Их было двое – прямо здесь, на кровати; два огромных черных таракана с подрагивающими усиками; они карабкались по белым складкам простыни. Саму возможность существования на свете таких огромных тараканов он раньше, наверное, и представить бы себе не смог. Льюис подумал, что вот сейчас у него просто-напросто остановится сердце; затем нервно сглотнул и быстро подтянул колени к подбородку. Одно из насекомых, потеряв равновесие, опрокинулось на спину и теперь отчаянно размахивало в воздухе короткими лапками, выставив на обозрение свое толстое брюшко. Это было уже слишком. Льюис поспешно вскочил с кровати, сорвал простыни и отбросил их подальше от себя. И тут же взвыл – да так, что, наверное, и стены задрожали: весь матрас был полон тараканов. Нет! Нет! Он, наверное, все еще спит!
Обезумевшим взглядом он окинул свои бледные ноги. Трое этих чудовищ – на редкость крупных – уже медленно карабкались по его щиколоткам, пробираясь меж белесых волосков. Нет, это не сон, какой уж тут сон! Продолжая выть не своим голосом, он принялся изо всех сил дрыгать ногами, словно, сумасшедший. Тараканы свалились; один из них тут же юркнул в его домашнюю тапочку. Льюис наконец умолк, переводя дыхание.
А на кровати тем временем черная шевелящаяся масса насекомых продолжала разрастаться, постепенно покрывая собой всю поверхность матраса; особенно много их скопилось там, где остался отпечаток недавно лежавшего на кровати тела Льюиса. Они буквально набивались туда, и мало-помалу на постели вновь возникла словно бы фигура спящего Льюиса – но теперь уже черная, сверкающая, слегка колыхавшаяся от пробегавшей по ней зыби подрагивающих подкрыльев. Взобравшись на комод и скрючившись там, Льюис наблюдал, как число их растет и растет, – теперь уже на матрасе вполне ясно вырисовывались контуры ног, затем обозначился торс, руки и, наконец, голова, слегка повернутая набок, в его сторону, причем голова эта словно бы ухмылялась – белой складкой ткани, не заполненной тараканами.
Я схожу с ума, – подумал доктор Льюис – абсолютно голый, он, скрючившись, сидел на белом комоде, зажав в руке элегантную бежевую туфлю, – в данный момент я безвозвратно схожу с ума.
Он почувствовал, что ему холодно: все тело у него покрылось гусиной кожей. Масса тараканов, принявшая на кровати очертания тела Льюиса, продолжала расти – с беспрестанным шорохом скользящих по панцирям лапок она теперь вылепливала ему непомерно раздутое пузо. Льюис уже подумал было, что так и подохнет сейчас на этом самом комоде от сердечного приступа, как вдруг снаружи донесся какой-то нечеловеческий крик. И тут же оборвался – так резко, будто его ножом отрезало.
Масса тараканов на постели дрогнула, затем постепенно рассеялась. Насекомые разбежались кто куда – большая их часть кубарем скатилась с кровати и принялась ползать повсюду. Некоторые начали взбираться на стены – огромные, одутловатые черные твари с невероятной скоростью засновали во всех направлениях. А кое-кто из них – как в самых кошмарных снах – с этим самым ужасным тихим шорохом лапок стал подбираться поближе к нему, и Льюис – уже четко представивший себе, как они побегут по его коже, начнут набиваться в рот, – тихонько заплакал, захлебываясь слезами ужаса и отвращения.
Однако, несмотря на весь свой страх, он внезапно осознал, что снаружи доносятся какие-то звуки. Такое впечатление, будто собака роется в мусорном бачке. Причем очень большая собака. Он поднял голову. Нечто вроде рычания животных, не поделивших кусок мяса. Целая стая больших собак? И запах. Опять этот жуткий запах падали. Что там такое происходит, кто там, снаружи, ест? И что он там ест? Льюис чувствовал, как по щекам у него бегут слезы, а из носа – сопли. Какое-то бледное лицо вдруг приникло к оконному стеклу снаружи. Льюис взвыл и, подскочив от ужаса, изо всех сил швырнул в окно зажатую в руке туфлю. Стекло разлетелось вдребезги, на стены брызнула кровь, свет погас, и Льюис – под деловитый шорох тараканов, доносившийся со всех сторон, – потерял сознание.
