Именно дед Тиллера настоял на том, чтобы оба вступили в корпус морской пехоты. Их отцы остались довольны этим решением, но, естественно, скрыли свои истинные чувства и мрачно пробурчали: «Могло быть и хуже».
В то время страна была поражена Великой депрессией тридцатых годов и на первых полосах все газеты расписывали марш голодных в Джарроу. Оба парня понимали, что могли бы оказаться в гораздо худшем положении. Дед Тиллера тайком протащил их в паб, чтобы отпраздновать знаменательное событие, и хозяин пивной обслужил их, хотя наверняка знал, что парням нет еще восемнадцати лет. Он окончательно привел их в замешательство, когда стал громко на весь бар читать стихи Редьярда Киплинга.
– Ты помнишь, как он нас отвел в паб? – спросил Тиллер у Кудрявого. – Я готов был сквозь землю провалиться от стыда.
– После двух пинт пива ты, помнится, вообще был готов улечься на полу, – ответил с усмешкой Кудрявый. – Но он очень гордился тобой, Тигр, и корпусом морской пехоты. Ты помнишь его песенку о корпусе?
Конечно, Тиллер знал ее наизусть, потому что дед заставил ее выучить. В ней были такие слова:
Он не пассажир и не член команды.
Он нечто вроде гермафродита: солдат и моряк.
Потому что нет такой работы на земле,
которую он не мог бы выполнить.
Его можно ночью оставить на голове
лысого человека,
и он все равно будет работать веслами.
Это нечто вроде космополита –
солдат и моряк в одном лице.
– Да, это именно та песня, – рассмеялся Кудрявый, потом показал на приказ, который передал ему Тиллер, и добавил: – Видно, приятель, вскоре тебе придется всерьез поработать веслами.
Тиллер безразлично кивнул. Он мысленно вернулся к деду и временам, когда он только еще начинал службу в корпусе. Казалось, все это было очень давно, но он прекрасно помнил, что все его существо буквально поглотили традиции, ритуалы и история морской пехоты. Они были с ним во сне и наяву, во время еды и питья, и он их боготворил. Имя Тиллера стояло первым в списке выпускников дивизиона, и он получил за успехи Королевский значок. Он был лучшим стрелком и представлял корпус на соревнованиях в Бисли, так что изначально ему была обеспечена блестящая карьера.
В любом другом полку, включая кривляк из гвардии, сейчас он бы дослужился до старшины полка, но жернова в корпусе перемалывали крайне медленно. Капралы, сержанты и старшины были основой основ корпуса, и корпус это прекрасно осознавал. Каким бы хорошим солдатом ни оказался тот или иной человек и вне зависимости от степени его подготовки, которая охватывала буквально все, этого человека следовало выдержать, как хорошее вино, до того момента, когда корпус готов будет признать в нем необходимые качества лидера.
Да, жернова мололи медленно и выдавали муку мельчайшего помола. На всю жизнь Тиллер запомнил, как еще в детстве он увидел на плацу своего отца с яркой перевязью старшины поперек груди, в блеске наград и начищенных пуговиц, запомнил, как четко маршировал отец под звуки гимна корпуса «Жизнь на океанской волне».
Тиллер знал, что насквозь пропитан традициями королевской морской пехоты, как пропитан уксусом маринованный лук, и что за всем этим – столетия неразрывной связи с королевским военным флотом. Их девизом было «По суше и по морю», и их корпус, что накрепко заучили все рекруты, служил для страны якорем, которым пользовались только в экстренных случаях. Так сказал о них какой-то монарх (Тиллер забыл его имя), которому они очень приглянулись, но это подтверждали и боевые награды, полученные за многочисленные операции, начиная с захвата Гибралтара в 1704 году.
Некоторые новобранцы, угодившие в корпус во время войны, считали, что традиции и дисциплина, равно как сопутствующие им блеск и мишура парадных маршей, – не более, чем показуха, но Тиллер придерживался иного мнения. В бою нельзя обойтись без поддержки своих товарищей, а чувство локтя приходило на плацу в ходе строевой подготовки.
– Должен признаться, что мне хотелось бы побольше разузнать об этой странной конторе, куда я вызвался добровольцем, – признался Тиллер, вернувшись в настоящее.
