утку, пару кур, на один цянь закусок, а также жбан цзиньхуаского вина, кувшин белого вина, на один цянь пирожков с фруктовой начинкой и сладостей, а его жене приказали готовить стол.
- Сестрица! - обратилась Цзиньлянь к Юэнян. - Тут как-то падчерица выиграла у зятя три цяня. Сестрица Ли семь добавила. Вот мы и решили угощение устроить. Сестрица, приглашаем тебя в сад.
Сначала Юэнян, Юйлоу, Цзяоэр, Сюээ, падчерица и Гуйцзе пировали в крытой галерее. Потом вино и закуски перенесли в самую высокую в саду беседку Спящих облаков, где одни играли в шашки, другие метали стрелы в вазу. Юйлоу с Цзяоэр, падчерицей и Сюээ поднялись в терем Любования цветами и, опершись на перила, смотрели вниз. Их взору предстали цветник из пионов, клумбы гортензий, яблоневая веранда, беседка алых роз, беседка вьющихся роз и розарий. Словом, тут всегда благоухали цветы, круглый год ликовала весна.
Когда они вышли из терема, в беседке Спящих облаков Сяоюй с Инчунь продолжали угощать Юэнян.
- Что ж мы зятюшку-то не позвали? - вдруг вспомнила она.
- Его батюшка за город отправил, - пояснила падчерица. - К Сюю за деньгами поехал. Скоро, наверно, воротится.
Немного погодя появился Чэнь Цзинцзи. Одет он был в легкий халат из темного шелка, обут в прохладные туфли, над которыми виднелись светлые чулки, на голове красовались четырехугольная шапка с кистью и золотая шпилька. Поклонившись Юэнян и остальным хозяйкам, он сел рядом с женой.
- Я от Сюя серебро привез, - докладывал он хозяйке. - Две с половиной сотни лянов в пяти слитках. Юйсяо убрала.
Налили чарки. Вино обошло несколько кругов. Царило веселое настроение. Юэнян с Цзяоэр и Гуйцзе сели за шашки. Юйлоу, Пинъэр, Сюээ и Цзинцзи с женой пошли полюбоваться цветами. Лишь Цзиньлянь, укрывшись за горкой в банановой чаще, с белым круглым веером развлекалась ловлей бабочек. Неожиданно сзади нее очутился Цзинцзи.
- Вы ловить не умеете, матушка, - вдруг сказал он. - Давайте я вам поймаю. У бабочек ведь тот же нрав, что и у вас. Тоже мечутся вверх-вниз, покоя не знают.
Цзиньлянь обернулась и косо поглядела на Цзинцзи.
- Ах ты, разбойник! - в шутку заругалась она. - Что тебе, жить надоело? Кто тебя просит учить? А кто увидит, что тогда будешь делать? Знаю, тебе сейчас и смерть нипочем. Напился, вот и храбришься. Ну, платки купил?
Цзинцзи засмеялся.
- Вот тут твои платки, матушка, - говорил он, шаря в рукаве. - Как благодарить меня будешь, а?
Он прильнул лицом к Цзиньлянь, но она его отпихнула. Тут из сосновой аллеи показалась Пинъэр с Гуаньгэ на руках. За ней следовала кормилица Жуи. Пинъэр заметила Цзиньлянь, когда та взмахнула белым веером. Она и не подозревала, что рядом с ней был и Цзинцзи.
- А, тут мама бабочек ловит, - говорила Пинъэр. - Поймай для Гуаньгэ, а!
Цзинцзи, опустив глаза, бросился за горку.
- Тебе зятюшка отдал платки? - нарочно спросила Цзиньлянь, думая, что Пинъэр заметила и его.
- Нет еще, - отвечала Пинъэр.
- Он их с собой принес, - говорила Цзиньлянь. - Только при жене давать не хотел. Мне незаметно сунул.
Они сели на террасу среди цветов и разделили меж собою обновки. Гуаньгэ лакомился сливой. На нем красовался белый с бахромою платок.
- Это твой? - спросила Цзиньлянь.
- Да, ему матушка Старшая повязала, - пояснила Пинъэр. - Чтобы он соком не закапался.
От солнца их укрывали банановые листья.