Было, наверное, около семи утра, когда в то самое воскресенье в доме Герби Уилкокса зазвонил телефон. Шериф спал, ему снился сон, и не просто сон, а Сони – как будто она вернулась и они занимаются с ней любовью на залитом солнцем поле; но тут какой-то сверчок принялся упорно стрекотать ему в ухо, а Сони вдруг стала как-то постепенно отдаляться от него… Глухо ворча, Уилкокс приподнялся на постели. Назойливый звонок явно не собирался умолкать. Накануне вечером Уилкокс выпил довольно много пива и теперь испытывал такое ощущение, словно под черепной коробкой у него расположилось настоящее стрельбище, на котором усердно упражняется целый взвод солдат. Он встал наконец с постели, потащился в гостиную, где рядом с большим цветным телевизором стоял телефон, снял трубку:
– Ну что?
– Это Бойлз, шеф. Нашли еще двоих.
– Двоих – кого?
– Покойников, шеф. И опять не в лучшем виде. Мне никак не удается дозвониться до доктора Льюиса.
– Где ты сейчас?
– В старой риге. Меня вызвали туристы; они тут решили прогуляться по каньонам и случайно наткнулись на все это. Настоящая бойня, шеф. Хорошо бы вы приехали, и как можно скорее.
– Сейчас буду.
Уилкокс повесил трубку, быстро натянул порядком помятую форму, мысленно все еще пытаясь уцепиться за обрывки своего чудесного сна. Сони. Ее полное, крепкое тело. Черные, словно гагат, волосы. Ее смех, вечные шуточки, которые она отпускала клиентам у Эванса вместе со сдачей.
Они прожили вместе четыре года, а потом она объявила, что с нее хватит. Единственная постоянная связь с женщиной в его жизни. Но он был всего лишь старый несносный медведь, и Сони уехала в Лос-Анджелес. По последним дошедшим до него сведениям, она стала там владелицей лавочки подержанной одежды, дела у нее шли совсем неплохо, к тому же она завела грандиозный роман с охранником одного большого магазина. Убежденная антимилитаристка, Сони крутила любовь исключительно с одетыми в униформу парнями. Ладно, хватит; не время сейчас горевать по былому.
Бриться вряд ли стоит – слишком долго. Уилкокс ополоснул лицо холодной водой, открыл банку ледяной кока-колы и жадно выпил ее, проглотив остатки пиццы с испанской копченой колбасой. Теперь осталось только застегнуть пояс, проверить, заряжен ли револьвер, – и вот он уже забирается в порядком побитую и потрепанную патрульную машину. Размышляя о том, где черти носят Льюиса в семь утра, да еще в воскресенье.
Бойлз – прямой, словно кол проглотил, – стоял возле полицейской машины, сжимая в руке оружие; его черные очки в лучах солнца отбрасывали металлические отблески. Вид у него был совсем не усталый, хотя спал он не больше двух часов. Вчера вечером «Бойлз Хот Трио» играло в одном ночном ресторанчике в Кемадо, так что спать он, наверное, смог завалиться никак не раньше пяти утра; но он был на двадцать три года моложе Уилкокса и выглядел так, словно проспал целую ночь.
Как только Уилкокс открыл дверцу, он подошел к нему и, щелкнув каблуками, доложил:
– Мидли охраняет тела, шеф. А Бен дежурит в комиссариате.
Бен Картер являл собой добровольного помощника сил полиции Джексонвилля. Это был маленький щуплый человечек лет пятидесяти с жидкими волосами, обладавший вдобавок небольшим дефектом речи: он слегка шепелявил. Свои обязанности помощника полиции он совмещал с работой в баптистской церкви, к которой принадлежал. Бен не пил, не курил, не играл в азартные игры, не шутил и не смеялся; знавшие его люди не раз заключали пари на предмет того, не был ли он к тому же и девственником, однако получить точный ответ на этот вопрос никто так и не сумел.
Уилкокс медленно направился к стоявшей неподалеку риге с полуразвалившейся крышей. Откуда-то из-под почерневших от времени балок вылетела малиновка и устремилась в небо, прямо к солнцу. Уилкокс краем глаза заметил, как Бойлз снял с предохранителя и винтовку, и пистолет.
– Ну и как это выглядит?
– Скверно. Такое ощущение, будто на них напала целая банда, вооруженная пилами.
– Личности ты установил?
Бойлз вздохнул:
– Верна Хоумер и Дуг Арройо.
