Он прежним шагом двигался вперед, когда из безвременья утраченного пространства услышал знакомое словосочетание:
– Александр Матвеевич, а Александр Матвеевич!
Скорее всего из любопытства, чем по необходимости, Прохоров замедлил шаги, а потом и совсем остановился. Отчужденно глядя в лица четверых и совершенно не связывая лица с именами и фамилиями, Прохоров скрипучим голосом – так он слышал себя сам – гневно произнес:
– Мальчишки! Сопляки! – Он ткнул себя пальцем в грудь, под сердце, болящее от недоверия и обиды. – Мальчишки! – с силой повторил он. – Вы думаете, что только вам принадлежит счастье борьбы с гасиловщиной… Ну а я? Я на это разве не способен? А Голубинь? А все мое поколение?
Он еще злее и громче прежнего выругался:
– Мальчишки! Сопляки!
Пошел медленный теплый дождь – вот чем разразилась страшная грозовая туча!
С низкого неба падали на землю продолговатые дождинки, похожие на пунктирные линии.
Прохоров задрал голову, подставив лицо под дождь, и, не закрывая глаз, скоро добился желаемого – дождевые струи начали казаться неподвижными, а Прохоров стал подниматься по косой линии вверх: ощущение полета было так реально, что закружилась голова и сердце сжала сладкая боль…
Обь родимая! Плавают на заре тонкие туманы, кукует над тобой, накликая грядущие тысячелетия, кукушка, глядят в тебя осокори с седыми головами мудрецов; ночами ты вздымаешься к небу, пронзенная звездами; чайки над тобой, как белые молнии, небо – сияющая чаша. Обь родимая! Парит над тобой острокрылый баклан, пасутся на твоих лугах тракторы, ходят по лугам женщины и кони… Будь благословенна, Обь родимая!




1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53