Он стоял, прислонившись к столбу, поддерживавшему навес над чаном, отпивал по глотку из тяжелой глиняной кружки и чувствовал себя прекрасно. Особенно когда с приятностью озирал женщин, благо посмотреть было на что: у легких рубах вырезы глубокие, на обнаженных шеях ожерелья из древних золотых монет, кавалеры, ухарски вскрикивая, кружат дам, волнующе взметываются короткие юбки, грохочут барабаны, свищут дудки, старики невольно выпрямляют спины, подростки, прячась в боковых улочках, подталкивают друг друга в спину, но на площадь выйти не решаются.
Спустя некоторое время Сварог подметил странную особенность в манерах фиортенцев. Одинаково задорно танцевали и мужчины, и женщины, веселились, пили, флиртовали друг с другом… Однако отношение кавалеров к дамам было двояким: одних они смело тянули в круг, обнимали, шептали им на ушко всякие фривольности (что было заметно по раскрасневшимся щечкам), в танце позволяли себе даже ненароком поласкать женскую грудь, исчезали с ними в сумерках переулков… а с другими вели себя более сдержанно: и танцевать приглашали, и кружили до умопомрачения, но никаких вольностей не было - языку и рукам волю не давали.
Сварог заинтересовался. Вполне вероятно, что дамы, относящиеся ко второй категории, - жены ревнивых мужей или благонравные, с неколебимыми устоями девицы, с которыми только время зря потеряешь, охмуряя. Но как тогда мужчины распознают, где кто? Не может быть, чтобы все здесь знали друг друга наперечет - город-то немаленький, не пять дворов. Да и команда «Божьего любимчика» смело ринулась на штурм женских бастионов - не опасаясь ошибки. Ведь ошибись кто из моряков, так и по морде схлопотать недолго, а лишние стычки в походе капитану ни к чему.
Значит, есть какой-то знак…
Сварог стал разглядывать веселящихся более внимательно. И совершенно случайно обнаружил ответ на загадку.
Жгучий брюнет в белых штанах и ярко-красной жилетке на голое тело (обильные кучерявые волосы на могучей груди были похожи на небольшую плантацию) в танце подлетел к миниатюрной девушке в цветастой широкой юбке до колен и, смеясь, попытался увлечь за собой. В ответ девушка отрицательно мотнула гривой каштановых вьющихся волос, мягко отстранилась, сказала что-то и, очевидно, в доказательство своих слов отбросила кудри с левой стороны очаровательной головки. Извиняясь, угодник прижал руки к груди, расшаркался и немедленно бросился в погоню за следующей прелестницей. А за ушком девушки алел крошечный свежий цветок.
Сварог пригляделся к празднующим. И точно: каждая из дам, с которыми мужчины вели себя чересчур обходительно, носила за левым ухом красный цветок, тогда как у остальных, следовательно доступных, прически не были украшены ничем - ну разве что деревянными обручами, чтобы волосы в глаза не лезли.
«Ага, - понял Сварог и приободрился. - Вот как тут у вас устроено! Если барышня несвободна, то она так об этом и заявляет. Сунула за ухо цветок - и каждый видит, что лучше не подходить, ничего не обломится. Умно!»
А веселье все не стихало. Веселье бурлило вокруг нескончаемым потоком красок, звуков и смеха. Кружились пары, наяривали музыканты, вино текло рекой…
«Нет, у нас бы давно нажрались и передрались», - подумал Сварог и поежился от странного ощущения: все, кого он знал и помнил, еще только должны были родиться через долгие тысячелетия, и погибшие еще не погибли… Пропасть, отделявшая его от прежней жизни, оказалась столь широка и бездонна, что рассудком совершенно не воспринималась. Тем более теперь, когда дикая музыка будоражила кровь, и все женщины казались прекрасными. Но та, что стояла поблизости, черноволосая, в красной рубашке и вышитой юбке, красавицей не казалась - она ею была. И юной девочкой она отнюдь не выглядела, так что Сварог, давно не имевший дела с юными, лишь приободрился. Одно смущало: она носила по цветку за каждым ухом.
Что бы это значило? Жена местного гетмана? Или ненавистница всего мужского рода-племени?
«Ну подойти и просто поговорить-то я могу! - попытался Сварог унять боязнь. - Без всяких там непристойностей!»
