А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Когда ты видел их в последний раз?— Не встречал после последней великой битвы в Хьорундарфьорде с норвежским ярлом Хаконом — тому уже три десятка с лишним лет.— И ты не знаешь, что сталось с ними? Ты что-нибудь слышал о них?— Нет, после нашего поражения — нет, — ответил он и отошел к противоположному борту, стал там, глядя вниз, на воду, и лицо его было невозмутимо.Я бы на этом остановился, когда бы не один из мореходов-вендов. Он бочком подошел ко мне. С того дня, как мы с Трандом взошли на борт, этот человек то и дело поглядывал на моего молчаливого спутника, стараясь, однако, не выказывать излишнего любопытства. Теперь же, когда наше судно приблизилось к Йомсборгу, этот моряк воспользовался случаем задать вопрос, много дней крутившийся у него на языке.— Старый йомсвикинг, да? — спросил он на своем норвежском с сильным акцентом, кивнув головой в сторону Транда.— Не знаю, — ответил я.— Похож на йомсвикинга, это точно, — продолжил корабельщик. — И едет в Йоми. Надо думать, к своим друзьям. Но не многих теперь отыщет. Они предпочли умереть.Я подождал немного и подошел к Транду, который стоял, глядя, как взблескивает вода у форштевня, и спросил, что имел в виду корабельщик. Последовало долгое молчание, прежде чем высокий исландец наконец ответил, и говорил он так тихо, что мне приходилось напрягать слух. Впервые за все годы, что я знал Транда, голос его слегка дрожал. Была ли то грусть, гордость или стыд, не могу сказать.— Всего восемь десятков вышли из морского сраженья живыми; всего восемь десятков из всех, не показавших спину врагу. Они нашли убежище на одном острове, и десятеро из них умерли от непогоды до того, как враги выследили и поставили выживших перед палачом. Торкель Лейра было его имя. Ярл Хакон приказал ни единого из йомсвикингов не оставлять в живых. Их так крепко связали по рукам, по ногам, что каждого пришлось наполовину волочить к месту казни, воткнув в волосы палку — они очень гордились тем, что перед битвой заплетали волосы в косы — и так несли каждого, как несут на шесте мертвого зверя, добытого на охоте. И каждому палач задавал один и тот же вопрос: «Ты боишься умереть?»— И каков был ответ?— Иные отвечали: «Я готов умереть» или что-нибудь вроде этого. Другие требовали, чтобы им позволили стать лицом к мечу палача, чтобы видеть приближающийся удар. Последним желанием одного из них было, чтобы ему развязали руки и дали кинжал, чтобы он был у него в руке, когда ему снесут голову с плеч.— Какая странная просьба? — заметил я. — Зачем ему это?— Он сказал, что в жилище йомсвикингов он и его товарищи часто о том толковали, в голове ли обитает ум или в теле, а теперь у него есть возможность разобраться в этом. Он решил держать кинжал в момент смерти, и если выронит его, когда голова расстанется с телом, значит, голова — вместилище его воли. А коль скоро рука удержит кинжал, стало быть, это тело приняло решение и придерживается его.— И каков был результат опыта?— Кинжал упал на землю прежде тела.— Если я верно понял этого венда, он сказал, что кое-кто из йомсвикингов уцелел. Почему ярл Хакон сохранил им жизнь, коль поклялся всех перебить?Транд мрачно улыбнулся.— Все из-за шутки Свена, сына Буи. У него были необычные желтые волосы, длинные и блестящие, он ими очень гордился и отрастил почти до пояса, и немало времени проводил, расчесывая их и укладывая. Когда настала его очередь предстать перед палачом, он попросил, чтобы кто-нибудь подержал его волосы, дабы они не запачкались кровью, когда ему отрубят голову. Торкель Лейра согласился и велел своему подручному отвести волосы в сторону. Но когда Торкель нанес удар, а Свен, дернув головой, потянул подручного, тот пошатнулся, да так, что меч угодил ему по запястьям и отрубил их. Торкель Лейра, конечно, разъярился и занес уже меч для второго удара, чтобы обезглавить Свена, как должно, как вдруг ярл Хакон, который видел, что случилось, вмешался. Он сказал, что йомсвикинги, оказывается, столь неловки, что и умереть не умеют, и легче будет отпустить оставшихся, коль они обещают никогда не поднимать оружия против него. Ярл знал, что йомсвикинги держат свое слово.— И сколько осталось в живых, кто мог бы сдержать обещание?