– Бог милостив. Если ты будешь верить в любовь к человецам и нести страдание своё, яко Христос, с терпением и верой, то пошлёт Он тебе благость и утешение… А теперь – ступай с Богом и сделай вклад в богоугодное заведение! – взял её за руку и помог подняться с коленей Старец.
Ольга Валерьяновна была потрясена. Как мог он проникнуть в её мысли? – вопрошала она себя. Она боялась расплакаться. Но ещё больше она страшилась потерять свою независимость и отдать Старцу свою душу. Она поняла теперь, почему с таким пылом и любовью говорит о Распутине её несчастная племянница, почему так почитает его Аня Вырубова и, наконец, какую духовную поддержку нашла в этом простом русском мужике, исходившем вдоль и поперёк всё православное пространство, напитавшем себя благовестом всех знаменитых монастырей и храмов и взвалившем на свои плечи тяжёлые вериги старчества, столь одинокая среди пышного бала власти Александра Фёдоровна.
– Бог сам подаст тебе знак, когда земная царица призовёт тебя к себе для совместной молитвы!.. Етот момент уже близок! – напутствовал графиню Отец Григорий, – Я сийчас только слабый человек…
Графиня вернулась в свой опостылевший пустотой дворец, в прихожей которого не лежало ни одной визитной карточки гостя на подносе, а книга, где расписываются знакомые и друзья по праздникам, сияла девственной чистотой, и, еле сдерживая слёзы, поднялась в свою спальню. Там она бросилась, не раздеваясь, на постель и рыдала, рыдала, рыдала.
Слёзы облегчили ей душу и придали решимости скорей бежать из Петербурга куда глаза глядят.
Через три дня «Норд-экспресс» уносил графиню Гогенфельзен и великого князя Павла Александровича Романова в Париж, до весны, которая стала для «Мамы Лёли» порой надежд.
22
Бал в Аничковом дворце был назначен вдовствующей императрицей для старших внучек как бы в компенсацию за их полузатворническую жизнь в Царском Селе. Мария Фёдоровна, выдав буквально несколько дней назад свою любимую внучку Ирину, дочь Ксении и великого князя Александра Михайловича, за молодого князя Феликса Юсупова, исполнила сразу несколько своих далеко идущих планов. Во-первых, властная старая императрица с удовольствием насолила «гессенской мухе». Она хорошо знала, что Аликс терпеть не может распутного, капризного и авантюристичного молодого человека, считая его эгоистичным и подловатым неврастеником.
«Гневной» было приятно, когда её люди из окружения молодой Государыни донесли, что Аликс была взбешена выбором Сандро жениха для дочери и влюблённостью Ирины в этого аристократического проходимца. Вдовствующая императрица была почти того же мнения о Феликсе, но считала, что тот, войдя в Царскую Семью, остепенится и будет продвинут ею на какой-нибудь высокий государственный пост в качестве противовеса людям Ники и Аликс.
К тому же старый князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, был когда-то адъютантом мужа Эллы, великого князя Сергея Александровича. Теперь он оставался человеком Эллы при петербургском Дворе. А Мария Фёдоровна неплохо была осведомлена и о том, что отношения между сёстрами – Аликс и Эллой – начинали резко портиться. Элла очень завидовала Аликс, буквально вешалась на Николая, но он, до сих пор по-мальчишески влюблённый в свою жену, никак не хотел замечать ни частых приездов свояченицы в Царское Село, ни её влюблённых глаз.
Вступление в Семью Романовых молодого Феликса, нежно дружившего с Эллой, явно подогреет градус неприязни между всеми Юсуповыми и Александрой Фёдоровной.
Свадьба вбивала также клин в отношения между когда-то лучшими подругами – молодой Императрицей и Зиной Юсуповой, матерью Феликса-младшего. За спиной Александры Фёдоровны лицемерно воинствующая стареющая праведница Зина сделалась в свете ярой противницей Распутина, подхватывая и распространяя всякую клевету на Александру Фёдоровну. Так что интрига «Гневной» против невестки становилась очень разветвлённой и многоходовой.
