– оказался рядышком с дверью.
Милиционер, приданный французу в помощь, притащил кресла и журнальный столик, установил их у раздевалки. Подсуетился и дальше – заказал кофе, пиццу: все же не каждый день сидишь за столиком с иностранным ученым, вот повод-то для разговоров дома! Ключ от входной двери держал в своих руках Охотник, он же и запер ее, выйдя из раздевалки последним. Имея, кстати, для этого полное основание: капитанская повязка красовалась на его руке.
Но, наверное, капитанскую ответственность за игру пересилила полковничья осторожность за документы. По крайней мере, пока протягивал французу-очкарику подвешенный на тесемочке ключ, о чем-то успел подумать и изменил решение: ловко повязал веревочку себе на освободившееся от наручников запястье, и ключ исчез в кулаке. Можно было не сомневаться, что полковник не разожмет его до конца матча.
– Свисток, – доложил по рации Игорь, усевшийся на трибуне у самого прохода и обязанный удержать Охотника любыми способами, если тот вздумает раньше времени вернуться в раздевалку.
– Понял, – откликнулся Штурмин. Кивнул ожидавшим команды трем «отэпэушникам». Те поддели крюками одну из плит в стене, возведенной в раздевалке за ночь, перенесли ее в сторону. Открылись задники шкафов-сейфов, и, упершись в них плечами, троица покатила вперед всю секцию. Опять же не из-за элегантности поставили сейфы на обильно смазанные колесики, а чтобы в нужный момент малыми усилиями сдвинуть металлические гробы с места. И ковровое покрытие в раздевалке выстелили не из-за глубочайшего почтения перед иностранными ножками, а чтобы ничего не гремело.
В освободившийся проход, поправляя легкие лайковые перчатки и одновременно разминая пальцы, фокусником, магом прошел легендарный в налоговой полиции Ашот Карлович. О таком громе аплодисментов, мысленно звучавших в его честь после «фокусов» с замками, сейфами, шифрами, никакой Кио не мог и мечтать. И именно о нем подумал в первую очередь Штурмин, когда увидел прикрепленный к руке американца кейс.
– С Богом, дядя Ашот, – пожелал удачи «ключнику» майор.
А у того одно правило: под руку во время работы не глядеть, в затылок не дышать. Ашот Карлович шевелит пальчиками один, улавливая через еле чувствительные зацепы шестереночек, вращаемых в определенной последовательности, нужную комбинацию.
Только бы успеть!
– Один – ноль, наши ведут, – прояснил свист на трибунах болельщик от ФСБ.
– Пусть не зарываются, а то гости психанут и раньше времени уйдут с поля, – попросил Олег поддержать проигрывающих.
Он все еще до конца не верил, что правительство Москвы гоняет мяч по их сценарию. Как все просто может оказаться в этом мире!
– Ну ты попросишь! – удивился тем не менее Игорь и вышел из связи.
Не выдержал сам Олег, заглянул в раздевалку. Ашот Карлович сидел на длинной лавке, его лысина уже покрылась капельками пота. Старик не всматривался, он вслушивался в работу шифровых колесиков на шкафчике.
– Один – один, – радостно доложил Игорь, словно это лично он выполнил предыдущую просьбу полицейского. – Гол на счету капитана.
Браво, Охотник! Если уж ты мастер, то, видать, во всем. Вот только время не резиновое, до конца первого тайма осталось восемь минут. Кто придумал эту облегченную двадцатипятиминутку! Существует во всем мире сорок пять минут на тайм – и нечего давать поблажки!
Снова заглянул в проем и радостно вздохнул. Вскрыл! Ашот Карлович вскрыл сейф и держал в руках заветный дипломатик коричневой кожи. Пять минут. А еще надо вернуть на место стену и секцию.
– Ашот Карлович, время, – дождавшись трех минут, с сожалением остановил работу Штурмин.
«Медвежатник» сам вздохнул, но вернул кейс в сейф и закрыл дверцу. Двое помощников, подцепив секцию крючьями, потянули ее на прежнее место. Возвели стену. Вместе с Ашотом Карловичем вытерли пот.
Теперь требовалось не менее важное: не дать Охотнику перебрать шифр на дверце. И Олег скомандовал отступить на подготовленные позиции:
– Запускай свору.
