— Она может разрешить и этот, только я буду молиться о более благополучном завершении.
— И я тоже. — Она встала. — Пойдем, я покажу тебе тайник. Механизм чрезвычайно искусный. — Она чиркнула кремнем и зажгла свечу. — Там темно, — пояснила она, — и я всегда боялась этого прохода, с тех пор как Эдмунд однажды запер меня в нем, потому что хотел поохотиться с деревенскими мальчишками, а мое присутствие мешало бы ему.
Алекс подумал о раненом мужчине в лодке, человеке, которого она поцеловала, ее кузене, с которым она выросла, и позавидовал Эдмунду Вернею, ведь он был с нею, когда она взрослела, дразнил ее, и она ему даже мешала в его забавах.
— Надеюсь, его хорошо выпороли за злую выходку, — заметил Алекс, следуя за ней в холодную темноту.
— Нет, — хмыкнула Джинни, прикрывая рукой колеблющееся пламя, когда закрывала замок панели. — Я не предала его.
Ее голос задрожал, и Алекс твердо заявил:
— Ты не сделала этого. Если с Эдмундом Вернеем что-то и произойдет, то не из-за того, что сообщила ты.
Джинни не ответила. Дойдя до маленькой комнаты, она высоко подняла свечу, освещая каменные стены, запятнанную кровью подстилку, деревянное ведро.
Воздух был спертым и зловонным, и Алекс даже отшатнулся. Все же лучше, наверное, погибнуть в бою, чем прятаться, словно крысы, в этой жуткой норе… Но, с другой стороны, перед ним никогда не вставал такой выбор. Его никогда не преследовали, и все свои битвы он выигрывал.
— Нужно убрать его, а то воздух стал отвратительным, — сказал Алекс решительным голосом и поднял ведро.
Джинни кивнула и пошла впереди него по холодным ступеням к наружной двери.
Они вышли к морскому берегу на прохладный, чистый утренний воздух. Джинни глубоко вдохнула, подставив лицо ветерку.
Алекс вылил ведро у куста бузины.
— Ты любишь ездить верхом?
— Больше всего. — Она улыбнулась. — Но я не одета для такого случая.
— Как и для блужданий по тайным ходам, — поддразнил он, снимая паутину с ее волос. — Ты не переодела платье, твои туфли запачканы.
— Мы говорили о серьезных вещах, и я забыла о таких пустяках.
— И как часто ты вспоминаешь о них? — Глаза его смеялись.
— Редко, — смущенно признала Джинни. — Я всегда приводила маму в отчаяние.
— Могу себе представить, — захохотал Алекс. Непослушная, упрямая маленькая цыганка. Готов биться об заклад, — он обхватил руками ее лицо, — ты не очень-то изменилась и сейчас. Это мне наказание за мои грехи. Но я не хотел бы, чтобы ты была другой.
— Я вовсе не упрямая и не непокорная, — мягко сказала она. — Ведь нет никого, кто мог бы требовать от меня покорности.
Глаза его потемнели.
— Нет необходимости повторять, что мы стоим по разные стороны. Я понимаю это, но я говорил как возлюбленный, а не как враг.
— Нам не всегда будет легко отделить одно от другого. — Она еще не договорила, а руки ее уже обвились вокруг его шеи, тело прижалось к его телу, ощущая теплую кожу под его рубашкой. Она поцеловала его первой, притянув его голову к себе и привстав на цыпочки, как бы утверждая их равноправие в любви.
Когда они отодвинулись друг от друга, Алекс коснулся ее припухших губ.
— Сегодня мы просто любовники. Не будет никаких слов о нашей вражде. Мы будем разговаривать и рассказывать друг другу о себе, и ты покажешь мне остров, который так сильно любишь.
— Очень хорошо, — согласилась Джинни, поворачиваясь спиной к потайной двери. — Мы как будем возвращаться — тем же путем, чтобы мое платье совсем было испорчено? Или же поразим твоих людей, появившись во дворе, словно привидения?
— Мы вернемся так же, как пришли, — тут же нашелся Алекс, — Еще немного паутины ничего не изменит, и у меня нет никакого желания тащиться через двор.
Когда они вернулись в столовую и закрыли потайную панель, Алекс задул свечу.
— Наденьте вашу амазонку, госпожа Кортни. Мы отправимся изучать остров.
Этот приказ был столь обещающим, что у нее свело пальцы ног в туфельках. Будет еще достаточно времени для вражды, когда снова возникнет противостояние между полковником «круглоголовых» и его пленницей-роялисткой. Несомненно. Но сегодняшний день создан для любви.
