Это я тоже знаю. И всех остальных убить она тоже может… Не хотелось бы.
Вот только как добраться до Твари и статься в живых при этом? Не с фасада, ясен пень. Между нами – мои защитники. Оттирают, прикрывают, ноги мне чуть ли не оттаптывают. И со спины добраться до противника не получится. Я не рыцарь Круглого стола – ударил бы и в спину. Если б смог дотянуться. Не могу. Чтоб и дотянуться, и остаться живым, – не получится все сразу.
Защитники отдают ступеньку за ступенькой, но продолжают оборонять меня. От чего-то условно живого. И у этого «чего-то» не девять жизней – больше. А у нас только по одной. Не смешно. Совсем.
Вот и с рефлексами у меня нормально, и на зрение никогда не жаловался, а какое оружие в руках Твари, не разберу. И сколько рук этих, тоже не сосчитаю. Быстро они двигаются, даже слишком. И закрываются регулярно. Защитниками. А я…
Блин! Хуже некуда быть зрителем в таком деле. Вот почему я не люблю телевизор. Ни в один из фильмов нельзя вмешаться. Даже если очень хочется. А тут ведь не кино – выключил и забыл – тут жизнь, можно сказать, на кон поставлена. Моя жизнь.
А Тварь не торопится, будто играет со мной. С такой и десять телохранителей не справились бы. Но на кой хрен десять, если на лестнице – двоим едва разойтись! И все. Хотя она далеко не хлипкая: ступени широкие, удобные – и стоять, и прыгать на них можно, а перила такие, что пьяный не перевалится. Даже если захочет. Проверил лично. А я тут не самый мелкий жилец. И нафуршетился вчера реально. А в таком состоянии меня нельзя подпускать к хлипким предметам. Но лестница выдержала. Вчера. Держится и сегодня. Только поскрипывает. А нас на ней уже пятеро. Целая толпа для такой стремянки. Если еще Марла на нее взгромоздится, то может и не выдержать.
Не успела Лапушка ко мне тогда. Меченый проскользнул, а она чуть удар ни поймала. На полшага всего отступила и… мы наверху, а Марла пока внизу. Пытается подцепить Тварь сзади. Вот ведь женщина! Любая другая в обморок бы грохнулась, услышь про такую зверюгу.
А передо мной трое защитников. Повезло мне с ними: Меченый – левша, Крант – двурукий, и обе с мечами. Не машут они ими на ширину русской души, колют. Как самураи в переполненном автобусе. А между ними и ступенькой выше – Малек. У пацана нет оружия, но он упорно маячит передо мной. Закрывает своей узкой спиной.
Блин! Никогда не прятался за чужую спину, а тут…
Еще одна ступень наверх. Там и площадка широкая скоро, и поворот направо. Достанется тогда Кранту!
Пацан толкает меня, и мы сдаем еще одну ступеньку. Я вижу глаза Твари – мельком – и понимаю: не Кранту достанется – мне.
На фиг нужна та площадка, если… можно вспрыгнуть на перила и…
…добраться до добычи. Испуганной и беспомощной. Никто не остановит. Не успеет. Будь у меня помощников больше, все едино… С ними со всеми потом можно доиграть, после дела. И с остальными. Много здесь еды. Дрожащей, трепещущей… Хозяину понравится…
Меньше секунды я видел чужие глаза, как будто сам стал Ловчим, что вот-вот узнает вкус добычи.
Меня качнуло вперед, нога соскользнула и… мысленная связь лопнула.
Малек вскрикнул, когда я убрал его в сторону. Оба меча стали приближаться ко мне. Медленно. Довернуть тело и проскользнуть между ними оказалось совсем нетрудно. А вот и ребра ступеней. Поднимаются, поднимаются, поднимаются ко мне…
Блин! Да это же я падаю на них. А на спину уже что-то давит, придает ускорение.
Руки вперед! Защищаем морду от ступенек или от ноги. Той, что уже поднимается. Ме-эдлен-но. И Нож не спеша входит в стопу Твари. По рукоять. Прикалывает к лестнице…
Вопль, слышимый телом, а не ушами…
Все, писец всему стеклянному в Рануловом кабаке.
Страшный удар по спине… И темно в глазах. Не вздохнуть.
Толстой гибкой веткой меня приложило. Но боли нет. Пока. Рюкзак у меня на спине. Защитил.
Это Сава отпустил ветку, и она достала меня.
Но откуда лестница такая на Кавказе? Деревянная, отвесная. И зачем вгонять в нее нож? А сверху что-то падает… пыль… тряпки… Слышатся голоса. В ушах звенит. И блевать охота. Здорово меня все-таки приложило. Не по голове вроде, а состояние как при сотрясении. Рюкзак снимают. Голоса настойчивей. Но разговаривать мне не хочется. Смотреть тоже. Кто-то нюхает меня, облизывает. Вином пахнет… значит, не собака… не встречал я пьяных собак…
После этой мысли мне становится легче. Попускает вроде как. Соображаю, что лежу. Ноги выше головы. Валяюсь на чем-то неудобном. А тут как в армии: «упал – отжался!» И подняться надо бы.
