– Поймите, Леночка, – продолжил Владимир Фомич, – к Вашим ногам я кладу не богатства, не призрак власти, а целую страну. Вы достойны самого лучшего…
Высоковский опустился перед девушкой на колени, затем обернулся и махнул рукой музыкантам – пошли прочь!
– …Вы достойны, чтобы к Вашим ногам положили весь мир, но только один я могу это сделать для Вас.
Он стал снимать с себя клубный пиджак, сдернул шейный платок.
– У Вас соус на рубашке, – произнесла Лена спокойно, – словно кровь.
– При чем тут соус! – возмутился Владимир Фомич и схватил девушку за колени. – Именно сейчас я предлагаю Вам все, что имею: деньги, власть, будущее, всю свою жизнь, родину…
– Какая чушь! – сказала Лена, сбрасывая со своих колен его руки.
– Вот бокал шампанского, – показал Высоковский на стол, – давайте вместе выпьем его за наше будущее, разделим его, как нашу жизнь.
Он поднялся и обхватил Лену за плечи и попытался прижаться к ее лицу губами. Но девушка оттолкнула слишком темпераментного поклонника.
– Владимир Фомич!
– Что? Что? – негромко вскрикнул он.
– Я завтра же улечу, а сейчас…
– В океан прыгнешь? – усмехнулся Высоковский.
Тогда Лена взяла со стола бокал и выплеснула его содержимое в улыбающееся лицо олигарха. И тут же резко поднялась.
– Ты, ты, ты…, – задохнулся Владимир Фомич, – не хочешь по-хорошему…
Он замахнулся, но в этот момент дикая черная кошка ворвалась в салон. Джулия ударила с размаху всей ладонью. Высоковский отлетел к стене, перевернув по дороге пару стульев.
– Пойдем отсюда, – сказала мисс Хейден.
Девушки вышли на палубу. Лена обернулась и посмотрела на босса, который попытался подняться, закинув назад голову, чтобы остановить кровь, струящуюся из разбитого носа.
– Вы еще за это ответите, – сказал он, обращаясь неизвестно к кому, – я таких вещей не прощаю. Акулам скормлю!
Тогда Лена сбросила туфельки, перешагнула через леера и, оттолкнувшись от борта, прыгнула головой вниз в ночной океан.
Глава вторая
1
Наступление нового года торжественно отмечают даже те, кто каждый день что-нибудь празднует. Обитатели одной из квартир дома в переулке Каховского гоже старались не пропустить это событие – притащили две елки: одну им дали за разгрузку машины, а вторую взяли так – кто их считал, целая фура! Боб-рок предлагал сходить за третьей: возле исторического факультета растут голубые, но народ единодушно отверг: голубых нам не надо! Зато две поставленные в квартире были украшены с большим вкусом: поставили на ветки свечи, обсыпали хвою ватой, повесили игрушки, спичечные коробки и пустые шкалики. Вместо звезд на макушки надели бутылки из-под французского коньяка и шотландского виски «Long John», найденные на помойке. Один из приглашенных гостей поглядел на такую красоту и на праздничный стол, уставленный водкой и вином, радостно прохрипел:
– Вот это – жизнь!
Нельзя сказать, что подобная жизнь очень нравилась Подрезову. Может быть, она ему не нравилась вовсе, но он старался не досаждать новым друзьям брюзжаньем и попреками, пил вместе с ними, бегал в магазин или в ночной ларек, и так много он бегал туда-сюда, что спорт этот помог ему быстро залечить все раны. Кроме одной. Однажды он все-таки не выдержал и поплелся к дому на Морской набережной.
«Подниматься к ней не буду, – решил он с самого начала, – что ей на мою пьяную рожу смотреть. Дождусь, когда она вернется, погляжу на нее со стороны, а потом уйду».
Было самое начало декабря, с неба сыпалась крупа, и ветер гонял ее по заледеневшим газонам. Металлические детские качели натруженно скрипели, с трудом выдерживая подрезовское тело. Во дворе быстро стемнело, но за окнами квартиры Елены Павловны свет так и не загорался. Холод забирался под потертую матерчатую куртку, под дырявый свитер, но когда Виктор достал из-за пазухи плоскую бутылочку и уже отвинтил крышечку, к подъезду подъехал лимузин Высоковского, из которого выскочил Петр, распахнул дверь перед Вовкой. Тот степенно вылез и протянул руку Лене. Та оперлась на нее, а когда счастливая парочка входила в подъезд, Владимир Фомич нежно обнимал свою подчиненную за талию.
