– Нечасто встретишь женщину-живописца, да еще когда ее картины так серьезны, – заметил Филипп. – Она… интересная, не так ли?– Но слишком молода для тебя, – быстро произнес Жан-Марк.– Я не настолько испорчен! – с негодованием запротестовал Филипп. – У нее же еще нет груди. Я жду, пока женщина расцветет.Жан-Марк коротко рассмеялся.– Что ж, у этого дитятки, без сомнения, созреют и острые шипы.– Тем интереснее их срывать. Но ведь ты у нас любишь трудных женщин. Как только ты отважился приручить ту амазонку?Жан-Марк улыбнулся.– Леони – исключительная женщина.– Да, она прекрасная волчица, только мне бы не хотелось оказаться с ней в постели. Неужели ты никогда не выбирал женщин с меньшей… – Филипп оборвал себя. – Я с нетерпением жду милостей от придворных дам в Версале.– Они не жалуют буржуа вроде нас. В Вазаро, в своем домике цветов, тебе будет вольготнее, чем в спальнях благородных дам. Они тебя сожрут.Улыбка медленно сошла с лица Филиппа, крупные белые зубы обеспокоенно прикусили нижнюю губу.– Я не знал, что тебе известно о моем домике цветов, Жан-Марк. Уверяю тебя, это никак не сказывается на моем управлении Вазаро.– Да, ты прекрасно присматриваешь за наследством Катрин. Иначе ты бы услышал от меня о домике раньше.– А почему об этом ты заговорил только сейчас?– Мне не нужны разъяренные отцы обесчещенных дочерей.– Обесчещенных? – Голос Филиппа звучал возмущенно. – Я соблазняю, а не насилую. В домике цветов еще ни разу не было женщин против их воли.– Смотри, чтоб и впредь так продолжалось.– Я бы не стал огорчать тебя, Жан-Марк. – Филипп серьезно встретил взгляд дяди. – Я очень дорожу твоим доверием. Мне нравится жизнь в Вазаро.– А Вазаро явно нравишься ты. – Жан-Марк улыбнулся. – По крайней мере женской половине. Я просто подумал, что лучше прояснить ситуацию.Глаза Филиппа сузились.– Поэтому ты и попросил меня оставить Вазаро и сопровождать Катрин?– Я знал, что ты будешь охранять Катрин, а твое общество ей приятно.– И еще ты хотел мне посоветовать уметь отделять свои удовольствия от своих обязанностей. – Филипп медленно улыбнулся. – Так почему бы не поймать сразу трех зайцев, а?– Действительно, почему бы и нет?– Неужели ты никогда не устаешь строить мир так, чтобы тебе было удобно?– Иногда, но игра стоит свеч.– Только не для меня, – отмахнулся Филипп. – Каждый занимается своим делом: ты собираешь все богатства Европы, а я смиренно тружусь у тебя в подчинении.– Не у меня, а у Катрин. Вазаро принадлежит ей, а не семейству Андреас.– Неужели?– В нашей семье традиция – опекать наследницу Вазаро.– Но тебе же наплевать на традиции, – негромко произнес Филипп. – К чему ты действительно неравнодушен, Жан-Марк?– Сказать тебе? – Голос Жан-Марка звучал насмешливо. – К французскому ливру, английскому фунту и итальянскому флорину. Стремительно развивается страсть к русскому рублю.– И больше ни к чему?С минуту Жан-Марк размышлял.– К семье. Полагаю, благосостояние семьи Андреас для меня значит больше, чем что-либо другое.– А твой отец?– Он часть семьи, не так ли? – Жан-Марк холодно посмотрел на Филиппа. – Не рассчитывай выжать из меня сантименты, Филипп.– Но ты все же способен на привязанности. Ты зовешь меня своим другом.Жан-Марк пожал плечами и вздрогнул от боли. Он на мгновение забыл, что его рана еще не зажила.– Ну, разумеется, я исключительно симпатичный парень, – продолжал Филипп. – Как же ты мог не почувствовать восхищения, уважения, веселого расположения и…– Довольно! – Жан-Марк поднял руку, останавливая поток слов. – В отношении расположения ты прав – ты меня забавляешь. Соблазни ее величество, и я буду доволен.– У меня нет ни малейшего намерения ввязываться в такое бессмысленное занятие. Благородные господа, наставляющие рога королевской фамилии, зачастую кончают свою жизнь на плахе. Королева действительно предпочитает мужчинам женщин?– Почему ты спрашиваешь об этом меня?– Потому что раз ты задался целью раскопать все о королевском дворе вплоть до последнего конюха в конюшнях, ты это сделаешь. Ты ведь никогда не начинаешь ни одного дела, не узнав всю подноготную о своем противнике.– Противнике? – переспросил Жан-Марк. – Ее величество – мой суверен, а я – ее верный подданный.Филипп фыркнул.– Ты мне не веришь? Я никого не подкупал, чтобы выведать тайны королевской спальни. Однако я узнал, что королева написала несколько страстных писем и щедро одарила принцессу де Ламбель, Иоланду Полиньяк и Селесту де Клеман.– Де Клеман? – Взгляд Филиппа остановился на картине. – Так, значит, это дитя…– Ее мать – Селеста де Клеман. Насколько я понимаю, маркиза была дочерью состоятельного испанского торговца и стала второй женой обедневшего дворянина. Его сын и наследник после смерти отца выдал мачехе экипаж, гардероб из прекрасных платьев и навсегда распрощался с ней и ее ребенком.