— Жду тебя в конюшне.
— Через десять минут. Нам нужно так много узнать друг о друге, Джинни.
Он коснулся ее губ длинным пальцем. Она выбежала из комнаты, радуясь его обещанию, запоздало вспомнив о необходимости проявлять сдержанность, более подобающую хозяйке дома, находящейся в плену.
Глава 4
Спустя десять минут, с заплетенными косами и в амазонке, Джинни появилась на конном дворе. Через руку у нее была перекинута накидка, потому что с моря дул свежий ветер. Солдат с коротко остриженными седыми волосами седлал великолепного черного жеребца, на котором Алекс Маршалл отправлялся конфисковывать имущество и земли, и Редферны были лишь одними из многих в этом списке.
— Замечательное животное, — сказала она, проводя рукой по бархатному носу жеребца. Он заржал от удовольствия и потерся упругими губами о ее ладонь.
— Да, госпожа, — согласился солдат, — чистокровный арабский скакун и в бою тверд как скала.
— Как его зовут?
— Буцефал.
— Буцефал! — Джинни не поверила своим ушам. Так назвал своего коня Александр Македонский. Ведь не может быть, чтобы Алекс Маршалл считал себя воином-императором? Подавив приступ смеха, она пошла в конюшню за своей кобылой. Это было изящное животное с привычкой высоко поднимать ноги при ходьбе. Лошадь радостно потянула воздух ноздрями, и мышцы на ее шее затрепетали в предвкушении прогулки.
— А, вы опередили меня, госпожа Кортни, — раздался голос Алекса позади нее, и чтобы скрыть свою радость, Джинни приникла лицом к теплой шее кобылы.
— Седлай лошадь госпожи Кортни, Джед, — быстро распорядился Алекс, беря под уздцы Буцефала. Джед весело улыбнулся.
— Нет, в этом нет необходимости. Я вполне способна оседлать собственную лошадь, — машинально возразила Джинни.
— Это не обсуждается. Займись ею, Джед.
— Слушаюсь, полковник. — Джед отдал честь и отправился в конюшню за седлом. Алекс повернулся к Джинни и заговорил тихо и отрывисто:
— Когда мы одни, ты можешь сколько угодно спорить и возражать, но в присутствии моих людей я запрещаю тебе делать это.
Джинни открыла рот, пытаясь возразить, что ничего такого она и не собиралась делать, но появился Джед, и она, сжав губы, повернулась, чтобы взять поводья у солдата. Алекс был уже в седле.
Джед подсадил ее, поправил кожаные стремена и подтянул подпругу. Лошади застучали копытами по двору.
Джинни рассердил безосновательный упрек. Алекс, судя по его непроницаемому лицу, тоже был раздражен.
— У меня не было намерения задевать чувство собственного достоинства императора, — заявила она.
— Черт побери, а это еще что значит? — нахмурился он.
— Только то, что лишь император может ездить на Буцефале, — мило улыбнулась она и, сжав пятками бока Джен, послала ее вперед рысью, потом галопом.
Алекс, опешивший на какое-то мгновение, ринулся вслед за Джинни. Кобыла явно уступала жеребцу, и, поравнявшись, Алекс наклонился, схватил поводья у самой уздечки и натянул их, остановив Джен.
— К твоему сведению, — заявил он, — конь был подарен мне отцом, когда я получил звание майора. У него уже было имя, и я не мог изменить его, не обидев при этом отца.
— О! — Джинни не отрываясь смотрела на море. — В таком случае приношу извинения за свои выводы, но ты дал мне для этого достаточно оснований. Я не собиралась намеренно противоречить твоим распоряжениям, и если бы ты не подозревал в любой фразе вызов, то понял бы это.
Они помолчали. Алекс продолжал держать поводья Джен. Потом он наконец сказал:
— Это довольно трудно объяснить, Джинни, потому что ты еще ничего не знаешь о военной жизни, но в ней есть строгие правила, и ты должна научиться придерживаться их. Мои приказы и слова на людях неоспоримы. Если я позволю кому-нибудь возразить, это принизит меня в глазах моих подчиненных, безопасность которых полностью зависит от моих распоряжений. Отряд должен действовать слаженно, подчиняясь одному человеку — мне. Только так можно обеспечить безопасность солдат, насколько это вообще возможно на войне.
— Но я же не в твоем отряде.
Алекс вздохнул:
— Предполагалось, что этот день пройдет без вражды, но, наверно, я должен сказать тебе с самого начала. Ты в глазах моих людей точно так же подчиняешься мне, как и они. Не оспаривай мою власть публично, Джинни. Последствия не доставят удовольствия ни тебе, ни мне.