«Все правильно, – невесело подумал Подрезов, – так и должно было случиться. Вовка своего не упустит. А я-то на что надеялся?». Он поднял голову, увидел, как вспыхнули окна, потом кто-то подошел и задернул штору в спальной. Высоковский не выходил. Виктор закинул голову назад и влил в себя все содержимое бутылки, после чего аккуратно завинтил пробку и сунул пустую фляжку во внутренний карман. «Что делать? – подумал он, – ни дома, ни семьи». Возвращаться в Африку не хотелось, не хотелось вообще ничего. Подрезов плюнул на замерзшую землю, встал и поплелся к себе в переулок Каховского.
Утром последнего дня уходящего года он зашел в подсобку павильончика-разливухи и попросил у девушки-буфетчицы разрешения позвонить.
– Ты, Витек, совсем обнаглел, – ответила та, – купи себе мобильник и звони куда хочешь.
Она улыбалась, довольная своим остроумием, а Подрезов ответил серьезно:
– Оба моих мобильника взорвались вместе с «мерседесом».
После чего протянул девушке пятирублевую монету. Но из трубки доносились лишь бесконечно длинные тоскливые гудки. Словно комар пищал, повторяя одну и ту же фамилию: Высоковский, Высоковский, Высоковский…
– Ну что, дозвонился? – участливо спросила буфетчица.
Подрезов покачал головой.
– Ну не переживай, Витек. Хочешь, я кружку пива налью в честь праздника? Ты – неплохой мужик, хотя и хроник.
Виктор кивнул, а потом сказал:
– Лучше сто грамм водочки.
Сладкую жизнь запивают шампанским, а горькую – водкой.
Новый год пришел веселый и радостный. Горели свечи на елочках, и пламя их отражалось в подвешенных бутылочках. Хрипло пел древний магнитофон, и Подрезов танцевал с Галиной в коридоре. От бывшей врачихи пахло дешевыми духами, она подкрасила ресницы и брови, припудрила под глазом синяк, полученный в уличной драке, и казалась почти симпатичной.
– Слышь, Витя, – шептала она, – тебе не надоело жить с Лехой в одной комнате? Давай мы ему где-нибудь постелим, а я к тебе перейду.
Через раскрытые двери на них глядели мужики, и Боброк, услышав последние слова Галины, крикнул:
– Я не против уйти на недельку, а потом и тебе где-нибудь постелим.
– Дураки, – обиделась женщина, – я же от души предложила.
Они вернулись за стол, и Подрезов сказал врачихе:
– Может, в Африку махнем? У меня там есть домик в деревне.
Все присутствующие задохнулись от смеха.
– Во дает! Галка будет негров лечить, а ты крокодилов стрелять.
Виктор хотел объяснить, что с крокодилами там договор – не охотиться друг на друга, а местный староста и сам может обучить кого угодно врачеванию, но не стал этого делать, а только махнул рукой. Кто-то, вспомнив, что в наступившем году состоятся президентские выборы, предложил тост за будущего главу государства.
– Давайте выпьем, чтобы все изменилось к лучшему. Я лично буду голосовать за Высоковского. Уж он-то наведет порядок.
В это время вспыхнула вата на елке, затрещала воспламенившаяся хвоя. Все плеснули на ветки водкой из своих стаканов и погасили так и не успевший начаться пожар.
Хорошо, что водка, которую продают в наших ночных ларьках, не горит!
2
Устал я писать о пьяницах! Ведь какой замечательный получался рассказ: бронированный «мерседес», шампанское и устрицы, яхты в океане, приемы и банкеты у Президента, красивые девушки и богатые банкиры. Вот это и есть настоящая жизнь. А тут какие-то ханыги.
Честно признаюсь: написать эту книгу меня попросил Владимир Фомич. Об обещанном гонораре умолчу, чтобы не позавидовала нищая писательская братия. Высоковский даже дал мне аванс – очень кстати, прямо скажем: почти все свои долги раздал. Но деньги не главное в жизни. Во-первых, эту книгу издали бы самым массовым тиражом, каким в стародавние времена издавали «Капитал» Карла Маркса или в не очень давние – «Похождения космической проститутки».
