А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я должен рассказать перед смертью о тайне копии. Я просто не имею права унести ее с собой в могилу. Ведь речь идет о подделке святыни. Желая спасти себя, я пошел на это преступление и погубил свою душу.
– А что мне делать с вашей тайной? Вы подумали о моей душе? – спросил вдруг Ротманн.
В это время дверь приоткрылась, и в комнату заглянул комендант «Каменного цветка».
– Приехал врач. Он говорит, что у него мало времени.
– Да, конечно.
Ротманн вышел в коридор и, посторонившись, пропустил в дверь морского офицера с золотым «эскулапом» на жгутах узких серебристых погон и чемоданчиком в руках. Оставшись с Ротманном в коридоре, комендант предложил закурить и они начали разминать слежавшиеся сигареты. В это время дверь снова отворилась.
– Этот человек только что умер.
Не дождавшись ответа, врач приложил руку к золотому кантику козырька и быстро пошел по коридору. Было видно что ему неприятно оставаться здесь даже одну лишнюю минуту. Ротманн с комендантом, так и не успев зажечь спичку зашли в палату.
Герхард Майзингер, он же Зени Фальц, потомственный немецкий оружейник из Золингена, на котором оборвалась многовековая династия мастеров, лежал с широко открытыми глазами. Его исхудавшее лицо было спокойным и каким-то просветленным. Может быть, только что сбежавшая по левой щеке слеза способствовала такому впечатлению.
– Черт! – ругнулся комендант, стукнув кулаком по спинке кровати. – Ну я же говорил! Послушайте, Ротманн, что это за человек? Вы разобрались?
– Он попал сюда по ошибке. – Ротманн смотрел в уже высыхающие и теряющие блеск глаза оружейника. – И скорее всего, он был ни в чем не виновен.
Когда комендант вышел позвать охранников, чтобы вынести труп, Ротманн обратил внимание на лежащий на полу возле кровати небольшой предмет. Прямо над ним свешивалась рука покойника. Вероятно, из нее, когда врач проверял пульс, и выпала эта штука.
Ротманн поднял предмет. Это оказался железный брусок с неровной поверхностью. «Наверное, один из тех пробников, о которых рассказывал оружейник, – подумал Ротманн. – Может быть, он сохранил его в качестве талисмана». Вырвав из своего блокноталисток, он завернул в него железку.
– Ну что ? – спросил Крайновски, когда Ротманн вернулся в управление.
– Тридцать минут назад заключенный из двенадцатой камеры умер, оберштурмбаннфюрер. Он был уже настолько плох, когда я приехал, что сами понимаете… Мне следует что-то написать?
Ротманн решил не рассказывать о прорисовавшейся в его голове картине. Скорее это был этюд, набросок или даже подмалевок, но с некоторыми вполне узнаваемыми образами. Цибелиус, некий Крокус, он же Ларсен и оружейник Фальц. И всё это на фоне лагерных вышек Берген-Бельзена, шверинской толкучки и поблескивающих драгоценных камней. Похоже, все действующие лица этой мизансцены были уже мертвы. В живых оставалась «тайна копии», но касаться темных дел Генриха Гиммлера Ротманн не стал бы ни за какие коврижки.
Крайновски пожал плечами.
– У нас он никак и нигде не отмечен. Впрочем, спросите у Веллера. Он теперь здесь главный крючкотвор.
В конце декабря наконец-то пришла зима. Над засыпанным первым снегом Фленсбургом зазвенели рождественские колокола католических и протестантских церквей. Они звучали монотонно, без перезвона, характерного для православных городов России. На следующий день до слуха Антона донесся далекий гул, похожий на дальнюю грозу. Потом он узнал, что это бомбили соседние Шлезвиг и Каппельн.
На Новый год Ротманн прислал ему бутылку вина и несколько новых книг из своей библиотеки. Но сам не появился. Их с Юлингом не было почти две недели. Впервые в жизни Антон встречал свой самый любимый праздник в полном одиночестве, без телевизора. Он часами простаивал у окна, наблюдая за редкими прохожими, падающими снежинками, вслушиваясь в гудки приходивших или покидавших бухту кораблей. Если бы не книги, это окно и осознание того, что осталось не более трех месяцев, он, наверное, впал бы в тяжелую депрессию. Как люди выдерживают годы одиночного заключенная? Насколько надо быть бесчувственным к своей памяти и своему прошлому, чтобы не истерзать себя его призраками За бесконечные дни одиночества и спокойно ждать, ждать и ждать неизвестно сколько и непонятно чего?
