А-П

П-Я

 

Уже хрипя и теряя сознание, Павел молил о пощаде.«Тотчас после совершения своего дела заговорщики проявили свою радость в оскорбительной, бесстыдной форме, без всякой меры и приличия, — вспоминал впоследствии князь Адам Чарторыйский. — Это было безумие, общее опьянение, не только моральное, но физическое, так как погреба во дворце были разбиты, вино лилось ручьями за здоровье нового императора и героев переворота. В первые за этим дни пошла мода на причисление себя к участникам заговора; каждый хотел быть отмеченным, каждый выставлял себя, рассказывая о своих подвигах, каждый доказывал, что был в той или другой шайке, шел одним из первых, присутствовал при фатальной катастрофе.Среди бесстыдства этого непристойного веселья император и императорская фамилия не показывались, запершись во дворце в слезах и ужасе».Наутро все подробности этого жуткого убийства конечно же стали известны в высших эшелонах власти. Не мог не знать о них и Александр.В эту ночь Александр, по существу, произвел двойной дворцовый переворот, он отодвинул от власти не только отца, но и мать.Около часа ночи Пален вошел в комнату Александра. В это время тот, одетый и в сапогах, спал, лежа ничком на кровати. Пален тронул его за плечо, и когда Александр проснулся, то сообщил ему, что Павел скончался от апоплексического удара. Александр разрыдался. Тогда Пален жестко сказал ему: «Хватит ребячества! Благополучие миллионов людей зависит сейчас от Вашей твердости. Идите и покажитесь солдатам!» Александр такую твердость проявил. Он вышел на балкон и произнес краткую речь перед подошедшими полками: «Мой батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при моем царствовании будет делаться по принципам и по сердцу моей любимой бабушки, императрицы Екатерины».Армии был брошен жирный кусок. И полки ответили ему радостными возгласами. Промолчали лишь преображенцы.Когда, узнав об убийстве мужа, императрица в ярости потребовала, чтобы вся полнота власти перешла к ней, заговорщики заперли ее в покоях. А Александр промолвил: «Только этого еще не хватало!» Этот факт указывает, что он не просто хотел освободить Россию от власти деспота (такова была официальная цель заговора), не просто спасти себя, мать и брата от гибели, но и сам стремился к власти в обход и Павла, и Марии Федоровны. А. Чарторыйский обратил на это внимание и записал в своих воспоминаниях: «Я никогда ничего не слышал о первом свидании матери и сына после совершенного преступления. Что говорили они друг другу? Какие могли они дать друг другу объяснения по поводу того, что произошло? Позже они поняли и оправдали друг друга, но в эти первые страшные минуты император Александр, уничтоженный угрызениями совести и отчаянием, казалось, был не в состоянии произнести ни одного слова или о чем бы то ни было подумать. С другой стороны, императрица, его мать, была в состоянии исступления от горя и злобы, лишавших ее всякого чувства меры и способности рассуждать».Но, проявив мужество, волю, решимость в эту страшную для него минуту, Александр не рассчитал своих душевных сил. И это был, наверное, главный итог той мартовской ночи, которая нависла над его чувствами дамокловым мечом в течение всей оставшейся жизни. Заметим, что это был первый опыт на всем протяжении страшной истории русского правящего дома: убивали родных и двоюродных братьев, сажали в темницы и уничтожали сыновей и внуков, свергали с престола и убивали мужей. Но сын покусился на жизнь отца впервые, и это первенство досталось на долю Александра, который, казалось, вовсе не готов был к этой страшной миссии.Гораздо более подходил для этой роли жестокий и прямолинейный Константин или властолюбивый, холодный Николай, но Александр с его республиканскими замашками, гуманистическими взглядами, ненавистью к насилию — в этом было что-то противоестественное, какой-то знак судьбы. Чувство самосохранения и притягательная сила власти, которая медленно, но неумолимо втягивала его в свое лоно, в конце концов определили выбор Александра, но он, конечно, не мог рассчитать жизненные последствия этого выбора.