Во-первых, решался очень важный материальный вопрос. Феликс остался, после гибели на дуэли его старшего брата, единственным наследником несметного состояния, вероятно самого большого в России. Ничто не свидетельствовало, что его отец, старый князь Феликс, мог успеть в ближайшие годы промотать это состояние, хотя и отличался вздорным нравом, унаследованным и его сыном. А материальное положение самой Ирины, поскольку она хоть и была внучкой Императора, но, согласно положению, являлась не великой княжной, а всего лишь «княжной Императорской крови», было не блестяще. Государственных выдач по цивильному листу ей уже не полагалось, а Ксения и Сандро не могли ей выделить достаточно большого приданого.
А что касается вздорности характера Феликса, считала вдовствующая императрица, то стерпится – слюбится. Это мало беспокоило её, потому как она сама всю жизнь страдала от крутого характера собственного супруга и только после его смерти почувствовала наконец вкус к настоящей жизни.
Теперь Мария Фёдоровна решила взяться за старших внучек и вывести их в свет, чтобы постепенно оторвать от Аликс и выдать замуж по своему разумению. Она просила также свою дочь Ольгу почаще приглашать племянниц к себе в Петербург и Павловск, чтобы «дикарки из Царского Села» постепенно могли выходить из-под влияния Аликс. Сегодняшний бал призван был стать началом этой долгой и коварной работы властной бабушки…
Великие княжны Ольга и Татьяна, разумеется, не представляли себе никаких подобных сложных расчётов и интриг придворной жизни. Maman и Papa воспитывали их действительно вдали от парадности и суеты большого света, может быть – даже слишком прививая ценности большой и дружной буржуазной семьи. Девочки обязаны были трудиться целый день, либо занимаясь рукоделием, либо изучая языки и другие полезные для современной дамы предметы, либо музицируя. Ольга и Татьяна обожали Чайковского и других русских композиторов. Когда в гости к маме приходила Аня Вырубова – а это бывало почти каждый день – или когда они вместе отдыхали в финских шхерах на яхте «Штандарт», то попеременно, в четыре руки с Аней, играли особенно любимые 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского. Они были очень устойчивы к лести, искренне любили своих служащих и знали, как и Papa, по именам и отчествам не только их, но и всех офицеров «Штандарта», Конвоя и полков, шефами которых числились, а также служащих Александровского дворца…
Mama всегда учила их, что надо быть хорошими и воспитанными девочками, а для этого – первыми здороваться с теми, кто старше тебя, независимо от того, какое положение они занимают, улыбаться всем людям, хотя, может быть, и не любишь кого-то, быть хотя и экономными, но добрыми и не жалеть ни денег, ни сил для нуждающихся, никогда не капризничать и помогать друг другу.
Они и стали очень хорошими. Но, как всякие дети, они были ещё ужасно смешливы. И, увидев теперь на балу так близко растерянное лицо уланского корнета, который поразил их в Костроме своим рыцарски-мальчишеским ухаживанием за Татьяной, сёстры не переставали хихикать и делать друг другу какие-то знаки, идя в самом конце процессии, состоящей из царственных особ и дипломатов вперемешку.
Два старца, на попечение которых были отданы Ольга и Татьяна, барон Фредерикс, министр Двора, и барон Мейендорф-старший, занимавший весьма экзотическую должность при царскосельском дворе – «начальника великих княжон», привычно следовали ритму полонеза, изысканно ведя Ольгу и Татьяну, как это делали уже по пятьдесят лет на придворных балах трёх царствований. Но сегодня они никак не могли понять, что именно так возбудило их подопечных, когда великие княжны вошли в Белый зал. Нет, девочки не выходили из рамок приличий, но почему-то всё время пересмеивались, закатывали глаза и делали друг другу какие-то непонятные знаки.
Длинная колонна проплыла по середине зала среди толпы приглашённых, среди которой были самые сливки высшего общества Петербурга. Полонез окончился, дирижёр бала барон Мейендорф-младший подлетел к хозяйке – вдовствующей императрице и что-то сказал ей. Та царственно кивнула головой.
Пётр от знатока-кавалергарда знал, что сейчас дирижёр бала и его помощник должны приступить для открытия первого контрданса к формированию двух каре – в каждом от ста до двухсот танцующих. Корнет не спускал глаз с Татьяны, раздумывая, броситься ли к ней с приглашением на контрданс или дождаться того, как распорядится судьба.
