<Ты умираешь безвинно>, - говорила ему жена; он возразил:
<А ты бы хотела, чтобы заслуженно?>
ПОЗИЦИЯ МУДРОСТИ
<Ты знаешь, - - замечает Сократ Гиппию, - что Ликург Лаке-
демонский нисколько не возвысил бы Спарты над прочими
государствами, если бы главным образом не ввел в ней повино-
вения законам? Разве тебе не известно, что в государствах те
правители самые лучшие, которым граждане наиболее обяза-:
ны повиновением законам? И то государство, в котором граж-
дане наиболее повинуются законам, счастливо во время мира и
незыблемо во время войны>.
Править должны знающие.
Цари и правители - не те, которые носят скипетры, не те,
которые избраны известными вельможами, и не те, которые
достигли власти посредством жребия или насилием, обманом,
но те, которые умеют править.
Тирания - это власть, основывающаяся не на законах, а на
произволе правителя, такая власть - против народа.
Мудрецы учат, что небо и землю, богов и людей объединяют
общение, дружба, порядочность, воздержанность, справедли-
вость, по этой причине они и зовут нашу Вселенную <поряд-
ком>, <космосом>, а не <беспорядком> и не <бесчинством>.
Но если, рождаясь, мы теряем то, чем владеем до рождения,
а потом с помощью чувств восстанавливаем прежние зна-
ния, тогда, по-моему, <познавать> означает восстанавли-
вать знание, тебе уже принадлежавшее. И, называя это при-
поминанием, мы бы, пожалуй, употребили правильное
слово.
Душа человека причастна божеству.
Сократ в беседе с Меноном:
180
<Я похож на ската, который, приводя в оцепенение других, и сам
приходит в оцепенение. Ведь не то, что я, путая других, сам ясно
во всем разбираюсь, - нет: я и сам путаюсь, и других запутываю.
Так и сейчас - о том, что такое добродетель, я ничего не знаю, а
ты, может быть, и знал раньше, до встречи со мной, зато теперь
стал очень похож на невежду в этом деле. И все-таки я хочу вместе
с тобой поразмыслить и поискать, что она такое>.
Те, кто подлинно преданы философии, заняты, по сути вещей,
только одним - умиранием и смертью. Люди, как правило,
этого не замечают, но если это все же так, было бы, разумеется,
нелепо всю жизнь стремиться к одной цели, а потом, когда она
оказывается рядом, негодовать на то, в чем так долго и с таким
рвением упражнялся!
Философ занимает промежуточное положение между мудре-
цом и невеждой.
Этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба
ничего дельного и нужного не знаем, но он, не зная, вообража-
ет, будто что-то знает, а я, если уж не знаю, то и не воображаю.
Существует только один бог - знания, и только один дья-
вол - невежество.
Знание, отделенное от справедливости и другой добродетели,
представляется плутовством, а не мудростью.
Дурная особенность письменности поистине сходна с живопи-
сью: ее порождения стоят как живые, а спроси их - они вели-
чаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями.
Диалог как образ жизни и способ философствования был
причиной литературного безмолвия Сократа, его сознательно-
го отказа от письменных сочинений. Такой вывод находит
подтверждение и в платоновской <Федре>, где Сократ говорит,
что письменное сочинение н<е только не может воспроизвести
настоящего диалога и заменять его, но даже становится пре-
градой на пути общения людей: ведь книгу не спросишь, как
спрашиваешь живого человека, а если и спросишь, то она отве-
чает <одно и то же>. Письменные сочинения, создавая иллю-
зию власти над памятью, при вивают <забывчивость>, так как в
этом случае <будет лишена упражнения память>. Поэтому тек-
сты - средство не <для памяти, а для припоминания>; они
предоставляют людям возможность <много знать понаслыш-
ке>, повторяя то, что было сказано в чужих сочинениях. Пись-
менная форма, лишая потребшости в самостоятельном поиске,
позволяет обучающимся казаться <многознающими>, остав-
18!1- -1У7 11 . AU M. J.f
ляя большинство невеждами. Более того, письменные сочине-
ния грозят существованию общения, если не сказать, что они
делают его излишним в той степени, в какой они претендуют на
замещение диалога, без которого невозможно живое общение.
Диалог - это подлинная, <живая и одушевленная речь знаю-
щего человека>; письменность же - это всего лишь <подража-
ние> диалогу.