– Ничем, к сожалению, не могу тебе помочь, Тигр. Но мой братишка, которому в начале года случилось побывать в Каире, говорил мне, что подразделение полковника Стерлинга, что-то вроде Специальной военно-воздушной службы, было расформировано, после того как полковник попал в плен. Может быть, твоя новая контора – это производное от того подразделения.
Тиллер смутно помнил всевозможные слухи о Стерлинге и его недавно созданной Специальной авиадесантной службе. Всякие небылицы о ратных подвигах САС в пустыне смахивали на приключенческие рассказы для детей среднего школьного возраста и ничем не походили на привычные для корпуса тяжелые бои. У морской пехоты была давняя традиция организации высадки десанта с моря, и уже был сформирован отряд коммандос морской пехоты, который принял участие в нападении на Дьепп в прошлом году. Группа людей, разъезжающих на джипах по пустыне, не вписывалась в привычную картину, и Тиллер весьма скептически относился к любым операциям, к которым корпус не имел никакого отношения, и считал, что, скорее всего, их не стоило и вовсе проводить.
Именно поэтому он вначале относился с большим сомнением к организации Тейслера и его планам, в чем неохотно себе признался недавно, хотя обычно соглашался с тем, что говорил или делал майор. Если уж быть предельно честным, Тиллер был готов последовать за неистощимым на выдумку майором на край земли, если бы в том возникла необходимость. В конце концов, если уж глава командования совместными операциями вице-адмирал лорд Луис Маунтбеттен оказывал поддержку проектам Тейслера, какое право сомневаться имел он, простой сержант?
– Сэлли наверняка будет горевать. Сам понимаешь.
– Да, знаю, – согласился Тиллер.
– Ладно, я присмотрю за ней, – вызвался Кудрявый.
– Еще бы, ты только и ждал, когда я место освобожу, – беззлобно проворчал Тиллер. Он знал, что его друг счастлив в семейной жизни, у него двое детей и на подходе третий. Вот это как раз и есть пример «прочных семейных уз», чем Тиллер никак не мог похвастаться.
Он встал, аккуратно сложил бумагу с приказом и сунул в карман.
– Мне надо бы собраться и попрощаться с ребятами. За мной заедут завтра рано утром.
– Лучше ты, чем я, – ответил Кудрявый, но в его голосе, как показалось Тиллеру, прозвучала зависть.
– Да, наверное, ты прав. Ну, пока.
Они обменялись рукопожатием, и Кудрявый посоветовал на прощание:
– Веди себя прилично, не высовывайся. Тамошние бардаки пользуются дурной славой и могут наградить тебя разновидностью триппера, о которой врачи и не слыхивали.
Тиллер прошел к казармам и повернул налево вдоль берега к Саутси. Остальная братия селилась на частных квартирах, поскольку у них был такой же статус, как у коммандос, но Тиллер предпочитал ночевать в казармах в Истни, где имел возможность бороться с кошмарными сновидениями в одиночку.
Штаб части располагался на морском берегу в двух длинных сборных домах с круглой крышей. Один использовали для занятий по теории, а второй служил складским помещением. Они находились прямо под стенами форта, построенного во времена войн с Наполеоном для охраны Солента. Форт-Лампс торчал в конце шестимильного плавучего бона, установленного для защиты гавани Портсмута от торпедных атак с подводных лодок либо нападений небольших надводных кораблей. В те же годы в Соленте построили еще два форта, подобных Форт-Лампс. Теперь они стали частью оборонительных сооружений Портсмута и были густо уставлены батареями зенитных орудий, а плавучий бон, протянувшийся до Сивью на острове Уайт, вошел в систему фортов.
За штабом лежал пруд Каноэ-лейк, принадлежавший муниципалитету Саутси. В мирное время сюда приезжали на день туристы и приходили дачники, наводнявшие летом курорт у моря. Тиллер помнил, как в детстве любил искупаться в пруду, а сейчас там никого не было видно, воду спустили и посредине виднелась лишь лужица дождевой воды. Сержант заметил, что на одном берегу в бетонном покрытии зияла огромная трещина, скорее всего, оставшаяся от взрыва бомбы, которую пару месяцев назад сбросил прорвавшийся сюда немецкий бомбардировщик из тех, которые быстро и не глядя освобождались от своего груза и спешили убраться восвояси.