И он попросту подошел и спросил ни к чему не обязывающим тоном:
– Я тут стою и удивляюсь - вы красивая, но никто вас не зовет танцевать…
И спохватился - быть может, с точки зрения местных обычаев совершил какую-то жуткую бестактность, за что его тут же, не сходя с места, позовут «выйти на два слова». Он исподтишка огляделся - не косится ли кто-нибудь на него, хмуря брови, кусая ус и сжимая рукоять меча. Но нет: вокруг все так же бушевал неуемный праздник, а черноволосая открыто посмотрела ему в лицо, усмехнулась и сказала:
– Я колдунья. Многие меня побаиваются - просто так, без неприязни, по традиции…
– Как-то так получилось, что я колдуний не боюсь, - сказал Сварог. - Я ими даже восхищаюсь иногда. И сегодня тоже.
– А если мне на самом деле сто лет и я только прикидываюсь молодой?
– Быть этого не может, - сказал Сварог. - Я сам умею колдовать, так что…
– Колдовать ты не умеешь, - ответила она. - Ты просто выучил ровно столько, сколько тебе позволили, а это совсем не то… - Она рассмеялась, видя его легкую оторопь. - Теперь понимаешь, что такое - умение колдовать? Вот видишь, и ты испугался…
– Ничего подобного, - сказал Сварог браво. - Я просто огорчился. Раз так, ты прекрасно понимаешь, что у меня на уме, и пошлешь ко всем чертям…
– Чтобы понять, что у тебя на уме, не нужно быть колдуньей.
– И что? - Сварог вопросительно поднял брови.
– И ничего, - засмеялась она. - Любая колдунья - еще и женщина. И если ей не сто лет… - Она протянула руку. - Пошли в круг?
И они вошли в круг, понеслись в хороводе вокруг костра. Сварог выделывал руками и ногами совсем не то, что остальные, но никто не обращал внимания.
Главное было - попасть в ритм, не сводя глаз с ее улыбающегося лица, и это оказалось не так уж трудно. Труднее было уйти с площади незаметно.
До рассвета весь мир был лишь нежным теплом и запахом сена.
…Сварог пошевелился, зашуршало пахучее сено. Узкое горизонтальное окошко под самым потолком давало достаточно света, чтобы он мог рассмотреть ее лицо, ставшее строгим и печальным.
– Вот и все, - сказала она тихо, мягко отстранила Сварога, когда он потянулся к ней. - Вот и все…
– Но… - сказал он и замолчал, совершенно не зная, что еще сказать.
– Вот и все. Ты, конечно, можешь сказать, что безоглядно меня полюбил и непременно вернешься ко мне после ратных трудов… но ведь это будет неправда, верно?
– Верно, - сказал Сварог. - Я и сам не знаю, что со мной будет завтра…
– Вот видишь. Что бы с тобой ни случилось, сюда ты уже не вернешься. А если и вернешься, то только для того, чтобы вновь остановиться на ночь и утром ускакать дальше, на сей раз навсегда. Так что не нужно ничего обещать. Благо оправдываться не за что.
– Неловко как-то…
– Потому что ты еще не освоился в этом мире. Откуда ты, я не знаю, но чувствую - из страшного далека… Ни в чем себя не упрекай и не старайся усмотреть сложности там, где их не должно быть. Нам было хорошо - вот и все. - Она натянула рубашку на плечи, стянула шнурком на груди, ласково провела ладонью по щеке Сварога. - Нам было хорошо… Правда, мне еще и тревожно. Что-то недоброе впереди. Но здесь ничего иного впереди и ждать не может…
– Почему же вы отсюда не уйдете? - спросил Сварог.
– Потому что Фиортену - три тысячи лет. Когда-нибудь мы уйдем, но это будет в предпоследний миг… Понимаешь?
– Понимаю, - сказал Сварог. - А вы успеете почувствовать, что пришла пора?
– Успеем. Береги себя.
Она подняла руки, закинула за голову, и рубашка на ее груди натянулась… Сварог непроизвольно сглотнул и почувствовал в душе нечто такое… такое… словно и не был он сладостно опустошен этой ночью… «Околдовала она меня, что ли…» А колдунья развязала на шее шнурок, сняла что-то с груди и протянула Сварогу.
– Возьми. Не знаю, в какого бога ты веришь, но это всем помогало…
На черном шнурке покачивалась каменная фигурка, вроде бы изображавшая человека, но настолько окатанная, словно бы оплавленная временем и прикосновениями бесчисленных рук, что не понять уже, кого она в незапамятные годы изображала.
– Повесь на шею.
– Что это?
– Это алар. Дух-покровитель из тех времен, когда здесь еще не было Фиортена, когда лары еще не ушли за облака. Их находили в старых курганах, насыпанных еще до потопа и Шторма.