Он видел, как Татьяна что-то шепнула на ушко Ольге, потом они обе стали в чём-то убеждать барона Мейендорфа-старшего. Тот властным жестом подозвал дирижёра бала и сделал ему какое-то распоряжение, глядя в сторону Петра. Корнет от волнения словно прирос к своему месту.
Барон Мейендорф-младший приблизился к Петру и, спросив его на всякий случай, он ли корнет граф Лисовецкий, сказал, не тая удивления в голосе:
– Идите скорее к великой княжне Татьяне Николаевне! Она спрашивает, свободны ли вы ещё как «кавалер для танцев»?
– Конечно свободен! – выпалил Пётр и не забыл поблагодарить барона за высокую честь.
Сам не помня как, он ловко прошёл через толпу и очутился перед Татьяной. Благовоспитанная княжна присела перед ним в книксене, а он не знал, можно ли ей поцеловать руку. Но поскольку она не подала её ладонью вниз, как подают для поцелуя, вопрос был исчерпан.
Пётр лихо щёлкнул каблуками со звонкими бальными шпорами, тряхнул кудрявой белокурой головой и нахально заявил:
– Ваше высочество! Могу ли я пригласить вас на все танцы подряд?
Корнет сразу забыл все поучения старших начальников, и ему стало море по колено.
Татьяна зарделась и умоляюще посмотрела на Петра.
– Только не обращайтесь ко мне со словами «ваше высочество», – наклонила она голову, а затем, рассмеявшись, добавила: – А то я дам вам отставку как моему «кавалеру бала»…
К Ольге Николаевне в этот момент приближался великий князь Дмитрий Павлович. Он бросил любопытный взгляд на корнета, подал руку Ольге и хотел увести её в другое каре. Старшая сестра, повинуясь своему кавалеру, всё-таки успела обернуться к корнету и дать ему со смешком рекомендацию:
– Соглашайтесь, граф! В отставке, наверное, будет скучно…
Наконец два каре были готовы. Первый контрданс состоял из шести фигур, которые пары исполняли одновременно по командам на французском языке, даваемым дирижёром бала и его помощником. Зазвучала музыка, ритмичный танец начался, и Пётр с радостью отметил, что его партнёрша движется, пожалуй, лучше всех в их ряду. Татьяна тоже заулыбалась, поскольку никак не ожидала от этого крупного юноши столько изящества и лёгкости в движениях.
Неподалёку от них танцевал Государь Император. Он с таким же обожанием, как Пётр на Татьяну, смотрел на Александру Фёдоровну. Царица, неприступная и холодная в полонезе, танцуя напротив своего Ники, совершенно преобразилась. Не осталось и следа от её холодности.
Государь был в любимом им мундире лейб-гвардии гусарского полка, эскадроном которого он командовал в юности, и танцевал как истинный гусар – лихо и искромётно. Государыня двигалась удивительно пластично в такт музыке, и только очень большие недоброжелатели не хотели признать, что первая пара в первом каре – гармонична и артистична. Но беспристрастный наблюдатель, а таких в зале были считанные единицы, понимал, что высокая любовь, соединяющая Николая Александровича и Александру Фёдоровну, создаёт в их танце высокий сплав искусства и души.
Напротив Татьяны и Петра танцевали Ольга и Дмитрий. Пётр, хотя и был весь поглощён своей партнёршей, впитывая радость от каждого её движения или прикосновения к нему, от каждого лукавого взгляда, иногда вдруг туманившегося иронией, всё-таки заметил, что великий князь Дмитрий Павлович был печален не по времени и месту, а Ольга смотрела на него то влюблённо, то вопросительно, то недоумевающе. Она, видимо, не понимала, что с ним творится, а девичья гордость не позволяла прямо спросить об этом у человека, в которого до сих пор была влюблена, хотя их помолвка по каким-то непонятным причинам стала недействительной.
Контрданс закончился, дирижёр бала объявил мазурку. Государь и Государыня, хозяйка бала – вдовствующая императрица – решили, что теперь надо отойти в сторону и отдать весь зал для веселья молодёжи, для которой и был назначен бал.
Дирижёр бала во время контрданса внимательно присматривался к танцующим для того, чтобы определить, кого же ставить в первую пару на мазурку. Когда начались приготовления к этому искромётному танцу, барон Мейендорф-младший без колебаний подошёл к Татьяне и Петру и предложил им идти первыми. Лучшего выбора он сделать не мог.