Тиллер обошел пруд и направился к кварталу жилых домов, известному под названием Долфин-корт, из окон которого открывался вид на пруд и Солент. Эти дома ныне принадлежали адмиралтейству. В квартире под номером 24 вначале располагался Центр развития командования совместными операциями, но позднее он вошел в состав Экспериментального управления командования совместными операциями и личный состав переехал в Южный Девон или какое-то другое место, а Тейслер, входивший в Центр со дня его основания, реквизировал квартиру для своего подразделения.
Тиллер показал пропуск флотскому часовому, проигнорировал лифт и поднялся по лестнице пешком, переступая через три ступени. Это было частью физической подготовки, чтобы сохранить форму, на которой настоял Тейслер, и для Тиллера вошло в привычку.
Дверь в квартиру была открыта, но Тиллер постучался, прежде чем войти. Хорошенькая девушка из состава Женской королевской военно-морской службы, исполнявшая роль писаря в их части, подняла голову от пишущей машинки и сообщила:
– Он ждет вас, сержант.
– Здравствуйте, Мэгги, как вы себя чувствуете в это солнечное утро?
– Очень хорошо, – ответила девушка и сделала ему глазки, но оба знали, что ее кокетство ровным счетом ничего не значит. – Вы так спрашиваете, будто вас в самом деле волнует мое здоровье.
Тиллер склонился над ее столом и взглянул в ее удивительно голубые глаза.
– Нет, Мэгги, вы не правы, – заверил он. – Ваше здоровье меня очень волнует.
Но женщина-писарь окатила его нарочито безразличным взглядом и холодно кивнула головой в сторону двери, ведущей в кабинет майора.
– Вам повезло, – сказала она. – Сегодня он в хорошем настроении. Так что лучше идите, пока ветер не поменялся.
Тиллер послал ей воздушный поцелуй. Мэгги все прекрасно понимала и никогда никого не воспринимала всерьез. Он повернулся и направился к двери кабинета, а девушка проводила долгим взглядом его стройную широкоплечую фигуру и лишний раз поздравила себя с давно принятым решением: инстинкт подсказывал ей, что подобные Тигру мужчины могут стать превосходными любовниками, но в мужья они не годятся. Она знала себя достаточно хорошо и осознавала, что, как бы ей ни хотелось заполучить любовника, ее воспитание и жизненный опыт склоняли ее к постоянству отношений.
На двери кабинета была прикреплена табличка «Майор Г.Дж. Тейслер, кавалер орденов „За отличную службу“ и Британской империи, королевские ВМС, командир отряда морской пехоты по охране плавучего бона».
– Войдите! – раздалось из-за двери в ответ на стук Тиллера. Он закрыл за собой дверь, вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. Хотя много воды утекло с того времени, когда он был зеленым новобранцем, сержант и сейчас молча просчитал «вверх, раз, два, три, вниз», в то время как его рука с вывернутой вперед ладонью вскинулась к берету, замерла на долю секунды и снова была отброшена к бедру.
На столе перед Тейслером выстроились аккуратно разложенные стопки бумаг. На вид майору было около тридцати лет, но он уже успел потерять большую часть своей рыжей шевелюры с золотистым отливом, что возмещалось пышными усами. Он изучал чертеж небольшой лодки, который тут же придвинул к посетителю, как только увидел сержанта.
– Доброе утро, Тигр. Замечательный день, не правда ли? Что ты об этом думаешь?
Он вручил сержанту чертеж и пояснил:
– Эту штуку мы назвали «Спящей красавицей».
– «Ныряющая моторная лодка», – прочитал вслух надпись на чертеже Тиллер. – Вы хотите сказать, сэр, что наконец-то мы получили искомое?
– Первый опытный экземпляр вскоре поступит для испытаний, – сообщил Тейслер. – Жаль, что тебя в это время не будет с нами и ты сам не сможешь попробовать. Я так понимаю, что ты получил приказ отбыть для прохождения службы в другом месте?
– Да, сэр, сегодня утром.
Тейслер хмыкнул.
– Давно бы уж пора, – съязвил он. – Теперь нам надо прокрутить всю эту бюрократическую муть по списанию тебя из нашей части. Но пока ты не ушел, я хотел бы тебе кое-что показать. Мэгги!
В проеме двери появилась женщина-писарь.
