А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Освальд был спокоен, расслаблен и казался довольным. Графиня Эммануэль пыталась затмить всех в зале своим блеском, и Клотильда уже восторженно распиналась о ее шлейфе длиной двадцать футов с вышитым на нем генеалогическим древом императорского рода и пересекающейся с ним веткой фон Либевицев, о ее ожерелье из трехсот отборных сапфиров и о глубоком вырезе лифа ее золотистого платья.
Женевьева пришла к заключению, что в облегающие одежды графини подложены подушечки. Никакая женщина не смогла бы заполнить своими настоящими прелестями такое количество китового уса и шелка.
Когда генеральная репетиция окончилась, к пиру присоединились избранные члены труппы. Вошел Детлеф, неловко ведя под руку Лилли Ниссен, и актрису представили двору. Кое-кто из выборщиков был воспитан настолько хорошо, что покраснел, а другие – настолько плохо, что открыто пустили слюну. Женевьеве доставили удовольствие откровенно ненавидящие взгляды, которыми обменялись Лилли и графиня Эммануэль. Их одеяния соперничали друг с другом в безвкусии и неудобстве. Лилли не могла тягаться с родом фон Либевицев в том, что касалось стоимости, хоть на ней было достаточно драгоценностей, чтобы затмить старую ведьму, но она, безусловно, могла демонстрировать больше розовой кожи сквозь разрезы на платье и чулки в сеточку. Графиня и актриса поцеловали одна другую в щечку, не касаясь губами кожи, и сделали друг другу комплименты по поводу того, как молодо они выглядят, брызжа ядом при каждом слове.
«И это меня-то называют кровопийцей», – подумала Женевьева.
– Вы знаете, – обратилась Женевьева к Клотильде, постоянно забывающей, что ей еще нет восемнадцати, – я, наверно, единственная женщина в этом зале, которой никогда не приходится лгать насчет своего возраста.
Девушка нервно хихикнула. Женевьева поняла, что оскалила клыки, и с притворной скромностью поджала губы.
– Я знаю, сколько вам лет, – заявил Люйтпольд. – Из баллады про Освальда и Женевьеву. Вам шестьсот тридцать восемь.
Клотильда поперхнулась разбавленным водой вином, изрядно попортив платье.
– Это было двадцать пять лет назад, ваше высочество, – отозвалась Женевьева.
– А, тогда вам должно быть… – Люйтпольд прижал язык к щеке, считая в уме: – …Шестьсот шестьдесят три.
– Вот это верно, ваше высочество. – Она подняла бокал в знак одобрения; но не поднесла его к губам.
Трапеза была окончена, и компания поднялась. Клотильда держалась от нее как можно дальше, и Женевьеве стало немножко жаль девочку. Она напомнила ей одну из сестер, Сириэль.
Люйтпольд был теперь очень заботлив.
– Давайте сходим, поговорим с папой. Он терпеть не может Миденхейм и Талабхейм. Он захочет, чтобы его спасли.
Будущий Император сопроводил ее к кучке высокопоставленных лизоблюдов, собравшихся вокруг Карла-Франца. Лилли из кожи вон лезла, чтобы привлечь внимание несговорчивого на вид молодого мужчины, который, как полагала Женевьева, был выборщиком Зюденланда, но не слишком преуспела. Графиня Эммануэль хлопала ресницами в сторону Детлефа. В Южных Землях Женевьева видела огромных черных кошек, вполне мирно уживавшихся друг с другом над останками оленя, а потом рвущих в кровавые клочья лоснящиеся шкуры соперниц. Теперь, когда графиня и Лилли мурлыкали друг с другом, она будто видела выпущенные из мягких подушечек когти.
Женевьева чувствовала себя в этой компании ребенком. Их взаимоотношения были такими сложными, а то, что она читала на поверхности их разума, настолько резко противоречило тому, что они говорили. Однако это было не хуже, чем двор Первого Дома Парравона. А о Карле-Франце у нее сложилось мнение едва ли не лучшее, чем о любом другом наделенном властью человеке, которого она когда-либо встречала.
Благоразумно пригласили музыкантов Хуберманна, и начались танцы. Не веселые и страстные, как на вечеринке бедного Руди, но утонченный ритуал, лишь слегка изменившийся с тех времен, когда она еще девочкой ровесницей Люйтпольда – разучила его. Он не имел никакого отношения к удовольствию, это была церемония и подтверждение места каждого танцора в непоколебимом мировом порядке. В отсутствие жены Карл-Франц повел танец с графиней Эммануэль, и вид у него был куда более веселый, чем у нее, после того как он заглянул ей в ложбинку между грудей.