В ту же первую ночь своего правления, свидетельствовали мемуаристы, он предался отчаянию. И хотя вера этим свидетельствам не очень велика и вполне возможно, что хор его верных сторонников стремился отстранить от императора страшную тень отцеубийцы, но уже то, что они все же говорили об этом, указывает на некоторые реальные факты самочувствия Александра.Когда, по сведениям Ланжерона, Александру объявили, какой ценой тот вступил на престол, император предался отчаянию и в величайшей горести говорил: «Скажут, что я убийца; мне обещали не посягать на его жизнь; я самый несчастный человек в мире».По свидетельству А. Чарторыйского, Александр «предался отчаянию… Мысль, что он был причиной смерти отца, была для него ужасна; он чувствовал, словно меч вонзился в его совесть и черное пятно, казавшееся ему несмываемым, навсегда связалось с его именем… Целыми часами оставался он один, молча, с угрюмым неподвижным взглядом. Это повторялось ежедневно; он никого не хотел тогда видеть подле себя». И впоследствии, считает Чарторыйский, после того как миновала военная гроза 1812 года, позади осталось послевоенное устройство Европы, отвлекшее на время все силы и способности Александра, он снова и снова возвращался к все той же «ужасной мысли», «именно благодаря ей он впал с течением времени в такое уныние, дошел до такого отвращения к жизни и поддался, быть может, несколько преувеличенной набожности, которая является единственно возможной и действительной опорой человека среди мучительных страданий».Власть надвинулась на Александра сразу, без подготовки, в одном из своих самых отвратительных обличий, и для его человеческой личности вопрос состоял в том, сумеет ли он устоять, достойно противостоять ей, как это он мнил в пору своих юношеских мечтаний, или она окончательно втянет его в свой жернов, перемелет и выдаст очередной готовый образец обычного властителя — жестокого, беспринципного, готового ради удержания ее на все. Вопрос этот он решал в течение всей своей жизни, так и не дав на него ни отрицательного, ни положительного ответа. И в этом, видимо, состояла его драма как человека и правителя.Конечно, никакие высокие цели этой власти, облеченные в пропагандистские клише своего времени и выраженные, в частности, в его манифесте по случаю вступления на престол и последующих многочисленных документах эпохи, не могли оправдать его перед самим собой.Сделать это могло лишь чувство глубокого соответствия своих внутренних убеждений, всего того, во что он действительно верил, чему в глубине души поклонялся, и своих реальных действий как человека и политика. Только здесь мог он найти хоть малейшее оправдание страшному человеческому греху, который долгие годы тревожил его душу.Поэтому всю последующую жизнь Александра мы и должны рассматривать, мне кажется, сквозь призму его постоянных усилий достигнуть этого соответствия, что было чрезвычайно трудно и в плане чисто человеческом, но особенно в плане государственном, правительственном.Что касается его чисто человеческих качеств, то он, несмотря на всю ужасающую жестокость системы, в которой он жил, символом которой волею судеб являлся, всю жизнь боролся за обретение себя, за возврат к себе прежнему; это его стремление к постоянному очищению от скверны власти, и прежде замеченное в нем близкими к нему людьми, теперь во много крат усилилось чувством искупления огромной вины, которая становилась, по мере того как он шел по ступеням жизни, все более и более острой и тревожащей.Проявить себя в этом личном смысле было намного легче, нежели в сфере государственного правления; здесь он был, как правило, предоставлен самому себе, а его личные поступки если и касались кого-то другого, то лишь либо близких к нему людей, либо людей случайных и не имели широкого общественного резонанса.Личную, человеческую линию, несмотря на весь диктат власти, ее порядков, традиций, соблазнов, заведомых обманов, пустоты, он вел в течение всей своей жизни, и порой ему это удавалось, хотя и не без отступлений, уступок, слабостей, которые и давали повод говорить о двуличии, ханжестве, неискренности Александра.