У ФСБ всегда имеется под рукой два-три прикормленных журналиста. Они могут ничего не писать в свои издания, но создать видимость ажиотажа, значимости, сунуть под нос микрофоны и нудно, долго, печатными буквами записывать иностранные фамилии, не оставляя личного времени «героям» – поди, плохо покрутиться на разных тусовках. В надежде, конечно, на то, что когда-нибудь на Лубянке тебя вспомнят и именно тебе «сольют» настоящую сенсацию.
И журналисты «достали» иностранцев. Больше всего лезли и фотографировали, естественно, капитана, автора гола. Охотник отнекивался, отбивался, но все равно его самолюбию такое внимание польстило. Тем более француз-охранник откровенно и с еще большим презрением глядел на суету вокруг него. Янки лишь открыл раздевалку, заглянул внутрь, а когда милиционер уступил ему свое место, разморенно уселся у двери, вытираясь полотенцем. Француз не пожелал подобного тесного соседства и ушел вслед за милиционером, ненароком добавив еще больше достоверности в организованное Игорем шоу.
… И снова сели у запертой двери подружившиеся охранники, на футбольном поле бросились гоняться за мячом, а подручные дяди Ашота взялись за фокусы с проникновением через стену. Шпионам – шпионово…
– Последний бой – он трудный самый, – принялся бурчать Штурмин, чтобы хоть чем-то занять себя.
– Два – один в нашу пользу, – продолжил трансляцию с трибун Игорь.
«В нашу» – это на данный момент в чью? Родней и дороже Охотника сейчас никого нет, но и московское правительство – оно еще может пригодиться. Но неужели не понимает, что гостям нужно слегка подыгрывать?
– Три – один.
Надежда на послематчевые пенальти – бред больного воображения. Стоит скорее удивляться, как еще иностранцы противостоят столь сыгранной команде, какой является московская сборная. А что у Ашота Карловича? Фотоаппарат с микропленкой у одного из подручных, но тот пока внутрь раздевалки не вызывается. Стоит, спокойно курит в форточку…
Остается и Олегу спокойно насвистывать военный репертуар. Ретро. Самое стильное направление нынешнего времени, когда все объелись пойлом из рифм «люблю-хочу», а «два кусочека колбаски» – и это в стране Пушкина! – наконец-то перестали считаться шедевром. Неужели начинают выпрямляться мозги? Но что там в раздевалке?
Ашот Карлович почувствовал взгляд, приподнял голову. И уже по одному этому жесту, который позволил себе «отэпэушник», угадывалось: есть надежда. Единственная подлость в этой закономерности: когда она появляется – не остается времени.
На этот раз Олег, успокаивая дядю Ашота, как мог спокойно кивнул: а у нас оно есть. Хотя какое это время – десять минут! Это вспомнить номер телефона начальства, набрать его и покаяться в очередном провале.
– Три – два.
Игра в разгаре. Между командами, между разведками, между странами. Кто-то ведет в счете, кто-то догоняет. Ашот Карлович, хотя бы ничью!
Занервничали и помощники. То ли убивая, то ли удерживая секунды, Олег попытался угадать, кто из них «Федор». На мероприятие, как правило, создается ДОФУ. «Дмитрий» – это ныне дядя Ашот, то есть досмотр негласный. Сам Олег вкупе с Игорем в роли «Ольги» – осмотр визуальный, в простонародье – «стоять на стреме». «Федор» всегда фотографирует и камуфлирует, а «Ульяна» работает по компромату – девочки, половые акты, непотребный вид, взятки. Сегодня, сейчас на первые роли должна выйти буква «Ф». Она первая и основная! Создатели славянской азбуки братья Кирилл и Мефодий, чей памятник по иронии судьбы стоит совсем рядом с налоговой полицией, к сожалению, в разведке не служили и потому затолкали ее в самый конец алфавита.
Зато класс показал «Дмитрий»! По тому, как метнулся в проем с зажатым в ладони микроаппаратом все-таки не угаданный «Федор», стало ясно: дядя Ашот в очередной раз утер нос замочным хитрецам.
– Три – три, – с чувством некоторого облегчения доложил Игорь расклад сил на поле.
– А хоть пять – семь, – впервые безмятежно откликнулся в эфир Олег.
– Ты хочешь сказать?..
– Фирма феников не фяжет, – намекнул на начало фотографирования Олег и отключился.
Зашел в раздевалку сам. Дядя Ашот в перчаточках перелистывал странички в блокнотах, «Федор», став для устойчивости враскоряку, нажимал на миниатюрную кнопку в игрушечном аппаратике. Единственное, что изменилось, – Ашот Карлович принялся сам поторапливать помощника: кроме съема информации, требовалось вернуть на прежнее место и документы, и цифры в кодах, и стену. Украденные сведения ценны и работают только в том случае, когда противник не догадывается об этом.