Однажды, когда Ротманн, передав Крайновски какие-то бумаги, собирался покинуть его кабинет, тот попросил его задержаться.
– Вот, – начал он, – просматриваю в свободное время кое-какие ваши старые и не очень старые дела и нахожу порой много любопытного.
Ротманн внутренне собрался – такое начало не предвещало ничего хорошего.
– Ну вот взять хотя бы… Да вы садитесь, Отто, садитесь. Я вас долго не задержу, но всё равно не стоять же вам, как на докладе у высокого начальства.
Крайновски, перелистывая какую-то папку, время от времени поглядывал на Ротманна, ни на секунду не упуская собеседника из поля зрения.
– Ну вот взять хотя бы дело некоего Вернера Каше. Недавнее и пустячное дело о том, как маменькин сынок, не желая идти на фронт, отхватил себе пальцы, сунув руку под пресс. Всего несколько страничек, включая заявление цехового мастера и объяснительную, записанную со слов самого пострадавшего.
Каждая пауза сопровождалась коротким взглядом, направленным точно в зрачки Ротманна.
– Я понимаю, что это не ваша епархия. Дело вел ваш друг Юлинг и завершил его, кстати, полным оправданием подследственного, согласившись с фактом несчастного случая. Поэтому здесь у меня к вам нет никаких вопросов. Странно другое. Буквально через пару дней мамаша этого самого Вернера Каше вдруг увольняется с прежнего места работы и оформляет трудовое соглашение с кем бы вы думали? С штурмбаннфюрером СС Ротманном. – Крайновски уставился на Ротманна нарочито растерянным и даже смущенным взглядом. – С вами. Можете вы как-то прокомментировать этот факт?
– Что же тут комментировать, оберштурмбаннфюрер? – Крайновски встал из-за стола и, обойдя его, уселся на свободный стул напротив.
– И всё же, что это было? Жалость или какой-то расчет? Ну же, посекретничайте со мной, Отто, – выразился он совсем уже по-женски.
Ротманн стал рассказывать, что эта женщина пришла его благодарить. Почему его? Вероятно, видела с Юлингом и приняла за его начальника. А он тогда как раз решил нанять экономку, ну и, видя, что она простая и порядочная женщина, предложил ей эту работу, о чем не жалеет до сих пор.
Крайновски, конечно же, мог припереть его к стенке, но почему-то не стал этого делать.
– Ну-ну, – добродушно похлопал он Ротманна по руке, – я вас больше не держу.
Когда взмокший от произошедшего разговора Ротманн находился уже в дверях, Крайновски снова окликнул его.
– Отто, я понимаю, что вы солдат, боевой офицер, я бы даже сказал – нордический воин. Но раз уж вы оказались в полиции, да еще в тайной полиции, забудьте о благородстве и жалости. Они здесь неуместны и вредны. Фюрер заботится о народе с помощью Красного Креста, обществ социального вспомоществования и других организаций, к которым мы не принадлежим. У нас с вами иные задачи.
«Вот же чертов очкарик, – думал Ротманн, вырвавшись наконец из ненавистного кабинета. – Делать ему больше нечего, что ли? Так он и до Дворжака доберется».
Он был уверен, что именно Веллер, сидящий под боком нового шефа, копается в их делах, отчетах и прочих бумагах, сданных в архив.
В обеденный перерыв Ротманн съездил домой и, застав там фрау Каше, сообщил ей, что в эту субботу не нужно идти на квартиру секретного агента, который на время уехал. Он еще раз попросил ее держать язык за зубами. Потом он встретился с Юлингом и вкратце поведал ему о разговоре с Крайновски.
– Если Крайновски захочет, он выбьет из этого парня признание хоть сегодня, даже спустя несколько месяцев после случившегося. Причем без помощи Хольстера, – сказал обеспокоенный Юлинг
– Не думаю, что он станет этим заниматься.
– Почему ты так уверен?
– Потому, что он и так обо всем догадывается. Но сдается мне, что ему не нужно припирать нас к стенке. Хотя… – Ротманн задумался. – Что ты можешь сказать о начальнике того цеха, где оттяпал пальцы Вернер Каше?
– Сволочь.
– Понятно. И это всё?
– Он был в приятельских отношениях с Цибелиусом. Потому и вел себя нагло.
