Конан увернулся, лихо сиганув через перила. Аластор, неуклюже приземлившийся после на редкость удавшегося прыжка, не сумел повторить его успех. Мелькнувшая рядом гигантская лапа с растопыренными когтями швырнула его через весь лестничный пролет, туда, где начинались темнота и тишина.
…Первое, что увидел взломщик, придя в себя – единственный золотистый зрачок, пристально уставившийся ему в лицо. Над глазом начинался покатый гладкий лоб, под глазом тянулся расширявшийся нос, обрывавшийся в приоткрытую пасть. Из пасти торчали клыки – по два сверху и снизу, еще штук пять между ними, а также шевелился загнутый вверх лепесток языка. Полагающаяся пена с зубов не капала – статуи лишены такого свойства.
– Кис-кис, – выдавил Аластор. Пантера издала звучное шипение, более подходившее змее. Взломщик открыл рот, не зная, что лучше сделать – заорать или выругаться. Он валялся на полу, урчащая зверюга громоздилась над ним, опустив морду к самому его лицу, и жить ему оставалось от силы мгновение.
То самое мгновение, которое порой способно растянуться до бесконечности и в которое полагается вспоминать прожитые годы, совершенные ошибки, неоплаченные долги и невыполненные клятвы.
Чья-то нога пнула животное между глаз, одновременно рванув Аластора за воротник жилета. Мягкая замша угрожающе затрещала, но выдержала. Он успел заметить стремительно пролетающие мимо косые белые и зеленые клетки пола, услышал вой Конана, со всего размаху треснувшегося лбом о низкую притолоку двери, когда они ворвались в спасительный коридор. Конан врезался в кого-то, не устоял на ногах и упал, придавив пытавшегося сесть Аластора.
– Это называется – «пустой дом, охраны нет, никаких забот, просто войдите и возьмите, что приглянется»? А как насчет этих кошечек?
Орал Джай. Орал самозабвенно, брызгая слюной, и, надо заметить, высказывая совершенно справедливые обвинения.
– Мы, почтеннейший, – яда, вложенного в это слово, хватило бы на отравление всего городского совета Шадизара, – как ты, наверное, заметил – воры! Мы воруем, ведомо тебе такое занятие? Если тебе нужны гладиаторы или бойцы, так это не к нам обращаться нужно! Мы такими делами не занимаемся! Не обучены!
– Джай, у меня от твоих криков голова раскалывается. Прекрати, – заикнулся Аластор, чем только дал Джейвару повод к новому всплеску ярости.
– Кстати сказать! Ты, недомерок! Ты ж едва не угробил моих людей! Залопотал, что все пропало, и полез закрывать дверь, зараза приплюснутая, с рождения молотом по башке шарахнутая!
Альбриху, наверное, никогда в жизни не доводилось выслушивать от человека – в представлении гномов, существа неизмеримо более низшей расы – таких оскорблений, однако он безмолвно терпел нападки Проныры. Бледнел, наливался дурной краснотой, теребил вислые усы, но молчал, терпеливо ожидая, когда Джай выдохнется. Тот напоследок прошелся по родословной подземных карликов вообще и Альбриха в особенности, перевел дыхание и закончил ожидаемым:
– За такие развлечения – двойная плата!
– Идет, – гном уронил первое слово после того, как захлопнулась дверь.
Джай обвел компанию торжествующим взглядом и его радость по поводу удачно заключенной сделки лопнула, как непрочный мыльный пузырь. Плохо различимое в отсветах масляного фонаря, стоявшего на полу, сообщество выглядело весьма неважно. Убедившись, что находятся в безопасности, задыхающиеся господа грабители попадали, кто где стоял, и только теперь начинали шевелиться.
Хисс физически не пострадал, но зрелище оживающих статуй оказало на него столь сильное впечатление, что теперь он сидел, бессмысленно пялясь в стенку напротив и мелко вздрагивая. Ши, изрядно приложившегося головой, тошнило, причем содержимое желудка он извергал в непосредственной близости от сапог Аластора, отличавшегося повышенной брезгливостью. Взломщик, скривившись, с трудом отодвинулся подальше и охнул – он подвернул ногу, а потом на него рухнул споткнувшийся Конан. Варвар, сидевший напротив, угрюмо молчал, хотя ему тоже пришлось несладко: выдергивая Аластора в буквальном смысле этого слова из пасти пантеры, он вывихнул плечо.