У официального входа задвигали креслами: скорее всего, милиционер принялся оттаскивать их на старые места. Дернулась дверная ручка, напомнив полицейским про их собственные сердца – дернулись в ответ. Хорошо, что медики не додумались в порядке эксперимента или ради своих кандидатских и докторских диссертаций подключать приборы к «семейке» ДОФУ, – выходили бы из строя от зашкаливания через раз. Давай, Ашот Карлович, отмотай кинопленку назад, восстанови статус‑кво на территории, в которую вторглись хотя и не по собственной прихоти, а исключительно в интересах безопасности Отечества, – но в любом случае нелегально. Сейчас не только московское правительство работает в футбольной подставе. В еще большей степени подставлена налоговая полиция, а из всего прикрытия и оправдания – давняя стрельба Охотника по живности в архангельских лесах. Фиговый листок и то плотнее и шире. Может, стоило все же командам сфотографироваться, чтобы избежать никому не нужного международного скандала?
– Все, – впервые разомкнул уста дядя Ашот.
С фотографической точностью, словно в самом деле откручивая кино в обратную сторону, выставил кейс чуть бочком обратно в сейф, свесил под определенным углом с ручки-лба чуб-цепь.
Настало время Олегу самому выходить на Николаева. Но что за прелесть подобные включения!
– Слушай, композитор, тебе он нужен, этот футбол? Ну гоняют мяч жирные бездельники, а мы-то тут при чем? Пойдем по пивку ударим. «Балтику-5» знаешь?
Игорь или дара речи лишился, или забыл ответить, что, впрочем, по состоянию одно и то же. И мчался с трибун, видать, столь стремительно, что перехватил полицейских чуть ли не на следующем шаге. Убедился по общему настроению, что все прошло гладко, но доставил еще раз радость и себе, и ДОФу – переспросил:
– Удачно?
– Осталось не запороть пленку. Как у вас там, в ФСБ, нормальные проявщики имеются, или снова нам становиться к ванночкам? – поигрался гордостью за свою контору Штурмин.
Игорь торопливо протянул руку: проявка и изучение материалов – прерогатива инициатора задания. Налоговая полиция пусть занимается своими налогами. Хотя и он не прав, тысячу раз всем объяснялось: сбором налогов занимается налоговая инспекция, а полиция…
Бесполезно. Пока лично у тебя зуб не посверлят, бормашину не проклянешь.
По мобильному связался с мамой. Даже не притворялся, признался себе сразу: если Надя звонила, она сообщит об этом быстрее, чем поинтересуется его самочувствием. Хотя до появления Нади выше здоровья сына для нее ничего не существовало,
– Как самочувствие, сынок?
Так, разговор можно закруглять, след не взят.
– Все хорошо. Поездка в Крым пока не отменяется, так что рассчитывай.
«Если не улечу в Хабаровск», – не стал ловчить, признался себе и в этом: откровение служебное за откровение личное. Кошмар, что делает с людьми возраст…

… К сожалению, интуиция насчет Хабаровска не подвела. Начальник оперативного управления уже наверняка знал о результатах операции, и, возможно, даже чуть больше самого Штурмина, потому что встал из-за стола довольный. Но слова сказал совсем о другом, смертельном для отпуска:
– Что там твой «крестник» насчет Хабаровска прошептал? Насколько это реально?
– «От людей на деревне не спрятаться», – успел пропеть Штурмин. Далось ему это ретро! А признался, хотя и в ущерб себе, но честно: – Я бы ему поверил.
– Верь, – мгновенно разрешил генерал. – А раз вы уже здесь, набросайте новый планчик рабогы по Стайеру. Его надо гнать, не давать останавливаться. И тогда он начнет совершать ошибки… Свободны.
Подобная фраза в устах начальства – прямо противоположна своему изначальному смыслу. «Свободны» – значит, чтобы не теряли время в моем кабинете, отпускаю вас работать. Пусть пока и над планом.
Николаич за дверью развел руками: извини, но обстоятельства выше нас. К тому же ты ведь все равно просил поначалу пару дней, а впереди еще целых две недели. Выкрутимся. Точнее, скажем так: выкручивается тот, кто крутится.