Фамилии автора последнего бестселлера я, к сожалению, не помню. Да и не был знаком с ним никогда. Книги его еще продаются кое-где, а сам он исчез куда-то. Может быть, его вывезли инопланетяне, чтобы он рассказал им правду о нашей планете. Может быть, сейчас в далекой галактике неизвестные существа зачитываются похождениями межпланетной куртизанки. Большой тираж – это неплохо, но по секрету скажу, уважаемый Владимир Фомич предложил мне нечто более осязаемое. Когда он станет президентом, то присудит мне Государственную премию за какую-нибудь другую книгу, если я ее напишу, конечно. А разве нет? Долго, что ли? Придумаю какого-нибудь славного героя-конкистадора, а лучше ничего не придумывать, а взять героя из жизни – реального нашего олигарха, который честно зарабатывает миллиарды и раздает их нищим и убогим. Мало, что ли, у нас олигархов? А тут какие-то ханыги под ногами путаются. Нет, обязательно напишу о честном и прямодушном миллиардере, только аванс попрошу побольше, а то уже который день на пиво не хватает. Надоел мне этот Подрезов! Поэтому не буду описывать, как он лежал на диванчике, смотрел на рассветный свет Нового года и вспоминал другой праздник и других людей, с которыми его столкнула жизнь в шведском городе и которых он уже никогда не увидит. На раскладушке посапывал во сне Лешка Боб-рок, пахло сожженной ватой, горелой хвоей и мандариновой кожурой.
Как раз в середине марта сидел Подрезов на низком парапетике ограды Лютеранского кладбища, посасывал из горлышка пиво, и жизнь возвращалась к нему с каждым глотком. Он плохо помнил то, что было накануне, и еще хуже представлял, что несет наступивший день. Поблизости была автозаправочная станция, куда подъезжали дорогие автомобили, каждый из которых, наполнив бензином бак, норовил проскочить по луже в непосредственной близости от опустившегося человека, чтобы окатить его из грязной лужи. Но живущий в навозе грязи не боится. Иногда Виктор смахивал брызги с лица и делал новый глоток. Казалось, он забыл, кто он и почему оказался здесь. Забыл всю свою предшествующую жизнь, и если бы кто-нибудь сказал Подрезову, что он – мультимиллионер, что владеет банками, что многочисленные компании, принадлежащие ему, добывают золото, медь, никель и прочие ископаемые, весьма полезные для человечества, он бы посмотрел на этого сумасшедшего и сказал:
– Дай на пиво!
Из бутылки выливались остатки пены. Подрезов вздохнул и сунул ее в карман, рассчитывая в дальнейшем сдать. Оглядевшись, он не увидел ничего интересного: покрытая льдом Смоленка, дребезжащий трамвай, ползущий через мостик, люди на остановке и одинокая фигурка старухи, бредущей через дорогу в нескольких шагах от Виктора. Бабка сгибалась под тяжестью двух сумок, шла медленно, смотря в землю перед собой. Подрезов начал было переходить через дорогу, и его чуть не сбил серебристый «рено-лагуна». Машина вовремя остановилась, и бородатый водитель сказал алкашу:
– Шел бы ты отсюда – ведь погибнешь.
– Все нормально, – помахал рукой Подрезов и подскочил к старушке.
– Мать, давай помогу.
Он взял из ее рук сумки и удивился:
– Ну и тяжесть! У тебя там камни, что ли?
– Кирпичи, – кивнула головой старушка.
Они перешли через мостик и повернули к воротам кладбища, но не вошли туда. Спутница махнула рукой, приказывая повернуть к разрушенному храму. Когда Виктор поставил сумки на почерневший снег, бабка достала из кармана зеленой куртки платочек, связанный узелком.
– Ну, я пошел? – спросил Подрезов.
– Погоди, – остановила его старушка, – зайди в церковь, помолись богородице, чтобы помогла тебе встретить ту, о которой думаешь.
– Да надо ведь свечку поставить, а у меня…
Виктор похлопал себя по карманам. А бабка наконец-то справилась с узелком и, достав оттуда монетку, протянула пьянице.
– На, купи свечку! Только денежку потом верни – отдай тому, кому хуже всех.
Подрезов помялся, потом повернулся, чтобы уйти, но старуха остановила его:
– Погодь!
Она достала из кармана сложенный вчетверо листок бумаги и протянула ему:
– Возьми и читай по утрам! А Божией Матери помолись: сегодня хороший день – Праздник обретения Державной иконы Пресвятой Богородицы. Ступай!
3
Подрезов зашел в церковную лавку. Здесь продавали свечи, иконки и книги. Молодая женщина в темном платке стояла за прилавком.
– Мне бы свечку, – сказал Виктор.
– Какую? – спросила женщина. – За рубль, за два или дороже?
Подрезов разжал свой кулак. На ладони лежал позеленевший медный кругляшок с неровными краями. Двуглавый орел – герб России. Виктор, ничего не понимая, перевернул монетку: на аверсе в две строчки надпись «Полушка» и цифры внизу «1732». Он протянул руку, но женщина в платке, даже не взглянув на монетку, положила ему на ладонь тонкую свечу.