– До чего? - спросил Сварог.
– Ох, ничего ты не знаешь, я вижу…
– Ну почему же ничего,- пожал плечами Сварог. - Я знаю, что Шторм - это череда войн, катастроф и несчастий, после которой жизнь на земле пришла в упадок, а лары подались за облака…
– Как по писаному говоришь, - улыбнулась она. - А потоп случился лет за пятьсот до Шторма.
– А Вьюга что такое? - необдуманно спросил Сварог… и прикусил язык.
Глаза ее вдруг потемнели; она отвернулась. Молчала долго, и Сварог решил, что ответа не дождется, но колдунья вдруг проговорила тихо, глядя в потолок:
– Я очень хочу верить, что Вьюга - это всего лишь ошибка… большая ошибка. Потому что только думая так, я еще верю в людей… Но ты лар, ты не поймешь. - Она повернулась к Сварогу и кивнула на амулет. Сказала обычным голосом: - Надень на шею. Теплый, правда?
– Теплый…
– Он станет холодным, когда тебе будет грозить опасность большая, нешу-точная. Уберечь не сможет, но предостережет…
Сварог надел шнурок через голову. Теплая фигурка скользнула на грудь, пониже креста.
– Спасибо, - сказал он.
– А теперь иди. Тебя уже заждались. Где твой меч?
Сварог растерянно зашарил вокруг, разбрасывая сено, наткнулся на ножны.
– Ну вот, - засмеялась она. - Сразу видно, что ты нездешний. Меч всегда должен лежать под рукой…
Сварог нашел меч, неуклюже соскользнул с сена на земляной пол, застегнул пуговицы на кафтане, отряхнулся. Колдунья бесшумно оказалась рядом. Подарить ей в ответ что-нибудь, что ли, - мелькнула дурацкая мысль. Но ничего у Сварога не было - только наколдованная в Хелльстаде и до сих пор не выброшенная Звезда Героя. Не орден же дарить…
– Мы больше не увидимся, я знаю, - очень серьезно сказала колдунья. - По-этому постарайся поскорее меня забыть - чтобы посторонние мысли не мешали твоим делам. Тебе предстоит длинный путь, очень длинный - гораздо длиннее, чем тот, на котором ты стоишь сейчас. Есть в тебе что-то… что-то… я не могу это объяснить, просто будь осторожен - чтобы выполнить все то, что тебе предназначено. Обещаешь?
Он смог только молча кивнуть в ответ.
В воротах Сварог обернулся к ней, хотел сказать что-то нежное и серьезное, но не нашел слов.
Женщина прижалась к нему, гибкая, сильная, теплая, крепко поцеловала и отстранила, заглянула в глаза:
– Иди и не оглядывайся. Мужчины не должны оглядываться, иначе выйдет не к добру…
Сварог быстро шагал мимо просыпавшихся домов - зевали и лениво ворчали на него кудлатые собаки, в хлевах мычали коровы, в кухнях гремела посуда. Вставало солнце, и он вдруг вспомнил, что так и не узнал ее имени, да и свое не называл, но возвращаться, понятно, не стал - чувствовал, что этого никак нельзя делать. Да и не нашел бы дороги. Он прекрасно помнил ее голос, ее запах, ее тело, но дороги назад не нашел бы, как ни старался, не помнил ворот, мимо которых только что прошел, улочек, в которые только что сворачивал.
А ведь забывчивостью он никогда не страдал…
У деревенских ворот его ив самом деле ждали возле оседланных коней все шестеро спутников. Обошлось без мужских шуточек вслух, только боцман Блай хитро подмигнул - левым глазом, правым, левым, правым.
– Ну, приятное позади, - сказал капитан Зо. - Впереди теперь, увы, одно полезное, то есть насквозь опасное. По коням!
Он первым въехал в ворота и приказал:
– Рысью… Между прочим, в окрестностях и в самом деле болтались харланские конники, десятка два. Но очень быстро убрались в сторону Храма Ашореми. Что доказывает: Басс постарался на совесть.