Для Сократа диалектика, вопросно-ответный способ обна-
ружения истины, была прежде всего методом определения
этических понятий, то есть методом нахождения в данном
понятии общих и существенных признаков, выражающих
его сущность. В ранних (<сократических>) диалогах Плато-
на встречается много примеров диалектики Сократа, его
попыток дать определение общепринятым этическим поня-
тиям и поступкам с помощью вопросов и ответов, посредст-
вом <испытания> собеседника. Вот один из таких примеров,
посвященный определению понятия <мужество> в диалоге
раннего периода творчества Платона <Лахес>.
Сократ в этом диалоге начинает с общей мысли о том, что
приобретение добродетели предполагает знание (хотя бы час-
тичное) того, что такое добродетель. Учитывая, однако, что
рассмотрение столь общего понятия является достаточно слож-
ным и трудным, он предлагает гфедварительно обратиться к
выяснению одного из видов добродетели - мужества.
Приведем основные моменты диалога <Лахес> в вольном пере-
воде Феохария Харлампиевича Кессиди, посвященного опре-
делению мужества, выяснению содержания этого понятия.
Сократ: Тебе, Лахес, как полководцу ведь известно, что л а-
кое мужество.
Лахес: Конечно. И, клянусь Зевсом, вопрос не трудный
Не долго думая, отвечу: мужествен тот, кто, остава-
ясь на своем месте в строю, сражается с неприяте-
лем и не бежит с поля боя.
Сократ: Это ты верно говоришь, Лахес, если, правда, иметь в
виду один из примеров мужественного поступка. Воз-
можно, моя вина в том, что ты свел мужество к еди-
ничному случаю, поэтому уточним вопрос: я прошу
тебя определить существо добродетели мужества, най-
ти то, что есть <одно и то же во всем>, то есть то общее
и существенное, которое охватывает все случаи и все
примеры мужественных поступков. Твой же ответ слс-
182
СОКРАТ (469 - 399 гг. до н. э.)
дует признать опрометчивым потому, что существу-
ют поступки и образы действий, которые по внешне-
му проявлению противоположны твоему пониманию
мужества, но которые всеми должны быть признаны
за мужественные. Так, скифы, убегая, сражаются не
менее мужественно, чем преследуя.
Да и Гомер называет Энея <мастером бегства>. Бегст-
во само по себе не обязательно есть признак малоду-
шия или отсутствия мужества. Ведь во время сражения
при Платее гоплиты лакедемонян, столкнувшись с пер-
- сидскими щитоносцами, побежали, не утратив при этом
мужества. Когда же из-за этого бегства ряды персов
расстроились, лакедемоняне неожиданно обернулись
назад, стали сражаться как конные и таким образом
одержали победу. Собственно говоря, я хотел бы уз-
нать от тебя, Лахес, о мужественных не только в пехо-
те, но и в коннице и вообще в военном деле, и не только
на войне, а также во время опасностей на море, в болез-
нях, в бедности или в государственных делах и опять
еще не о тех только, что мужественны относительно
скорбей и страхов, но и кто силен в борьбе с вожделе-
ниями и удовольствиями, на месте ли он остается или
обнажает тыл; ведь бывают, Лахес, мужественные и в
таких вещах.
Лахес: Если, Сократ, от меня требуется определение муже-
ства, то есть нахождение того существенного при-
знака, присущего всем его проявлениям, то я бы
сказал, что это --своего рода стойкость души, твер-
дость характера, словом, упорство.
Сократ: Ты говоришь так, как нужно. Но мне кажется, что не
всякое упорство представляется тебе мужеством. Та-
кое заключение делаю из того, что почти уверен, что
ты, Лахес, относишь мужество к прекрасным вещам.
Лахес: Да, несомненно, к прекрасным.
Сократ: Упорство, соединенное с благоразумием, не будет
ли прекрасной и хорошей вещью?
Лахес: Конечно.
Сократ: Каково же оно будет без благоразумия? Очевидно,
противоположной вещью, то есть дурной и плохой?
Лахес: Да.
183LUKfAl (4ЙЧ - iW ГГ. ДО Н. Э.)
Сократ: Стало быть, ты не назовешь нечто дурное и плохое
хорошим?
Л а х е с : Не назову, Сократ.
Сократ: Следовательно, ты не признаешь такое упорство за
мужество, поскольку оно нечто плохое, а мужест-
во - деле хорошее.
/Сократ, <обличая> ошибочность определения му-
жеств:!. данного Лахесом, строит следующий сил-
логизм:
Всякое мужество - нечто хорошее.
