Доверенный человек принца завопил, когда монстр подошел к нему. Бреугель загрохотал цепями и с силой ударил своего мучителя по лицу. Он продолжал увеличиваться в размерах, на коже его появились трещины. Глаза выпучились, словно фурункулы. Он глубоко вздохнул, наполняя легкие воздухом.
Детлеф отступил, чтобы его не забрызгало. Палач пошатнулся и, пытаясь удержать равновесие, схватился за полную раскалённых углей жаровню. Он взвыл, когда его рука начала поджариваться. Бреугель с могучим вздохом развалился на куски.
– Желаю удачи с пьесой, – произнес Варгр Бреугель, умирая.

IV

Когда тремя днями позже прибыл отряд Императора, положение было настолько близко к нормальному, насколько возможно. Детлеф лично руководил погребением Варгра Бреугеля и проинформировал Хенрика Крали, чтобы тот, ради своего же блага, не попадался ему на дороге. Крали развесил объявления о том, что Бреугель и был убийцей, и бубнил своим людям, что каждый день, прошедший без очередного зверства, доказывает его правоту. Если у карлика и имелись сообщники, управляющий не слишком-то усердствовал в их розыске. Частным образом он высказывал мнение, что голоса, которые они слышали в комнате, где был убит Менеш, принадлежали демонам, которых вызывал Бреугель своим нечестивым ритуалом.
Был Бреугель убийцей или нет, но труппа очень сожалела о нем. Детлеф отменил утреннюю репетицию, чтобы все могли присутствовать на похоронах его заместителя. Детлеф похоронил его на горном склоне, за стенами крепости. Джастус, как-никак духовное лицо, прочел молитву, а Детлеф произнес краткую речь. Единственной персоной, не замеченной на похоронах, была Лилли Ниссен, да и на репетициях ее в последнее время особо не видели. У Бреугеля было больше друзей, чем он думал. Детлеф поклялся, что, когда приедет Освальд, он поквитается с Крали, которого считал убийцей своего друга.
Представление уже обрело свои окончательные очертания. Детлеф целый день просидел на репетиции, ничего не дополнив, не исключив и не изменив ни в одной роли, и вся труппа разразилась восторженными криками. Он достал свою исчерканную каракулями рукопись и объявил, что работа над текстом закончена. Потом он прочитал пятидесятиминутную лекцию о наиболее сильных сторонах пьесы, стращая, укоряя, льстя, обхаживая тех, кто заслуживал того, и приведя в восторг своих сторонников разговорами о духе их спектакля. Наблюдая из зала – в роли его заменял дублер, – Детлеф отметил, что единственным пустым местом оставалась Лилли, и с этим действительно ничего нельзя было поделать. По крайней мере, выглядела она потрясающе, с зубами или без, и ее мрачность можно было легко принять за отстраненность нежити, даже если это не соответствовало характеру пьесы и ожиданиям любого, кто встречал настоящую Женевьеву Дьедонне. О своей игре он сказать ничего не мог. Это была одна из задач Бреугеля – не давать ему покоя как актеру, тогда как сам он мог быть слишком поглощен другими деталями постановки. Он надеялся, что его друг не будет слишком строго судить его из загробного мира, и старался воздерживаться от переигрывания, на что постоянно указывал ему Бреугель.
Когда ранним утром появились гонцы, возвестившие о скором прибытии Императора и выборщиков, Детлеф был настолько уверен в успехе, что отменил дневную репетицию и разрешил членам труппы заниматься своими делами. Отдохнув и расслабившись, они станут играть лучше. И он знал, что они будут ему благодарны за возможность поглазеть на богатых и знаменитых людей. Не одна юная актриса или музыкант исчезли сейчас в своих спальнях, извлекая на свет самые соблазнительные и/или откровенные наряды, в надежде заполучить богатого покровителя из императорской свиты.
Император Карл-Франц въехал в замок Дракенфелс во главе каравана, Освальд – теперь великий принц Освальд – чуть позади него, рядом с сыном императора Люйтпольдом, изо всех сил старавшимся не отставать. Император помахал рукой, и собравшиеся актеры приветствовали его громкими возгласами. Остатки каравана проскрипели и прогрохотали через ворота замка, и внутренний двор заполонили конюхи, кучера и слуги. Благородные персоны покинули кареты и были препровождены в роскошные апартаменты, приготовленные для них в противоположном от занятого актерами крыле крепости. Детлеф услышал, как Иллона Хорвати с завистью обсуждала до смешного обвешанный драгоценностями дорожный наряд графини Эммануэль фон Либевиц. Он узнал выборщика Миденланда, который отвел взгляд и, бледный, устремился прочь, на поиски уборной. Некоторые плохо переносят дорогу. Крали опередил Детлефа и первым заговорил с Освальдом. Он кратко отрапортовал, и актер увидел, что лицо выборщика сделалось серьезным.