– А вот это уже интересно. Цибелиус не водил дружбу просто так. Что бы такое могло их связывать? Может, они коллекционировали спичечные этикетки или, скажем, марки?
– Скорее всего второе, только рейхсмарки. А ты знаешь, – оживился вдруг Юлинг, – вскоре после того, как я случайно стал свидетелем их дружеской беседы в пивной на углу Парсеваль и Бисмаркштрассе, на «Нордзееваффенфабрик» пропал снабженец. Ушел с работы домой и исчез. Полиция так и не нашла никаких концов. Его место занял помощник.
– А чем снабжается этот штамповочный цех ?
– Ну, в последнее время они шлепали только каски. Значит, получали листовую сталь для самих шлемов, оцинкованную жесть и кожу для подшлемников, краску, ну и всякую мелочь.
Этим же вечером, заехав домой и переодевшись в штатское, Ротманн отправился в расположенный недалеко от города цех № 4 «Нордзееваффенфабрик». Он размещался в лесу в стандартном строении заводского типа, каких в последнее время множество было разбросано по всей Германии. К сорок четвертому году в целях рассредоточения одни только танковые заводы распались на 700 отдельных цехов и, несмотря на все бомбардировки, неуклонно наращивали выпуск «тигров», «пантер» и «фердинандов». Только с этого лета наметился спад в производстве вооружений, вызванный в первую очередь топливным кризисом.
В цехе он разыскал одного из мастеров и, представившись сотрудником организации по надзору за использованием иностранной рабочей силы, попросил ознакомить его с технологией существующего в цехе производства. Мастер, пожилой человек с желтым морщинистым лицом, вытер замасленные руки тряпкой и повел свалившегося на его голову проверяющего вдоль ряда больших прессов.
– Это участок штамповки раковин, господин…
– Ротманн.
– Ротманн. Вон там за стеной на гидравлических ножницах раскраивают стальной лист на квадраты и привозят сюда, – мастер вынужден был кричать, перекрывая шум работающего оборудования и падающих в стопки заготовок. – На этом кривошипном прессе из квадратов вырубают заготовку будущей каски. Как видите, она имеет сложный криволинейный контур. Дальше идут гидравлические прессы, на которых с помощью вытяжных штампов последовательно формируется раковина. Как вы, наверное, знаете, в сорок втором году была принята модель боевого шлема М42, в которой в отличие от М35 отменили завальцовку кромок. Таким образом отпала необходимость в двух последних операциях.
Они шли вдоль прессов, перед каждым из которых сидел рабочий, а промежутки были завалены грудами заготовок, прошедших определенную стадию штамповки. Сначала заготовки походили на неглубокие тазики для бритья, но постепенно становились всё более объемными, достигнув в самом конце участка своей окончательной формы. Время от времени эти груды перекладывались двоими рабочими на тележки и перевозились на новое место.
Ротманн с мастером прошли в следующее помещение. Здесь было гораздо тише.
– Тут производится сборка подшлемников. Здесь в основном работают женщины. Вот эти кольца из жести, – мастер показал на обруч из тонкого гофрированного листа анодированного железа, – штампуют в седьмом цехе и привозят к нам готовыми. К ним крепится вот эта выкройка из кожи, половинки подбородочного ремешка, вставляется шнурок, и всё это с помощью специальных заклепок собирается с уже окрашенной раковиной. Если хотите, мы можем пройти на участок окраски и сушки.
– Нет необходимости. Расскажите на словах, – попросил Ротманн.
– Да тут нечего особенно и рассказывать. – Мастер взял в руки готовый шлем. – Мешают краску с песком, чтоб не блестела, и мажут. Раньше были заказы на тропическую окраску, зимнюю, парадную черную для СС, голубоватую для люфтваффе, камуфляжную разных видов, но в последнее время красим только в серый полевой, и всё. Декали тоже давно отменили. Только по спецзаказу в основном для СС. Вон там дальше участок упаковки в ящики по четырем размерам.
Мастер замолчал, ожидая вопросов.
– А как у вас со снабжением? Нет перебоев в поставках?
– Всякое бывает. Говорят, скоро перейдем на что-то другое. Какие-то металлические контейнеры. А то дело швах.
– Почему швах?
– Заканчивается лист для раковин – миллиметровка с четвертью, марки S12. Листа-то, казалось бы, навалом, да только для касок он не годится – его рвет при глубокой вытяжке. Пойдемте, я покажу.
Мастер повел Ротманна в расположенную поблизости подсобку и, покопавшись в каком-то хламе под столом, извлек «тазик для бритья».
