Там он диктовал свою «Четыре года борьбы с ложью, тупостью и трусостью», ставшую позже просто «Моей борьбой», а тем временем в партию хлынули новые члены, вместе с которыми попал туда и Цибелиус.
Он, проливавший кровь в битвах с Антантой, после позорного мира был уволен из армии, как и сотни тысяч других. На поношенном кителе оберлейтенанта артиллерии в память о войне остались Железные кресты обоих классов и Галлиполийская звезда за оборону Дарданелл в 1915 году. Этот турецкий орден Железного Полумесяца, полученный им из рук самого Мустафы Кемаля, он заслужил при штабе генерала фон Сандерса, руководившего турецкими войсками на побережье у Чанак-Кале. Они таки заставили тогда англичан и австрало-новозеландцев убраться из пролива со всеми своими кораблями. Но славные дни империи миновали. Наступили дни позора республики, униженной всеми, кем только можно. Потолкавшись несколько лет в рядах «Стального шлема», он прочитал как-то 25 пунктов программы Адольфа Гитлера, о котором шумели тогда все газеты, и принял их все до единого, как говорится, душой и телом. Выйдя из «шлема», он вступил в НСДАП и в ее штурмовые батальоны, а через год был зачислен в особый охранный отряд в одном из штурмбанов СА. Из этих отрядов и сложились в конечном итоге СС.
Цибелиус никогда особенно не проявлял служебного рвения. Он любил поратовать за великую Германию, поразглагольствовать о ее будущем, но активно бороться за это будущее не спешил. Он вообще был человеком с ленцой, постоянно занятым прежде всего поисками личной выгоды. Может, поэтому за двадцать лет, начав службу в СС как бывший и заслуженный офицер кайзеровской армии сразу со звания унтерштурмфюрера, он не сильно продвинулся в чинах, не дотянув к пятидесяти годам до ранга полковника. Его деятельность до войны была малоинтересна. Частые перемещения с места на место, ни на одном из которых он не достигал успеха, но и не допускал особых провалов. Перед войной его перевели в СД, и в составе этой службы он прибыл в оккупированную Польшу. Будучи в тот момент штурмбаннфюрером СС, он возглавил одну из айнзатцгрупп: жег синагоги, уничтожал университетскую профессуру, в общем, всего понемногу и, как всегда, без особых успехов. Затем была Франция. Потом Греция и Югославия. Во все эти страны Цибелиус приезжал со своей командой позади продвигающихся войск и тем не менее заслужил-таки орла на черно-белую ленточку Железного креста 2-го класса.
В 1941 году он прибыл в Советский Союз. Отправлял в Германию скот, выявлял коммунистов и евреев. Однажды, в первую зиму, потеряв всякую бдительность, его подвыпившая команда попала в засаду. Почти всех перебили, а самого Цибелиуса ранило в ногу и оглушило гранатой. Он заполз под машину и прикинулся мертвым, а поскольку был в простом мужицком тулупе, партизаны не обратили на него особого внимания, обыскивая тех, кто выделялся погонами и петлицами. Правда, кто-то стащил с него меховые сапоги. К тому времени, когда его вытащили подоспевшие через час эсэсовцы, он уже потерял достаточно крови и приморозил пальцы ног.
Цибелиуса отправили в тыловой госпиталь, где он после курса лечения упросил главного врача дать ему направление в Германию для долечивания. Больше в Россию он уже не поехал. Поныв везде, где можно, о своем пошатнувшемся здоровье и больных ногах, он был переведен в штат управления лагерей. Поработав заместителем коменданта во Флоссенбурге, а затем в Бухенвальде, он с повышением звания до оберштурмбаннфюрера СС был назначен комендантом одного из филиалов Берген-Бельзена. Здесь, к своему полному удовлетворению, Иоахим Цибелиус закрепился надолго.