Не всякое упорство - нечто хорошее.
Л а х е с:
Следовательно, не всякое упорство есть мужество. /
Ты прав, Сократ, но в таком случае я попытаюсь
дать третье определение мужества и скажу, что му-
жество есть благоразумное упорство. Надеюсь, это
тебя удовлетворит.
Сократ: Оно, возможно, меня удовлетворило бы, но все де-
ло в том, что я не знаю, что ты имеешь в виду,
употребляя CJIOBO <благоразумное>. Благоразумное
в чем? Во всем? И в большом, и малом? Скажем,
человек проявляет упорство в том, что тратит день-
ги благоразумно, зная, что в конечном счете он от
этого только выиграет и приобретет больше. На-
звал бы ты его мужественным?
Клянусь Зевсом, нет.
Или, чтобы привести аналогичные примеры, ска-
жем, врач остается упорным, проявляет твердость н
на мольбы своего больного сына или другого боль-
ного, страдающих воспалением легких, отказыва-
ется дать им пить и есть. Назовем ли врача мужест-
венным?
Нет, и это не мужество.
Тогда возьмем, к примеру, человека, выказывающего
упорство на войне и готового сражаться, но расчетли-
вого в своем благоразумии. Он знает, что к нему при-
дут на помощь; ему также известно, что он будет сра-
жаться с более малочисленным и более слабым
противником, к тому же находящимся в менее вьн од-
ной позиции. Скажешь ли ты, что этот человек, чья
184
Л ахес:
Со крат
Л ахес:
Сократ
LUKfAl (-tW )W ГГ. ДО Н. -I.)
стойкость основана на расчете, более мужествен,
чем тот воин, который находится в противополож-
ных обстоятельствах своего лагеря и готов тем не
менее сражаться, проявлять стойкость и упорство.
Л а х е с: Мне кажется, последний мужественнее.
Сократ: Но ведь стойкость этого менее осмотрительна, ме-
нее благоразумна, чем первого.
Л ахес: Верно говоришь.
Сократ: Тогда, значит, по твоему мнению, и опытный в сра-
жении наездник, проявляющий упорство и стой-
кость, менее мужествен, чем новичок?
Л а х е с : Так мне кажется.
С о к р а т : То же самое ты скажешь о метком стрелке из пра-
щи, из лука и о другом воине, опытном в какой-
либо области военного искусства?
Л а х е с: Конечно.
Сократ: И те, кто, не умея плавать, но желая показать стой-
кость, бросаются в водоем, ты полагаешь, смелее и
мужественнее тех, кто обладает опытом в этом деле?
Л а х е с: Что же другое можно сказать, Сократ?
Сократ: Ничего, если в самом деле ты так думаешь.
Л ахес: Да, я так думаю.
Сократ: Однако, если не ошибаюсь, эти люди в своем жела-
нии продемонстрировать упорство и стойкость под-
вергаются большей опасности и проявляют больше
безрассудства, чем те, которые опытны в этом деле.
Л а х е с: Кажется.
Сократ: А не казалось ли раньше нам, что безрассудная
отвага и упорство постыдны и вредны?
Л ахес: Конечно.
Сократ: А мужество мы признавали чем-то хорошим?
Л а х е с : Верно, признавали.
Сократ: Но теперь же мы, напротив, называем постыдное,
безрассудное упорство мужеством.
Л а х е с : Кажется, что так.
Сократ: Полагаешь ли ты, что мы говорим хорошо?
Л а х е с: Нет, клянусь Зевсом, Сократ, по-моему, нехорошо.
Сократ: Стало быть, Лахес, той дорической гармонии, о
которой ты говорил, у нас с тобой что-то не выхо-
дит, по тому ч-ю дела наши не coi пасуются со слова-
ми нашими.
185CUKFAF (469 - iW гг. до н. э.:
Л а х е с : Понимать-то я, кажется, понимаю, что такое муже-
ство, а вот только не знаю, как это оно сейчас от
меня так ушло, что я не успел схватить его и выра-
зить словом, что оно такое.
(Кессиди Ф. X. Сократ)
Вслед за этим в разговор вступает другой полководец
Никий. По его мнению, <мужество есть своего рода муд-
рость>, точнее, <знание опасного и безопасного и на войне, и
во всех других случаях>.