«Отжался», открыл глаза. На меня смотрит черная кошка. Большая. Прям пантера. Закрыл глаза. Опять открыл.
Никакой пантеры. Значит, глюки. Иногда бывает такое, после удара. Даже у врачей.
Осматриваюсь.
Никакой ветки, никакого Савы и никакого Кавказа, ясен пень. Но лестница осталась. А на ней два мужика с длинными ножиками. Но из этих двоих такие же кавказцы, как из отмычки клизма. Оба осторожно убирают свое оружие и пятятся. Тоже не спеша. Словно я взглядом могу убить. Не могу. Не учили.
Где-то рядом раненый. Не вижу, но запах крови ни с чем не спутаешь… Да, это она и чего-то еще… Поганое. У меня волосы шевелятся от этой вони. По всему телу. А вот и он, раненый. Лежит ниже мрачных мужиков. Под плащом. Черным. Моим!
В голове щелкает, будто переключили на другой канал. И я вспоминаю. И пацана под плащом. И тех двоих, что стоят на площадке. И бабу узнаю, что помогает мне сесть. Марла. Лапушка… Нет, это длинный разговор. Потом. Все потом. Сейчас раненый.
Плащ на фиг. Он только мешает при осмотре. Хотя… осмотр больного на лестнице… Терапевты обычно такого не практикуют. Повезло пацану, что я хирург. Зато делать операцию в таких условиях даже мне еще не приходилось. Но двинуть его с места – значит убить. Сломанные ребра, пробитые легкие, поврежденный позвоночник. И сине-багровый след через спину. Наискось. Будто толстой гибкой веткой приложило…
Вот он, мой «рюкзак». Лежит, кровоточит.
– Чем это его? – Смотрю на… Кранта. Словно он может знать.
Знает. Отвечает:
– Щупальцем.
Продолжаю смотреть. А пальцы трогают спину Малька. Опухоль. Горячая. И быстро ползет вниз.
– Я Ловчему руку отрубил. Левую. Он новую не успел отрастить, когда ты на него напал… господин. Коготь на щупальце у него был. С ядом.
– А этот… умник меня, значится, прикрыл. Так?
Кивнул Меченый, не Крант. А глаза у мужика даже не испуганные. Совсем никакие. Видел я его пару раз таким… Ладно, потом разберемся. Все после. Сначала пацан.
– Яд, говоришь? А противоядие имеется?
Крант качает головой. Меченый тоже молчит, только смотрит в никуда. Марла… подходит к нему. И на меня все время поглядывает. Настороженно.
Блин! Чего они все так боятся?! Ножа? Так вот он, лежит на спине пацана и слегка вибрирует. Со стороны и незаметно совсем. Только пальцами можно чувствовать. И горячо им, пальцам. И на левой руке тоже.
Это опухоль ткнулась в ладонь. А дальше не идет.
Вот так мы тебя и сделаем!
Ладонь ниже опухоли, прижать плотнее и двинуть вверх. Осторожно. Чтоб ничего не выскользнуло. А Нож – вниз. Еще осторожнее. Чтоб не зарезать пацана Двигаем, двигаем, двигаем…
Вот и сошлись ладони.
Но чем ближе к ране, тем труднее их двигать.
Ну с ядом справились. Рана чистая. А чего делать с переломами? Позвоночник – это не хухры-мухры. Выживет пацан – парализованным останется. Ниже лопаток. И вряд ли мне «спасибо» скажет.
Марла опять рядом. Стоит на коленях, нюхает рану, чего-то говорит. Не знаю я этого языка. Ни слова не понимаю. А вот Малек, похоже, сообразил. Шевелит пальцами, тянется рукой к шее. Своей. И дергает тонкую светлую цепочку. А та не рвется. Чуть толще нитки, а держится.
Малек шепчет. Просит чего-то. На том же, незнакомом. Марла качает головой. И отвечает. Теперь уже на понятном всем.
– Не могу.
– Чего не можешь? Ну!
Она смотрит на меня и молчит. Самое время играть в молчанку!
– Да говори же, твою мать!
Голос, похожий на карканье полузадушенной вороны. Это уже не Марла говорит, раненый:
– Имя… дай Имя…
– Какое имя?
– У него нет Имени, – шепот. Едва слышный. Марла.
– На фига ему…
– Он не может измениться.
– Чего не может?..
– Залечить раны.
Мне понятно насчет ран. И только.
– Тогда дай ему это дурацкое имя! – Я уже ору. И меня трясет. Марла прижимается к перилам.
– Не могу.
– Господин… ты дай… – Сиплое карканье. Скрип несмазанного замка.
– Имя? Какое, блин?..
– Его Имя. Настоящее. Можешь узнать? – В голосе Марлы надежда проклевывается. Слабенькая. А вдруг смогу? Ведь сумел победить слугу Неназываемого. И с ядом справился. Так вдруг и…
Марла отводит глаза, и я перестаю ее слышать. Или читать мысли. Хрен его знает, чего между нами только что произошло.
