Души занятых людей, словно волы, впряженные в ярмо, не могут ни повернуть, ни оглянуться.
Один из (…) любителей наслаждений, (…) после того как его на руках вынесли из бани и усадили в кресло, спросил: «Я уже сижу?» Ты полагаешь, что человек, не знающий, сидит ли он, в состоянии уразуметь, живет ли он?
Если только у мертвых сохраняется какое-то чувство, [Гай Калигула] ужасно злится, что он умер, а римский народ все еще живет.
Некоторые болезни следует лечить, не рассказывая о них больному. Многие умерли оттого, что узнали, чем больны.
[Людей], через тысячу унижений достигших высочайших почестей, тревожит ужасная мысль, что они страдали всего лишь ради надгробной надписи.
Гнусен тот, кто, утомленный скорее жизнью, чем трудом, умирает при исполнении служебных обязанностей.
Большинство людей (…) жаждут работать дольше, чем могут, (…) и сама старость лишь оттого им в тягость, что не позволяет работать.
Гай Туранний, (…) когда более чем в девяностолетнем возрасте (…) получил (…) освобождение от должности прокуратора, попросил, чтобы его положили на кровать и чтобы стоящие вокруг домочадцы причитали, словно над покойником. (…) Неужели так приятно умереть занятым человеком?
Добровольно решиться на отдых людям труднее, чем заслужить его по закону.
Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному все, что мы делаем, казалось жалким, а другому - нелепым.
Мысль о боли мучит нас не меньше самой боли.
Как мы относимся к детям, так мудрец относится ко всем людям, ибо они не выходят из детства ни к зрелости, ни до седых волос, ни когда и седых волос уже не останется.
Если нас очень огорчает чье-то презрение, значит, нам особенно приятно было бы уважение именно этого человека.
Вступая в препирательство с кем-то, мы признаем его своим противником, а следовательно, равным себе, даже если мы и победим в стычке.
Один и тот же рассказ может рассмешить нас, если нас двое, и возмутить, если его слышит много народу; мы не позволяем другим заикнуться о том, о чем сами говорим постоянно.
Чем больше человек склонен обижать других, тем хуже он сам переносит обиды.
Отвоюй себя для себя самого.
Смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, - ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти.
Все у нас чужое, лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает.
Все меня прощают, никто не помогает.
Кто везде - тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет.
Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств.
Если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь, - и довольно.
Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом.
Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным.
Порок - и верить всем, и никому не верить, только (…) первый порок благороднее, второй - безопаснее.
Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное.
Нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки - мнимых, а мы - и того и другого.
Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.
Спокойная жизнь - не для тех, кто слишком много думает о ее продлении.
Кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей.
Гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев.
Само имя философии вызывает достаточно ненависти.
Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить.
Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной.
Слаб духом тот, кому богатство не по силам.
Одна цепь связывает стража и пленного.
Нас мучит и будущее, и прошедшее. (…) Никто не бывает несчастен только от нынешних причин.
Некоторых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя больными.
Любое благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку.
Долог путь наставлений, краток и убедителен путь примеров.
Нельзя уподобляться злым оттого, что их много, нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься.
Люди учатся, обучая. [Отсюда пословица: «Уча, учимся».]
«Но ради чего я учился?» - Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился для себя самого.
Фортуна не сбивает с пути - она опрокидывает и кидает на скалы.
Как много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами!
Художнику приятней писать картину, чем ее окончить. (…) Пока он писал, его радовало само искусство. Отрочество наших детей щедрее плодами, но их младенчество нам милее.
Кто завел друга, чтобы тот выручил из цепей, тот покинет его, едва загремят оковы.
Люди (…) шепотом возносят (…) богам постыднейшие мольбы.
Живи с людьми так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди.
Некоторых больше всего и надо опасаться, когда они покраснеют: тут-то их и покидает всякий стыд. Сулла был особенно жесток тогда, когда к лицу его приливала кровь.
Нам нужен кто-нибудь, по чьему образцу складывался бы наш нрав. Ведь криво проведенную черту исправишь только по линейке.
Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство.
Возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть.
Смерть (…) должна быть перед глазами и у старика, и у юноши - ведь вызывают нас не по возрастному списку.
Нет стариков столь дряхлых, чтобы им зазорно было надеяться на лишний день.
Каждый день нужно проводить так, словно он замыкает строй, завершает число дней нашей жизни. (…) Отправляясь ко сну, говорить весело и радостно: «Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен». А если бог подарит нам и завтрашний день, примем его с радостью.
Поблагодарим бога за то, что никто не может навязать нам жизнь.
Я не устану потчевать тебя Эпикуром, и пусть знают все, кто твердит его слова и ценит их не за то, что в них сказано, а за то, кем они сказаны: лучшее принадлежит всем.
Воображение (…) доставляет нам больше страданий, чем действительность. (…) Многое мучит нас больше, чем нужно, многое - прежде, чем нужно.
Вымышленное тревожит сильнее. Действительное имеет свою меру, а о том, что доходит неведомо откуда, пугливая душа вольна строить догадки.