– Мэгги, сержант Тиллер нас покидает, так что подготовь мне на подпись все нужные бумаги. А я пока отлучусь ненадолго.
Голубые глаза на секунду задержались на Тиллере. Если девушка и сожалела об упущенной возможности ближе познакомиться с сержантом, в ее взгляде ничего нельзя было прочитать.
– Желаю вам всего наилучшего, сержант, – сказала она. Не поинтересовалась, куда он направляется, потому что в их конторе не было принято проявлять излишнее любопытство.
– Спасибо, Мэгги, – прочувственно ответил Тиллер. – Возможно, когда я вернусь героем, вы наконец согласитесь прийти ко мне на свидание?
– Очень сомневаюсь, сержант. Вряд ли это будет возможно.
Мужчины весело скатились вниз по лестнице и вырвались из душного помещения на солнечный свет.
– Мне кажется, сэр, что эта девушка ждет, когда появится ее рыцарь в сверкающих латах, – заметил Тиллер.
– Я считаю, – улыбнулся в ответ Тейслер, – что так и должно быть, и не зря мама предупреждала ее, когда она была еще маленькой девочкой, остерегаться таких мужиков, как ты.
Половина личного состава числом в тридцать четыре человека находилась в одном из сборных домиков на лекции по навигации. Другая половина проходила обучение на пляже. Лодочный домик, где содержались их плавучие средства, располагался на дороге, идущей вдоль морского побережья. За дорогой возвышалась защитная стена, вздымавшаяся на пять футов над линией прибоя. Одно из правил, установленных Тейслером, гласило, что, несмотря на наличие ступенек к пляжу, пользоваться ими воспрещено. Каким бы грузом ни был обременен солдат, ему следовало спускаться по стене, а не по лестнице.
По мере приближения к лодочному домику Тиллер заметил, что инструктор проводит гонки трех команд, по два человека в каждой, которым предстояло достать лодку из домика, перетащить через дорогу, преодолеть стену, пронести лодку через пляж и спустить на воду. Затем следовало обойти на веслах буек в трехстах ярдах от берега, вернуться, взбежать на берег с лодкой, перебросить ее через стену, снова протащить через дорогу и установить на прежнем месте в домике. Еще три команды практиковались в гребле на суше: им нужно было, работая веслами, продвинуть лодку по пляжу и столкнуть в воду. Как подсказывал прошлый опыт, это был самый эффективный путь для команды войти с берега в штормовые волны. Другие были заняты упражнениями для ступней, которые проводились ежедневно: бегали босиком по гальке из конца в конец пляжа и соскакивали на пляж со стены, что укрепляло подошвы ног. Отделение из десяти человек в это время должно было находиться на борту «Селтика», старой баржи, которую пригнали с Темзы и поставили на якорь в гавани Чичестера. Каждую неделю по очереди всем отделениям надлежало пройти подготовку, среди всего прочего, в искусстве нырять на небольшой глубине в подводных костюмах. Это упражнение не пользовалось популярностью, так как его участникам приходилось во время отлива ковыряться в грязном грунте.
Но самым захватывающим считалось придуманное Тейслером состязание, в ходе которого нужно было скрытно подкрасться на лодке, взять на абордаж патрульное судно, несущее службу у плавучего бона, и объявить «пленными» ничего не подозревающую команду. Это была как бы игра из далекого детства, которой увлекались все, и многие весьма преуспели. Излюбленными мишенями были патрульные суденышки, выходившие в море с задачей не пропускать суда в Солент, когда проводили стрельбы зенитные батареи на берегу и в фортах. Обычно команда состояла из женщин, принятых на воинскую службу, и летом, когда они считали, что ушли достаточно далеко от берега и любопытных глаз, они часто поддавались соблазну позагорать на солнце в нижнем белье.
Так Тиллер познакомился с Сэлли. Когда он тихо перелез через борт, она лежала на палубе лицом вверх, скромно прикрыв наготу полотенцем. При виде непрошеного гостя устроила такой крик, что ее наверняка было слышно в Саутгемптоне.
Тиллер усмехнулся, вспомнив последовавшую затем словесную перепалку. Возможно, именно потому, что их знакомство началось столь необычно, она решила затем попробовать сделать из него порядочного человека.
Да, пора было двигаться дальше.