Однажды, весной сорок третьего, к нему в Берген-Бельзен – концентрационный лагерь, располагавшийся на полпути между Ганновером и Гамбургом, – попал некий Юрген Ларсен по прозвищу Крокус. До ареста он был владельцем небольшой медальерной мастерской в Штутгарте. С началом войны его фирма полностью перешла на производство военных значков, погонных звездочек, алюминиевых орлов для фуражек и прочей военной бижутерии. Не имея собственной лицензии от Президенц-канцелярии, фирма «Ларсен и Ко» работала в качестве филиала известной мастерской Фрица Циммермана. Однако эта деятельность наполовину немца, наполовину скандинава, а Цибелиус был уверен, что на третью половину и еврея, была не единственной для Ларсена. И возможно даже, не основной. Однажды он попал в поле зрения КРИПО, как клиент черного рынка. Его следы зафиксировали в Берлине, Лейпциге и Дрездене. Понятно, что специализировался ювелир Ларсен не на тряпье и консервах, а на драгоценностях. Сдал его на допросе один из бывших подельников. Влиятельного заступника не оказалось, и ювелир был осужден на пять лет лагеря. Его мастерскую прибрал, как водится в таких случаях, хозяйственный департамент СС, в ведении которого еще до войны находилось, к примеру, чуть ли не всё производство фарфора в рейхе.
В лагере Ларсен сразу столкнулся с Цибелиусом, живо интересовавшимся теми из своих подопечных, кто мог быть при деньгах или иметь состоятельных родственников. Папа Циба, как за глаза называли Цибелиуса рапортфюреры, блокфюреры и прочий унтерский персонал охраны, прекрасно понимал, что у этого ювелира просто не могли не остаться золото и камни. Они ждут его где-то в потаенном месте, и если дождутся, то обеспечат старость этого пройдохи. А у него, оберштурмбаннфюрера СС Иоахима Цибелиуса, кроме денег да кое-какой недвижимости, ни черта не накоплено. Недвижимость, когда с неба падают бомбы, не очень надежное средство вложения капитала. К тому же от нее мало толку, если требуется срочно уносить ноги. И, что бывает с немецкими деньгами в трудные для государства времена, он прекрасно помнил. А здоровье уже совсем не то. Простатит и гипертония были далеко не единственными напоминаниями о приближающейся старости. Но главное – он вторично не переживет краха. В первый раз он был молод и зол, а теперь, если снова всё пойдет прахом, ему уже не дождаться очередного возрождения. Да и будет ли оно после всего, что они наворотили? Нет, надо было всерьез позаботиться о надвигающейся старости и подстраховаться на случай преждевременного крушения «тысячелетнего рейха».
Он устроил Ларсена старшим писарем, подняв на самую вершину иерархической лестницы, которая существовала и среди заключенных. Ювелир имел хороший почерк, умел великолепно рисовать, и комендант лагеря отвел ему отдельное помещение не только для работы, но и для жилья. Оно располагалось в том же здании, что и служебная квартира лагерфюрера. Хромой от природы, Ларсен носил на левой ноге ортопедический ботинок и не мог быть полезен в другом месте более, чем здесь.
Цибелиус уже в первый месяц несколько раз заходил в комнату Крокуса и от нечего делать разговаривал с ним о том и о сем, при этом и то и се касалось драгоценных камней и металлов. Коменданта интересовали цены, возможность купить и продать, качество и гарантии этого качества. Он расспрашивал об истории черного рынка и существующих на нем правилах. И Ларсен, с первой же беседы поняв, что нужно коменданту, удовлетворял его любопытство в той мере, в какой считал это необходимым.
Он рассказывал лагерфюреру о знаменитых камнях, которые видел сам или хорошо знал. При этом Ларсен отмечал неподдельный интерес и даже наблюдал блеск в глазах своего грубого и жестокого собеседника.
– Вы знаете, герр лагерфюрер, что такое правильно расколоть алмаз на части? О, такую операцию с дорогими камнями могут делать лишь несколько человек в мире! Одним точным ударом после месяцев кропотливой подготовки и раздумий. Подведет рука, и камень погублен вместе с карьерой ювелира.
Когда же речь заходила о конкретных камнях, Ларсен говорил о них так, будто они с Цибелиусом находились в музее и камни сверкали прямо перед ними. Алмазы Минас, Регент, Нассак, Рубин Черного принца…
– А вот наши великолепные экземпляры, хранящиеся в дрезденском «Зеленом своде», – алмазы Белый, Желтый и Зеленый Дрездены. Белый Дрезден, например (он же Белый Саксонец), был приобретен Августом Вторым Сильным, курфюрстом Саксонским, в самом начале XVIII века за один миллион талеров. Великолепный алмаз белого цвета в 50 каратов! А Зеленый Дрезден имеет изумительный яблочно-зеленый цвет и высшую степень прозрачности. Он весит 41 карат. А у Желтого Дрездена в 38 каратов есть три младших брата такого же желтоватого оттенка, но меньших размеров,
Цибелиуса интересовали даже способы огранки камней, и он слушал о кабошонах, бриолетах, маркизах, розах и всевозможных звездах, как будто сам уже собирался бросить всё к чертовой матери и стать ювелиром.