Уилкокс громко чертыхнулся. Верна давно уже успела осчастливить всех холостяков в округе; легенды об этой цветущей сорокалетней женщине докатились даже до ЭльПасо. Герби снял шляпу и мысленно почтил ее память добрым словом. Вряд ли ей можно было поставить в вину тот простой факт, что она очень любила все возможные радости жизни, равно как и то, что ей угораздило родиться в семье вконец опустившихся алкоголиков, единственным источником существования которых было пособие по бедности; что ей в свое время не довелось получить сколько-нибудь приличного образования, и в результате она совсем молоденькой вышла замуж за этого старого скрягу Чарли – он был на пятнадцать лет старше ее, зато жил в настоящем доме, а не в проржавевшем фургончике, со всех сторон продуваемом ветрами; нет, она нисколько не виновата в том, что наставляла ему рога с любым двуногим существом с поросшей волосами грудью в радиусе двухсот километров. Да упокоится ее душа с миром. Уилкокс надел шляпу и последовал за Бойлзом; тот тем временем продолжал рассказывать:
– Ночью Чарли позвонил в участок. С ним разговаривал Бен. Чарли беспокоился о том, что жена не вернулась домой. Ну что мог на это ответить Бен? Он, естественно, решил, что Верна развлекается где-нибудь с очередным поклонником, и поэтому сказал Чарли, чтобы тот не тревожился понапрасну: она обязательно вернется – наверняка отправилась на какую-нибудь сугубо дамскую пирушку с подругами. Чарли в ярости бросил трубку. Больше он не звонил, и Бен подумал, что Верна явилась-таки домой. И вдруг – вот это. Я сделал максимально возможное количество фотографий, – закончил он, кивнув на свой «поляроид».
Они уже дошли до того места, где, обливаясь потом, по стойке «смирно» стоял на посту Мидли, страшно похожий на бульдога, готового в любой момент вцепиться в глотку врагу.
– Вольно, приятель, – сказал Уилкокс, похлопав его по плечу.
Мидли немного расслабился, снял свою ковбойскую шляпу, от которой воняло, как от старой подушки, отер катившийся со лба пот и убрал револьвер в кобуру – грязную, словно лапы какого-нибудь политического деятеля.
Шагах в пяти позади него лежал прикрытый солдатским одеялом труп. Земля вокруг была залита кровью, уже облепленной сотнями жирных зеленых мух, – не меньшее их количество с наслаждением присосалось к серому одеялу.
Уилкокс остановился. У него не было никакого желания заглядывать под это одеяло. Ни малейшего. Поэтому он вновь вспомнил о Льюисе.
– Мидли, попытайся-ка еще раз дозвониться до доктора Льюиса.
Мидли, кивнув, бросился исполнять поручение – он был явно счастлив вернуться в машину, к своему привычному радиотелефону.
Ну что ж, делать нечего.
Уилкокс как следует вдохнул и приподнял одеяло.
Почти тут же он ощутил страшный спазм в желудке, а во рту – противный привкус желчи. Он сплюнул – как можно дальше. Бойлз молчал, как-то неестественно замерев, но сохраняя достоинство; его красивое лицо «типичного нациста», ярко освещенное почти обжигающим уже солнцем, даже не дрогнуло; «поляроид» был по-прежнему у него под мышкой.
Перед ними бок о бок лежали два тела, точнее – два торса, сплошь покрытые глубокими царапинами и следами укусов. Голова Дуга, отрезанная от тела, откатилась и лежала чуть поодаль; глаза его были широко открыты. У Верны глаза были выколоты, а язык – вырван. Груди – отрезаны. Равно как и пенис и тестикулы Дуга. У обоих не было ни рук, ни ног – лишь из плеч и тазовой области торчали обломки костей. Все вокруг было усеяно мелкими кусками мяса. Проклятая бойня. Невозможно поверить, что эти куски мяса когда-то были людьми.
Внезапно Уилкокс заметил, что в черных волосах на лобке Верны что-то пошевелилось. Он склонился над телом, прекрасно сознавая, что сам по себе факт столь внимательного разглядывания лобка зверски убитой женщины со стороны может показаться несколько комичным, но тут же с новой силой почувствовал прилив ненависти к Всевышнему, способному допускать столь жестокие вещи. Впрочем, отношения Уилкокса с Создателем всегда были довольно сложными.
На лобке Верны копошились черви. Маленькие белые червячки – таких можно увидеть на куске протухшего мяса. Или на человеческих трупах, когда они начинают разлагаться. Бойкие маленькие червячки, вылупившиеся из старательно отложенных мамой-мухой яиц. Они копошились в кудрявых черных волосках и уже разведали нужный им путь, ибо дружно, вереницей потянулись к тому самой природой проделанному отверстию, что ведет внутрь живота.