Двигались шагом и реже - чтобы не утомить лошадей, смены-то не было - рысью. Пересекали перелески и пустоши. Поднимались на холмы и перебирались вброд через быстрые речушки. Привалы делали редко - подчас даже ели на ходу. Ночевали под открытым небом, сбившись в кучу вокруг костерка, укрывшись попонами, положив под головы вьючные мешки. Умывались и брились, когда выпадала такая возможность, - из фляг, в небольших лесных озерках, на берегу весело журчащих речек, перекатывающихся по скользким круглым камушкам на дне. Сварог с удивлением и удовольствием отметил, что ноги почти не болят, да и задница выдерживает долгий конный переход вполне стоически. Молодец старушка…
Ни одной живой души они по пути не встретили, даже редкий лесной зверь не бежал от людей сломя голову - лишь настороженно следил из зарослей. Значит, давненько тут человек не появлялся… хотя заросшие дороги отчетливо указывали на то, что некогда здесь в изобилии жил честной люд. И капитан Зо каждую ночь выставлял часового. Когда вечером распределял, кому и в какой очередности стоять на страже, Сварога он не поминал вовсе. В первый раз Сварог принял это за недоверие, ни словом не намекнул, но на лице, видимо, что-то отразилось. Капитан повернулся к нему и хлопнул по плечу:
– Голуба моя, ну что вы дуетесь, как юная служаночка на деревенском празднике? Пригласят вас еще танцевать, не беспокойтесь. Вы же понятия не имеете о здешних опасностях и сроду их не отличите от чего-нибудь жуткого на вид, но совершенно безобидного. Беда с этими графьями, право…
И Сварог согласился с ним.
Перед сном сидели у костра - травили байки, а то и просто молчали, слушая ночь. Когда было настроение, Сварог брал виолон, с которым даже в походе не расставался один из матросов по кличке Шестипалый, и задумчиво перебирал струны:
От самых дверей ведет дорога,
Все вдаль и в даль.
Ходил по ней и бедный путник,
и государь.
О, кто по ней куда пойдет?
И кто куда когда придет?
Уж не моя печаль…
Однажды во время привала штурман Борн завел с ним странную беседу, смысл и цель которой была Сварогу совершенно не ясна.
– Вы новичок, - негромко сказал Борн, задумчиво вороша веткой угли костра. - Зеленый, неопытный новичок. Хотя и воевали, хотя и прибыли из неуютных, надо полагать, мест. И пока мало что смыслите в наших делах. Возьмем, например, ларов. Конечно, в заоблачных замках красиво и привольно, сытно и беззаботно… Но, видите ли, лорд Сварог, это мир без будущего. В первую очередь потому, что лары способны держать земную жизнь под контролем, но не способны разумно ею управлять… - Он замолчал. Сварог молчал тоже - он понимал, что Борн хочет сообщить ему нечто важное. - Вот представьте остров, населенный полудикими жителями. Посреди - гора, откуда простреливается любой уголок. И вот на этой горе угнездился потерпевший кораблекрушение моряк с пулеметом, заставивший туземцев признать себя королем. Что касается силы - он и в самом деле может в любой момент перестрелять всех поголовно. А дальше-то что? Как он будет ими управлять? Он прибыл из более цивилизованных мест, ему невероятно скучно изо дня в день разбирать жалобы на потравившую огород соседскую свинью, мирить двух сплетниц или вводить новые проекты крыш для хижин. Он владыка, но король на горе - сам по себе, а его подданные - сами по себе.
– Но он же может цивилизовать, вести к прогрессу… - позволил себе возразить Сварог.
– А если ему этого не хочется? - быстро спросил штурман. Было видно, что этот вопрос волнует Борна всерьез и давно. - Если в этом случае его со временем лишат и пулемета, и власти? Если туземцы, научившись наукам и ремеслам, превзойдут своего короля - в прежней жизни не более чем недалекого боцмана? Конечно, я выбрал ни самый удачный пример, и все же он в какой-то мере передает сложившуюся ситуацию. Все сами по себе. Там, наверху, для одних смысл жизни в балах и развлечениях, для других - в удовлетворении любопытства посредством науки. И никому не хочется делиться могуществом с теми, что внизу. А на земле свои проблемы. Вот и получается замкнутый круг. Да что земля - взять хотя бы вас. Вот вы - лар. Однако в здешних делах, извините, полный профан. Вы ничего не знаете об истории Талара, о Шторме и Вьюге, о том, почему лары ушли в небеса и что было до них… Даже о нынешней расстановке политических сил вам ничего не известно.
– Ну почему же, - пожал плечами Сварог. - В Магистериуме меня кое-чему научили…
– И это оказались жалкие крохи, верно? Таков порядок вещей. Крохи магии, истории, науки. А самое печальное - что большинству и не нужно ничего, кроме крох.
Толстый сук в угасающем костре оглушительно треснул, сноп искр, похожих на рой огненных мух, кружась, взмыл в воздух. Борн помолчал, глядя на дым, потом вдруг переменил тему:
– Вы никогда не задумывались, лорд Сварог, что представляете собой досадное нарушение установившихся порядков?