Имя? Настоящее? Ага, как же. Только тем и занимаюсь, что имена придумываю. В свободное от работы время.
Малек вывернул шею, и я увидел его лицо. Бледное. Потное. Из прокушенной губы бежит кровушка. Кожа под глазами дрожит, а сами глаза…
Блин! Никогда такого не видел.
Зрачок то круглый, то вытягивается в нитку, а радужка – то темно-серая, то красно-коричневая.
– Имя!.. – просит Малек.
А у меня язык затянуло. Намного ниже аппендикса. Кота он мне напомнил. Пацан. Молодого, домашнего. Побывавшего на настоящей кошачьей разборке. В первый раз. И ничего мне в голову не пришло, кроме Васьки. Ну не Мурчиком же пацана называть!
А странно меняющиеся глаза тянули из меня Имя. Как здоровый зуб без наркоза. И я с трудом выдавил:
– Ва-ас-с-с…
А все остальное застряло в горле.
Глаза окончательно изменились. Перестали быть человеческими. Цепочка лопнула, и рука пацана ударилась о ступеньку. Рядом с моей ногой.
Не рука – лапа! С когтями…
– Назад! – Это Марла. Мне. А я стою в полном обалдении. Даже не заметил, когда разогнулся и убрал руки от пациента.
Вой. Или крик. Глубокие царапины на лестнице. Я пялюсь на них так, будто ничего интереснее в жизни не видел. И не увижу. Считаю царапины.
«Раз…»
Ко мне тянется Марла.
«Два…»
Ее пальцы сжимают мою рубаху выше пояса.
«Три…»
Я сижу на перилах.
«Четыре…»
Пацан катится вниз, переворачивается на спину. Его трясет, как в припадке, выгибает. Затылок и пятки на полу, а все остальное – дугой.
– Скорее!
Меня сдергивают с перил. Хватаюсь за Марлу, чтобы не упасть. А она с моим плащом в руке прыгает вниз по ступенькам. Даже ран своих не замечает. Четырех царапин ниже колена.
– Накрываем его. Быстро!
Воющий, дрожащий комок исчезает под плащом.
– Зови его! Зови!!
У меня нет слов, нет букв, нет даже мыслей. В голове пусто, как после уплаты налогов.
– Зови! Он услышит…
Плащ выгибается горбом. Ткань протыкают шипы. Ряд острых, тонких, раза в два тоньше моих пальцев.
– Берегись!
Марла отбрасывает мою ладонь. Через миг плащ там тоже пробит.
– Зови! Не удержим!..
Прижимает к полу край ткани, а что-то живое рычит, ворочается под плащом. Пытается выбраться. И на полу появляются царапины. Марла отдергивает руку. Палец в крови. Она смотрит на меня так, словно я это ее цапнул.
Вспоминаю, что когда-то умел говорить.
– Васс, Вас-с, Ва-ас, Ва-асс…
Зову.
Зову, мать его, а оно дергается! Зову, а оно не слышит!
Смотрю на Марлу. Она шепчет тихонько:
– Зови. В первый раз всегда трудно.
Зову. Меняю интонацию. Будто кота хочу приманить. Молодого. Глупого. Что первый раз увидел настоящее дерево. Первый раз залез на него. И теперь смотрит с верхушки огромными круглыми глазами. А хозяин внизу такой маленький. Не похожий сам на себя. Только голос знакомый. Чуть-чуть.
– Ва-асс, Ваа-сс-с…
Плащ уже не дергается, а я все зову. Шепотом. Сиплым.
Попить бы…
– Ваа-сс-С…
– Я слышу… миной… слышу…
Марла вздыхает, разгибается.
– Отпусти его. И поднимайся.
Не знаю, когда я прилег на пол. Не заметил как-то. И сколько пролежал, не помню.
Марла протягивает мне руку.
Принимаю. Поднимаюсь. Качает, однако.
– Бери его. И пошли к тебе.
Смотрю вниз. Из-под плаща выбирается пацан. Ваасс-С. Такое его Имя. Тайное. Не для общего пользования.
Пацан голый. Кожа блестит, как смазанная чем-то. На спине длинный тонкий шрам. Свежий. Бледно-розовый.
Однако…
– Не надо. – Раненый мотает лохматой головой. – Я сам пойду.
– А сможешь?
Марла улыбается. Грустно так. И совсем не насмешливо.
– Смогу.
Пытается встать с четверенек. Тыкается лицом в пол. Валится на бок. И не двигается больше.
Быстро наклоняюсь. Так быстро, что темнеет в глазах, и я тоже падаю на колени.
Наплевать! Сначала Малек. То есть… нет, все-таки Малек…
Проверяю пульс, зрачковый рефлекс…
– Спит. Представляешь?! Он заснул!
– Так всегда бывает, – говорит Марла и резко оборачивается.