Освальд подошел к Детлефу, оставив Крали разбираться с толпой вновь прибывших стражников.
– Скверное дело.
– Да, ваше высочество, и ваш слуга сделал его еще хуже.
Освальд был мрачен.
– Я тоже так думаю.
– Варгр Бреугель был ни в чем не виновен.
– Но все же он был измененный.
– Это само по себе не является преступлением.
– Теперь, возможно, нет. Общество меняется. Тем не менее, я уверяю вас, что на этом дело не закончится. Будут предприняты шаги. Вам сообщат.
Юный Люйтпольд подбежал к Освальду и взволнованно потянул его за плащ. Потом он заметил Детлефа и из нормального мальчишки, которого втиснули в дурацкую солдатскую форму, превратился в маленького аристократа с соответствующими манерами и осанкой.
– Люйтпольд из рода Вильгельма Второго, позвольте представить вам Детлефа Зирка.
Зирк поклонился, взмахнув рукою перед собой. Мальчик ответил тем же.
– Для меня это большая честь, ваше высочество.
Выполнив свой долг, Люйтпольд вновь перенес внимание на Освальда.
– Покажите мне, где вы победили чудовище, Освальд. И где вашего учителя убил гном Ули, и где горгульи вылетели из стен…
Освальд засмеялся, но не особенно весело.
– Это может подождать до представления Детлефа. Вы все узнаете из него.
Будущий Император умчался прочь, один шелковый чулок у него сбился и сполз на щиколотку. «Освальд больше похож на гордого родителя, чем Карл-Франц», – подумал Детлеф. Потом великий принц снова посерьезнел, словно осознав вдруг, куда вернулся.
– Знаете, а мы не проходили через внутренний двор, – сказал он. – Я увидел его лишь потом, при свете солнца. Мы вошли через ворота над пропастью, которые находятся в том крыле замка.
Он указал. Днем Дракенфелс был всего лишь обычной горной крепостью. Ужас выползал наружу лишь ночью.
– Там я и увидел Сиура Йехана, моего самого давнего друга, с вырванным горлом, из которого вытекала последняя кровь.
– Мы все потеряли друзей, ваше высочество.
Освальд уставился на Детлефа, точно впервые увидел его.
– Простите. Значит, это место потребовало новых жертв. Иногда я думаю, что следовало бы снести крепость и разбросать ее камни, а после засыпать это место солью и серебром.
– Но тогда вы не смогли бы устроить здесь этот спектакль.
– Наверно, нет.
Детлеф не мог не заметить, что Освальд, казалось, сильнее огорчен гибелью Сиура Йехана двадцать пять лет назад, чем смертями Руди Вегенера и Менеша на этой неделе. Аристократ стал более толстокожим со времени первого визита сюда. Юный герой из пьесы Детлефа был похоронен внутри опытного политика, важного государственного деятеля.
К ним приблизился энергичный человек в самом начале средних лет. Он снял церемониальное одеяние, и Детлефу понадобилось некоторое время, чтобы узнать его в простом черном дорожном костюме.
Император Карл-Франц из Дома Вильгельма Второго протянул руку. Детлеф не знал, пожимать ее или целовать, и предпочел сделать и то и другое. К своему изумлению, он сразу понял, что этот человек ему нравится.
– Мы наслышаны о вашей работе, Зирк. Надеюсь, вы не разочаруете нас завтрашней ночью.
– Постараюсь, ваше величество.
– О большем мы и не просим. Освальд, пойдемте к столу. Я умираю с голоду.
Карл-Франц и Освальд удалились рука об руку.
«Вот они, – подумал Детлеф, – гиганты, истинные боги, чьи прихоти изменяют ход наших жизней, из-за чьих ошибок гибнут тысячи, и чьи добродетели будут жить в веках. Подобно крепости Дракенфелс, они не кажутся такими значительными при свете дня».
Появилась Женевьева, прячущаяся за своими странными темными стеклами, и устремилась за Освальдом.
На миг Детлеф задумался, не называется ли то, что он сейчас испытывает, ревностью.