– На мой взгляд, сэр, их уже можно использовать в деле, – заметил Тиллер.
По лицу Тейслера пробежала тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
В то время страна была поражена Великой депрессией тридцатых годов и на первых полосах все газеты расписывали марш голодных в Джарроу. Оба парня понимали, что могли бы оказаться в гораздо худшем положении. Дед Тиллера тайком протащил их в паб, чтобы отпраздновать знаменательное событие, и хозяин пивной обслужил их, хотя наверняка знал, что парням нет еще восемнадцати лет. Он окончательно привел их в замешательство, когда стал громко на весь бар читать стихи Редьярда Киплинга.
– Ты помнишь, как он нас отвел в паб? – спросил Тиллер у Кудрявого. – Я готов был сквозь землю провалиться от стыда.
– После двух пинт пива ты, помнится, вообще был готов улечься на полу, – ответил с усмешкой Кудрявый. – Но он очень гордился тобой, Тигр, и корпусом морской пехоты. Ты помнишь его песенку о корпусе?
Конечно, Тиллер знал ее наизусть, потому что дед заставил ее выучить. В ней были такие слова:
Он не пассажир и не член команды.
Он нечто вроде гермафродита: солдат и моряк.
Потому что нет такой работы на земле,
которую он не мог бы выполнить.
Его можно ночью оставить на голове
лысого человека,
и он все равно будет работать веслами.
Это нечто вроде космополита –
солдат и моряк в одном лице.
– Да, это именно та песня, – рассмеялся Кудрявый, потом показал на приказ, который передал ему Тиллер, и добавил: – Видно, приятель, вскоре тебе придется всерьез поработать веслами.
Тиллер безразлично кивнул. Он мысленно вернулся к деду и временам, когда он только еще начинал службу в корпусе. Казалось, все это было очень давно, но он прекрасно помнил, что все его существо буквально поглотили традиции, ритуалы и история морской пехоты. Они были с ним во сне и наяву, во время еды и питья, и он их боготворил. Имя Тиллера стояло первым в списке выпускников дивизиона, и он получил за успехи Королевский значок. Он был лучшим стрелком и представлял корпус на соревнованиях в Бисли, так что изначально ему была обеспечена блестящая карьера.
В любом другом полку, включая кривляк из гвардии, сейчас он бы дослужился до старшины полка, но жернова в корпусе перемалывали крайне медленно. Капралы, сержанты и старшины были основой основ корпуса, и корпус это прекрасно осознавал. Каким бы хорошим солдатом ни оказался тот или иной человек и вне зависимости от степени его подготовки, которая охватывала буквально все, этого человека следовало выдержать, как хорошее вино, до того момента, когда корпус готов будет признать в нем необходимые качества лидера.
Да, жернова мололи медленно и выдавали муку мельчайшего помола. На всю жизнь Тиллер запомнил, как еще в детстве он увидел на плацу своего отца с яркой перевязью старшины поперек груди, в блеске наград и начищенных пуговиц, запомнил, как четко маршировал отец под звуки гимна корпуса «Жизнь на океанской волне».
Тиллер знал, что насквозь пропитан традициями королевской морской пехоты, как пропитан уксусом маринованный лук, и что за всем этим – столетия неразрывной связи с королевским военным флотом. Их девизом было «По суше и по морю», и их корпус, что накрепко заучили все рекруты, служил для страны якорем, которым пользовались только в экстренных случаях. Так сказал о них какой-то монарх (Тиллер забыл его имя), которому они очень приглянулись, но это подтверждали и боевые награды, полученные за многочисленные операции, начиная с захвата Гибралтара в 1704 году.
Некоторые новобранцы, угодившие в корпус во время войны, считали, что традиции и дисциплина, равно как сопутствующие им блеск и мишура парадных маршей, – не более, чем показуха, но Тиллер придерживался иного мнения. В бою нельзя обойтись без поддержки своих товарищей, а чувство локтя приходило на плацу в ходе строевой подготовки.
– Должен признаться, что мне хотелось бы побольше разузнать об этой странной конторе, куда я вызвался добровольцем, – признался Тиллер, вернувшись в настоящее.