Освальд сослался на усталость после похода и сел за свой стол. Лилли навязалась выборщику из Зюденланда, который лениво наступал ей на ноги и упрямо не попадал в такт. Детлеф пригласил Женевьеву, но она пообещала первую павану другому.
Люйтпольд был рослым для своего возраста, поэтому они славно танцевали вместе – самый юный и самая старая в этом зале. Она коснулась его разума и ощутила, как он взволнован этим событием. Он предвкушал спектакль и новую охоту с дядей Освальдом. В дальнейшем его ожидали Империя и корона, но сейчас ему было не до них. Она обнаружила, что льнет к этому обыкновенному мальчику в нарядной одежде, чувствуя в нем надежду на будущее, до которого она неизбежно должна была дожить.
Детлеф увел ее у наследника Империи, и она поняла, что он столь настойчив отчасти потому, что хотел быть с нею, а отчасти – оттого, что заподозрил о ее намерениях насчет Люйтпольда. Молодая кровь могла быть такой соблазнительной.
Они танцевали вместе до конца вечера. В какой-то момент Освальд выскользнул из зала. Женевьева почувствовала его отсутствие не так остро, как присутствие Детлефа, и они продолжали держать друг друга в объятиях.
После пира она оставалась возбужденной, но неудовлетворенной. Теперь ее томила жажда. А рядом был Детлеф с текущей по жилам горячей кровью.
Этой ночью в спальне Женевьевы Детлеф отдал себя ей. Она расстегнула его куртку и сняла ее, потом распустила шнуровку на его рубашке. Его руки были у нее в волосах, его поцелуи – на ее челе. Она деликатно прокусила острыми зубами дырочку в складке кожи у Детлефа на шее, лишь чуть задев главную артерию, и посмаковала на языке кровь гения. В его крови было все то, чем был он сам. Жадно глотая бьющую ключом алую жидкость, она узнавала о его прошлом, его будущем, его секретах, его страхах, его амбициях. Потом она присосалась к нему, как пиявка, пока он отвечал на ее ласки, и пила жадно, пачкая губы. Кровь была теплая и соленая, Женевьева глотала ее, и она приятно стекала по задней стенке глотки.
Она позабыла про Освальда фон Кёнигсвальда и прильнула к Детлефу Зирку.

VII

Вечный Дракенфелс пристально глядел на свое скрытое под маской лицо в зеркале, всматривался в недобрые глаза, наслаждаясь могуществом, которое, он чувствовал, пробуждается в нем. Он согнул руки, ощущая силу, разливающуюся по мышцам вместе с током крови. Он провел заостренным языком по длинным зубам. Тело его под доспехами было мокрым от пота после недавнего напряжения. Он так близок к цели. Нужно выпить воды, восполнить потерю жидкости. У зеркала стояли кувшин и кубок. Он сдернул маску с лица…
…и Ласло Лёвенштейн налил себе воды.
– Потрясающе, Лас. Ты был просто ужасен! – Этот идиот Жесснер хлопнул его по спине. – У меня кровь застыла в жилах.
– Благодарю.
Скоро Лёвенштейну не придется соблюдать вежливость, не придется кланяться никому, ни императору, ни директору. Он смотрел на маску в своей руке и видел свое настоящее лицо.
Когда Жесснер ушел, он принялся снимать грим, наложенный вокруг глаз. Потом подновил тонкий слой румян, которые накладывал на лишенное красок лицо. Завтра ему не нужно будет прибегать к этому обману, он сможет показать себя таким, какой он есть. Изменения пока еще в основном скрыты под кожей, но скоро новые кости проткнут ее насквозь. Скоро доспехи Великого Чародея придутся ему по-настоящему впору. Скоро…
Спустя долгое время после того, как все разошлись из гримерных, Лёвенштейн ушел тоже. Он направился в ту часть крепости, где ждал его покровитель. Работа предстояла большая, но Лёвенштейн уже научился ловко справляться с ней.
Человек в маске стоял над трупом, скрестив руки на груди. Никого из духов при нем не было.
– Кости, – проговорил покровитель. – На этот раз нам нужны кости.
Ножи Лёвенштейна работали быстро. Он искусно срезал филе с Антона Вейдта, отделяя мясо от костей, и вскоре остался один голый скелет. В красной мякоти обнаружились волокнистые комки какой-то черной дряни, он такого никогда раньше не видел, но они разрезались ножом, как обычное мясо.
– Не забудь глаза.
Два движения, и дело было сделано. Лёвенштейн представил, как покровитель улыбается под маской.