– Сборище калечных и увечных, – подал голос Аластор, не способный долго предаваться унынию. Вытянув здоровую ногу, он толкнул Конана: – Конан! Эй, очнись!
Конан, за время недолгого житья в Шадизаре успевший смириться с потерей имени, не сразу понял, что обращаются именно к нему.
– С меня долг, – невозмутимо заявил Аластор. – Только в пределах разумного. Ши, хватит изображать фонтан! Извини, от тебя несет, как от дохлой клячи, денька три жарившейся на солнце. Когда выберемся, напомни, чтобы я тебя охолостил, ты этого вполне заслуживаешь, ибо от тебя, как выяснилось, все равно никакого толку. Хисс! – цепляясь за гладкую стену, взломщик поднялся на ноги, допрыгал до Хисса и пощелкал пальцами у него перед глазами. – Хисс, время делать деньги! Кошки, убежали, мыши отправляются гулять! Кто-нибудь видит шкатулку синего цвета? Ау! Кто меня слышит, отзовитесь!
Искомая шкатулка валялась рядом с Джаем. Ее подняли, отряхнули от пыли и вручили Альбриху. Приподняв крышку, гном глянул внутрь и внезапно запыхтел, точно сердящийся еж. Сквозь пыхтение донеслось:
– Господин Джай!
Проныра, которого считанные разы в жизни именовали «господином», немедля вырос в собственных глазах по меньшей мере на длину пальца.
– Я буду платить вам в… в три раза больше, – природная скупость гномьего племени вынужденно отступила, но немедля отвоевала себе новые позиции: – Если впредь вы согласитесь выполнять мои поручения.
– Всякий раз рискуя быть съеденными, зарезанными, утопленными и разделанными на кусочки? – въедливо уточнил Джай.
– Риск – неотъемлемая часть вашего, как вы изволили выразиться, занятия.
Старый гном, как выяснилось, отлично знал язык людей и умел говорить на нем без всяких ошибок. Джейвар растерянно оглянулся, не зная, как поступить. Служба у обитателей Чамгана сулила небывалую выгоду, но если каждый раз придется переживать эдакую свистопляску, когда неизвестно, что тебе свалится на голову в следующий миг? Наверное, разумнее сесть и обдумать предложение всем вместе. Да, так и ответим: надо поразмыслить.
– Один вопрос, – Хисс поднял голову, откинув назад рыжие пряди, и намертво сцепил руки перед собой в замок, чтобы не тряслись. Однако с голосом он ничего поделать не смог, потому говорил, слегка заикаясь: – Что случилось с Ларком и его ребятами? Они тоже выполняли для вас поручения? Куда вы их засунули? В царство мертвых?
– Не знаю никакого Ларка, – отрезал Альбрих.
Джай недоуменно нахмурился, пытаясь сообразить, к чему клонит Хисс. Ларк? Какой Ларк? Тип, звавший себя Белой Гончей? Разве с ним что-то произошло?
Раньше он забегал в «Нору» на огонек. В последнюю луну запропал, так мало ли хлопот у человека?
– Хорошо, спрошу по-иному – кому принадлежит дом, который мы навестили? – не отставал Хисс.
– Какая разница? – сухо ответил гном.
Он наклонился, поднял фонарь и, полностью отодвинув заслонку, посветил в конец коридора. Дверь с медной кошачьей мордой исчезла. Подземный ход теперь завершался тупиком.
– Иногда проще не задумываться над тем, что видишь, – многозначительно провозгласил Альбрих. Его торжественную речь испортил зашедшийся в надрывном кашле Ши.
– Пойдем отсюда, – здраво предложил Конан, поднимаясь и заставляя разогнуться скорчившегося в три погибели Ши.
Альбрих повернулся, и, не говоря больше ни слова, зашагал по подземному ходу, переваливаясь на коротких ногах. Раскачивающийся фонарь бросал на непроглядно-черные стены размытые светлые блики.
– Дать бы ему по черепушке за то, что втянул нас в эдакую заварушку, – приглушенно высказал общее кровожадное желание Хисс. – Так ведь на следующий день заявится орава его ближних и дальних родственников с топорами наперевес, и потребует возмещения – хоть золотом, хоть жизнью. Джай, на кой ты согласился и нас с собой потащил? Острых ощущений недоставало?
Ответ Джейвара вряд ли заслуживал названия вежливого или вразумительного.
Его горячий неразборчивый монолог не прерывался вплоть до возвращения маленького сообщества на склад господ Фарсула и Компаньонов.