- Как тут прохладно! - заметила Пинъэр. - Давай посидим, а? - Она позвала Жуи: - Ступай, скажи Инчунь, пусть принесет детскую подушку с тюфячком да нам домино незаметно захватит. Мы тут с матушкой поиграем, ты дома оставайся.
Жуи ушла. Немного погодя Инчунь принесла все, что просили. Пинъэр уложила Гуаньгэ на тюфячок с подушкой, а сама пристроилась с Цзиньлянь рядом и стала играть в домино. Инчунь пошла заваривать чай.
Тут из терема Спящих облаков вышла Юйлоу и поманила Пинъэр рукой.
- Тебя матушка Старшая зовет, - крикнула Юйлоу.
- Я сейчас приду, - сказала Пинъэр и попросила Цзиньлянь поглядеть за ребенком.
Но Цзиньлянь было не до Гуаньгэ. Цзинцзи скрылся в гроте, и она бросилась туда же.
- Выходи! - крикнула она. - Все ушли.
- Иди сюда! - позвал ее Цзинцзи. - Полюбуйся, какой тут огромный гриб вырос.
Обманутая Цзиньлянь вошла в грот. Цзинцзи встал перед ней на колени и умолял позволить насладиться ее прелестями. Они слились в поцелуе, и само Небо, казалось, покровительствовало им.
Пинъэр поднялась в терем.
- Сестрица Мэн проиграла Гуйцзе, - обратилась к ней Юэнян. - А ну-ка, ты попробуй метни стрелу в вазу.
- У меня ребенок без присмотра остался, - заметила Пинъэр.
- Ничего страшного не случится! - заверяла ее Юйлоу. - Сестрица Пань поглядит.
- Сестрица Мэн, ступай, пригляди пока за ребенком, - посоветовала Юэнян.
- Принеси его сюда, будь добра, если не трудно, - попросила ее Пинъэр и обернулась к Сяоюй: - А ты забери тюфячок с подушкой.
Сяоюй с Юйлоу пошли под тенистый банан. Гуаньгэ корчился на тюфячке и сильно плакал. Цзиньлянь рядом не было. Невдалеке стоял огромный черный кот. Заметив приближающихся, он бросился прочь.
- А где же сестрица Пань? - удивилась Юйлоу. - Ой-ой-ой! Бросила ребенка, а его кот напугал.
Из грота выбежала Цзиньлянь.
- Как бросила?! - говорила она. - Я все время тут была. Только руки обмыть ходила. Какой еще кот напугал? Что вы глаза-то вытаращили?
Юйлоу взяла Гуаньгэ на руки и успокаивала, как могла. Они понесли его в терем Спящих облаков. Сяоюй шла сзади с тюфячком и подушкой. Опасаясь разговоров, Цзиньлянь тоже последовала в терем.
- Что случилось? - спросила Юэнян. - Почему ребенок так плачет?
- Его большой черный кот напугал, - объясняла Юйлоу. - Подхожу я, гляжу: сидит прямо рядом с Гуаньгэ.
- Так я и знала! - воскликнула хозяйка.
- За ребенком ведь сестрица Пань присматривала, - вставила Пинъэр.
- Сестрица в грот помыть руки отошла, - пояснила Юйлоу.
- Чего ты болтаешь, Юйлоу! - выступив вперед, заговорила Цзиньлянь. - Причем тут кот? Проголодался ребенок, вот и плачет. Нечего на других сваливать.
Инчунь внесла чай, и Пинъэр послала ее за кормилицей Жуи.
- Ребенка покормить надо, - сказала она.
Цзинцзи, убедившись, что никого нет, вынырнул из грота и, осторожно пробираясь вдоль сосновой аллеи, обогнул крытую галерею и поспешно вышел из сада через калитку.
Да,
Меж жизнью и смертью запутав следы,
Он все-таки вышел сухим из воды.
Ребенок плакал и не брал грудь.
- Унеси его домой, - посоветовала Юэнян. - Уложи и пусть поспит как следует.
Пир на том и кончился. Все разошлись.
Цзинцзи так и не пришлось разделить утехи с Цзиньлянь. Они пощебетали, как иволги. Мотылек едва лишь коснулся цветка. Удрученный неудачей, Цзинцзи направился к себе во флигель.