— Всего двадцать пять из восьмидесяти, подлежавших казни, — ответил Транд, и не успел я задать очевидный вопрос, как он добавил: — и я был одним из них.Смеркалось, когда наш корабль вошел в пролив, ведущий к самому Йомсборгу, и я понял, что ошибался насчет кажущейся ровности берега. По мере продвижения явились длинные гряды, не такие изрезанные и грубые, как в Исландии, но ровная стена бурых и серых скал. У ее подножья каменистая отмель с валунами постепенно переходила в долгую полосу белого песка, подпирающую дюны. И вот, войдя в устье реки, мы увидели город, выстроенный на острове, скалистый берег которого поднимался почти от самой воды. Это делало город йомсвикингов непреступной твердыней. Сторожевые башни возвышались над крепостной стеной, два высоких вала, насыпанных по склону горы и вкруг внутренней военной гавани, защищали ее. Направляясь к торговым причалам, наш корабль шел вверх по течению, и я заметил, как Транд всматривается в устье гавани йомсвикингов, когда мы проходили мимо. Очевидно, ему не понравилось то, что он увидел. Столбы заграждений, обращенных к реке, пришли в плачевное состояние, древесина, пропитанная водой, сгнила. Два тяжелых створа деревянных ворот, облицованных железными пластинами, прежде защищали вход в гавань — во времена осады их можно было замкнуть, перекрыв доступ в гавань. Теперь створы покосились, и крепостные валы, с которых защитники метали снаряды в нападающих, обвалились. Твердыня йомсвикингов пришла в упадок.Как только корабль причалил, мы с Трандом сошли на берег и направились в крепость. Город, по всей видимости, процветал и оказался гораздо обширнее, чем мне думалось, с правильной сетью улиц и множеством глухих стен, со складами и лавками, окна которых уже были закрыты ставнями на ночь. Признаки упадка вновь появились, когда мы начали подниматься на гору к крепости йомсвикингов. Широкая дорога вся была в рытвинах, обочины заросли травой. И главные ворота крепости не охранялись, как должно. Трое скучающих воинов даже не попытались остановить нас, когда мы проходили через ворота внутрь крепостных стен. Сами стены имели очертания овала, и в центре его была площадь для смотров. По четырем сторонам ее стояли четыре длинных дома, похожих на амбары, они-то явно и служили общежитиями. Каждое не менее восьмидесяти шагов в длину — в три бревна, крепко сплоченных в торец, а крыша покрыта дранкой. Было заметно, что три длинных дома брошены. Кровли их продырявились, по застрехам кое-где провисли. Но в четвертом, ближайшем ко входу в крепость, видимо, кто-то еще обитал. Крыша его была подновлена, из нескольких дымовых отверстий поднимался дым, и не менее двух десятков мужчин сидели перед главным входом на скамьях, за столом, стоящим на козлах, — иные беседовали, иные играли в какие-то настольные игры.Мы с Трандом направились к ним, они подняли головы. Транд был еще шагах в двадцати, когда один из них поднялся на ноги. Это был жилистый человек в темном обыденном платье, но с осанкой воина. Судя по седым волосам, он был примерно одних лет с моим спутником. Вдруг он хлопнул рукой по столу, отчего фигурки на игральной доске подпрыгнули.— Транд! — закричал он. — Клянусь головой быка Имира! Это, конечно, Транд! Эти длинные ноги я узнал бы где угодно! — Он поспешил к моему спутнику и заключил его в медвежьи объятия. — Никак не думал снова увидеть тебя! — кричал он. — Где ты был все эти годы? До меня дошли слухи, будто ты был среди тех, ходивших в Ирландском море, но то было десять лет назад, не меньше, и с тех пор никаких вестей.— Я спокойно жил себе в Исландии, — ответил Транд, — пока не почувствовал, что настало время посмотреть, что сталось со старым братством.— Тут, сам видишь, все совсем не так, как было раньше, — и старый воин махнул рукой в сторону пустых общежитий. — Но это неважно, это все переменится. Мы набираем новых, хотя охотников не так много, как мне хотелось бы, да и мы не столь строги, как раньше, в отборе. Давай я тебя представлю.