V

Пока Освальд развлекал Карла-Франца и выборщиков в одном крыле крепости, а Детлеф наблюдал за ходом генеральной репетиции в другом, Антон Вейдт готовился покинуть Дракенфелс. Он извлек оружие из тайников, устроенных в комнате, и почистил его. Он обернул моток веревки вокруг тощей талии. Он уложил еды на три дня в горах. И он позволил себе сигару, затягиваясь дымом и стараясь сдержать спазмы в груди.
Он человек неглупый. Эржбет мертва. Руди мертв. Менеш мертв. Он может последовать за ними. Леди вампирша и великий принц, может, и глупы настолько, чтобы остаться и накликать свою судьбу, но Вейдт уходит сейчас же.
Двадцать пять лет назад было то же самое. Конрадин мертв. Хайнрот мертв. Сиур Йехан мертв. Гном Ули мертв. Стеллан, маг, мертв. Другие, чьи имена он не мог даже вспомнить, мертвы. И Вейдт один в темноте, ожидающий смерти.
Иногда он гадал, не умер ли на самом деле в коридорах этого замка и не была ли остальная его жизнь лишь сном или ночным кошмаром? Чем больше точил его изнутри черный краб, тем сильнее он чувствовал, как его тянет обратно, к тем часам во тьме с медленно расползающейся по телу отравой.
Он часто просыпался по ночам в уверенности, что матрас под ним – это каменный пол замка Дракенфелс.
Может, прошли всего лишь минуты с того мига, как Освальд и другие оставили его умирать там? Может, он вообразил весь ход своей жизни в эти недолгие мгновения забытья? В темноте события двадцатипятилетней давности казались сном. Как он только мог поверить, что такое смутное, ничтожное существование было реальностью?
Эти тоскливые мысли – свидетельство того, насколько опасно это место. Он никогда не должен был возвращаться. Всех золотых крон Империи недостаточно, чтобы заставить человека совершить самоубийство.
Он хорошо выбрал время, когда Освальд занят своей пирушкой, а Детлеф – представлением. Повсюду стража, но они не подозревают, что кто-то попытается бежать. У него не должно возникнуть проблем. А если он все-таки наткнется на какого-нибудь неугомонного алебардщика, на то у него есть стреляющий дротиками пистолет и короткий меч.
На самом деле у него не было оснований считать, что он не мог бы просто сказать Освальду, что уходит, и покинуть Дракенфелс открыто. Но он не собирался зависеть от прихотей великого принца. Освальд с одинаковой легкостью мог и бросить его в тюрьму, и отпустить на свободу, и невозможно предположить, насколько важен Вейдт для живых картин принца.
Надев свою старую охотничью одежду, он покинул комнату и прокрался во внутренний двор. Двор был хорошо освещен, и в нем толпилось чересчур много воинов. Крали лично надзирал за караульными, фанатично посвятив себя обеспечению безопасности императорской свиты в попытке оправдать свои прежние действия. Огромные ворота были закрыты, и Вейдту, чтобы удрать, пришлось бы лезть через стену. Риск был слишком велик.
Надо было ему уходить из крепости тем же путем, каким они пришли сюда годы назад, через ворота на вершине скалы над пропастью. У него есть веревка, и руки у него цепкие, как прежде. Он мог бы перевалить через горы, удрать в Бретонию. Там Освальд нипочем не достанет его, и там достаточно преступников, чтобы его брюхо было сыто. Он старился бы среди бретонских девушек и бретонского вина, и, может быть, сердце его не выдержало бы этого изобилия и разорвалось раньше, чем краб убьет его.
Недели назад, когда они прибыли в крепость, он прошел по пути их первой экспедиции, отыскивая место, где лежал без чувств, пока Освальд убивал Дракенфелса. Он не сумел его найти. Один коридор казался похожим на другой. Теперь он проходил этот маршрут снова, только шел в обратную сторону, стремясь на волю. Он миновал прекрасный зал, где актеры заново воссоздавали сцену смерти Дракенфелса, потом медленно пошел по коридору, где Руди угодил в деревянные челюсти ловушки. Впереди были место его страданий, зал отравленного пира, камни горгулий, заколдованная дверь, которая убила Стеллана, и наружная стена.
Его боли в последние несколько дней поутихли. Удобное жилье и хорошая пища сделали свое дело. Роскошь успокоила его, и он сознательно игнорировал опасность. Но теперь толстый старый Руди умер, и однорукий Менеш, и бедная безумная Эржбет. Похоронены без глаз. Как и он, они должны были погибнуть здесь четверть века назад, но цеплялись за жизнь и после того, как их время вышло. Вейдт собирался цепляться чуть дольше, с чуть большим упорством.