Как-то не успел, признаться.
Зря. Подумайте над этим. На вашем месте я приложил бы все усилия, чтобы побыстрее стать яркой деталью пейзажа, которую никакая сила не изымет незаметно… Пока же, простите, меня удивляют два обстоятельства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Спустя некоторое время Сварог подметил странную особенность в манерах фиортенцев. Одинаково задорно танцевали и мужчины, и женщины, веселились, пили, флиртовали друг с другом… Однако отношение кавалеров к дамам было двояким: одних они смело тянули в круг, обнимали, шептали им на ушко всякие фривольности (что было заметно по раскрасневшимся щечкам), в танце позволяли себе даже ненароком поласкать женскую грудь, исчезали с ними в сумерках переулков… а с другими вели себя более сдержанно: и танцевать приглашали, и кружили до умопомрачения, но никаких вольностей не было - языку и рукам волю не давали.
Сварог заинтересовался. Вполне вероятно, что дамы, относящиеся ко второй категории, - жены ревнивых мужей или благонравные, с неколебимыми устоями девицы, с которыми только время зря потеряешь, охмуряя. Но как тогда мужчины распознают, где кто? Не может быть, чтобы все здесь знали друг друга наперечет - город-то немаленький, не пять дворов. Да и команда «Божьего любимчика» смело ринулась на штурм женских бастионов - не опасаясь ошибки. Ведь ошибись кто из моряков, так и по морде схлопотать недолго, а лишние стычки в походе капитану ни к чему.
Значит, есть какой-то знак…
Сварог стал разглядывать веселящихся более внимательно. И совершенно случайно обнаружил ответ на загадку.
Жгучий брюнет в белых штанах и ярко-красной жилетке на голое тело (обильные кучерявые волосы на могучей груди были похожи на небольшую плантацию) в танце подлетел к миниатюрной девушке в цветастой широкой юбке до колен и, смеясь, попытался увлечь за собой. В ответ девушка отрицательно мотнула гривой каштановых вьющихся волос, мягко отстранилась, сказала что-то и, очевидно, в доказательство своих слов отбросила кудри с левой стороны очаровательной головки. Извиняясь, угодник прижал руки к груди, расшаркался и немедленно бросился в погоню за следующей прелестницей. А за ушком девушки алел крошечный свежий цветок.
Сварог пригляделся к празднующим. И точно: каждая из дам, с которыми мужчины вели себя чересчур обходительно, носила за левым ухом красный цветок, тогда как у остальных, следовательно доступных, прически не были украшены ничем - ну разве что деревянными обручами, чтобы волосы в глаза не лезли.
«Ага, - понял Сварог и приободрился. - Вот как тут у вас устроено! Если барышня несвободна, то она так об этом и заявляет. Сунула за ухо цветок - и каждый видит, что лучше не подходить, ничего не обломится. Умно!»
А веселье все не стихало. Веселье бурлило вокруг нескончаемым потоком красок, звуков и смеха. Кружились пары, наяривали музыканты, вино текло рекой…
«Нет, у нас бы давно нажрались и передрались», - подумал Сварог и поежился от странного ощущения: все, кого он знал и помнил, еще только должны были родиться через долгие тысячелетия, и погибшие еще не погибли… Пропасть, отделявшая его от прежней жизни, оказалась столь широка и бездонна, что рассудком совершенно не воспринималась. Тем более теперь, когда дикая музыка будоражила кровь, и все женщины казались прекрасными. Но та, что стояла поблизости, черноволосая, в красной рубашке и вышитой юбке, красавицей не казалась - она ею была. И юной девочкой она отнюдь не выглядела, так что Сварог, давно не имевший дела с юными, лишь приободрился. Одно смущало: она носила по цветку за каждым ухом.
Что бы это значило? Жена местного гетмана? Или ненавистница всего мужского рода-племени?
«Ну подойти и просто поговорить-то я могу! - попытался Сварог унять боязнь. - Без всяких там непристойностей!»
И он попросту подошел и спросил ни к чему не обязывающим тоном:
– Я тут стою и удивляюсь - вы красивая, но никто вас не зовет танцевать…
И спохватился - быть может, с точки зрения местных обычаев совершил какую-то жуткую бестактность, за что его тут же, не сходя с места, позовут «выйти на два слова». Он исподтишка огляделся - не косится ли кто-нибудь на него, хмуря брови, кусая ус и сжимая рукоять меча. Но нет: вокруг все так же бушевал неуемный праздник, а черноволосая открыто посмотрела ему в лицо, усмехнулась и сказала:
– Я колдунья. Многие меня побаиваются - просто так, без неприязни, по традиции…
– Как-то так получилось, что я колдуний не боюсь, - сказал Сварог. - Я ими даже восхищаюсь иногда. И сегодня тоже.