С гордостью он подвел Транда к этим праздным людям и приступил к знакомству. Он словно хвастался перед ними, мол, Транд был членом братства во времена его славы, дрался с людьми ярла Хакона при Хьорундарфьорде и уцелел. Мол, он настоящий воин и знает, что такое истинный йомсвикинг. Хвалы его показались мне столь преувеличенными, что я заподозрил, не стоит ли за этим какая-либо цель, и внимательней пригляделся к слушателям. То была весьма разношерстная братия. Иные — воины, покрытые шрамами, иные же совсем молоды и по виду не воины. Судя по внешности — не все северяне. У которых квадратные лица — венды; у которых же подбородки узкие и лица лисьи — верно, выходцы из пермских земель, лежащих дальше на севере. Общим же у них было то, что каждый имел при себе добрый кинжал, и многие носили толстые куртки, которые поддеваются под доспех, северянами называемый кольчугой.— А кто твой спутник? — спросил знакомец Транда, которого, как я узнал потом, звали Арни.— Его имя Торгильс. Он приехал со мной из Исландии.— Он воин?— Скорее странник и наблюдатель, — ответил Транд. — Он посвятил себя Одину-страннику.— Ну, Один, он еще и бог битвы, так что этот человек вполне может найти свое место среди нас…Транд прервал его.— Кому я должен доложить о себе?Пыл Арни как-то сразу приугас, он как будто смутился и отвел Транда от стола подальше, чтобы их не слышали. Я же пошел следом.— Ныне все идет не так, как в былые дни. Во всяком случае пока не так, — рассказал нам Арни. — После поражения в битве с ярлом Хаконом наше братство распалось. Осталось нас совсем немного — всего пара дюжин, из тех, что были хворы, да охранявшие Йомсборг, да горстка уцелевших в сражении. И многих из них, как и тебя, мы никак не думали снова увидеть. Иные, понятное дело, стыдились вернуться.— Ты бы лучше объяснил все Торгильсу, — заметил Транд, видя, что и я слушаю. — Коль хочешь залучить его в братство, он должен знать правду.Арни сплюнул в пыль.— Сигвальди, Торкель и другие — они и их дружины вышли из битвы, когда увидели, что по числу кораблей мы сильно уступаем норвежцам. Они нарушили священную клятву йомсвикингов и отступили, оставив таких, как Транд, биться с врагом без подмоги. Их неверность принесла братству больше вреда, чем проигранная битва. К поражению и смерти мы были готовы, а против трусости и бесчестия у нас не было защиты.Позже Транд рассказал мне, что его соратники столь устыдились того, что сколько-то кораблей йомсвикингов бежало от боя, что возник спор, не бросить ли вызов своим собратьям и биться сначала с ними, чтобы стереть бесчестие. Во всяком случае, копья и камни летели в уходящие корабли, и проклятия раздавались им вслед, прежде чем братство повернулось лицом к норвежцам.Арни продолжал:— Сигвальди был среди первых отступников, а хуже всего то, что был он тогда нашим вождем. В те дни мы все дали клятву подчиняться одному человеку, избранному военачальнику. Он решал все дела братства, будь то дележ добычи или какая ссора между нами. Когда же вождь оказывается презренным изменником, трудно потом бывает восстановить уважение к самому понятию о воеводстве. Вот почему теперь мы управляемся сами собой, посредством совета — собрания старейших, они-то все и решают. И я не сомневаюсь, Транд, что ты будешь сидеть в совете.Транд смотрел на дом, возле которого слонялись две женщины.— Вижу, есть и другие перемены, — заметил он.Арни проследил за его взглядом.— Да, — ответил он, — но ты же знаешь не хуже меня, что запретом впускать женщин в крепость и раньше часто пренебрегали. Женщин тайком приводили в длинные дома, и Сигвальди делал вид, что ничего не замечает. Он сказал, лучше женщины здесь, чем мужчины, тайком уходящие в город и остающиеся там без разрешения.Транд ничего не сказал, но каждая морщина на его лице выражала неодобрение.— Еще одно правило мы отменили, но этому ты должен быть рад, — робко молвил Арни. — Мы больше не настаиваем, чтобы член братства был не моложе восемнадцати и не старше пятидесяти. Нам с тобой давно перевалило за полсотни, а совет согласился принимать каждого, у кого есть боевой опыт, невзирая на годы, только бы мог он держать копье и щит в первом или во втором ряду. А чтобы не остались они без подмоги, мы обучаем новобранцев.