Только там, получив с гнома положенную мзду, заявив, что никогда более не свяжется с подгорным народцем и дав невнятное обещание подумать над предложением Альбриха, Проныра слегка успокоился.
Они расстались возле Трезубца: гном посеменил к стенам Чамгана, люди, поддерживая друг друга, направились к дому, то есть к трактиру «Уютная нора». Стоило Альбриху исчезнуть из вида, как Ши, словно по волшебству, перестал давиться рвотой и жаловаться на раскалывающуюся голову. Джай заподозрил, что воришка устроил это преставление с некоей целью и, добившись ее, унялся. Неужели у Ши хватило глупости стащить что-то у гнома? Впрочем, руки у Ши орудуют независимо от головы – сперва крадет и только затем смотрит, что именно прихватил.
Взгляд в будущее: Аристократка
Огромная дорожная карета, называемая в Аквилонии «шермез», вся в завитушках, позолоте и гербах, ранним летним утром вползла в Карпашские ворота славного города Шадизара. Карету тянула шестерка внушительного вида немедийских тяжеловозов соловой масти, чьи подкованные копыта выбивали в песчаной почве углубления размером с хорошую тарелку.
Дремлющие на ходу стражники вечерней смены и раздраженные необходимостью приступать к выполнению долга стражники утренней смены высыпали из караульного помещения и столпились в отдалении, взирая на явившееся чудо со смесью недоверия и восторга. Нищие, разворачивавшие драные коврики и расставлявшие чашки для подаяний, позабыли всегдашние ссоры из-за лучших мест, замолчали и выпученными глазами уставились на блистательный, хотя и несколько запыленный экипаж. Две зевавшие девицы легкого поведения, молочница и водовоз, направлявшиеся по своим делам, остановились и недоуменно потрясли головами, точно не веря увиденному.
Тяжеловозы протащили отчаянно скрипевшую обитыми железом колесами карету через въездную арку и послушно замерли напротив входа в изрядно обветшавший одноэтажный дом, принадлежавший таможенной управе. На красноречиво требовавшее ремонта перекошенное крыльцо выскочил предупрежденный кем-то из подчиненных капитан стражи и застыл, разинув рот и ошалело, моргая.
Вслед за каретой показались сопровождающие – десяток мрачно настроенных громил, лязгавших роскошными позолоченными доспехами офирской чеканки (таможенник громко сглотнул, подавившись завистью), щеголявших алыми плащами с вышитыми гербами и восседавших на длинноногих породистых конях, выращенных на холмах Зингары. Всадники косились вокруг с плохо скрываемым отвращением. Судя по тому, как они держались в седлах и вели себя, компания точно не вчера узнала, с какой стороны рукоять у меча и никогда в жизни не опускалась до подрабатывания вышибалами в кабаках.
Старший отряда – плотного сложения коротко стриженный блондин со взглядом наемного убийцы, которому давно приелось его ремесло – поравнялся с дверцей шермеза и коротко кивнул одному из головорезов. Тот тронул коня с места, подъехал к крыльцу и сверху вниз глянул на обалдевшего капитана таможни.
– Ты заправляешь этой лавочкой? – равнодушно поинтересовался он.
Таможенник судорожно закивал, ибо язык решительно отказывался шевелиться.
– Госпожа, три ее дамы, десять человек стражи, шестнадцать лошадей, – лениво перечислил охранник, смотря поверх головы шадизарского вояки. – Товаров на продажу нет, цель поездки – визит госпожи к ее друзьям. Сколько?
– Чего – «сколько»? – растерянно пробормотал таможенник.
– Сколько за въезд в сточную канаву, которую вы зовете городом? – у телохранителя неведомой дамы хватило сил проявить снисходительность.
– Э-э… – ожившая часть разума капитана робко заикнулась о том, что стоит увеличить положенную мзду разика так в три, но по здравому размышлению признала эту идею негодной. – Э-э… Сто двадцать туранских империалов, господин. Или, если предпочитаете, двести немедийских талеров… – к концу краткой речи осипший голос таможенника превратился в точное подобие овечьего блеяния.
Охранник вытянул из-за пояса увесистый кожаный мешочек и с видом величайшего одолжения выпустил его из руки. Таможенник не успел поймать кошель, и тот плюхнулся в пыль. Нагнуться и подобрать замориец не решился, поедая стражника взором преданной собаки.
– Где тут самая приличная гостиница? – сквозь зубы процедил человек в алом плаще.