Я тоже слышу скрип. Двери, кажется. Потом еще один скрип.
– Забирай его и уходим. Скоро здесь будет много чужих.
И как они терпели так долго? Любопытные, они в любом мире есть. И не дай бог, среди них репортер найдется, – такого напридумывает!..
Заворачиваю Малька в плащ. Влажный. И чем-то пахнет. Странным. Иду к лестнице. А меня качает!
Марла обняла за пояс. То ли держит, то ли ведет.
– А где Меченый с Крантом?
Смотрю на лестницу. Площадка пустая.
– Я здесь, нутер.
Крант стоит на любимом месте Ранула.
– Крант, хорошо, что ты нашелся. Увидишь Ранула, скажи ему… Нет, не надо, я сам скажу. – Из-за нортора выглянул хозяин кабака. Внимательно так осмотрел помещение. Не иначе как убытки подсчитывает. А чего еще с такой озабоченной мордой делать? – Ранул, мы это… насорили у тебя немного… так ты это… не пускай пока никого. Меченый, ты где?
– Я здесь… хозяин, – откуда-то сзади послышался голос Меченого.
Оборачиваюсь – ведет в сторону…
Спасибо, Лапушка поддержала.
Мужик стоит над кучей тряпья и ворошит ее ногой. Кажется, полжизни назад эти шмотки кто-то носил.
– Правильно, Меченый. Этот бардак надо прибрать.
Мужик отрывается от своего занятия, смотрит на меня:
– Слушаю и…
– А если тебе понадобится помощь…
– Она у меня будет.
– Значит, договорились. И вот еще что, Ранул…
Блин, как же я устал крутить головой. Надо бы зеркало какое приспособить. Как у мерса.
– Приготовь пожевать чего-нибудь. Вкусного. Я скоро…
– Да, многоуважаемый…
– Надо идти. – Марла гладит меня по спине. – Ты, наверно, устал.
Устал – это слабо сказано. Кажется, я начал спать еще на лестнице.
17
И кто сказал, что смысл жизни часов в их тиканье? А если эти часы песочные? Или огненные… Что при помощи воска и фитиля работают.
Вот я смотрю на свечу и полосы на ней считаю. Это сколько же пролежал я мордой в подушку?
– Один круг, Пушистый.
– Спасибо, Лапушка. Я сейчас…
Но до этого «сейчас» еще полкруга сгорело. Даже когда я оторвался от подушки, сразу сползать с кровати не стал. Нашел дело поинтереснее. Пацана разглядывать, какой рядом лежит. Под моим же собственным плащом.
Небольшая разница была между мальцом, что вышел из моего «люкса» этим утром – в одном только плаще, кстати, – и тем, на кого я теперь смотрел. Совсем небольшая…
Года в два.
Лет на шестнадцать Малек выглядел. По крайней мере, видимая его часть. Голова то есть. И плечо. Голое.
Я приподнял плащ. Так-с, одеждой мы так и не озаботились. А сколько вопросов было: «Как одеться?.. А можно то или сё?..»
Вот только у того, кто спрашивал, не было еще волос на груди. И размер грудной клетки был куда скромнее. И рельеф мышц другой. Да и сами бицепсы…
– Марла, ты только глянь!.. И этого красавца я перепутал вчера с девкой. С ума спрыгнуть можно!..
Марла и без моего приглашения смотрела на юнца. Очень внимательно. Даже принюхивалась вроде.
– Затянул он с переломом. Сильно затянул. Удача не оставила…
Я не дождался продолжения и спросил:
– Кого не оставила?
– Тебя.
– А я тут при чем?
– Нашел ему Имя. И помог. Чем дольше не выпускаешь Зверя, тем он сильнее. А справиться с таким Зверем, да еще в первый раз… Не каждому так улыбается удача.
– А…
– И Ритуал нарушили.
– Какой?
– Большая у тебя удача, Пушистый. На двоих хватило. Проси Хранителя, чтоб еще осталось…
– Марла, о чем ты…
Но меня не услышали. А если и слышали, то не реагировали.
– Крант, приготовься.
Мой оберегатель… кивнул. Подчинился вроде как.
Это что же получается: он себе еще и хозяйку завел? Слугой двух «многоуважаемых» заделался? А как я с Марлой делить его буду? График составим или монетку бросать станем?
Нортор остановился напротив Марлы, но по другую сторону кровати. Ну и чего они на таком расстоянии делать хотят?
– Возьми его руку! – Это уже мне. Марла. И таким тоном, что только «Слушаюсь!» и «Рад стараться!» осталось сказать.
К руке Кранта я тянуться не стал. Сообразил, что к чему. Сообразительным я бываю… Прям сам себе поражаюсь.
– Не эту! Подожди!.. Видишь, что у него в руке?
– Ну вижу.
– Осторожно. Не прикасайся.
– А чего будет?
– Хорошо тебе не будет.
– Ну ладно.
Не очень-то и хотелось. Прикасаться.