Однажды Цибелиус, зайдя в каморку Ларсена, спросил его напрямую, сможет ли он, получив на несколько дней вольную, обратить некоторую сумму денег в подходящий камень. Готовый к такому вопросу Крокус сказал, что необходима предварительная подготовка. Ему нужно кое с кем списаться. Купить в рейхе на черном рынке хороший камень не так просто. Особенно сейчас. Для этого нужны очень хорошие связи и доверительные отношения. А почему бы лагерфюреру не обратиться в официальную ювелирную фирму?
Цибелиус не стал объяснять лагерному писарю, что все официальные ювелиры давно сотрудничают с гестапо или КРИПО, а неофициальные метут улицы или кормят вшей в лагерных бараках. Не стал потому, что тот прекрасно и сам всё это знал и своим вопросом лишь намекал, что понимает, о чем идет речь. Комендант предложил Крокусу написать нужные письма, доставку которых брал на себя. Ориентироваться следовало на Гамбург как самый близкий к Берген-Бельзену крупный город.
Устроить заключенному отлучку из лагеря на несколько дней не было большой проблемой. Этого, конечно, не следовало делать в отношении политических, а также тех, кто совершал или пытался совершить побег или был осужден повторно. Сейчас, когда Теодор Эйкс давно уже не инспектировал немецкие лагеря, да и вообще был полгода как мертв, можно было при некоторых связях договориться и об освобождении нужного человека, если он не еврей, – после Ванзейского совещания в январе 1942 года, на котором присутствовал и Цибелиус, еврейский вопрос был решен так называемым «окончательным решением», и на нем был поставлен крест.
Как-то в сентябре Ларсен поведал Цибелиусу о появлении в Нюрнберге неплохого камня, который при наличии определенных гарантий могут доставить в Шверин. Гамбург тогда отпадал по причине довольно жесткого карантина – в конце июля больше половины города было обращено в руины англо-американцами. Что же касается гарантий, то он, Крокус, брал их на себя.
Шверин так Шверин. На сто километров дальше, ну да ладно. Папа Циба выписал ему командировку на пять дней и снабдил необходимыми бумагами. В них значилось, что Юрген Ларсен командируется по хозяйственной надобности, связанной с производственной деятельностью лагеря Берген-Бельзен, в город Шверин. Если после такого-то числа он будет задержан органами правопорядка вне пределов лагеря, его следовало доставить к месту постоянного заключения либо известить лагерную администрацию. Бежать с такими документами он никуда не мог, да и от добра, как говорится, добра не ищут. К тому же Цибелиус знал адреса всех близких родственников Ларсена, занесенные в его личное дело. По адресам или с помощью проживающих там родных ловили многих из тех немногих, кому удавалось совершить побег.
Через два дня Цибелиус получил телеграмму следующего содержания: «Клаус приедет 12-го числа дней на пять-шесть. Дядя Фриц». Это означало, что нужно немедленно перевести 12 560 рейхсмарок на заранее условленный счет некоей фирмы в Берлине. Подпись «Дядя Дитрих» означала бы другой счет в другом месте. Таким образом ими было зашифровано восемь различных мест для перечисления денег. Разумеется, перевод нужно было сделать через подставное лицо.
Еще через два дня Цибелиус держал в руках небольшой бриллиант в пять каратов весом. Он был немного желтоват и имел множество мелких граней на слегка продолговатой по форме поверхности.
– Это что, стоит таких денег? – несколько разочарованно спросил оберштурмбаннфюрер стоящего рядом Ларсена.
– Он стоит много больше, – поспешил тот уверить клиента, – это огранка под звезду Кэра, 25 граней на коронке, 49 на павильоне, итого 74 грани. Эту огранку называют еще старой американской.
– Да плевать, как там ее называют, – пробурчал Цибелиус. – Смотри, если окажется, что я переплатил, – тебе не поздоровится.