Не в силах вымолвить ни слова, Уилкокс лишь кивнул Бойлзу – тот опустился на колени, чтобы получше рассмотреть. Бойлз тоже не смог произнести ни слова – даже если бы захотел. Изо рта у него резко вырвался поток желтоватой рвоты, забрызгав ботинки. Он тотчас поднялся с колен, пристыженно вытер губы.
– Простите, шеф; никак не ожидал, что со мной такое может случиться…
Герби Уилкокс пожал плечами:
– Тут стыдиться нечего. А где остальные… – Уилкокс кашлянул. – Остальные… куски тел?
Бойлз пальцем ткнул в сторону риги:
– Я полагаю, что там. Туристов я отпустил, предварительно записав их показания. Пусть уж лучше разгуливают по горам, чем разносят слухи по городу.
– Хорошо. Как они на это наткнулись?
– Они пришли сюда около семи утра, собирались подняться на пик Луэра. Три парня и три девицы. Живут у Сокорро. Одному из них захотелось по малой нужде, вот он и отправился к старой риге, да по пути наткнулся на труп Арройо. Едва не спятил от ужаса. Предупредил остальных. Они не позволили девицам смотреть на все это, а один из них бегом бросился к телефонной будке на шоссе. Вот и все.
– Значит, они даже не поняли, какого масштаба бойня здесь произошла?
– Нет, не думаю. Им вполне хватило и того, что они успели заметить.
Уилкокс в задумчивости поскреб небритую щеку:
– Личности их ты установил?
– Ну конечно, что за вопрос. Студенты, решившие прогуляться на каникулах. Все – члены клуба альпинистов… Я получил подтверждение из Сокорро.
Вернулся запыхавшийся Мидли:
– Телефон у доктора не отвечает.
– Прекрасно, – пробурчал Уилкокс, – два трупа, тридцать градусов жары в тени, и никакого тебе судебно-медицинского эксперта. Ладно, надо доставить их в морг. Стивен, ты, кажется, говорил, что все сфотографировал?
– Да, шеф.
– Тогда быстренько соберите все это, пока санитарная машина сюда добирается, – приказал Уилкокс, широким жестом обведя валявшиеся повсюду окровавленные куски мяса.
Мидли призадумался на мгновение, затем рысью бросился к машине и принес оттуда сверкающую новенькую лопату. Эта лопата и одеяло являли собой часть того арсенала предметов для оказания первой помощи пострадавшим, что постоянно хранился у них в багажнике.
– С помощью этой штуки мы быстренько подберем их, шеф, и завернем в одеяло, – с энтузиазмом немецкого крестьянина, собирающего полову, заверил он Уилкокса.
Тот устало кивнул. Злиться на Мидли – все равно что злиться на жизнь: пустая трата времени. А пока Бойлз с Мидли, стоя над покоившимся перед ними жутким грузом, завернутым в одеяло, дожидались санитарного фургона из Блэк-Рэндж, что в пятидесяти километрах отсюда, Уилкокс направился к риге.
Шел он медленно, в полной тоске, ибо перспектива опять наткнуться на изуродованные останки хорошо знакомых ему людей его отнюдь не радовала. Верна была на редкость веселым существом, она любила любовь, любила смеяться; даже если она и не обладала избытком благоразумия, то все равно вряд ли заслуживала такого вот конца. Что же до Дуга, то хоть и был он совершенно невыносимым дураком, мозги которого, наверное, величиной своей не превышали ногтя на мизинце, но когда Герби увидел его ногу, все еще затянутую в обрывки джинсовых штанов, он ощутил такую ярость, что от возмущения сжал свои огромные узловатые кулаки.
Дальше, чуть в стороне, лежала рука без пальцев – женская рука. А потом – еще одна нога с обрывками джинсовой ткани. Дуг и Верна были буквально разорваны на куски. И частично съедены. Уилкокс чувствовал, как по вискам у него струится пот; он тщетно пытался понять хоть что-то. Съедены. Такое ощущение, будто попал в какой-то лабиринт и теперь просто не имеешь права выйти, рискуя на каждом шагу наткнуться на совершенно невыносимые картинки, жуткие картинки, на которые глаза бы твои не глядели. Лобок Верны, кишащий червями. Отрубленные головы. Следы укусов. Кто же их мог так жрать? Он отер пот со лба. Никак нельзя все это так и оставить здесь; сюда вполне могут прийти поиграть мальчишки, и тогда…
Раздался автомобильный гудок. Приехал фургон. Оттуда выпрыгнули два жизнерадостных санитара, однако при виде двух фараонов и чего-то прикрытого одеялом они несколько изменились в лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35