– Приложи его руку к горлу. Осторожнее берись. К его горлу – не к своему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Вот только как добраться до Твари и статься в живых при этом? Не с фасада, ясен пень. Между нами – мои защитники. Оттирают, прикрывают, ноги мне чуть ли не оттаптывают. И со спины добраться до противника не получится. Я не рыцарь Круглого стола – ударил бы и в спину. Если б смог дотянуться. Не могу. Чтоб и дотянуться, и остаться живым, – не получится все сразу.
Защитники отдают ступеньку за ступенькой, но продолжают оборонять меня. От чего-то условно живого. И у этого «чего-то» не девять жизней – больше. А у нас только по одной. Не смешно. Совсем.
Вот и с рефлексами у меня нормально, и на зрение никогда не жаловался, а какое оружие в руках Твари, не разберу. И сколько рук этих, тоже не сосчитаю. Быстро они двигаются, даже слишком. И закрываются регулярно. Защитниками. А я…
Блин! Хуже некуда быть зрителем в таком деле. Вот почему я не люблю телевизор. Ни в один из фильмов нельзя вмешаться. Даже если очень хочется. А тут ведь не кино – выключил и забыл – тут жизнь, можно сказать, на кон поставлена. Моя жизнь.
А Тварь не торопится, будто играет со мной. С такой и десять телохранителей не справились бы. Но на кой хрен десять, если на лестнице – двоим едва разойтись! И все. Хотя она далеко не хлипкая: ступени широкие, удобные – и стоять, и прыгать на них можно, а перила такие, что пьяный не перевалится. Даже если захочет. Проверил лично. А я тут не самый мелкий жилец. И нафуршетился вчера реально. А в таком состоянии меня нельзя подпускать к хлипким предметам. Но лестница выдержала. Вчера. Держится и сегодня. Только поскрипывает. А нас на ней уже пятеро. Целая толпа для такой стремянки. Если еще Марла на нее взгромоздится, то может и не выдержать.
Не успела Лапушка ко мне тогда. Меченый проскользнул, а она чуть удар ни поймала. На полшага всего отступила и… мы наверху, а Марла пока внизу. Пытается подцепить Тварь сзади. Вот ведь женщина! Любая другая в обморок бы грохнулась, услышь про такую зверюгу.
А передо мной трое защитников. Повезло мне с ними: Меченый – левша, Крант – двурукий, и обе с мечами. Не машут они ими на ширину русской души, колют. Как самураи в переполненном автобусе. А между ними и ступенькой выше – Малек. У пацана нет оружия, но он упорно маячит передо мной. Закрывает своей узкой спиной.
Блин! Никогда не прятался за чужую спину, а тут…
Еще одна ступень наверх. Там и площадка широкая скоро, и поворот направо. Достанется тогда Кранту!
Пацан толкает меня, и мы сдаем еще одну ступеньку. Я вижу глаза Твари – мельком – и понимаю: не Кранту достанется – мне.
На фиг нужна та площадка, если… можно вспрыгнуть на перила и…
…добраться до добычи. Испуганной и беспомощной. Никто не остановит. Не успеет. Будь у меня помощников больше, все едино… С ними со всеми потом можно доиграть, после дела. И с остальными. Много здесь еды. Дрожащей, трепещущей… Хозяину понравится…
Меньше секунды я видел чужие глаза, как будто сам стал Ловчим, что вот-вот узнает вкус добычи.
Меня качнуло вперед, нога соскользнула и… мысленная связь лопнула.
Малек вскрикнул, когда я убрал его в сторону. Оба меча стали приближаться ко мне. Медленно. Довернуть тело и проскользнуть между ними оказалось совсем нетрудно. А вот и ребра ступеней. Поднимаются, поднимаются, поднимаются ко мне…
Блин! Да это же я падаю на них. А на спину уже что-то давит, придает ускорение.
Руки вперед! Защищаем морду от ступенек или от ноги. Той, что уже поднимается. Ме-эдлен-но. И Нож не спеша входит в стопу Твари. По рукоять. Прикалывает к лестнице…
Вопль, слышимый телом, а не ушами…
Все, писец всему стеклянному в Рануловом кабаке.
Страшный удар по спине… И темно в глазах. Не вздохнуть.
Толстой гибкой веткой меня приложило. Но боли нет. Пока. Рюкзак у меня на спине. Защитил.
Это Сава отпустил ветку, и она достала меня.
Но откуда лестница такая на Кавказе? Деревянная, отвесная. И зачем вгонять в нее нож? А сверху что-то падает… пыль… тряпки… Слышатся голоса. В ушах звенит. И блевать охота. Здорово меня все-таки приложило. Не по голове вроде, а состояние как при сотрясении. Рюкзак снимают. Голоса настойчивей. Но разговаривать мне не хочется. Смотреть тоже. Кто-то нюхает меня, облизывает. Вином пахнет… значит, не собака… не встречал я пьяных собак…
После этой мысли мне становится легче. Попускает вроде как. Соображаю, что лежу. Ноги выше головы. Валяюсь на чем-то неудобном. А тут как в армии: «упал – отжался!» И подняться надо бы.