Да,
Хоть ночь сплела любви покров,
Закрылись чашечки цветков.
Хоть страсть обещана тебе,
Но ласточка, увы, в гнезде.
Тому свидетельством романс на мотив «Срываю ветку корицы»:
Пышных волос ароматы,
Нежный, чувствительный взгляд,
Сочные губы, помады
Ярче любой во сто крат.
Вроде любила меня ты,
Только не видно любви.
Встречи желала когда-то,
Но без тебя мчатся дни.
Вроде мене отвергала,
Но не отвергла совсем, -
Так без конца, без начала
Кружим в шальном колесе.
Плачешь одна ты под вечер,
Я же страдаю при встрече.
Хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
У ЮЭНЯН УДОСТАИВАЕТСЯ РАДОСТИ ОБРЕТЕНИЯ ПОТОМСТВА
ЛИ ПИНЪЭР ДАЕТ ОБЕТ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ДЛЯ СПАСЕНЬЕ СЫНА
Кто сыновей взрастил - доволен тот,
А у бездетных прахом все пойдет.
Есть ладный конь, так уж за ним смотри.
Ждешь толку от детей - добро твори.
Молись, чтобы бесплодье отвести,
Лечись, чтобы во чреве понести.
Отец и мать потомство сотворят,
А счастье - Небеса определят.
Так вот, посуетилась У Юэнян с Ли Цзяоэр, Гуйцзе, Мэн Юйлоу, Ли Пинъэр, Сунь Сюээ, Пань Цзиньлянь и падчерицей и, как разбитая, легла у себя в спальне. Она проснулась, когда уже начали отбивать ночные стражи, и решила послать Сяоюй к Ли Пинъэр.
- Иди узнай, успокоился ли Гуаньгэ, - наказывала она. - Пусть кормилица как следует за ним смотрит и уложит спать. Надо, чтобы ребенок успокоился и не плакал. Скажи кормилице, пусть на кровати и поужинает. А то опять оставит его одного.
- От моего имени поблагодари матушку, - говорила горничной Пинъэр. - Скажи, только успокоился. То плакал, а то дрожал. Вот только что у кормилицы на руках уснул. А лобик горячий. Жуи и пошевельнуться боится. Потом я у нее возьму, дам ей поужинать и во двор сходить.
Сяоюй доложила хозяйке.
- Сами они плохо смотрят, - отозвалась Юэнян. - Как это так! Уйти, а ребенка под деревом оставить. Сперва дали напугать, а теперь спохватились. Доведут они ребенка!
Юэнян умылась и легла спать, а наутро первым делом послала опять Сяоюй справиться о Гуаньгэ.
- Спроси, спал ли он ночью. Скажи, матушка, мол, позавтракает и сама придет.
- Воду скорее неси! - торопила Пинъэр горничную Инчунь. - Мне умыться надо, а то сейчас матушка Старшая придет.
Инчунь бросилась за водой, а Пинъэр тем временем кое-как причесалась и продолжала торопить горничную.
- Чай поставила? - спрашивала Пинъэр. - Зажги в комнате «аромат успокоения».
- Матушка Старшая прибыли, - неожиданно доложила Сяоюй.
Пинъэр стремглав бросилась ей навстречу.
Юэнян направилась прямо к постели кормилицы.
- Пугливый ты мой крикунчик! - гладя по головке ребенка, приговаривала Юэнян. - Ты уж маму-то свою родную не пугай!
Гуаньгэ вдруг опять залился навзрыд. Юэнян поиграла с ним, и он успокоился.
- Ведь у меня своих детей нет, - обратилась Юэнян к кормилице Жуи. - Он - все наше потомство. Смотри, береги его! Как зеницу ока береги!
- Как же не смотреть, матушка! - воскликнула Жуи. - Смотрю в оба.
- Прошу вас, матушка! - пригласила хозяйку Пинъэр. - Присаживайтесь, выпейте чайку!
Юэнян села.
- Сестрица! - обратилась она к Пинъэр. - Погляди, у тебя и прическа сбилась.
- Это все он, горе мое!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210