– А если мне на самом деле сто лет и я только прикидываюсь молодой?
– Быть этого не может, - сказал Сварог. - Я сам умею колдовать, так что…
– Колдовать ты не умеешь, - ответила она. - Ты просто выучил ровно столько, сколько тебе позволили, а это совсем не то… - Она рассмеялась, видя его легкую оторопь. - Теперь понимаешь, что такое - умение колдовать? Вот видишь, и ты испугался…
– Ничего подобного, - сказал Сварог браво. - Я просто огорчился. Раз так, ты прекрасно понимаешь, что у меня на уме, и пошлешь ко всем чертям…
– Чтобы понять, что у тебя на уме, не нужно быть колдуньей.
– И что? - Сварог вопросительно поднял брови.
– И ничего, - засмеялась она. - Любая колдунья - еще и женщина. И если ей не сто лет… - Она протянула руку. - Пошли в круг?
И они вошли в круг, понеслись в хороводе вокруг костра. Сварог выделывал руками и ногами совсем не то, что остальные, но никто не обращал внимания.
Главное было - попасть в ритм, не сводя глаз с ее улыбающегося лица, и это оказалось не так уж трудно. Труднее было уйти с площади незаметно.
До рассвета весь мир был лишь нежным теплом и запахом сена.
…Сварог пошевелился, зашуршало пахучее сено. Узкое горизонтальное окошко под самым потолком давало достаточно света, чтобы он мог рассмотреть ее лицо, ставшее строгим и печальным.
– Вот и все, - сказала она тихо, мягко отстранила Сварога, когда он потянулся к ней. - Вот и все…
– Но… - сказал он и замолчал, совершенно не зная, что еще сказать.
– Вот и все. Ты, конечно, можешь сказать, что безоглядно меня полюбил и непременно вернешься ко мне после ратных трудов… но ведь это будет неправда, верно?
– Верно, - сказал Сварог. - Я и сам не знаю, что со мной будет завтра…
– Вот видишь. Что бы с тобой ни случилось, сюда ты уже не вернешься. А если и вернешься, то только для того, чтобы вновь остановиться на ночь и утром ускакать дальше, на сей раз навсегда. Так что не нужно ничего обещать. Благо оправдываться не за что.
– Неловко как-то…
– Потому что ты еще не освоился в этом мире. Откуда ты, я не знаю, но чувствую - из страшного далека… Ни в чем себя не упрекай и не старайся усмотреть сложности там, где их не должно быть. Нам было хорошо - вот и все. - Она натянула рубашку на плечи, стянула шнурком на груди, ласково провела ладонью по щеке Сварога. - Нам было хорошо… Правда, мне еще и тревожно. Что-то недоброе впереди. Но здесь ничего иного впереди и ждать не может…
– Почему же вы отсюда не уйдете? - спросил Сварог.
– Потому что Фиортену - три тысячи лет. Когда-нибудь мы уйдем, но это будет в предпоследний миг… Понимаешь?
– Понимаю, - сказал Сварог. - А вы успеете почувствовать, что пришла пора?
– Успеем. Береги себя.
Она подняла руки, закинула за голову, и рубашка на ее груди натянулась… Сварог непроизвольно сглотнул и почувствовал в душе нечто такое… такое… словно и не был он сладостно опустошен этой ночью… «Околдовала она меня, что ли…» А колдунья развязала на шее шнурок, сняла что-то с груди и протянула Сварогу.
– Возьми. Не знаю, в какого бога ты веришь, но это всем помогало…
На черном шнурке покачивалась каменная фигурка, вроде бы изображавшая человека, но настолько окатанная, словно бы оплавленная временем и прикосновениями бесчисленных рук, что не понять уже, кого она в незапамятные годы изображала.
– Повесь на шею.
– Что это?
– Это алар. Дух-покровитель из тех времен, когда здесь еще не было Фиортена, когда лары еще не ушли за облака. Их находили в старых курганах, насыпанных еще до потопа и Шторма.
– До чего? - спросил Сварог.
– Ох, ничего ты не знаешь, я вижу…
– Ну почему же ничего,- пожал плечами Сварог. - Я знаю, что Шторм - это череда войн, катастроф и несчастий, после которой жизнь на земле пришла в упадок, а лары подались за облака…
– Как по писаному говоришь, - улыбнулась она. - А потоп случился лет за пятьсот до Шторма.