«Отжался», открыл глаза. На меня смотрит черная кошка. Большая. Прям пантера. Закрыл глаза. Опять открыл.
Никакой пантеры. Значит, глюки. Иногда бывает такое, после удара. Даже у врачей.
Осматриваюсь.
Никакой ветки, никакого Савы и никакого Кавказа, ясен пень. Но лестница осталась. А на ней два мужика с длинными ножиками. Но из этих двоих такие же кавказцы, как из отмычки клизма. Оба осторожно убирают свое оружие и пятятся. Тоже не спеша. Словно я взглядом могу убить. Не могу. Не учили.
Где-то рядом раненый. Не вижу, но запах крови ни с чем не спутаешь… Да, это она и чего-то еще… Поганое. У меня волосы шевелятся от этой вони. По всему телу. А вот и он, раненый. Лежит ниже мрачных мужиков. Под плащом. Черным. Моим!
В голове щелкает, будто переключили на другой канал. И я вспоминаю. И пацана под плащом. И тех двоих, что стоят на площадке. И бабу узнаю, что помогает мне сесть. Марла. Лапушка… Нет, это длинный разговор. Потом. Все потом. Сейчас раненый.
Плащ на фиг. Он только мешает при осмотре. Хотя… осмотр больного на лестнице… Терапевты обычно такого не практикуют. Повезло пацану, что я хирург. Зато делать операцию в таких условиях даже мне еще не приходилось. Но двинуть его с места – значит убить. Сломанные ребра, пробитые легкие, поврежденный позвоночник. И сине-багровый след через спину. Наискось. Будто толстой гибкой веткой приложило…
Вот он, мой «рюкзак». Лежит, кровоточит.
– Чем это его? – Смотрю на… Кранта. Словно он может знать.
Знает. Отвечает:
– Щупальцем.
Продолжаю смотреть. А пальцы трогают спину Малька. Опухоль. Горячая. И быстро ползет вниз.
– Я Ловчему руку отрубил. Левую. Он новую не успел отрастить, когда ты на него напал… господин. Коготь на щупальце у него был. С ядом.
– А этот… умник меня, значится, прикрыл. Так?
Кивнул Меченый, не Крант. А глаза у мужика даже не испуганные. Совсем никакие. Видел я его пару раз таким… Ладно, потом разберемся. Все после. Сначала пацан.
– Яд, говоришь? А противоядие имеется?
Крант качает головой. Меченый тоже молчит, только смотрит в никуда. Марла… подходит к нему. И на меня все время поглядывает. Настороженно.
Блин! Чего они все так боятся?! Ножа? Так вот он, лежит на спине пацана и слегка вибрирует. Со стороны и незаметно совсем. Только пальцами можно чувствовать. И горячо им, пальцам. И на левой руке тоже.
Это опухоль ткнулась в ладонь. А дальше не идет.
Вот так мы тебя и сделаем!
Ладонь ниже опухоли, прижать плотнее и двинуть вверх. Осторожно. Чтоб ничего не выскользнуло. А Нож – вниз. Еще осторожнее. Чтоб не зарезать пацана Двигаем, двигаем, двигаем…
Вот и сошлись ладони.
Но чем ближе к ране, тем труднее их двигать.
Ну с ядом справились. Рана чистая. А чего делать с переломами? Позвоночник – это не хухры-мухры. Выживет пацан – парализованным останется. Ниже лопаток. И вряд ли мне «спасибо» скажет.
Марла опять рядом. Стоит на коленях, нюхает рану, чего-то говорит. Не знаю я этого языка. Ни слова не понимаю. А вот Малек, похоже, сообразил. Шевелит пальцами, тянется рукой к шее. Своей. И дергает тонкую светлую цепочку. А та не рвется. Чуть толще нитки, а держится.
Малек шепчет. Просит чего-то. На том же, незнакомом. Марла качает головой. И отвечает. Теперь уже на понятном всем.
– Не могу.
– Чего не можешь? Ну!
Она смотрит на меня и молчит. Самое время играть в молчанку!
– Да говори же, твою мать!
Голос, похожий на карканье полузадушенной вороны. Это уже не Марла говорит, раненый:
– Имя… дай Имя…
– Какое имя?
– У него нет Имени, – шепот. Едва слышный. Марла.
– На фига ему…
– Он не может измениться.
– Чего не может?..
– Залечить раны.
Мне понятно насчет ран. И только.
– Тогда дай ему это дурацкое имя! – Я уже ору. И меня трясет. Марла прижимается к перилам.
– Не могу.
– Господин… ты дай… – Сиплое карканье. Скрип несмазанного замка.
– Имя? Какое, блин?..
– Его Имя. Настоящее. Можешь узнать? – В голосе Марлы надежда проклевывается. Слабенькая. А вдруг смогу? Ведь сумел победить слугу Неназываемого. И с ядом справился. Так вдруг и…
Марла отводит глаза, и я перестаю ее слышать. Или читать мысли. Хрен его знает, чего между нами только что произошло.