Четыре последующие недели я постигал то, что он имел в виду. Меня послали в обучение, а Транд был принят обратно в ряды йомсвикингов и, как и предсказывал Арни, через нескольких дней после того избран в совет. Моих товарищей-новобранцев набралось всякого рода-племени — саксы, вагуры, полабы, померанцы и прочие. Причины, по которым они вступили в братство, были столь же разнообразны. Так я попал в обучение правильным приемам боя наравне с мятежниками и ни на что не годными людьми, беглецами, спасающимися от правосудия, и просто теми, кто прибыл в Йомсборг в надежде разжиться добычей. Среди прочих там было несколько искателей приключений и мечтателей, искренне надеявшихся вернуть былую славу воинскому братству, некогда самому славному и уважаемому в северных землях.Мы оказались под началом коротко стриженого вспыльчивого наставника, напоминавшего мне одного из охотничьих псов Эдгара, того кривоногого, которого запускали в барсучью нору, чтобы выгнать ее обитателя, а он имел обыкновение вдруг повернуться да злобно цапнуть самого охотника. Во всяком случае, наш наставник лаял громко и непрестанно, совсем как та собака. Он был из местных, из племени, на чьей земле стоит Йомсборг, и никогда не упускал случая показать нам все наше невежество. В первый день обучения он привел нас в оружейный склад йомсвикингов. Мы озирались в благоговейном ужасе. Оружейная йомсвикингов некогда снаряжала дружину числом до тысячи, и запас оружия в ней поражал воображение. Многое уже заржавело и затупилось, но лучшее по-прежнему смазывалось и ставилось в деревянные стойки калекой-оружейником, который помнил еще те дни, когда дюжина кузнецов и их помощников ковали да чинили сотни мечей, секир и рожнов, вооружая братство.— Ну-ка, ты, — рявкнул наш наставник, указав на самого среди нас по виду сильного — высокого неуклюжего дана, который, будучи выбран, весьма смутился. — Выбери себе оружие, какое ты взял бы в битву, словно ничего другого у тебя нету.Немного подумав, дан выбрал тяжелый меч — клинок его был длиною с мою руку, а рукоять искусно сделана из меди. Выбор казался разумным.Не говоря ни слова, наставник взял щит с металлическим ободом и велел дану:— А теперь ударь меня.Дан, раздраженный самоуверенностью наставника, сделал, как ему было велено. Он накинулся на наставника, а тот ловко подставил щит ребром под удар. Тяжелый клинок встретился с металлическим ободом и тут же вывалился из рукояти. Наставник же, шагнув к дану, ткнул его в живот шишкой, торчащей в середине щита, и этот грузный человек рухнул наземь.— Меч порою выглядит хорошо, — заявил наставник, — только не доверяй ему, покуда не узнал, вправду ли он хорош. Меч предаст твою руку, а доброго клинка в этой оружейной не сыщешь.Он поймал мой взгляд.— Ну, а какое оружие выбрал бы исландец?Ответ был очевиден.— Исландец выбрал бы доброе копье, — ответил я.— И что бы ты стал с ним делать? Метнул бы его во врага?Я вспомнил, как Греттир потерял наконечник своего копья, когда метнул его в Бычью Силу.— Нет, я использовал бы его как пику, тыкал бы в противника, удерживая его на расстоянии, пока не нашел бы слабого места.— Верно. Вот этому-то я и собираюсь научить вас всех. Меч — первостатейное оружие, когда он в умелых руках и в нужных обстоятельствах. Но для хорошо обученного войска настоящее смертоубийственное орудие — простое копье, прямое и надежное, с древком из выдержанного ясеня.И вот первые десять дней он учил нас владеть копьем. Он учил держать его высоко в правой руке, чтобы древко выступало за плечом и можно было, ткнув вниз и навалившись, использовать вес собственного тела. Это была утомительная работа, но еще тяжелее стало, когда нам выдали круглые щиты из липы.— Закрывайтесь! Закрывайтесь! Сомкнитесь плотнее! — ревел он, когда мы, шаркая ногами, шли по площадке для смотров плечо к плечу, держа щиты перед собой и пытаясь заполнить каждую щель, чтобы получилась стена.— Ближе друг к другу, деревенщина! — ревел он, а потом подбегал к нам и наносил мощный резкий удар, нацелив его по самому слабому в цепи. А когда жертва, шатаясь, отступала, оставив в стене пробоину, он бросался в нее и тяжелой дубинкой лупил тех двоих, что стояли по сторонам зияния уже без прикрытия. Пока те потирали синяки, он рычал на несчастного, павшего духом:— Ты упадешь, а товарищи по обе стороны от тебя погибнут!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40