– Э-э… – на капитана таможни опять напала немота, но, совершив нешуточный подвиг, он сумел внятно произнести: – Прямо по этой улице, господин, третий поворот налево и немного вверх по склону. Называется «Рубиновая лоза»…
Договаривал он в пустоту – охранник толкнул коленями лошадь, одарившую таможенника надменным фырканьем, и возвратился к своим. Возница, выслушав указания, защелкал вожжами по крупам тяжеловозов, те вздохнули, налегли на постромки и повлекли карету далее.
Площадь перед Карпашскими воротами, напоминавшая выставку раскрашенных гипсовых фигур, ожила, как по мановению магического жезла. Нищие, шлюхи и торговцы вспомнили, что намеревались заняться приготовлениями к начинающемуся дню, караульные, обменявшись утренними сплетнями, разошлись, а капитан стоял на крыльце и смотрел вслед шермезу и его эскорту, промелькнувшим, как сказочное видение.
Его заставило очнуться настойчивое подергиванье за рукав. Обернувшись, он увидел затуманенные и съехавшиеся от удивления к переносице глаза одного из своих десятников.
– Кто это был? – десятник поднял мешочек с деньгами и всучил его пребывавшему на грани яви и сна начальнику.
– Понятия не имею, – честно признался таможенник, и тяжелый кошель снова выскользнул из его ослабевших пальцев.
Чуть позже он вошел в убогую комнатку, служившую ему приемной, раскрыл потрепанную книгу записи проезжающих, присовокупив к ней обгрызенное перо и грязную баночку, на дне которой бултыхались остатки чернил. Закусив от мысленного напряжения губу, он коряво вывел на чистой странице: «Неизвестная дама с десятью сопровождающими приехала к друзьям» и вяло прикинул, какова может быть на вид эта женщина. Она ведь даже не соизволила выглянуть из затянутого плотной парчовой занавесью окна своей повозки.
В мешочке оказались офирские золотые – ровно пятьдесят монет. Пересчитав их на империалы Турана, таможенник получил сумму, в три раза большую, и счел, что двадцать утаенных империалов вполне удовлетворят его пострадавшее высокомерие, а остальные десять можно пожертвовать в пользу караульных.
Содержатель гостиницы «Рубиновая лоза» удивился неожиданным визитерам не менее стражей у Карпашских ворот, но быстро смекнул, что будущий доход напрямую зависит oт его расторопности. Потому Варрин рявкнул на прислугу, велев готовить лучшую комнату, рассыпался в любезностях перед мрачным главой охраны приехавшей госпожи и поспешил лично засвидетельствовать свое почтение благородной гостье.
Шермез возвышался посреди двора, вокруг него мельтешила свора конюхов, распрягавших тяжеловозов и хлопотавших возле коней эскорта.
Хозяин «Лозы» понимающе глянул на доспехи охранников, затем на увенчанный графской короной Офира герб на дверцах кареты, оценил количество и тяжесть сундуков, перетаскиваемых слугами в дом, и положил себе не забыть накинуть к общему счету постояльцев сотню-другую империалов. Кажется, с сегодняшнего дня на гостиницу начнет изливаться золотой дождь.
Предводитель стражи с необычной для такого головоруба вежливостью постучал ладонью по зашторенному окну экипажа и распахнул дверцу.
Наружу выпорхнули – иного слова и не подберешь – три прелестные юные особы. Зашелестели складки одеяний и полился звонкий поток непрерывного щебета: дамы с любопытством молодости озирались вокруг, считая своим долгом высказать мнение обо всем увиденном. Охранник нахмурился, девицы немедля примолкли, встали полукругом возле открытой дверцы и склонились в нижайшем поклоне.
Варрин подобрался поближе. Сейчас появится таинственная госпожа, обеспеченная женщина, которая зачем-то решила наведаться в самый неустроенный и опасный город Материка – Шадизар, и он хотел непременно ее увидеть.
Она неспешно спустилась по ступенькам откидной лесенки, опираясь на руку охранника, благосклонно кивнула потерявшему дар речи владельцу «Лозы», обвела взглядом двор, где каждый из присутствующих невольно вытянулся в струнку, и прошествовала в дом. Свита потянулась за ней.
Когда они скрылись за дверьми, Варрин перевел дух, поймав себя на том, что ему очень хочется грохнуться на колени и во всеуслышанье проорать что-нибудь эдакое, вроде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32