– Ничем, к сожалению, не могу тебе помочь, Тигр. Но мой братишка, которому в начале года случилось побывать в Каире, говорил мне, что подразделение полковника Стерлинга, что-то вроде Специальной военно-воздушной службы, было расформировано, после того как полковник попал в плен. Может быть, твоя новая контора – это производное от того подразделения.
Тиллер смутно помнил всевозможные слухи о Стерлинге и его недавно созданной Специальной авиадесантной службе. Всякие небылицы о ратных подвигах САС в пустыне смахивали на приключенческие рассказы для детей среднего школьного возраста и ничем не походили на привычные для корпуса тяжелые бои. У морской пехоты была давняя традиция организации высадки десанта с моря, и уже был сформирован отряд коммандос морской пехоты, который принял участие в нападении на Дьепп в прошлом году. Группа людей, разъезжающих на джипах по пустыне, не вписывалась в привычную картину, и Тиллер весьма скептически относился к любым операциям, к которым корпус не имел никакого отношения, и считал, что, скорее всего, их не стоило и вовсе проводить.
Именно поэтому он вначале относился с большим сомнением к организации Тейслера и его планам, в чем неохотно себе признался недавно, хотя обычно соглашался с тем, что говорил или делал майор. Если уж быть предельно честным, Тиллер был готов последовать за неистощимым на выдумку майором на край земли, если бы в том возникла необходимость. В конце концов, если уж глава командования совместными операциями вице-адмирал лорд Луис Маунтбеттен оказывал поддержку проектам Тейслера, какое право сомневаться имел он, простой сержант?
– Сэлли наверняка будет горевать. Сам понимаешь.
– Да, знаю, – согласился Тиллер.
– Ладно, я присмотрю за ней, – вызвался Кудрявый.
– Еще бы, ты только и ждал, когда я место освобожу, – беззлобно проворчал Тиллер. Он знал, что его друг счастлив в семейной жизни, у него двое детей и на подходе третий. Вот это как раз и есть пример «прочных семейных уз», чем Тиллер никак не мог похвастаться.
Он встал, аккуратно сложил бумагу с приказом и сунул в карман.
– Мне надо бы собраться и попрощаться с ребятами. За мной заедут завтра рано утром.
– Лучше ты, чем я, – ответил Кудрявый, но в его голосе, как показалось Тиллеру, прозвучала зависть.
– Да, наверное, ты прав. Ну, пока.
Они обменялись рукопожатием, и Кудрявый посоветовал на прощание:
– Веди себя прилично, не высовывайся. Тамошние бардаки пользуются дурной славой и могут наградить тебя разновидностью триппера, о которой врачи и не слыхивали.
Тиллер прошел к казармам и повернул налево вдоль берега к Саутси. Остальная братия селилась на частных квартирах, поскольку у них был такой же статус, как у коммандос, но Тиллер предпочитал ночевать в казармах в Истни, где имел возможность бороться с кошмарными сновидениями в одиночку.
Штаб части располагался на морском берегу в двух длинных сборных домах с круглой крышей. Один использовали для занятий по теории, а второй служил складским помещением. Они находились прямо под стенами форта, построенного во времена войн с Наполеоном для охраны Солента. Форт-Лампс торчал в конце шестимильного плавучего бона, установленного для защиты гавани Портсмута от торпедных атак с подводных лодок либо нападений небольших надводных кораблей. В те же годы в Соленте построили еще два форта, подобных Форт-Лампс. Теперь они стали частью оборонительных сооружений Портсмута и были густо уставлены батареями зенитных орудий, а плавучий бон, протянувшийся до Сивью на острове Уайт, вошел в систему фортов.
За штабом лежал пруд Каноэ-лейк, принадлежавший муниципалитету Саутси. В мирное время сюда приезжали на день туристы и приходили дачники, наводнявшие летом курорт у моря. Тиллер помнил, как в детстве любил искупаться в пруду, а сейчас там никого не было видно, воду спустили и посредине виднелась лишь лужица дождевой воды. Сержант заметил, что на одном берегу в бетонном покрытии зияла огромная трещина, скорее всего, оставшаяся от взрыва бомбы, которую пару месяцев назад сбросил прорвавшийся сюда немецкий бомбардировщик из тех, которые быстро и не глядя освобождались от своего груза и спешили убраться восвояси.