– Вот видите, на первой же операции вытяжки разрыв. Мы попробовали несколько раз, меняли смазку – ничего не получается.
«Тазик» действительно был разорван по краю.
– В чем же дело? – спросил Ротманн.
– Не та марка стали или что-то еще. Толщина та же, но для каски не годится.
– Для чего же была закуплена не та сталь?
– С этим вопросом вам лучше к начальнику. Я было сунулся с месяц назад, так он спустил на меня всех собак. Мол, лезу не в свое дело. Сегодня он должен задержаться допоздна, так как готовит отчет.
Узнав напоследок, что качественной стали осталось не более чем на тысячу изделий, Ротманн поблагодарил мастера и направился в кабинет начальника цеха. Он знал, что зовут его Шнагель.
В кабинете сидели несколько человек, но, увидев Ротманна, Шнагель узнал его и быстро выпроводил всех остальных.
– Чему обязан, господин штурмбаннфюрер? – спросил он, вставая из-за стола. – Присаживайтесь. Вы не по делу Вернера Каше?
Ротманн не стал садиться на промасленные стулья, а подошел к большому, во всю стену окну, из которого открывался вид на весь цех.
– Нет, я не по делу Каше. Мне поручено прикинуть возможность размещения у вас одного заказа.
– Нам, господин штурмбаннфюрер, все заказы спускают из министерства вооружений и боеприпасов.
– Ну и что? С вашим начальством этот вопрос утрясут. Вы ведь не откажетесь отштамповать для наших доблестных войск СС десять тысяч касок, тем более что всё оборудование уже на месте, ничего не нужно переналаживать? Да и стального листа марки 512 у вас достаточно. Или я не прав? – он повернулся к Шнагелю и заметил, как физиономия собеседника начала медленно вытягиваться по вертикали. – У вас этот заказ займет не больше недели и будет щедро оплачен.
– Послушайте, господин Ротманн, я не знаю ни о каких десяти тысячах касок. Через два дня мы должны приступить к переналадке оборудования. Поищите в другом месте. Не мы же одни в Германии делаем стальные шлемы.
– В другом месте нет нужной стали, а у вас ее полным-полно. – Ротманн подошел ближе и пристально посмотрел на Шнагеля. – Или с ней какие-то проблемы?
Тот смутился и промолчал.
– Ну-ну, смелее. Ее рвет на первой же операции, не так ли?
– Да, к сожалению, она… оказалась бракованной.
– И вы своевременно заявили рекламацию?
– Нет. Мы посчитали, что для других целей эта сталь подойдет, и решили…
– Вы знаете, господин Шнагель, – прервал его Ротманн, – у нас в управлении работает новый сотрудник, некий Веллер, так вот его хлебом не корми, дай только покопаться в бумажках и уличить кого-нибудь в неправде. Завтра же с утра я начну расследование того, как на оборонном предприятии был скрыт факт приема от поставщика бракованного листа. И если ущерб, нанесенный рейху, превысит сто марок…
– Господин Ротманн, я всё расскажу. Меня заставили… – Он, конечно, безбожно врал, валил всё на мертвого Цибелиуса. Но суть аферы была понятна.
– Куда подевался тот ваш снабженец ?
– Цвейгер? Клянусь, не знаю. Но Цибелиус потом, когда делили деньги, сказал, что нужно заплатить одному унтеру из вашей конторы. Мне кажется, я видел его пару раз, такой… с бесцветными зрачками…
– Шнагель у нас на крючке, – сказал Ротманн Юлингу на следующий день. – Он не только не будет свидетельствовать против Каше, но, наоборот, подтвердит, что лично видел, как рука парня совершенно случайно соскользнула под штамп.
– На чем ты его поймал?
– Это нужно рассказывать после пары бутылок коньяка, принятых натощак. Иначе окончательно потеряешь веру в непосредственное руководство.
А через пару дней после этого в кабинет Ротманна неожиданно вошел Веллер. Поздоровавшись и вежливо поинтересовавшись, не отвлекает ли от срочного дела, он завел пустой разговор. Было совершенно ясно, что ему что-то нужно.
Ротманн ждал. На все вопросы отвечал односложно.
– Господин Ротманн, вы не бывали в замке Вевельсбург? – спросил вдруг Веллер, и по интонации его голоса Ротманн понял, что это уже не пустой вопрос.
– Я даже не знаю, где это находится.
– Вы серьезно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56