Великая княжна Татьяна была исключительно музыкальна, её движения отличались особенной изысканностью и врождённой ритмикой.
Что же касалось молодого графа Лисовецкого, то половина его крови, словно специально для мазурки, была польской. Пётр родился и вырос в Мазовии – центральной части Царства Польского, жители которой, мазуры, или мазовшане, отличались высоким ростом, крепким телосложением, всегда брили бороду и отпускали шляхетские усы.
Ещё в детстве, бывая в гостях и на балах у магнатов или так называемой «загонковой шляхты», то есть мелкопоместных дворян, Пётр в совершенстве овладел национальным танцем мазовшан – мазуркой, всеми её светскими и деревенскими па, которые танцевались на сельских ярмарках и иногда напоминали скорее акробатические этюды, чем салонный танец.
Когда грянула мазурка и Пётр легко подхватил свою даму, сначала лихо закружив её, а затем вихрем, но выделывая только такие па, которые легко схватывала и повторяла его партнёрша, пронёсся с ней по залу, вызвав всеобщий восторг и неожиданную для светской молодёжи бурную реакцию одобрения, в дверях, ведущих из Голубой гостиной, куда удалились было бабушка, родители и великая княгиня Мария Павловна, появились любопытные и несколько удивлённые происходящим царственные лица. К удивлению старых и опытных царедворцев, также вернувшихся в Белый зал наблюдать необычное зрелище и расступившихся, чтобы открыть для царствующих особ сектор обзора, никто из венценосных родственников Татьяны, даже весьма строгая Аликс, не были шокированы.
Татьяну и Петра на «бис» заставили повторить их прекрасную мазурку. Пётр превзошёл себя, а Татьяна танцевала так, словно целый месяц репетировала с ним этот танец.
После повторного и сольного исполнения мазурки Его Величество лихо погладил свои усы и с доброй завистью произнёс:
– Как хорошо умеет веселиться молодёжь!
Старшие после этого снова скрылись в Голубой гостиной, а молодые гости весело стали продолжать танцы.
Пётр понял, что высочайшее одобрение спасло и его, и, главное, Татьяну Николаевну от осуждения шипящими недоброжелателями всех возрастов, завистливые глаза которых он машинально отмечал в толпе зрителей. Ему показалось, что сузившимися от злости глазами смотрел на него и великий князь Дмитрий Павлович. Но зато старшая сестра – Ольга – явно от души веселилась и хлопала от восторга в ладоши.
Пока молодёжная часть бала разгоралась весельем, вдовствующая императрица уединилась в своей любимой Голубой гостиной с сыном, невесткой и свояченицей «Старшей».
Им подали чай и бисквиты.
– Ольга у вас совсем заневестилась, – обратилась Мария Фёдоровна к Государю, как бы не обращая внимания на присутствие Аликс. – Пора ей искать подходящую пару!..
– Ах, Ники, – перебила её молодая Императрица, – у меня страшно разболелась голова!.. Я надеюсь, её величество… – Аликс даже не посмотрела в сторону Марии Фёдоровны, – извинит меня, если я покину бал…
– Конечно, милая Аликс, конечно! – решительным тоном произнесла «Гневная», и в её голосе слышались нотки: «Скатертью дорога».
Александра Фёдоровна поднялась вместе с Ники, который решил пойти проводить супругу до мотора. Молодая Императрица проявила минимум необходимой вежливости – она сделала лёгкий книксен свекрови, по дороге к своей гардеробной заглянула в Белый зал, где приветливо помахала рукой дочерям и их кавалерам, и исчезла во внутренних помещениях вместе с Государем.
В Голубую гостиную, которая в Аничковом дворце была внутренним помещением на таком же особом режиме, как в Зимнем дворце комнаты и залы «за кавалергардами», то есть за незримой границей, охраняемой кавалергардами и куда далеко не всем придворным был разрешён доступ, заглянула новая близкая родственница Семейства Романовых – Зина Юсупова. Увидев в салоне только «Гневную» и тётю Михень, Зина склонилась в глубоком реверансе и услышала радостный призыв великой княгини Марии Павловны:
– Ах, как рада вас видеть, дорогая! Не посидите ли с нами, старухами?..