Он завернул камушек в бумажку и спрятал в нагрудном кармане кителя. Сегодня же он покажет эту стекляшку одному бывшему ювелиру из 7-го барака, которого разыскал еще месяц тому назад, просматривая личные дела заключенных. «Друг друга они не знают, – думал Цибелиус, – вот и посмотрим, что это за американская звезда, или как ее там»,
– В начале октября в Бремене, а это совсем рядом, может появиться великолепный камень… – начал Ларсен, но Цибелиус не дал ему закончить:
– Ладно, об этом потом. Займись-ка лучше делом. Тут работы накопилось до потолка. Между прочим, твоей работы. Я зайду вечером.
Он вышел на аппельплац и велел одному из подбежавших шарфюреров немедленно привести к нему заключенного номер 156773 из 7-го барака. Минут через десять привели старика в полосатой куртке и такой же сине-белой шапочке, напоминавшей покроем поварской колпак. Цибелиус отпустил охрану и, когда они остались одни на плацу, показал старику свое приобретение. Бывший ювелир дрожащими пальцами взял маленький алмаз и стал рассматривать его, то прикрывая от солнца рукой, то на просвет.
– Хороший бриллиант, герр комендант, – наконец сказал он. – Почти чистой воды, огранка Кэр. Если не ошибаюсь – пять каратов.
– Что значит «почти чистой воды»? Сколько за него дадут? – спросил Цибелиус.
– Я с тридцать четвертого года в лагерях, герр комендант. Весной тридцать четвертого я заплатил бы за него двенадцать тысяч марок, но стоил он тогда не меньше четырнадцати.
Цибелиус забрал у старика бриллиант и велел ему возвращаться туда, откуда его привели. Он успокоился. Начало положено. Этот пройдоха Ларсен не посмел его обмануть. Конечно, он тоже погрел на этом руки, но такова уж их жидовская натура.
На следующий день он, зайдя в комнату, где работали жил Крокус, уселся на один из двух стульев и спросил:
– Что там еще за камень, о котором ты говорил вчера?
– О, это великолепный камень, герр комендант! – произнес писарь, распрямляя спину и кладя перо на стол. – Рубин. Седьмая кровь Дожа, так его называют. Работа венецианских ювелиров. Занесен в лондонский каталог еще до той войны.
– Почему седьмая ? А где первые шесть ?
– Других, насколько я знаю, нет, – пожал плечами ювелир. – Просто это название связано с какой-то историей или легендой…
– Ладно, плевать. Что стоит?
– В Шверине мне говорили о сумме в 35 тысяч марок.
– Когда его привезут?
– Числа второго или третьего. Но первого надо быть уже там: есть и другие желающие.
– Ладно, посмотрим, Время еще есть. Стоящий, говоришь, камень?
– Да. Такие попадаются сейчас нечасто. Совсем нечасто.
«Есть и другие желающие, – вспоминал Цибелиус слова ювелира, сидя в своей служебной квартире, располагавшейся в главном административном здании лагеря прямо над центральными воротами. – Кто-то еще скупает камушки. А кто может скупать их на черном рынке? Только тот, кто не хочет засветиться. Банкирам и промышленникам это ни к чему. Всякие круппы, порше и мессершмиты могут себе позволить покупать цацки и брюлики открыто. А вот офицер СС, обращающий рейхсмарки в портативные ценности, с мешочком которых можно неплохо устроиться в любой стране, где нет большевиков, моментально вызовет подозрение – а не хочешь ли ты, сволочь, смыться? Значит, кто-то уже не верит в победу…»
Через две недели Цибелиус стал обладателем действительно чудесного камня. Это был рубин цвета венозной крови. Он имел форму свисающей капли и действительно походил на готовую сорваться каплю живой крови. Бриолет с пятьюдесятью восемью треугольными гранями. Такую огранку, как рассказывал гордый своей работой Ларсен, применяли в основном для алмазов самой чистой воды, не имеющих ни единого порока. Эта огранка – настоящее открытие французских ювелиров. Она позволяла показать всю глубину, чистоту цвета и беспорочность царственного минерала. И никакая оправа уже не могла добавить красоты этому абсолютному совершенству.
Цибелиус без конца дышал на камень и протирал его мягкой тряпочкой, чтобы убрать свои же отпечатки пальцев. Он то подносил его к самым глазам, то удалял на расстояние вытянутой руки. Какой чистый, глубокий, магический цвет, думал он. Не то что тот, первый, у которого даже нет своего имени.
– Сегодня можешь отдыхать. Я пришлю тебе бутылку шнапса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56