– А Вьюга что такое? - необдуманно спросил Сварог… и прикусил язык.
Глаза ее вдруг потемнели; она отвернулась. Молчала долго, и Сварог решил, что ответа не дождется, но колдунья вдруг проговорила тихо, глядя в потолок:
– Я очень хочу верить, что Вьюга - это всего лишь ошибка… большая ошибка. Потому что только думая так, я еще верю в людей… Но ты лар, ты не поймешь. - Она повернулась к Сварогу и кивнула на амулет. Сказала обычным голосом: - Надень на шею. Теплый, правда?
– Теплый…
– Он станет холодным, когда тебе будет грозить опасность большая, нешу-точная. Уберечь не сможет, но предостережет…
Сварог надел шнурок через голову. Теплая фигурка скользнула на грудь, пониже креста.
– Спасибо, - сказал он.
– А теперь иди. Тебя уже заждались. Где твой меч?
Сварог растерянно зашарил вокруг, разбрасывая сено, наткнулся на ножны.
– Ну вот, - засмеялась она. - Сразу видно, что ты нездешний. Меч всегда должен лежать под рукой…
Сварог нашел меч, неуклюже соскользнул с сена на земляной пол, застегнул пуговицы на кафтане, отряхнулся. Колдунья бесшумно оказалась рядом. Подарить ей в ответ что-нибудь, что ли, - мелькнула дурацкая мысль. Но ничего у Сварога не было - только наколдованная в Хелльстаде и до сих пор не выброшенная Звезда Героя. Не орден же дарить…
– Мы больше не увидимся, я знаю, - очень серьезно сказала колдунья. - По-этому постарайся поскорее меня забыть - чтобы посторонние мысли не мешали твоим делам. Тебе предстоит длинный путь, очень длинный - гораздо длиннее, чем тот, на котором ты стоишь сейчас. Есть в тебе что-то… что-то… я не могу это объяснить, просто будь осторожен - чтобы выполнить все то, что тебе предназначено. Обещаешь?
Он смог только молча кивнуть в ответ.
В воротах Сварог обернулся к ней, хотел сказать что-то нежное и серьезное, но не нашел слов.
Женщина прижалась к нему, гибкая, сильная, теплая, крепко поцеловала и отстранила, заглянула в глаза:
– Иди и не оглядывайся. Мужчины не должны оглядываться, иначе выйдет не к добру…
Сварог быстро шагал мимо просыпавшихся домов - зевали и лениво ворчали на него кудлатые собаки, в хлевах мычали коровы, в кухнях гремела посуда. Вставало солнце, и он вдруг вспомнил, что так и не узнал ее имени, да и свое не называл, но возвращаться, понятно, не стал - чувствовал, что этого никак нельзя делать. Да и не нашел бы дороги. Он прекрасно помнил ее голос, ее запах, ее тело, но дороги назад не нашел бы, как ни старался, не помнил ворот, мимо которых только что прошел, улочек, в которые только что сворачивал.
А ведь забывчивостью он никогда не страдал…
У деревенских ворот его ив самом деле ждали возле оседланных коней все шестеро спутников. Обошлось без мужских шуточек вслух, только боцман Блай хитро подмигнул - левым глазом, правым, левым, правым.
– Ну, приятное позади, - сказал капитан Зо. - Впереди теперь, увы, одно полезное, то есть насквозь опасное. По коням!
Он первым въехал в ворота и приказал:
– Рысью… Между прочим, в окрестностях и в самом деле болтались харланские конники, десятка два. Но очень быстро убрались в сторону Храма Ашореми. Что доказывает: Басс постарался на совесть.
Двигались шагом и реже - чтобы не утомить лошадей, смены-то не было - рысью. Пересекали перелески и пустоши. Поднимались на холмы и перебирались вброд через быстрые речушки. Привалы делали редко - подчас даже ели на ходу. Ночевали под открытым небом, сбившись в кучу вокруг костерка, укрывшись попонами, положив под головы вьючные мешки. Умывались и брились, когда выпадала такая возможность, - из фляг, в небольших лесных озерках, на берегу весело журчащих речек, перекатывающихся по скользким круглым камушкам на дне. Сварог с удивлением и удовольствием отметил, что ноги почти не болят, да и задница выдерживает долгий конный переход вполне стоически. Молодец старушка…
Ни одной живой души они по пути не встретили, даже редкий лесной зверь не бежал от людей сломя голову - лишь настороженно следил из зарослей. Значит, давненько тут человек не появлялся… хотя заросшие дороги отчетливо указывали на то, что некогда здесь в изобилии жил честной люд. И капитан Зо каждую ночь выставлял часового. Когда вечером распределял, кому и в какой очередности стоять на страже, Сварога он не поминал вовсе. В первый раз Сварог принял это за недоверие, ни словом не намекнул, но на лице, видимо, что-то отразилось. Капитан повернулся к нему и хлопнул по плечу:
– Голуба моя, ну что вы дуетесь, как юная служаночка на деревенском празднике? Пригласят вас еще танцевать, не беспокойтесь. Вы же понятия не имеете о здешних опасностях и сроду их не отличите от чего-нибудь жуткого на вид, но совершенно безобидного. Беда с этими графьями, право…
И Сварог согласился с ним.