Тиллер обошел пруд и направился к кварталу жилых домов, известному под названием Долфин-корт, из окон которого открывался вид на пруд и Солент. Эти дома ныне принадлежали адмиралтейству. В квартире под номером 24 вначале располагался Центр развития командования совместными операциями, но позднее он вошел в состав Экспериментального управления командования совместными операциями и личный состав переехал в Южный Девон или какое-то другое место, а Тейслер, входивший в Центр со дня его основания, реквизировал квартиру для своего подразделения.
Тиллер показал пропуск флотскому часовому, проигнорировал лифт и поднялся по лестнице пешком, переступая через три ступени. Это было частью физической подготовки, чтобы сохранить форму, на которой настоял Тейслер, и для Тиллера вошло в привычку.
Дверь в квартиру была открыта, но Тиллер постучался, прежде чем войти. Хорошенькая девушка из состава Женской королевской военно-морской службы, исполнявшая роль писаря в их части, подняла голову от пишущей машинки и сообщила:
– Он ждет вас, сержант.
– Здравствуйте, Мэгги, как вы себя чувствуете в это солнечное утро?
– Очень хорошо, – ответила девушка и сделала ему глазки, но оба знали, что ее кокетство ровным счетом ничего не значит. – Вы так спрашиваете, будто вас в самом деле волнует мое здоровье.
Тиллер склонился над ее столом и взглянул в ее удивительно голубые глаза.
– Нет, Мэгги, вы не правы, – заверил он. – Ваше здоровье меня очень волнует.
Но женщина-писарь окатила его нарочито безразличным взглядом и холодно кивнула головой в сторону двери, ведущей в кабинет майора.
– Вам повезло, – сказала она. – Сегодня он в хорошем настроении. Так что лучше идите, пока ветер не поменялся.
Тиллер послал ей воздушный поцелуй. Мэгги все прекрасно понимала и никогда никого не воспринимала всерьез. Он повернулся и направился к двери кабинета, а девушка проводила долгим взглядом его стройную широкоплечую фигуру и лишний раз поздравила себя с давно принятым решением: инстинкт подсказывал ей, что подобные Тигру мужчины могут стать превосходными любовниками, но в мужья они не годятся. Она знала себя достаточно хорошо и осознавала, что, как бы ей ни хотелось заполучить любовника, ее воспитание и жизненный опыт склоняли ее к постоянству отношений.
На двери кабинета была прикреплена табличка «Майор Г.Дж. Тейслер, кавалер орденов „За отличную службу“ и Британской империи, королевские ВМС, командир отряда морской пехоты по охране плавучего бона».
– Войдите! – раздалось из-за двери в ответ на стук Тиллера. Он закрыл за собой дверь, вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. Хотя много воды утекло с того времени, когда он был зеленым новобранцем, сержант и сейчас молча просчитал «вверх, раз, два, три, вниз», в то время как его рука с вывернутой вперед ладонью вскинулась к берету, замерла на долю секунды и снова была отброшена к бедру.
На столе перед Тейслером выстроились аккуратно разложенные стопки бумаг. На вид майору было около тридцати лет, но он уже успел потерять большую часть своей рыжей шевелюры с золотистым отливом, что возмещалось пышными усами. Он изучал чертеж небольшой лодки, который тут же придвинул к посетителю, как только увидел сержанта.
– Доброе утро, Тигр. Замечательный день, не правда ли? Что ты об этом думаешь?
Он вручил сержанту чертеж и пояснил:
– Эту штуку мы назвали «Спящей красавицей».
– «Ныряющая моторная лодка», – прочитал вслух надпись на чертеже Тиллер. – Вы хотите сказать, сэр, что наконец-то мы получили искомое?
– Первый опытный экземпляр вскоре поступит для испытаний, – сообщил Тейслер. – Жаль, что тебя в это время не будет с нами и ты сам не сможешь попробовать. Я так понимаю, что ты получил приказ отбыть для прохождения службы в другом месте?
– Да, сэр, сегодня утром.
Тейслер хмыкнул.
– Давно бы уж пора, – съязвил он. – Теперь нам надо прокрутить всю эту бюрократическую муть по списанию тебя из нашей части. Но пока ты не ушел, я хотел бы тебе кое-что показать. Мэгги!
В проеме двери появилась женщина-писарь.
– Мэгги, сержант Тиллер нас покидает, так что подготовь мне на подпись все нужные бумаги. А я пока отлучусь ненадолго.