— А если я признаю, что ты властен над пленницей и врагом, ты согласишься, что над возлюбленной такой власти у тебя нет?
Последовало молчание — зеленовато-карие глаза неотрывно смотрели в серые.
— Это другой вопрос и для другого дня, — наконец сказал Алекс. — Но ты должна помнить, что я взял на себя ответственность за твою безопасность и предприму все необходимое для ее обеспечения. — Он отпустил поводья Джен. — Ты ведь обещала показать мне остров?
Он был прав, эта словесная баталия была не ко времени. И вновь Джинни удивила его. Поскакав по пружинистому мху, она через плечо крикнула:
— Дайте жеребцу императора потягаться с кобылой дамы, полковник.
Каменная стена обозначала границу владения сквайра Элмхерста, и Джинни направила лошадь через нее. Алекс на своем великолепном жеребце преодолел эту преграду почти одновременно.
Буцефал нагнал Джен через секунду после того, как коснулся земли, и устремился вперед, едва касаясь мощными копытами вязкой земли. Наконец Алекс остановился и подождал Джинни. Она подъехала к нему, радостно возбужденная этой гонкой, с пылающими щеками и сверкающими глазами.
Как эта женщина, недоумевал Алекс, за несколько коротких часов сумела нарушить его покой, поколебать его целеустремленность? И в результате сейчас он рисковал карьерой, долгом, в которых всегда видел смысл жизни. Ее нельзя было назвать красавицей — высокая для женщины, загорелая, взгляд чересчур смелый, но было в ее осанке, в тяжелых прядях каштановых волос с мягким отливом, в чистоте серых глаз нечто пленительное, берущее за душу.
— Похоже, я проиграла эту скачку. — Джинни радостно засмеялась, откинув назад голову. — Посмотрим, выиграешь ли ты следующую, император на императорском жеребце. — Она направила свою лошадь по крутому, но широкому спуску к песчаному берегу. — Ты когда-нибудь скакал по волнам, Алекс? Это одно из самых больших удовольствий и для человека, и для лошади.
Она заехала в воду и непроизвольным жестом поддернула юбку до колен, как делала это в прежние времена, когда была с Эдмундом.
Алекс наблюдал за ней с улыбкой.
— Мы постараемся быть на высоте, моя цыганка-замарашка.
Через мгновение Джен неслась по воде, перепрыгивая через волны с изяществом танцовщицы, в то время как Буцефал, более тяжелый и не привыкший к такой зыбкой почве под ногами, оступался, пытаясь удержаться. И лошади, и их наездники окончательно промокли, когда сумасшедший галоп завершился и Джинни повернула свою лошадь к берегу.
— Думаю, ты проиграл эту скачку, — крикнула она через плечо, сдерживая лошадь, а у нее самой кровь бурлила от возбуждения.
Буцефал, выбравшийся из незнакомого для него водяного плена, понесся по песчаному берегу, и Джен удивленно попятилась, застав свою хозяйку врасплох, так что Джинни свалилась с ее спины. В воздухе мелькнули промокшие юбки, и Джинни самым нелепым образом с глухим стуком свалилась на песок.
Алекс мгновенно спешился.
— Тебе больно? — Тревога звучала в его голосе, озабоченность появилась в глазах.
— Пострадал только мой престиж. — Джинни засмеялась и протянула ему руки, чтобы он помог ей встать. — Гордыня до добра не доводит.
— Думаю, это падение лишило тебя победы, — тихо сказал он, обхватывая ее лицо руками, поворачивая его, словно рассматривал редкое изделие из фарфора. Джинни, казалось, утонула в его глазах, огромных и сияющих теплым светом, когда он смотрел на нее. Она задрожала как осиновый лист на ветру.
— Какой штраф я должна заплатить? — услышала она свой голос, но прекрасно знала ответ.
— Никакой, — ответил он. — Я возьму лишь то, что ты отдашь с готовностью. Ты создана для любви, Джинни. — Сначала поцелуй был легким — его язык коснулся ее губ, потом скользнул между ними и немедленно отступил, как только она жадно раскрыла рот, чтобы принять его. Все еще держа в руках лицо Джинни, он мучил ее, казалось, целую вечность, а тело ее трепетало в уже знакомом томлении. Но, наконец, он уступил ее мягким, умоляющим стонам; его язык рванулся вперед, навстречу ее языку. Она потянулась к его телу, забыв о гордости, о скромности, и прижалась к его пульсирующей теплой плоти.