– Хорошая работа, Лёвенштейн. Мы почти собрали все целиком. Сердце, мясо, кожа, жизненно важные органы, кости. От госпожи вампирши нам понадобится кровь…
– А от великого принца? От убийцы Чародея?
Человек в маске помедлил.
– От него, Лёвенштейн… от него мы возьмем все.


ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

I

Час до поднятия занавеса. Ничто в целом мире не сравнимо с ним. Любая эмоция усилена тысячекратно. Зуд в местах любовных укусов, скрытых теперь под высоким воротником костюма принца Освальда, возбуждал его. Воздух гримерных был заряжен электричеством. Он сидел в кресле, накладывая грим, успокаивая себя, вживаясь в роль. Двадцать пять лет назад принц Освальд одержал свою величайшую победу в главном зале замка Дракенфелс. Сегодняшней ночью сражение повторится, но это станет победой Детлефа Зирка.
Он был юным Освальдом, собирающим воедино всю свою отвагу, перед тем как осмелиться бросить вызов Великому Чародею.
Он потирал свежевыбритый подбородок и теребил усы. Бутылка вина неоткрытой стояла на столе. Записки с пожеланиями удачи лежали разложенные по степени значимости. Тут было даже сдержанное послание от выборщика Миденланда, который, должно быть, молил богов, чтобы Детлеф споткнулся о меч в первом же выходе и порвал штаны в любовных сценах. Он бросил взгляд через плечо, на сгорбленную тень, которую заметил в зеркале. Сгорбленную тень там, где никого не должно было быть.
Это был небрежно брошенный плащ. Он взял его, свернул и отложил в сторону. Маленькое кресло Варгра Бреугеля было пусто.
– Ради тебя, друг мой, – поклялся Детлеф. – Не ради Императора, не ради Освальда. Ради тебя.
Детлеф попытался представить, что Бреугель здесь, но тщетно. Никого не было.
Он нервничал, но чувствовал себя нормально. Он знал, что шестичасовое представление потребует от него величайшего напряжения всех сил. Он опасался, что Женевьева высосала из него слишком много энергии. С другой стороны, после ее поцелуев он чувствовал себя бодрее вдвое, словно она поделилась с ним своей силой. Он ощущал, что способен вынести тяжесть этой роли. Он обладал запасом сил, чтобы произносить длинные монологи, участвовать в энергичных и зрелищных сценах схваток, соперничать с присутствующим на сцене великолепным Ласло Лёвенштейном.
Он даже сможет преодолеть отвращение и изобразить любовь к Лилли Ниссен.
Детлеф Зирк покинул комнату и направился к своим актерам. Иллону Хорвата жутко тошнило.
– Все в порядке, – выдохнула она между спазмами. – У меня всегда так. Это хорошая примета. Честно.
Рейнхард Жесснер наносил пробные удары мечом.
– Осторожно, – сказал Детлеф, – не согни его.
Актер склонился в поклоне, насколько мог это сделать в куртке с подложкой и с фальшивым брюхом. Он отсалютовал директору:
– Вы правы, мой принц. Знайте же, что я, Руди Вегенер, Король Разбойников, буду верно служить вам. До самой смерти.
С момента гибели Руди Жесснер бросил все силы на эту роль, почти как Лёвенштейн, будто пытаясь вернуть старика к жизни своим исполнением.
Гесуальдо закачивал свиную кровь в пузырь у себя под мышкой и при этом насвистывал, бросая вызов старинному суеверию. При виде Детлефа он вскинул большие пальцы вверх.
– Никаких проблем, шеф.
– Где Лилли? – спросил Детлеф у Джастуса.
– Ее весь день никто не видел. Наверно, у себя в гримерной.
– А не мог туда просочиться выборщик Зюденланда?…
Бывший жрец улыбнулся:
– Точно нет, Детлеф.
– Ладно. Надеюсь, разочарование пойдет ей на пользу. Может, тогда это чудовище начнет, наконец, играть.
Джастус, у которого с шеи свисала горгулья, шлепнул его хвостом бутафорской твари.
– Далеко мы ушли от крепости Мундсен, а?
– Это точно. Ни пуха, ни пера.
– К черту.
Взвился пронзительный вопль. Детлеф посмотрел на Джастуса, а тот с изумлением уставился на него. Еще один вопль. Они доносились из гримерки Лилли.
– Пресвятой Ульрик, что за напасть на этот раз?
Из комнаты вылетела костюмерша Лилли, визжа, как сумасшедшая, с окровавленными руками.
– О боги, она убила эту суку!