Если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить.
Беда глупости еще и в том, что она все время начинает жизнь сначала. (Со ссылкой на Эпикура, но, вероятно, это собственная формулировка Сенеки.)
До чего противно легкомыслие тех, (…) кто перед кончиной начинает надеяться заново. (…) Что гнуснее старика, начинающего жизнь сначала?
Многим пришлось бояться оттого, что их можно было бояться.
Кто мудр, тот во всем смотрит на замысел, а не на исход. Начало в нашей власти; что выйдет, решать фортуне, над собой же я не признаю ее приговора.
Мы не должны ни во всем уподобляться (…) толпе, ни во всем от нее отличаться. (…) Больше стойкости в том, чтобы оставаться трезвым, когда весь народ перепился до рвоты, больше умеренности в том, чтобы, не смешиваясь со всеми, не выделяться и не составлять исключения и делать то же самое, что все, но иначе.
Чего ты дожидаешься? (…) Исполнения всех желаний? Такое время не наступит! (…) Такова цепь желаний: одно родит другое.
Покуда ты будешь на все зариться, все будут зариться на тебя.
Заблуждается тот, кто ищет друзей в сенях, а испытывает их за столом.
Люди больше всего ненавидят тех, кому больше обязаны.
Малая ссуда делает человека твоим должником, большая - врагом.
[Благодеяния надо] не разбрасывать, а распределять. (…) Дело не в том, что ты дал, а в том, кому ты дал.
Люди не знают, чего хотят, до того мига, пока не захотят чего-нибудь.
Даже самый робкий предпочел бы один раз упасть, нежели все время висеть.
Немногих удерживает рабство, большинство за свое рабство держится.
Все заботятся, не о том, правильно ли они живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно - это всем доступно, жить долго - никому.
Все, чем тешится чернь, дает наслаждение слабое и поверхностное, всякая радость, если она приходит извне, лишена прочной основы.
Плохо живут те, кто всегда начинает жизнь сначала. (…) Напрасно мы полагаем, будто таких людей мало: почти все таковы. А некоторые тогда и начинают жить, когда пора кончать. А (…) некоторые кончают жить, так и не начав.
Зачем сейчас портить себе жизнь страхом перед будущим? Глупо (…) чувствовать себя несчастным из-за того, что когда-нибудь станешь несчастным.
Если ты хочешь избавиться от всякой тревоги, представь себе, что пугающее тебя случится непременно, и какова бы ни была беда, найди ей меру и взвесь свой страх. Тогда ты наверняка поймешь, что несчастье, которого ты боишься, или не так велико, или не так длительно.
Поверь мне, (…) смерть настолько не страшна, что благодаря ей ничто не страшно.
Надейся на справедливое решение, но будь готов к несправедливому.
Отдели смятение от его причины, смотри на само дело - и ты убедишься, что в любом из них нет ничего страшного, кроме самого страха.
Как водяные часы делает пустыми не последняя капля, а вся вытекшая раньше вода, так и последний час, в который мы перестаем существовать, не составляет смерти, а лишь завершает ее: в этот час мы пришли к ней - а шли мы долго. (…) «Смерть, уносящая нас, - лишь последняя смерть среди многих».
Только люди бывают так неразумны и даже безумны, что некоторых заставляет умереть страх смерти.
Мудрый и мужественный должен не убегать из жизни, а уходить. И прежде всего нужно избегать той страсти, которой охвачены столь многие, - сладострастной жажды смерти. Ибо помимо прочих душевных склонностей есть (…) еще и безотчетная склонность к смерти, и ей нередко поддаются люди благородные и сильные духом, но нередко также и ленивые и праздные. Первые презирают жизнь, вторым она в тягость.
Все, в чем мы нуждаемся, или стоит дешево, или ничего не стоит.
Гнет возраста чувствует только тело, а не душа, и состарились одни лишь пороки и то, что им способствует.
«Размышляй о смерти!» - Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж наверное вне всякой власти.
Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость покупается ежедневно.
Странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя? (Со ссылкой на Сократа).
Насколько выше была б ему цена, если б толпа ценила его пониже.
Передышками нельзя пренебрегать: тяжелобольным временное улучшение заменяет здоровье.
Не смей пересчитывать всех, кто тебе страшен. (…) К твоей смерти доступ открыт только одному, сколько бы врагов тебе ни угрожало.
Только низким путем можно снискать любовь низких.
По-моему, умирая, человек мужественнее, чем перед смертью. Когда смерть пришла, она и невежде дает силу духа не бежать от неизбежного.
Кто не хочет умирать, тот не хотел жить. Ибо жизнь дана нам под условием смерти и сама есть лишь путь к ней.
Мы боимся не смерти, а мыслей о смерти - ведь от самой смерти мы всегда в двух шагах.
Стыдно человеку, который одолел самые высокие вершины, обременять богов. Что нужды в молитвах? Сделай сам себя счастливым!
Из тесного угла можно вознестись к небу - только воспрянь.