В церкви был полумрак. Горели свечи, освещая пространство перед иконами. Виктор шел вдоль стен, пока не остановился возле иконы Богородицы, зажег свечу и поставил перед ликом. Надо было что-то говорить, но язык не поворачивался, а говорить про себя – Господь вряд ли услышит. И все-таки Подрезов прошептал скороговоркой:
– Помоги мне: спаси и сохрани ту, которую люблю.
Быстро перекрестился неумелой тяжелой рукой, оглянулся – не видит ли кто, а после этого неуклюже поклонился суровому лику.
Виктор прошел по неширокой аллее, мимо церковной лавки, миновал кладбищенские ворота сквозь строй сытых нищих, которые почти правдоподобно хромали и шепелявили. Впрочем, на ханыгу они не обратили ровно никакого внимания. Под ногами хлюпал растаявший мартовский снег, из подъехавшего похоронного автобуса выносили венки, одинаково коротко стриженные парни с грустью вспоминали сгоревший «шевроле-корвет».
– Такая тачка была! – говорил один из них, затягиваясь сигаретой. – Сейчас говорю и плакать хочется.
В это время подъехал катафалк. Но друзья покойного не торопились выносить гроб. Из катафалка вылезла убитая горем вдова и, подойдя к парням, попросила:
– Дайте кто-нибудь закурить: там такой запах был невозможный.
Подрезов обогнул и людей, и автомобили. Подобные мероприятия ему не очень по душе. К тому же прекрасно знал, что в ста метрах за спиной находится обелиск с его собственной фотографией. Однажды, собирая бутылки, наткнулся на него и с тех пор старательно обходит стороной, словно там и вправду лежит Виктор Николаевич Подрезов. Несчастный парнишка, угонщик чужих автомобилей! Чужая смерть досталась тебе, но и собственная жизнь того, кому предназначался двухкилограммовый заряд взрывчатки, тоже разлетелась на куски – собери теперь ее, попробуй!
– Виктор, – окликнул женский голос.
Но голос был такой неуверенный, что Подрезов понял: возможно, обращаются и к нему. Он обернулся и увидел двух женщин – одна молодая, а вторая, скорее всего, ее бабка.
– Виктор? – уже совсем удивленно спросила незнакомая женщина.
Подрезов пожал плечами, а потом зачем-то кивнул.
– Я – Ольга, – сказала девушка. – Помните меня? Нас когда-то знакомил Высоковский. Мы сидели тогда в «Метрополе», он еще пытался песни петь.
Это была молодая певица, то есть она и сейчас была далеко не старой, но теперь уже вряд ли выступает. На ней потертое, когда-то очень дорогое пальто, осенние туфельки, несмотря на снег и слякоть, да и взгляд какой-то потухший.
– А Вы изменились, – сказала старая знакомая.
– Когда люди замечают, что ты изменился, – ответил Виктор, – значит, выглядишь уже совсем плохо.
Втроем они не спеша приближались к трамвайной остановке, откуда только что ушел дребезжащий годами трамвай.
– Ну вот, – недовольно проворчала старуха, – теперь полчаса ждать!
Она недовольно глядела на опухшее лицо Подрезова, на внучку, которая болтает на улице с кем ни попадя, а та, стараясь не замечать этого взгляда, рассказывала Виктору все подряд.
– Восемь лет уже в школе работаю, преподаю музыкальное воспитание. Детишки, конечно, моих песен не помнят – по радио меня давно уже не крутят. Никуда не хожу, друзья куда-то исчезли, живу одна…
Ольга обернулась на старушку.
– Теперь мы с бабушкой живем, а сегодня собирались пойти в агентство предложить сдать в аренду ее квартиру.
Теперь стало понятно, куда торопится бабка. И тут в голове Подрезова совершенно неожиданно родилась мысль.
– Какое агентство? Зачем? – спросил он. – Давайте, я у вас сниму.
Обе женщины с недоверием посмотрели на него, но Виктор их успокоил:
– Я вперед заплачу.
Они сидели на тесной кухоньке маленькой квартирки, все три окошка которой выходили на тихий Академический переулок.
– А приятеля можно сюда перевезти, чтобы не скучно одному было?
Но старушка невесело переглядывалась с Ольгой – им уже стало все ясно. И тогда Виктор решился.
– У Вас есть валютный счет? – спросил он девушку, – чтобы можно было деньги снять по кредитке?
– Да, – кивнула она, – только там пусто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33