Светлым пятном оказалось лишь лицо Клинышкина. Почему-то не пожелав докладывать при Николаиче, подмигнул после его ухода:
– По одной из традиций, скорее всего нас и касающейся, в косички на Востоке старики вплетают родовые тайны.
– Откуда знаешь? – встрепенулся Олег.
– Живу я долго, – скромно пожал плечами Василий.
Штурмин даже не стал реагировать на наглость молодого.
– Богданович утащил у Трофимова какую-то тайну, – озвучил он то, что для Клинышкина стало уже известно. – Пока мы не знаем какую. Но наверняка ценную… Василий, странное дело: у меня появилось желание лететь в Хабару. С чего бы это?
– Со мной поведетесь – и на Северный полюс вместо Крыма полетите…
– Убью!

Глава 4

Самое досадное, что в Хабаровске, с его забежавшим аж на семь часов вперед временем, розыску практически ничего не светило. Трофимов из Калининграда, что Штурмин предугадал сразу, исчез. Григорий Григорьевич и другие опрошенные клялись, что никоим образом не касались того дальнего края и даже не предполагают, что может связывать их вконец исчезнувшего шефа с Дальним Востоком. Лети туда, не знаю куда.
За утешение, видимо, следовало считать то, что генерал утвердил план по Хабаровску после официальных поздравлений и благодарностей, пришедших из ФСБ. Правда, с ключевой поправкой: перенес срок возможной командировки на Дальний Восток с «сентября» на «сразу». Как же, помним: «Противника надо заставить совершать ошибки…»
Зато теперь, когда взят билет, получилось, что он на несколько часов предоставлен самому себе. В мобильном телефоне ради этого вынут блок питания, и никто не вмешается в личную жизнь. Езжай в любую сторону, встречайся с кем угодно. Осталось выбрать, как с пользой занять время.
Лукавил, лукавил перед самим собой Олег. Прекрасно и давно он знал, куда направит усталую, старую мордашку преданнейшего «Москвича». На Минское шоссе, а там поворот в Баковку. Чтобы с удовольствием увидеть Надю – в немного тесноватом спорткостюме.
– А ничто человеческое нам не чуждо, – проговорил вслух Олег и по привычке потянулся щелкнуть по носу обезьянку-милиционера.
Рука зависла над пустым местом, но он улыбнулся. И завернул к слепящему солнцем универсаму…
– Нет и нет, уберите!
– А это не вам, – пожал он плечами, когда Надя категорически выставила руки против пакета с гостинцами. Предсказуемые в своей агрессивности люди слабы тем, что к их реакции можно подготовиться. – Сударыня, хозяйничайте, – отдал фрукты запрыгавшей от радости Вике.
– Вы ее приучите к подаркам, а потом, в один прекрасный момент, их не окажется и…
– Когда я смогу, с вашего позволения, естественно, приезжать, они у нее будут всегда, – не пообещал, а сообщил Олег. Силком забрал у Нади лопату, которой она вырубала сорняки у ограды, – Потом, мне кажется, ребенок должен знать, что существуют нормальные, дружеские отношения.
Надя поправила очки, но спорить не стала. И лопату не отобрала. Наверное, ежам тоже не всегда приятно ходить с выпущенными иголками. А может, и иголки-то – мягкие? Кто притрагивался?
Не Надежда, а сплошная зоология.
Если бы!
– Вас Мария Алексеевна послала?
Шипы оказались достаточной твердости и убираться внутрь не собирались. И отныне надо запомнить навсегда: близорукие перед нападением очки не снимают, а именно поправляют, придавая им устойчивость.
Философия, черт бы ее побрал! Нет бы отбросить лопату, подойти к Наде и обнять, прижать к себе. И не отпускать, пока не отогреется и не затихнет.
– Что вы так пристально смотрите? – Надя не смогла прочесть его мысли и напряженно замерла.
– Я хотел подойти и обнять вас, – не без усилия признался Олег и специально наклонился к сорнякам, чтобы не видеть реакции Нади.
А когда поднял голову, она уже уходила к дому. Обиделась? Она может, у нее не заржавеет. И наверняка приняла для себя какое-то решение.
Ничего не оставалось делать, как продолжить прополку чертополоха. И ждать. Ежели позовет к столу на чай – простила, нет – тихонько за калитку и в «Москвич». И с чего это вздумалось изменять собственным правилам?
Крапива обожгла руки – и нет бы своя, а то из-за расшатавшегося забора, просунув крысиную морду в щель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20