Он брел уже многие часы, дольше, чем ожидал, отдыхая время от времени в укромных уголках. Генеральная репетиция, должно быть, уже закончилась, пир утих. Эта часть крепости была пустынна – точнее, заброшена, и никто не стоял между Вейдтом и безопасностью ночи за стенами. Руди нашли здесь. И комната, где с Менеша содрали шкуру, находилась всего лишь в нескольких поворотах коридора отсюда.
Теперь он снова чувствовал краба, чувствовал, как тот шевелится внутри него. Сердце в груди было тяжелым, как камень, суставы болели. Он был уверен, что под одеждой истекает кровью. Он должен сдерживать приступы кашля, чтобы не привлечь внимание стражников. Или кого-нибудь еще похуже.
Вейдт еле волочил ноги, словно шел вброд по густой грязи. И он вспомнил про яд горгульи, текущий в его венах, превращающий его плоть в подобие камня. Может быть, эта слабость лишь дремала в нем все эти годы, дожидаясь, когда он вернется в Дракенфелс, чтобы поразить его снова?
По лицу стекало что-то влажное. Он прикоснулся рукой к месту, где была та царапина, и увидел, что оно кровоточит. Рана, нанесенная рогом горгульи, открылась опять.
Он споткнулся, пытаясь заставить себя двигаться дальше, и полетел носом вперед. От удара о камни в голове зазвенело. Он инстинктивно нажал на курок, и пистолет выстрелил. Он скорее услышал, чем почувствовал, как дротик со свистом пролетел над полом и вонзился ему в бедро. Потом пришла боль. Он перекатывался и ерзал, пока не добрался до стены позади себя. Дротик согнулся, но наконечник глубоко засел в мышце. Он зажал древко в кулаке и потянул, и оно выскользнуло из его пальцев, в них осталась лишь пустота. Он не мог ухватить дротик настолько сильно, чтобы вырвать его из ноги.
Уставший, он позволил сну овладеть им…
…и проснулся, настороженный. Боль в ноге пробивалась сквозь смутные чувства.
В коридоре вместе с ним были люди. Его старые товарищи. Там была Эржбет, робеющая, с длинными волосами, закрывающими лицо. И Руди, его ставшая свободной кожа шлепала о скелет. И Менеш, сочащийся кровью, придерживающий кишки лишенной кожи рукой. Были и другие. Сиур Йехан с разорванным горлом, Хайнрот, с костями снаружи и кожей внутри, облако висящих в воздухе частичек плоти, очертаниями отдаленно напоминающее мага Стеллана. И человек в маске, человек, который был не совсем Дракенфелс, но который мог стать им на мгновение, человек, которому нужны глаза Вейдта.
Он понял, что отыскал, наконец, то место.

VI

На императорском пиру у Женевьевы было такое чувство, будто ее посадили за детский стол. В то время как Освальд и Карл-Франц сидели за главным столом, в окружении остальных выборщиков, Женевьеву сочли достойным украшением для второго стола, за которым командовал Люйтпольд, сын Императора. Наследник взволнованно допытывался у нее про Дракенфелса, но с разочарованием узнал, что она лежала без сознания во время рукопашной схватки Освальда с Великим Чародеем. Потом к Женевьеве прилипла прыщавая дочь баронессы Марлен Клотильда, весь мир для которой ограничивался ее гардеробной и картой танцев. Почти восемнадцатилетняя девица упорно обращалась с ней как с малолетним ребенком, стараясь подчеркнуть собственную взрослость. Женевьева с некоторым изумлением поняла, что девчонка понятия не имеет, кто она такая, а главное, сколько ей лет.
Она ела мало и ничего не пила. Порой она могла отведать чего-нибудь просто ради вкуса, но не нуждалась в мясе и хлебе, чтобы существовать, и часто слишком простая пища вызывала у нее запор и плохое самочувствие. Она едва ли могла припомнить, что значит есть, потому что нуждаешься в еде.
Матиас, советник великого теогониста культа Сигмара, нервно спросил, танцует ли она, и она с чрезмерной поспешностью ответила отрицательно. До конца обеда он не поднимал больше взгляда от тарелки.
Она продолжала посматривать в сторону главного стола, наблюдая за теми, кто там сидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24