– Зачем вы так, ваше высочество! – обиделась Зина за такое самобичевание «Старшей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Ольга Валерьяновна была потрясена. Как мог он проникнуть в её мысли? – вопрошала она себя. Она боялась расплакаться. Но ещё больше она страшилась потерять свою независимость и отдать Старцу свою душу. Она поняла теперь, почему с таким пылом и любовью говорит о Распутине её несчастная племянница, почему так почитает его Аня Вырубова и, наконец, какую духовную поддержку нашла в этом простом русском мужике, исходившем вдоль и поперёк всё православное пространство, напитавшем себя благовестом всех знаменитых монастырей и храмов и взвалившем на свои плечи тяжёлые вериги старчества, столь одинокая среди пышного бала власти Александра Фёдоровна.
– Бог сам подаст тебе знак, когда земная царица призовёт тебя к себе для совместной молитвы!.. Етот момент уже близок! – напутствовал графиню Отец Григорий, – Я сийчас только слабый человек…
Графиня вернулась в свой опостылевший пустотой дворец, в прихожей которого не лежало ни одной визитной карточки гостя на подносе, а книга, где расписываются знакомые и друзья по праздникам, сияла девственной чистотой, и, еле сдерживая слёзы, поднялась в свою спальню. Там она бросилась, не раздеваясь, на постель и рыдала, рыдала, рыдала.
Слёзы облегчили ей душу и придали решимости скорей бежать из Петербурга куда глаза глядят.
Через три дня «Норд-экспресс» уносил графиню Гогенфельзен и великого князя Павла Александровича Романова в Париж, до весны, которая стала для «Мамы Лёли» порой надежд.
22
Бал в Аничковом дворце был назначен вдовствующей императрицей для старших внучек как бы в компенсацию за их полузатворническую жизнь в Царском Селе. Мария Фёдоровна, выдав буквально несколько дней назад свою любимую внучку Ирину, дочь Ксении и великого князя Александра Михайловича, за молодого князя Феликса Юсупова, исполнила сразу несколько своих далеко идущих планов. Во-первых, властная старая императрица с удовольствием насолила «гессенской мухе». Она хорошо знала, что Аликс терпеть не может распутного, капризного и авантюристичного молодого человека, считая его эгоистичным и подловатым неврастеником.
«Гневной» было приятно, когда её люди из окружения молодой Государыни донесли, что Аликс была взбешена выбором Сандро жениха для дочери и влюблённостью Ирины в этого аристократического проходимца. Вдовствующая императрица была почти того же мнения о Феликсе, но считала, что тот, войдя в Царскую Семью, остепенится и будет продвинут ею на какой-нибудь высокий государственный пост в качестве противовеса людям Ники и Аликс.
К тому же старый князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, был когда-то адъютантом мужа Эллы, великого князя Сергея Александровича. Теперь он оставался человеком Эллы при петербургском Дворе. А Мария Фёдоровна неплохо была осведомлена и о том, что отношения между сёстрами – Аликс и Эллой – начинали резко портиться. Элла очень завидовала Аликс, буквально вешалась на Николая, но он, до сих пор по-мальчишески влюблённый в свою жену, никак не хотел замечать ни частых приездов свояченицы в Царское Село, ни её влюблённых глаз.
Вступление в Семью Романовых молодого Феликса, нежно дружившего с Эллой, явно подогреет градус неприязни между всеми Юсуповыми и Александрой Фёдоровной.
Свадьба вбивала также клин в отношения между когда-то лучшими подругами – молодой Императрицей и Зиной Юсуповой, матерью Феликса-младшего. За спиной Александры Фёдоровны лицемерно воинствующая стареющая праведница Зина сделалась в свете ярой противницей Распутина, подхватывая и распространяя всякую клевету на Александру Фёдоровну. Так что интрига «Гневной» против невестки становилась очень разветвлённой и многоходовой.
Во-первых, решался очень важный материальный вопрос. Феликс остался, после гибели на дуэли его старшего брата, единственным наследником несметного состояния, вероятно самого большого в России. Ничто не свидетельствовало, что его отец, старый князь Феликс, мог успеть в ближайшие годы промотать это состояние, хотя и отличался вздорным нравом, унаследованным и его сыном. А материальное положение самой Ирины, поскольку она хоть и была внучкой Императора, но, согласно положению, являлась не великой княжной, а всего лишь «княжной Императорской крови», было не блестяще. Государственных выдач по цивильному листу ей уже не полагалось, а Ксения и Сандро не могли ей выделить достаточно большого приданого.