— Я хочу тебя, — сказал Алекс, отодвигаясь, чтобы посмотреть ей в глаза. — И ты будешь моей, Джинни, здесь, на берегу, где кричат чайки и вздымаются волны. Здесь, моя морская фея.
— И ты будешь моим, — ответила она. — Здесь, на песке. Его руки погрузились в тяжелые пряди ее волос, и они упали блестящим водопадом по ее спине.
— Я сделаю все, чтобы доставить тебе удовольствие. — Обнимая ее одной рукой, он сдернул накидку с седла Джен, терпеливо стоявшей рядом с Буцефалом.
Одна сильная рука подхватила Джинни под колени, другая поддерживала спину, и через мгновение она оказалась в воздухе. Она обвила руками его шею, притягивая к себе его голову, чтобы возобновить прерванный поцелуй, уверенная в правильности, неизбежности и безрассудности этого.
Алекс понес ее на руках к скале и мягко поставил на ноги, прежде чем бросить накидку на песок.
Сдерживая нетерпение, он расшнуровывал лиф ее платья, и Джинни стояла не шевелясь и дрожа, словно маленький зверек перед лисой.
— Не бойся, — сказал он, спуская амазонку с ее плеч. — Ты же знаешь, я не причиню тебе боли.
— Если я и боюсь, то только силы моего желания.
Волна нежности переполнила его, и он обхватил ладонями ее грудь.
— Я тоже боюсь этой силы, любовь моя, — прошептал он. — Позволь мне любить тебя, милая моя, и дай своему телу ощутить то, что оно должно чувствовать.
Его слова вновь ласкали, а руки возбуждали. Амазонка соскользнула до лодыжек, и Джинни осталась лишь в хлопчатобумажных панталонах и тонкой рубашке, глубокий вырез едва прикрывал грудь, которую он сейчас обнажил, чтобы прикоснуться губами к жаждущим ласки соскам. Джинни выгнулась назад, подавшись грудью к его ладоням и языку, который, гладя и дразня, приподнимал набухшие вершинки.
— Давай освободим тебя от этих последних оков, — сказал Алекс, и его губы переместились вверх, чтобы поцеловать ямочку на плече. Простой узел на спине рубашки Джинни был развязан, и она осталась стоять обнаженной под ярким солнцем на пустынном пляже.
Алекс зачарованно коснулся ее, потом повернул и провел руками по спине, по ягодицам и дальше вниз, по ногам. Когда его руки завершили это путешествие, он положил ее на бархатную накидку. Она потянулась к нему, но он шепотом велел ей лежать и наслаждаться; впереди было достаточно времени для взаимных ласк, и она упивалась пассивной негой, которая все же не была пассивной в полном смысле. С Гиллом она лежала неподвижно и бесчувственно, словно бревно, но ему нужно было только брать, и не важно, что это дается ему не добровольно, что это просто подчинение ненавистному супружескому долгу.
Алекс поцеловал часто пульсирующую жилку на ее шее, поднял по очереди каждое запястье, чтобы прижаться губами к таким же пульсирующим точкам, прежде чем ласкать дальше: палец его игриво коснулся выемки ее пупка, а глаза в это время следили за выражением ее глаз. Ее тело задвигалось под его ласками, и он медленно провел рукой вниз, от бедра до лодыжки, наблюдая за ее глазами, в которых он видел мечтательный восторг, когда она двигалась с томным наслаждением.
Он раздвинул ее бедра, и Джинни ахнула. Глаза ее засверкали, но не от страха, а от желания. Его пальцы легко пробежали по нежной коже, прежде чем двинуться выше. И все это время он наблюдал за ее лицом, сдерживая собственное возбуждение, стремясь увериться, что он действительно доставляет ей наслаждение.
Джинни застонала, когда внизу живота появилось непривычное напряжение, — оно все росло и росло под безудержными пальцами, которые наконец нашли то, что искали. Как он может создавать такое чудо? Мысль эта была мимолетной, Джинни почувствовала, что внутри нее что-то задвигалось с такой же стремительностью, как и пальцы снаружи, и потом пружина сжалась и, не выдержав, лопнула. Она как бы со стороны услышала собственные всхлипы, когда мускулы ее бедер и ягодиц сжались вокруг волшебства его пальцев и потом разжались, дав возможность расслабиться ее пульсирующему и отяжелевшему телу.
Алекс поцеловал ее. Рот его был уже неумолим, потому что сам он не мог больше сдерживаться. Сбросив одежду и подсунув руки под ее бедра, он приподнял ее себе навстречу. Джинни вскрикнула, когда он вошел в нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54