Джастус удерживал скрючившуюся, скособоченную женщину, успокаивая ее. Детлеф протиснулся в гримерную. Лилли в костюме Женевьевы стояла посреди комнаты, струйка крови стекала с ее лица на грудь и дальше на пол. Она потрясала в воздухе кулаками и вопила во всю мощь своего изрядного голоса.
Поклонник прислал ей подарок.
Детлеф попытался угомонить истеричную актрису. Когда это не удалось, он с великим удовольствием надавал ей пощечин. Она кинулась на него, пытаясь вцепиться в горло, и ему пришлось удерживать ее борцовским захватом.
– Я знала, что ни за что не должна была ехать сюда. Если бы не Освальд, я бы в жизни не стала иметь с вами дела, вы, ничтожнейший из мерзких, вы, свинячье дерьмо со змеиным жалом, вы, пиявочное отродье!
Она, рыдая, рухнула на диван и не позволяла себя утешить. Детлеф повернулся к месиву на полу и сразу понял, что произошло.
Это было нечто вроде «Джека в коробочке», игрушки, выскакивающей, когда открывается крышка. Когда коробку открыли, она выбросила свое содержимое прямо на Лилли Ниссен. И содержимое это было слишком узнаваемо. В коробке лежало лицо. Безглазое лицо Антона Вейдта.
– Я не должна была этого делать! Я не буду это делать! Вы не можете меня заставить! Я покидаю это проклятое место сей же час, сию же минуту!
Лилли завопила на свою костюмершу, и бедняжка высвободилась из рук Джастуса. Она принялась укладывать вещи актрисы в раскрытый дорожный сундук.
– Лилли, представление начинается через час. Вы не можете уехать!
– Берегитесь, вы, навозный червяк! Я не собираюсь оставаться здесь, чтобы меня убивали и оскорбляли!
– Но, Лилли…
По труппе распространилась весть об очередной катастрофе. У дверей гримерной Лилли толпился народ, глазея на пребывающую в полном беспорядке звезду и разбросанные повсюду окровавленные потроха. Появившийся Лёвенштейн, в полном костюме, кроме маски, спокойно наблюдал. Детлеф смотрел на актера, понимая, что, если Лилли предаст их всех, будет уничтожена и его карьера.
Лилли уселась, скрестив руки, и следила, как костюмерша собирается, отрывисто отдавая распоряжения плачущей женщине. Она соскребала кровь с лица и стерла наполовину наложенный грим. Потом вытащила изо рта клыки один за другим и швырнула их на пол.
– Вы все! – взвизгнула она. – Вон отсюда! Я уезжаю!
Ее великан-раб толкнул Детлефа в грудь, и у того возникло ощущение, что ему лучше убраться из комнаты.
Он привалился к стене в узком переходе между гримерками и сценой. Все шло прахом! И Лилли Ниссен вновь бросала его. Он больше никогда не получит возможность ставить пьесы. Он должен будет почитать за счастье роль копьеносца в провинциальной постановке какой-нибудь десятиразрядной трагедии. Друзья покинут его быстрее, чем гребцы тонущую галеру. Придется отдать все, что у него есть, чтобы избежать крепости Мундсен. Он видел, как мир рушится вокруг него, и прикидывал, не лучше ли подписать контракт с какой-нибудь отправляющейся в Северные Пустоши на верную гибель экспедицией да и покончить на том.
– Кто-то оставил это для нее, – сообщил ему Джастус. – Оно было завернуто как подарок, платье или что-нибудь еще. А на печати был герб.
– Здорово. Кто-то хочет погубить пьесу еще до того, как поднимется занавес.
– Вот. – Жрец подал ему измятый и окровавленный клочок плотной бумаги. Это был обрывок записки, написанной неразборчивыми каракулями, и смазанная печать. Детлеф узнал ее, эту стилизованную маску.
– Дракенфелс!
Должно быть, у Великого Чародея все еще оставались здесь сторонники, в отчаянии решившиеся ради защиты репутации своего хозяина положить конец этому воспроизведению истории его гибели. Лёвенштейн спокойно стоял в стороне, ожидая распоряжений своего директора. Джастус, Жесснер, Иллона Хорвати, Гесуальдо и остальные притихли, глядя на него. Он мог бы все бросить и сбежать, растеряв остатки собственного достоинства. Или мог начать спектакль, просто не обращая внимания на отсутствие главной героини. Или…
Детлеф разорвал бумагу в клочья и поклялся Сигмару, Верене, всем богам, Императору, великому принцу, Варгру Бреугелю и себе самому, что, с сукой Лилли или без, «Дракенфелс» состоится.
Толпа расступилась, кто-то шел сквозь нее, сияя прекрасным личиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24