А что касается вздорности характера Феликса, считала вдовствующая императрица, то стерпится – слюбится. Это мало беспокоило её, потому как она сама всю жизнь страдала от крутого характера собственного супруга и только после его смерти почувствовала наконец вкус к настоящей жизни.
Теперь Мария Фёдоровна решила взяться за старших внучек и вывести их в свет, чтобы постепенно оторвать от Аликс и выдать замуж по своему разумению. Она просила также свою дочь Ольгу почаще приглашать племянниц к себе в Петербург и Павловск, чтобы «дикарки из Царского Села» постепенно могли выходить из-под влияния Аликс. Сегодняшний бал призван был стать началом этой долгой и коварной работы властной бабушки…
Великие княжны Ольга и Татьяна, разумеется, не представляли себе никаких подобных сложных расчётов и интриг придворной жизни. Maman и Papa воспитывали их действительно вдали от парадности и суеты большого света, может быть – даже слишком прививая ценности большой и дружной буржуазной семьи. Девочки обязаны были трудиться целый день, либо занимаясь рукоделием, либо изучая языки и другие полезные для современной дамы предметы, либо музицируя. Ольга и Татьяна обожали Чайковского и других русских композиторов. Когда в гости к маме приходила Аня Вырубова – а это бывало почти каждый день – или когда они вместе отдыхали в финских шхерах на яхте «Штандарт», то попеременно, в четыре руки с Аней, играли особенно любимые 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского. Они были очень устойчивы к лести, искренне любили своих служащих и знали, как и Papa, по именам и отчествам не только их, но и всех офицеров «Штандарта», Конвоя и полков, шефами которых числились, а также служащих Александровского дворца…
Mama всегда учила их, что надо быть хорошими и воспитанными девочками, а для этого – первыми здороваться с теми, кто старше тебя, независимо от того, какое положение они занимают, улыбаться всем людям, хотя, может быть, и не любишь кого-то, быть хотя и экономными, но добрыми и не жалеть ни денег, ни сил для нуждающихся, никогда не капризничать и помогать друг другу.
Они и стали очень хорошими. Но, как всякие дети, они были ещё ужасно смешливы. И, увидев теперь на балу так близко растерянное лицо уланского корнета, который поразил их в Костроме своим рыцарски-мальчишеским ухаживанием за Татьяной, сёстры не переставали хихикать и делать друг другу какие-то знаки, идя в самом конце процессии, состоящей из царственных особ и дипломатов вперемешку.
Два старца, на попечение которых были отданы Ольга и Татьяна, барон Фредерикс, министр Двора, и барон Мейендорф-старший, занимавший весьма экзотическую должность при царскосельском дворе – «начальника великих княжон», привычно следовали ритму полонеза, изысканно ведя Ольгу и Татьяну, как это делали уже по пятьдесят лет на придворных балах трёх царствований. Но сегодня они никак не могли понять, что именно так возбудило их подопечных, когда великие княжны вошли в Белый зал. Нет, девочки не выходили из рамок приличий, но почему-то всё время пересмеивались, закатывали глаза и делали друг другу какие-то непонятные знаки.
Длинная колонна проплыла по середине зала среди толпы приглашённых, среди которой были самые сливки высшего общества Петербурга. Полонез окончился, дирижёр бала барон Мейендорф-младший подлетел к хозяйке – вдовствующей императрице и что-то сказал ей. Та царственно кивнула головой.
Пётр от знатока-кавалергарда знал, что сейчас дирижёр бала и его помощник должны приступить для открытия первого контрданса к формированию двух каре – в каждом от ста до двухсот танцующих. Корнет не спускал глаз с Татьяны, раздумывая, броситься ли к ней с приглашением на контрданс или дождаться того, как распорядится судьба.
Он видел, как Татьяна что-то шепнула на ушко Ольге, потом они обе стали в чём-то убеждать барона Мейендорфа-старшего. Тот властным жестом подозвал дирижёра бала и сделал ему какое-то распоряжение, глядя в сторону Петра. Корнет от волнения словно прирос к своему месту.