Имя? Настоящее? Ага, как же. Только тем и занимаюсь, что имена придумываю. В свободное от работы время.
Малек вывернул шею, и я увидел его лицо. Бледное. Потное. Из прокушенной губы бежит кровушка. Кожа под глазами дрожит, а сами глаза…
Блин! Никогда такого не видел.
Зрачок то круглый, то вытягивается в нитку, а радужка – то темно-серая, то красно-коричневая.
– Имя!.. – просит Малек.
А у меня язык затянуло. Намного ниже аппендикса. Кота он мне напомнил. Пацан. Молодого, домашнего. Побывавшего на настоящей кошачьей разборке. В первый раз. И ничего мне в голову не пришло, кроме Васьки. Ну не Мурчиком же пацана называть!
А странно меняющиеся глаза тянули из меня Имя. Как здоровый зуб без наркоза. И я с трудом выдавил:
– Ва-ас-с-с…
А все остальное застряло в горле.
Глаза окончательно изменились. Перестали быть человеческими. Цепочка лопнула, и рука пацана ударилась о ступеньку. Рядом с моей ногой.
Не рука – лапа! С когтями…
– Назад! – Это Марла. Мне. А я стою в полном обалдении. Даже не заметил, когда разогнулся и убрал руки от пациента.
Вой. Или крик. Глубокие царапины на лестнице. Я пялюсь на них так, будто ничего интереснее в жизни не видел. И не увижу. Считаю царапины.
«Раз…»
Ко мне тянется Марла.
«Два…»
Ее пальцы сжимают мою рубаху выше пояса.
«Три…»
Я сижу на перилах.
«Четыре…»
Пацан катится вниз, переворачивается на спину. Его трясет, как в припадке, выгибает. Затылок и пятки на полу, а все остальное – дугой.
– Скорее!
Меня сдергивают с перил. Хватаюсь за Марлу, чтобы не упасть. А она с моим плащом в руке прыгает вниз по ступенькам. Даже ран своих не замечает. Четырех царапин ниже колена.
– Накрываем его. Быстро!
Воющий, дрожащий комок исчезает под плащом.
– Зови его! Зови!!
У меня нет слов, нет букв, нет даже мыслей. В голове пусто, как после уплаты налогов.
– Зови! Он услышит…
Плащ выгибается горбом. Ткань протыкают шипы. Ряд острых, тонких, раза в два тоньше моих пальцев.
– Берегись!
Марла отбрасывает мою ладонь. Через миг плащ там тоже пробит.
– Зови! Не удержим!..
Прижимает к полу край ткани, а что-то живое рычит, ворочается под плащом. Пытается выбраться. И на полу появляются царапины. Марла отдергивает руку. Палец в крови. Она смотрит на меня так, словно я это ее цапнул.
Вспоминаю, что когда-то умел говорить.
– Васс, Вас-с, Ва-ас, Ва-асс…
Зову.
Зову, мать его, а оно дергается! Зову, а оно не слышит!
Смотрю на Марлу. Она шепчет тихонько:
– Зови. В первый раз всегда трудно.
Зову. Меняю интонацию. Будто кота хочу приманить. Молодого. Глупого. Что первый раз увидел настоящее дерево. Первый раз залез на него. И теперь смотрит с верхушки огромными круглыми глазами. А хозяин внизу такой маленький. Не похожий сам на себя. Только голос знакомый. Чуть-чуть.
– Ва-асс, Ваа-сс-с…
Плащ уже не дергается, а я все зову. Шепотом. Сиплым.
Попить бы…
– Ваа-сс-С…
– Я слышу… миной… слышу…
Марла вздыхает, разгибается.
– Отпусти его. И поднимайся.
Не знаю, когда я прилег на пол. Не заметил как-то. И сколько пролежал, не помню.
Марла протягивает мне руку.
Принимаю. Поднимаюсь. Качает, однако.
– Бери его. И пошли к тебе.
Смотрю вниз. Из-под плаща выбирается пацан. Ваасс-С. Такое его Имя. Тайное. Не для общего пользования.
Пацан голый. Кожа блестит, как смазанная чем-то. На спине длинный тонкий шрам. Свежий. Бледно-розовый.
Однако…
– Не надо. – Раненый мотает лохматой головой. – Я сам пойду.
– А сможешь?
Марла улыбается. Грустно так. И совсем не насмешливо.
– Смогу.
Пытается встать с четверенек. Тыкается лицом в пол. Валится на бок. И не двигается больше.
Быстро наклоняюсь. Так быстро, что темнеет в глазах, и я тоже падаю на колени.
Наплевать! Сначала Малек. То есть… нет, все-таки Малек…
Проверяю пульс, зрачковый рефлекс…
– Спит. Представляешь?! Он заснул!
– Так всегда бывает, – говорит Марла и резко оборачивается.
Я тоже слышу скрип. Двери, кажется. Потом еще один скрип.