Жизнь наша коротка, и сами мы еще больше сокращаем ее своим непостоянством, каждый раз начиная жить наново. Мы дробим ее на мелкие части и рвем в клочки.
Где что-нибудь выдается и бросается в глаза, там не все ровно. (…) [У] величайших людей (…) каждая черта в произведении так сплетена с другою, что невозможно что-либо изъять, не разрушив целого.
Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами.
Одно дело помнить, другое знать! (…) Знать - это значит делать и по-своему, (…) не оглядываясь всякий раз на учителя. (…) Не становись второю книгой!
Идущий следом за другим ничего не найдет, потому что не ищет.
Истина открыта для всех, ею никто не завладел.
Говорят, что начало - это уже полдела; то же относится и к нашей душе: желание стать добродетельными - полпути к добродетели.
Дружба приносит только пользу, а любовь иногда и вред.
Ни младенцы, ни дети, ни повредившиеся в уме смерти не боятся - и позор тем, кому разум не дает такой же безмятежности, какую дарует глупость.
В пространных рассуждениях, написанных заранее и прочитанных при народе, шуму много, а доверительности нет. Философия - это добрый совет, а давать советы во всеуслышанье никто не станет.
Великая душа пренебрегает великим и предпочитает умеренное чрезмерному.
Нет несчастнее зашедших так далеко, что прежде излишнее становится для них необходимым.
Нет лекарства для того, у кого пороки стали нравами.
В речах перед народом нет ни слова истины: их цель - взбудоражить толпу, мгновенно увлечь неискушенный слух, они уносятся, не давая над собою подумать.
Пусть оратор (…) говорит не быстрей и не больше, чем могут выдержать уши.
Многим не хватает только благосклонности судьбы, чтобы сравняться жестокостью, и честолюбием, и жаждой роскоши с самыми худшими. Дай им силы на все, чего они хотят, и ты узнаешь, что хочется им того же.
Мы считаем купленным лишь приобретенное за деньги, а на что тратим самих себя, то зовем даровым (…) Всякий ценит самого себя дешевле всего.
Кто сохранил себя, тот ничего не потерял, но многим ли удается сохранить себя?
Мы живем так, что внезапно увидеть нас - значит поймать с поличным.
Все, если взглянуть на изначальное происхождение, ведут род от богов.
За всеми нами одинаковое число поколений, происхожденье всякого лежит за пределами памяти.
Нет царя, что не произошел бы от раба, и нет раба не царского рода. (Со ссылкой на Платона).
Одной молитвой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями.
Жизнь любого занята завтрашним днем. (…) Люди не живут, а собираются жить.
Мы лжем и без причин, по одной привычке.
Обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше.
Нет рабства позорнее добровольного.
Любовь не уживается со страхом.
Цари забывают, как сильны они сами и как слабы другие, и чуть что - распаляются гневом, словно от обиды. (…) Для того и нужна им обида, чтобы кому-нибудь повредить.
Разве что-нибудь было не «совсем недавно»? Совсем недавно я был мальчиком и сидел у философа Сотиона, совсем недавно начал вести дела в суде, совсем недавно потерял к этому охоту, а там и силы. Безмерна скоротечность времени, и ясней всего это видно, когда оглядываешься назад. Взгляд, прикованный к настоящему, время обманывает, ускользая при своей быстроте легко и плавно. (…) Минувшее пребывает в одном месте, равно обозримое, единое и недвижное, и все падает в его глубину.
Что ты веселишься, если тебя хвалят люди, которых сам ты не можешь похвалить?
Ты заблуждаешься, полагая, что только в морском плавании жизнь отделена от смерти тонкою преградой: повсюду грань между ними столь же ничтожна. Не везде смерть видна так близко, но везде она стоит так же близко
Рассказывать сны - дело бодрствующего; признать свои пороки - признак выздоровления.
Мы думаем, будто смерть будет впереди, а она будет, и была. То, что было до нас, - та же смерть.
Изнеженность обрекла нас на бессилие, мы не можем делать то, чего долго не хотели делать.
Постоянство и упорство в своем намерении - вещи такие замечательные, что и упорная лень внушает уважение.
Голос мешает больше, чем шум, потому что отвлекает душу, тогда как шум только наполняет слух и бьет по ушам.
Взгляни на него: (…) он ворочается с боку на бок, стараясь (…) поймать хоть легкую дрему, и, ничего не слыша, жалуется, будто слышит. Какая тут, по-твоему, причина? Шум у него в душе: ее нужно утихомирить, в ней надо унять распрю; нельзя считать ее спокойной только потому, что тело лежит неподвижно.
У каждого потемнеет в глазах, если он, стоя у края бездны, взглянет в ее глубину. Это - не страх, а естественное чувство, неподвластное разуму. Так храбрецы, готовые пролить свою кровь, не могут смотреть на чужую, так некоторые падают без чувств, если взглянут на свежую или старую, загноившуюся рану либо прикоснутся к ней, а другие легче вынесут удар меча, чем его вид.
Никто не остается в старости тем же, чем был в юности, завтра никто не будет тем, кем был вчера. Наши тела уносятся наподобие рек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171