Это определение тут же опровергается Лахесом, ссылаю-
щимся на отличие знания от мужества. Он иронически заме-
чает: если следовать данному определению, то мы должны
признать мужественным, например, врача, знающего, что
может быть опасно и безопасно в болезнях; то же самое
придется сказать относительно земледельца или ремеслен-
ника на том основании, что и тот и другой, каждый в своей
области, знают, чего следует опасаться и чего нет.
Со своей стороны Сократ добавляет, что Никий, давая свое
определение мужества, имел в виду, во-первых, то, что муже-
ство - это часть добродетели, а во-вторых, то, что оно, в
понимании Никия, распространяется только на будущее вре-
мя, ибо то, что внушает страх и опасения, угрожает не про-
шедшим и не настоящим, а будущим злом (то есть, чего не
надо опасаться и бояться, есть будущее зло).
Принимая это добавление и разъяснение, Никий тем самым
оказывается, как до него Лахес, в тупике. В самом деле, всякое
знание (в медицине, в земледелии или в военном искусстве)
охватывает предмет во всех трех его временных измерениях.
исследует <и будущее, и настоящее, и прошедшее состояния
всякого дела>, а не ограничивается только одним из них, то
есть будущим временем, будущим состоянием дела. Таким об-
разом, Никий определил всего лишь третью часть мужества, в
то время как от него требовалось определить его в целом.
Кроме того, если понимание Никием мужества распростра-
нить на все три времени и под мужеством понимать знание не
только об опасном и безопасном, но и знание о всяком добре и
зле, то и это уже будет нс часть (не вид) добродетели, а вся
добродетель, то есть добродетель вообще.
Итак, определение мужества не найдено ни Лахесом, ни Ни-
кием. Сократ не скрывает, что ему неведомо, что это такое.
Говоря, что вопрос остался нерешенным, он подводит итог
186
LUKKAl (404 - SW ГГ. ДО Н. .)
беседе: <Все мы одинаково оказываемся в затруднении: по-
чему бы в таком случае можно было предпочесть того или
другого из них? Право, мне кажется, что никого нельзя пред-
почесть>. Другими словами, все попытки решить поставлен-
ный вопрос оказались тщетными.
Ведь я только и делаю, что хожу и убеждаю каждого... и моло-
дого, и старого, заботиться прежде и сильнее всего не о теле и
не о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше.
Кто знает себя, тот знает, что для него полезно, и ясно понима-
ет, что он может и чего он не может. Занимаясь тем, что знает,
он удовлетворяет свои нужды и живет счастливо, а не берясь за
то, чего не знает, не делает ошибок и избегает несчастий. Бла-
годаря этому он может определить ценность также и других
людей и, пользуясь также ими, извлекает пользу и оберегает
себя от несчастий.
Началось у меня это с детства. Возникает какой-то голос, который
всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а
склонять к чему-нибудь никогда не склоняет. Вот этот-то голос и
возбраняет мне заниматься государственными делами.
В случаях, когда исход предпринимаемого дела остается неиз-
вестным, необходимо обращаться к гаданиям и вопрошать про-
рицателей и оракулов.
Нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и
удовольствия, и все прочее.
Кто мудр, тот и добр.
Все люди, думаю я, делая выбор из представляющихся им воз-
можностей, поступают так, как находят всего выгоднее для
себя. Поэтому, кто поступает неправильно, тех я не считаю ни
умными, ни нравственными.
Не от денег рождается добродетель, а от добродетелей бывают
у людей деньги, и все прочие блага, как в частной жизни, так и
в общественной.
Боги все знают - как слова и дела, так и тайные помыслы, они
везде присутствуют и дают указания людям обо всех делах
человеческих.
Однажды мне кто-то рассказал, как он вычитал в книге Анак-
сагора, что всему в мире сообщается порядок и всему служит
причиной Ум; и эта причина мне пришлась по душе, я поду-
мал, что это прекрасный выход из затруднений, если всему
причина - Ум. Я решил, что если так, то Ум-устроитель
должен устраивать все наилучшим образом и всякую вещь
1871\Г П. 1 ttU7 -- -177 11. ДЦ Н. .).;
помещать там, где ей всего лучше находиться... С величайшим
рвением принялся я за книги Анаксагора, чтобы поскорее их
прочесть и поскорее узнать, что же всего лучше и что хуже.
Я, афиняне, приобрел известность лишь благодаря некоей мудрости.
Какая же это такая мудрость?
[...]
Прошу вас, не шумите, афиняне, даже если вам покажется, что я
говорю несколько высокомерно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66