Он сохранил в себе юношескую самокритичность, которую демонстрировал в письме к Лагарпу («мне бы хотелось высказываться и блестеть насчет ближнего, потому что я не чувствую в себе нужных сил для приобретения истинного достоинства»). Поразителен его почти аскетический образ жизни: ранний подъем, нелегкая работа с бумагами и людьми, очень ограниченное, почти постоянное окружение, одинокие пешие или верховые прогулки, удовольствие от посещения домов приятных ему людей, стремление избегнуть лести, мягкое, ровное обращение со слугами. И все это оставалось доминантой жизни в течение многих лет, хотя положение требовало и иного — участия в свете, частых отъездов; сохранилось и увлечение армией, слабость к парадомании, ставшая страстью едва ли не с детства.Даже бесконечные путешествия Александра, над которыми так откровенно потешались и современники, и авторы уже XX века, имели какую-то своеобразную окраску. Надо заметить, что среди тех сотен тысяч верст, которые он покрыл в своей жизни, едва ли не большая часть приходится на Россию. Достаточно обозначить его маршруты лишь 1823— 1825 годов. Поездки 1823 г.: Царское Село, Ижорский завод, Колпино, Шлиссельбург, Ладога, Тихвин, Молога, Рыбинск, Ярославль, Ростов, Переяславль, Москва, Серпухов, Тула, Мценск, Орел, Карачев, Брянск, Рославль, Чернигов, Старый Быхов, Бобруйск, Слоним, Кобрин, Брест-Литовск, Ковель, Луцк, Дубно, Острог, Заславль, Проскуров, Каменец-Подольск, Могилев, Хотин, Черновцы, Брацлав, Крапивна, Тульчин, Умань, Замостье, Брест, Сурож, Великие Луки, Царское Село.Выехал царь из Царского Села 16 августа, а вернулся обратно 3 ноября, находясь в дороге два с половиной месяца. Осенняя поездка 1824 года проходила по такому маршруту: Царское Село, Москва, Тамбов, Чембар, Пенза, Симбирск, Ставрополь, Самара, Оренбург, Илецкая-Защита, Уфа, Златоуст, Миасс, Екатеринбург, Пермь, Вятка, Царское Село. Во время своей последней и роковой поездки Александр проехал по части Малороссии, по всему Крыму и вернулся в Таганрог уже тяжело больным.В этих поездках он посещал не только балы и обеды, встречался с верхушкой местного дворянства и купечества, устраивал смотр армейским частям, но и интересовался жизнью всех слоев общества. Так, он добрался до «киргизской степи» и побывал в юртах кочевников, посетил златоустовскке заводы, спускался в миасские рудники, побывал в татарских семьях в Крыму, посещал госпитали, не брезговал общаться с арестантами и ссыльнопоселенцами.Его биографы отмечают, что в дороге ему приходилось сталкиваться с изрядными трудностями: скудно питаться, испытывать различные неудобства, попадать в неприятные дорожные происшествия, долго идти пешком.Зато он мог составить личное представление о том, как жила Россия. И глубокие разочарования, которые постигли его в конце жизни, вероятно, были вызваны и этой весьма подробной и, увы, весьма тяжелой информацией, развеивающей у него последние остатки иллюзий относительно своих усилий на пользу отечества.Мы как— то не обращаем сегодня внимания на многочисленные случаи проявленного им сострадания к людям, человеколюбия, помощи, которые носили порой совершенно импровизированный характер, а в целом становились для него системой и достаточно отчетливо говорили о настроении человека. Так, на берегу Немана император увидел зашибленного лопнувшим канатом бурлака. Александр вышел из коляски, помог поднять беднягу, послал за лекарем и продолжал путь, лишь убедившись, что все возможное для него сделано. В другом случае он помог привести в чувство утонувшего крестьянина; по настоянию императора его врач баронет Виллие несколько раз пускал несчастному кровь, прежде чем тот ожил. Своим платком Александр перевязал ему кровоточащую руку.История сохранила немало подобных примеров из жизни Александра, говорящих о его непоказном интересе к людям, человеколюбии, терпимости и смирении.Наряду с аффектированной набожностью в конце жизни сохранился и такой факт: после смерти Александра в кармане его сюртука был обнаружен конверт с бумагами, которые он всегда носил с собой и никому не показывал. Оказалось, что это были молитвы, и сам этот факт был сокрыт для окружающих.Известно также, что информированный генералом И. В. Васильчиковым в 1821 г. о существовании тайного общества «Союз благоденствия» и ознакомившись со списком наиболее активных его членов, Александр не дал ему хода. Он бросил список в пылающий камин и заметил, что не может их карать, так как «в молодости разделял их взгляды».