Голубые глаза на секунду задержались на Тиллере. Если девушка и сожалела об упущенной возможности ближе познакомиться с сержантом, в ее взгляде ничего нельзя было прочитать.
– Желаю вам всего наилучшего, сержант, – сказала она. Не поинтересовалась, куда он направляется, потому что в их конторе не было принято проявлять излишнее любопытство.
– Спасибо, Мэгги, – прочувственно ответил Тиллер. – Возможно, когда я вернусь героем, вы наконец согласитесь прийти ко мне на свидание?
– Очень сомневаюсь, сержант. Вряд ли это будет возможно.
Мужчины весело скатились вниз по лестнице и вырвались из душного помещения на солнечный свет.
– Мне кажется, сэр, что эта девушка ждет, когда появится ее рыцарь в сверкающих латах, – заметил Тиллер.
– Я считаю, – улыбнулся в ответ Тейслер, – что так и должно быть, и не зря мама предупреждала ее, когда она была еще маленькой девочкой, остерегаться таких мужиков, как ты.
Половина личного состава числом в тридцать четыре человека находилась в одном из сборных домиков на лекции по навигации. Другая половина проходила обучение на пляже. Лодочный домик, где содержались их плавучие средства, располагался на дороге, идущей вдоль морского побережья. За дорогой возвышалась защитная стена, вздымавшаяся на пять футов над линией прибоя. Одно из правил, установленных Тейслером, гласило, что, несмотря на наличие ступенек к пляжу, пользоваться ими воспрещено. Каким бы грузом ни был обременен солдат, ему следовало спускаться по стене, а не по лестнице.
По мере приближения к лодочному домику Тиллер заметил, что инструктор проводит гонки трех команд, по два человека в каждой, которым предстояло достать лодку из домика, перетащить через дорогу, преодолеть стену, пронести лодку через пляж и спустить на воду. Затем следовало обойти на веслах буек в трехстах ярдах от берега, вернуться, взбежать на берег с лодкой, перебросить ее через стену, снова протащить через дорогу и установить на прежнем месте в домике. Еще три команды практиковались в гребле на суше: им нужно было, работая веслами, продвинуть лодку по пляжу и столкнуть в воду. Как подсказывал прошлый опыт, это был самый эффективный путь для команды войти с берега в штормовые волны. Другие были заняты упражнениями для ступней, которые проводились ежедневно: бегали босиком по гальке из конца в конец пляжа и соскакивали на пляж со стены, что укрепляло подошвы ног. Отделение из десяти человек в это время должно было находиться на борту «Селтика», старой баржи, которую пригнали с Темзы и поставили на якорь в гавани Чичестера. Каждую неделю по очереди всем отделениям надлежало пройти подготовку, среди всего прочего, в искусстве нырять на небольшой глубине в подводных костюмах. Это упражнение не пользовалось популярностью, так как его участникам приходилось во время отлива ковыряться в грязном грунте.
Но самым захватывающим считалось придуманное Тейслером состязание, в ходе которого нужно было скрытно подкрасться на лодке, взять на абордаж патрульное судно, несущее службу у плавучего бона, и объявить «пленными» ничего не подозревающую команду. Это была как бы игра из далекого детства, которой увлекались все, и многие весьма преуспели. Излюбленными мишенями были патрульные суденышки, выходившие в море с задачей не пропускать суда в Солент, когда проводили стрельбы зенитные батареи на берегу и в фортах. Обычно команда состояла из женщин, принятых на воинскую службу, и летом, когда они считали, что ушли достаточно далеко от берега и любопытных глаз, они часто поддавались соблазну позагорать на солнце в нижнем белье.
Так Тиллер познакомился с Сэлли. Когда он тихо перелез через борт, она лежала на палубе лицом вверх, скромно прикрыв наготу полотенцем. При виде непрошеного гостя устроила такой крик, что ее наверняка было слышно в Саутгемптоне.
Тиллер усмехнулся, вспомнив последовавшую затем словесную перепалку. Возможно, именно потому, что их знакомство началось столь необычно, она решила затем попробовать сделать из него порядочного человека.
Да, пора было двигаться дальше.
– На мой взгляд, сэр, их уже можно использовать в деле, – заметил Тиллер.
По лицу Тейслера пробежала тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27