– Забирай его и уходим. Скоро здесь будет много чужих.
И как они терпели так долго? Любопытные, они в любом мире есть. И не дай бог, среди них репортер найдется, – такого напридумывает!..
Заворачиваю Малька в плащ. Влажный. И чем-то пахнет. Странным. Иду к лестнице. А меня качает!
Марла обняла за пояс. То ли держит, то ли ведет.
– А где Меченый с Крантом?
Смотрю на лестницу. Площадка пустая.
– Я здесь, нутер.
Крант стоит на любимом месте Ранула.
– Крант, хорошо, что ты нашелся. Увидишь Ранула, скажи ему… Нет, не надо, я сам скажу. – Из-за нортора выглянул хозяин кабака. Внимательно так осмотрел помещение. Не иначе как убытки подсчитывает. А чего еще с такой озабоченной мордой делать? – Ранул, мы это… насорили у тебя немного… так ты это… не пускай пока никого. Меченый, ты где?
– Я здесь… хозяин, – откуда-то сзади послышался голос Меченого.
Оборачиваюсь – ведет в сторону…
Спасибо, Лапушка поддержала.
Мужик стоит над кучей тряпья и ворошит ее ногой. Кажется, полжизни назад эти шмотки кто-то носил.
– Правильно, Меченый. Этот бардак надо прибрать.
Мужик отрывается от своего занятия, смотрит на меня:
– Слушаю и…
– А если тебе понадобится помощь…
– Она у меня будет.
– Значит, договорились. И вот еще что, Ранул…
Блин, как же я устал крутить головой. Надо бы зеркало какое приспособить. Как у мерса.
– Приготовь пожевать чего-нибудь. Вкусного. Я скоро…
– Да, многоуважаемый…
– Надо идти. – Марла гладит меня по спине. – Ты, наверно, устал.
Устал – это слабо сказано. Кажется, я начал спать еще на лестнице.
17
И кто сказал, что смысл жизни часов в их тиканье? А если эти часы песочные? Или огненные… Что при помощи воска и фитиля работают.
Вот я смотрю на свечу и полосы на ней считаю. Это сколько же пролежал я мордой в подушку?
– Один круг, Пушистый.
– Спасибо, Лапушка. Я сейчас…
Но до этого «сейчас» еще полкруга сгорело. Даже когда я оторвался от подушки, сразу сползать с кровати не стал. Нашел дело поинтереснее. Пацана разглядывать, какой рядом лежит. Под моим же собственным плащом.
Небольшая разница была между мальцом, что вышел из моего «люкса» этим утром – в одном только плаще, кстати, – и тем, на кого я теперь смотрел. Совсем небольшая…
Года в два.
Лет на шестнадцать Малек выглядел. По крайней мере, видимая его часть. Голова то есть. И плечо. Голое.
Я приподнял плащ. Так-с, одеждой мы так и не озаботились. А сколько вопросов было: «Как одеться?.. А можно то или сё?..»
Вот только у того, кто спрашивал, не было еще волос на груди. И размер грудной клетки был куда скромнее. И рельеф мышц другой. Да и сами бицепсы…
– Марла, ты только глянь!.. И этого красавца я перепутал вчера с девкой. С ума спрыгнуть можно!..
Марла и без моего приглашения смотрела на юнца. Очень внимательно. Даже принюхивалась вроде.
– Затянул он с переломом. Сильно затянул. Удача не оставила…
Я не дождался продолжения и спросил:
– Кого не оставила?
– Тебя.
– А я тут при чем?
– Нашел ему Имя. И помог. Чем дольше не выпускаешь Зверя, тем он сильнее. А справиться с таким Зверем, да еще в первый раз… Не каждому так улыбается удача.
– А…
– И Ритуал нарушили.
– Какой?
– Большая у тебя удача, Пушистый. На двоих хватило. Проси Хранителя, чтоб еще осталось…
– Марла, о чем ты…
Но меня не услышали. А если и слышали, то не реагировали.
– Крант, приготовься.
Мой оберегатель… кивнул. Подчинился вроде как.
Это что же получается: он себе еще и хозяйку завел? Слугой двух «многоуважаемых» заделался? А как я с Марлой делить его буду? График составим или монетку бросать станем?
Нортор остановился напротив Марлы, но по другую сторону кровати. Ну и чего они на таком расстоянии делать хотят?
– Возьми его руку! – Это уже мне. Марла. И таким тоном, что только «Слушаюсь!» и «Рад стараться!» осталось сказать.
К руке Кранта я тянуться не стал. Сообразил, что к чему. Сообразительным я бываю… Прям сам себе поражаюсь.
– Не эту! Подожди!.. Видишь, что у него в руке?
– Ну вижу.
– Осторожно. Не прикасайся.
– А чего будет?
– Хорошо тебе не будет.
– Ну ладно.
Не очень-то и хотелось. Прикасаться.
– Приложи его руку к горлу. Осторожнее берись. К его горлу – не к своему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64