В то же время известны случаи жестоких распоряжений Александра I относительно восставших солдат Семеновского полка, военнопоселенцев.Везде, где он выказывал себя как личность, Александр выступал человеком весьма гуманных свойств, там же, где он проявлял себя как представитель и лидер системы, там он выступал порой в духе принципов неограниченного самодержавия. Это кажущееся противоречие в действительности противоречием не было.Не случайно его супруга Елизавета Алексеевна, хорошо информированная и разделявшая его взгляды, писала в письме, датированном 12 марта, то есть днем, последовавшим за убийством Павла I: «Его чувствительная душа навсегда останется растерзанной, только мысль о возвращении утраченного благополучия Родины может поддержать его. Ничего другое не могло бы придать ему твердости».Руководствуясь в делах общегосударственных лишь личными эмоциями, он рисковал прийти в действительные противоречия с системой. А это в России, как известно, было чревато даже для самых неограниченных монархов большими неприятностями. Александр прекрасно понимал всю условность своего, как, впрочем, и всякого другого, самодержавия, рассматривал власть не как свою личную принадлежность, а как принадлежность общественную. Возможно, это понимание и спасало его на крутых поворотах истории, которых было немало в его царствование.И все же глубоко личный мотив в действиях императора, мотив, в известной степени обусловленный принципами, с одной стороны заложенными и развившимися в нем с детства, а с другой — вызванными стремлением к постоянному искуплению своей ужасной вины, звучал в его душе в течение всей жизни.Слова А. С. Пушкина «я только царство потерял» относятся к Александру в полной степени. Получив после убийства отца царство реальное, он потерял это царство в своей душе. И в этом, кажется, заключался смысл жизненной драмы Александра.
4. Страх Вместе с чувством огромной вины, доводившим его до исступления и особенно обострившимся после вступления его в пятый десяток, когда вопросы смысла жизни, бытия, как правило, неодолимо встают перед каждой человеческой личностью, Александра всю жизнь преследовало гнетущее чувство страха. Без этого чувства невозможно, на мой взгляд, понять и его чисто человеческие эмоции, и его политические шаги. В его уме не мог не выстроиться короткий, но грозный мартиролог из убитого в заговоре деда Петра III и погибшего также в ходе дворцового переворота отца. И в обоих случаях мощные дворянские группировки, лица, близкие к трону, явились исполнителями этих расправ над самодержцами.Не случайно и он сам, и его брат Константин всю жизнь носились с мыслью об отречении от престола, в основе которой, кроме всего прочего, лежал самый элементарный страх за свою жизнь.Константин в начале 20-х годов, расторгнув свой венценосный брак и женившись на польской графине Иоанне Грудзинской, по существу, отказался от прав на престол, а позднее и официально оформил свой отказ письмом на имя Александра. Но было известно, что и ранее в семейном кругу великий князь неоднократно говорил о своем нежелании царствовать (учитывая, что у Александра не было мужского потомства, а обе дочери от Елизаветы Алексеевны, Елизавета и Мария, умерли в раннем детстве в 1796 и 1806 гг.) — «удушат, как отца удушили», — повторял Константин.Эта же мысль, пусть не в такой грубой форме, постоянно присутствовала и в уме Александра с той ночи 11 марта 1801 года. И эта мысль вовсе не была безосновательной, потому что в высших правительственных сферах время от времени появлялись идеи о насильственном устранении Александра I, что, конечно, не могло рано или поздно не стать ему известно.Так, вскоре после заключения позорного для России Тильзитского мира популярность Александра резко упала. «Всеобщее неудовольствие против императора более и более возрастает, — писал шведский посол Стединг в Стокгольм. — И на этот счет говорят такие вещи, что страшно слушать». Циркулировали слухи о возможности дворянского переворота и возведения на престол энергичной и умной сестры Александра Екатерины Павловны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100