Барон Мейендорф-младший приблизился к Петру и, спросив его на всякий случай, он ли корнет граф Лисовецкий, сказал, не тая удивления в голосе:
– Идите скорее к великой княжне Татьяне Николаевне! Она спрашивает, свободны ли вы ещё как «кавалер для танцев»?
– Конечно свободен! – выпалил Пётр и не забыл поблагодарить барона за высокую честь.
Сам не помня как, он ловко прошёл через толпу и очутился перед Татьяной. Благовоспитанная княжна присела перед ним в книксене, а он не знал, можно ли ей поцеловать руку. Но поскольку она не подала её ладонью вниз, как подают для поцелуя, вопрос был исчерпан.
Пётр лихо щёлкнул каблуками со звонкими бальными шпорами, тряхнул кудрявой белокурой головой и нахально заявил:
– Ваше высочество! Могу ли я пригласить вас на все танцы подряд?
Корнет сразу забыл все поучения старших начальников, и ему стало море по колено.
Татьяна зарделась и умоляюще посмотрела на Петра.
– Только не обращайтесь ко мне со словами «ваше высочество», – наклонила она голову, а затем, рассмеявшись, добавила: – А то я дам вам отставку как моему «кавалеру бала»…
К Ольге Николаевне в этот момент приближался великий князь Дмитрий Павлович. Он бросил любопытный взгляд на корнета, подал руку Ольге и хотел увести её в другое каре. Старшая сестра, повинуясь своему кавалеру, всё-таки успела обернуться к корнету и дать ему со смешком рекомендацию:
– Соглашайтесь, граф! В отставке, наверное, будет скучно…
Наконец два каре были готовы. Первый контрданс состоял из шести фигур, которые пары исполняли одновременно по командам на французском языке, даваемым дирижёром бала и его помощником. Зазвучала музыка, ритмичный танец начался, и Пётр с радостью отметил, что его партнёрша движется, пожалуй, лучше всех в их ряду. Татьяна тоже заулыбалась, поскольку никак не ожидала от этого крупного юноши столько изящества и лёгкости в движениях.
Неподалёку от них танцевал Государь Император. Он с таким же обожанием, как Пётр на Татьяну, смотрел на Александру Фёдоровну. Царица, неприступная и холодная в полонезе, танцуя напротив своего Ники, совершенно преобразилась. Не осталось и следа от её холодности.
Государь был в любимом им мундире лейб-гвардии гусарского полка, эскадроном которого он командовал в юности, и танцевал как истинный гусар – лихо и искромётно. Государыня двигалась удивительно пластично в такт музыке, и только очень большие недоброжелатели не хотели признать, что первая пара в первом каре – гармонична и артистична. Но беспристрастный наблюдатель, а таких в зале были считанные единицы, понимал, что высокая любовь, соединяющая Николая Александровича и Александру Фёдоровну, создаёт в их танце высокий сплав искусства и души.
Напротив Татьяны и Петра танцевали Ольга и Дмитрий. Пётр, хотя и был весь поглощён своей партнёршей, впитывая радость от каждого её движения или прикосновения к нему, от каждого лукавого взгляда, иногда вдруг туманившегося иронией, всё-таки заметил, что великий князь Дмитрий Павлович был печален не по времени и месту, а Ольга смотрела на него то влюблённо, то вопросительно, то недоумевающе. Она, видимо, не понимала, что с ним творится, а девичья гордость не позволяла прямо спросить об этом у человека, в которого до сих пор была влюблена, хотя их помолвка по каким-то непонятным причинам стала недействительной.
Контрданс закончился, дирижёр бала объявил мазурку. Государь и Государыня, хозяйка бала – вдовствующая императрица – решили, что теперь надо отойти в сторону и отдать весь зал для веселья молодёжи, для которой и был назначен бал.
Дирижёр бала во время контрданса внимательно присматривался к танцующим для того, чтобы определить, кого же ставить в первую пару на мазурку. Когда начались приготовления к этому искромётному танцу, барон Мейендорф-младший без колебаний подошёл к Татьяне и Петру и предложил им идти первыми. Лучшего выбора он сделать не мог.