Перед сном сидели у костра - травили байки, а то и просто молчали, слушая ночь. Когда было настроение, Сварог брал виолон, с которым даже в походе не расставался один из матросов по кличке Шестипалый, и задумчиво перебирал струны:
От самых дверей ведет дорога,
Все вдаль и в даль.
Ходил по ней и бедный путник,
и государь.
О, кто по ней куда пойдет?
И кто куда когда придет?
Уж не моя печаль…
Однажды во время привала штурман Борн завел с ним странную беседу, смысл и цель которой была Сварогу совершенно не ясна.
– Вы новичок, - негромко сказал Борн, задумчиво вороша веткой угли костра. - Зеленый, неопытный новичок. Хотя и воевали, хотя и прибыли из неуютных, надо полагать, мест. И пока мало что смыслите в наших делах. Возьмем, например, ларов. Конечно, в заоблачных замках красиво и привольно, сытно и беззаботно… Но, видите ли, лорд Сварог, это мир без будущего. В первую очередь потому, что лары способны держать земную жизнь под контролем, но не способны разумно ею управлять… - Он замолчал. Сварог молчал тоже - он понимал, что Борн хочет сообщить ему нечто важное. - Вот представьте остров, населенный полудикими жителями. Посреди - гора, откуда простреливается любой уголок. И вот на этой горе угнездился потерпевший кораблекрушение моряк с пулеметом, заставивший туземцев признать себя королем. Что касается силы - он и в самом деле может в любой момент перестрелять всех поголовно. А дальше-то что? Как он будет ими управлять? Он прибыл из более цивилизованных мест, ему невероятно скучно изо дня в день разбирать жалобы на потравившую огород соседскую свинью, мирить двух сплетниц или вводить новые проекты крыш для хижин. Он владыка, но король на горе - сам по себе, а его подданные - сами по себе.
– Но он же может цивилизовать, вести к прогрессу… - позволил себе возразить Сварог.
– А если ему этого не хочется? - быстро спросил штурман. Было видно, что этот вопрос волнует Борна всерьез и давно. - Если в этом случае его со временем лишат и пулемета, и власти? Если туземцы, научившись наукам и ремеслам, превзойдут своего короля - в прежней жизни не более чем недалекого боцмана? Конечно, я выбрал ни самый удачный пример, и все же он в какой-то мере передает сложившуюся ситуацию. Все сами по себе. Там, наверху, для одних смысл жизни в балах и развлечениях, для других - в удовлетворении любопытства посредством науки. И никому не хочется делиться могуществом с теми, что внизу. А на земле свои проблемы. Вот и получается замкнутый круг. Да что земля - взять хотя бы вас. Вот вы - лар. Однако в здешних делах, извините, полный профан. Вы ничего не знаете об истории Талара, о Шторме и Вьюге, о том, почему лары ушли в небеса и что было до них… Даже о нынешней расстановке политических сил вам ничего не известно.
– Ну почему же, - пожал плечами Сварог. - В Магистериуме меня кое-чему научили…
– И это оказались жалкие крохи, верно? Таков порядок вещей. Крохи магии, истории, науки. А самое печальное - что большинству и не нужно ничего, кроме крох.
Толстый сук в угасающем костре оглушительно треснул, сноп искр, похожих на рой огненных мух, кружась, взмыл в воздух. Борн помолчал, глядя на дым, потом вдруг переменил тему:
– Вы никогда не задумывались, лорд Сварог, что представляете собой досадное нарушение установившихся порядков?
Как-то не успел, признаться.
Зря. Подумайте над этим. На вашем месте я приложил бы все усилия, чтобы побыстрее стать яркой деталью пейзажа, которую никакая сила не изымет незаметно… Пока же, простите, меня удивляют два обстоятельства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23