Великая княжна Татьяна была исключительно музыкальна, её движения отличались особенной изысканностью и врождённой ритмикой.
Что же касалось молодого графа Лисовецкого, то половина его крови, словно специально для мазурки, была польской. Пётр родился и вырос в Мазовии – центральной части Царства Польского, жители которой, мазуры, или мазовшане, отличались высоким ростом, крепким телосложением, всегда брили бороду и отпускали шляхетские усы.
Ещё в детстве, бывая в гостях и на балах у магнатов или так называемой «загонковой шляхты», то есть мелкопоместных дворян, Пётр в совершенстве овладел национальным танцем мазовшан – мазуркой, всеми её светскими и деревенскими па, которые танцевались на сельских ярмарках и иногда напоминали скорее акробатические этюды, чем салонный танец.
Когда грянула мазурка и Пётр легко подхватил свою даму, сначала лихо закружив её, а затем вихрем, но выделывая только такие па, которые легко схватывала и повторяла его партнёрша, пронёсся с ней по залу, вызвав всеобщий восторг и неожиданную для светской молодёжи бурную реакцию одобрения, в дверях, ведущих из Голубой гостиной, куда удалились было бабушка, родители и великая княгиня Мария Павловна, появились любопытные и несколько удивлённые происходящим царственные лица. К удивлению старых и опытных царедворцев, также вернувшихся в Белый зал наблюдать необычное зрелище и расступившихся, чтобы открыть для царствующих особ сектор обзора, никто из венценосных родственников Татьяны, даже весьма строгая Аликс, не были шокированы.
Татьяну и Петра на «бис» заставили повторить их прекрасную мазурку. Пётр превзошёл себя, а Татьяна танцевала так, словно целый месяц репетировала с ним этот танец.
После повторного и сольного исполнения мазурки Его Величество лихо погладил свои усы и с доброй завистью произнёс:
– Как хорошо умеет веселиться молодёжь!
Старшие после этого снова скрылись в Голубой гостиной, а молодые гости весело стали продолжать танцы.
Пётр понял, что высочайшее одобрение спасло и его, и, главное, Татьяну Николаевну от осуждения шипящими недоброжелателями всех возрастов, завистливые глаза которых он машинально отмечал в толпе зрителей. Ему показалось, что сузившимися от злости глазами смотрел на него и великий князь Дмитрий Павлович. Но зато старшая сестра – Ольга – явно от души веселилась и хлопала от восторга в ладоши.
Пока молодёжная часть бала разгоралась весельем, вдовствующая императрица уединилась в своей любимой Голубой гостиной с сыном, невесткой и свояченицей «Старшей».
Им подали чай и бисквиты.
– Ольга у вас совсем заневестилась, – обратилась Мария Фёдоровна к Государю, как бы не обращая внимания на присутствие Аликс. – Пора ей искать подходящую пару!..
– Ах, Ники, – перебила её молодая Императрица, – у меня страшно разболелась голова!.. Я надеюсь, её величество… – Аликс даже не посмотрела в сторону Марии Фёдоровны, – извинит меня, если я покину бал…
– Конечно, милая Аликс, конечно! – решительным тоном произнесла «Гневная», и в её голосе слышались нотки: «Скатертью дорога».
Александра Фёдоровна поднялась вместе с Ники, который решил пойти проводить супругу до мотора. Молодая Императрица проявила минимум необходимой вежливости – она сделала лёгкий книксен свекрови, по дороге к своей гардеробной заглянула в Белый зал, где приветливо помахала рукой дочерям и их кавалерам, и исчезла во внутренних помещениях вместе с Государем.
В Голубую гостиную, которая в Аничковом дворце была внутренним помещением на таком же особом режиме, как в Зимнем дворце комнаты и залы «за кавалергардами», то есть за незримой границей, охраняемой кавалергардами и куда далеко не всем придворным был разрешён доступ, заглянула новая близкая родственница Семейства Романовых – Зина Юсупова. Увидев в салоне только «Гневную» и тётю Михень, Зина склонилась в глубоком реверансе и услышала радостный призыв великой княгини Марии Павловны:
– Ах, как рада вас видеть, дорогая! Не посидите ли с нами, старухами?..
– Зачем вы так, ваше высочество! – обиделась Зина за такое самобичевание «Старшей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100