– Как ты думаешь, маленькую смутьянку воспитали так же, как и мамашу? – лениво спросил Филипп. – Я слышал, дочери Сафо получают большое удовольствие…– Нет! – Яростная вспышка Жан-Марка поразила его самого не меньше, чем Филиппа. Им овладело ощущение, что Филипп посягнул на нечто личное, принадлежавшее только ему. Он быстро справился со своим чувством собственника. – Я не говорил, что у Селесты де Клеман предрасположение к лесбийской любви. Она была любовницей нескольких богатых и щедрых придворных с тех пор, как приехала сюда несколько лет назад. Я бы сказал, у нее страсть к приобретениям, а не к плотским наслаждениям.– Как у Жан-Марка Андреаса?– У меня с маркизой одна страсть, только я не торгую собой, предпочитая манипулировать не чувствами, а обстоятельствами.– Тем не менее ты не гнушался ни тем, ни другим, когда тебе это было надо.– Юридические документы, Филипп!– Сейчас схожу за ними. Кстати, мне на глаза здесь попалась восхитительная, пышущая здоровьем девица. Ты не станешь возражать, если я приглашу ее разделить со мной постель в ожидании твоего выздоровления?– Нет, если ты будешь благоразумен и не заденешь чувств Катрин. Женщину зовут Жермен.Филипп открыл дверь.– Ты уже ее попробовал?– Как только приехал в гостиницу, еще до ранения. Приятная, пылкая, но до того покорная, аж скулы сводит. Нет нужды говорить, что у меня не возникало соблазна повторить этот опыт в моем нынешнем состоянии.– Я ничего не имею против покорности, – ухмыльнулся Филипп, закрывая дверь, – хотя и с готовностью приветствую пылкость. * * * – Садитесь вон там. – Жюльетта указала на стул в другом конце комнаты Катрин и посмотрела на ее раскрасневшееся лицо. – Вы уже не такая бледная.Катрин опустилась на стул.– У меня такое ощущение, что все лицо горит. Мне так стыдно.– Почему? – Жюльетта плюхнулась на кровать. – Потому что вы оказались такой идиоткой, что позволили так затянуть себя в корсет, что стало нечем дышать?– И потому, что Жан-Марк и Филипп теперь будут обо мне плохо думать.– Что сделано, то сделано. – Жюльетта скрестила ноги. – Вы совсем не похожи ни на Жан-Марка, ни на Филиппа Андреаса.– Мы всего лишь в отдаленном родстве.– У вас красивая семья. Он очень хорош собой. Мне бы хотелось написать его.– Филипп? – Катрин пылко кивнула. – О да, мне никогда не встречались мужчины красивее его. Он напоминает златокудрого бога, кажется, что в его волосах запутался солнечный свет, когда они не напудрены, конечно. И он очень добр, терпелив, никогда не бывает со мной резок, как порою Жан-Марк. Филипп как-то привез мне прелестную пару надушенных перчаток, когда приезжал из Вазаро в Иль-дю-Лион.Жюльетта покачала головой.– Да нет, не Филипп. Я говорила о Жан-Марке.– О Жан-Марке? – Катрин недоверчиво посмотрела на нее. – Но Филипп гораздо красивее. Почему вам хочется написать Жан-Марка?А почему бы ей этого и не хотеть? Жан-Марк был тайной, окутанной черным бархатом, циничной мудростью, злым остроумием и изредка нежностью, хотя она прорывалась у него с таким трудом. Жюльетта сообразила, что едва обратила внимание на Филиппа Андреаса, и теперь ей приходилось с трудом вспоминать, как он выглядит.– Ваш Филипп вполне симпатичен, я полагаю.– Он гораздо красивее Жан-Марка, – повторила Катрин.– А где это – Иль-дю-Лион? – Жюльетта заговорила о другом.– Это в Лионском заливе, у побережья Марселя.– Там ваш дом?– Нет, мой дом в Вазаро, рядом с Грассом. – В голосе Катрин зазвучали горделивые нотки. – Возможно, вы слышали о Вазаро? Мы выращиваем цветы для духов. Филипп говорит, что Вазаро славится своими эссенциями.– Никогда не слышала. – Жюльетта бросила взгляд на Катрин. – Но в этом нет ничего удивительного. Дамы и господа при дворе редко говорят о внешнем мире. Они сплетничают только друг о друге.– Я слышала, что Версаль – самое красивое место на земле, – негромко сказала Катрин. – Какая вы счастливица, что там ваш дом!– Вы так любите Вазаро, а живете в Иль-дю-Лионе?– Родители умерли от ветрянки, когда мне было четыре года, и отец Жан-Марка привез меня в Иль-дю-Лион. Я буду жить там до тех пор, пока не стану достаточно взрослой, чтобы самой управлять Вазаро. У Жан-Марка великолепный замок, роскошнее, чем у меня в Вазаро усадьба. – Катрин поспешно продолжала, испугавшись, что задела чувства Жюльетты:– Но, разумеется, ваш дом в Версале намного шикарнее, чем замок или Вазаро.– Дом? У меня его нет! – Жюльетта едва справилась с ощущением потери, поразившим ее саму. Какое это счастье – иметь его, а не переезжать из Парижа в Версаль, Фонтенбло и в другие королевские резиденции по прихоти ее величества! – Мы занимаем несколько комнат во дворце. – Она пожала плечами. – Впрочем, это не имеет значения. У меня есть мои краски.– Я заметила вашу картину, как только вошла в комнату Жан-Марка. Она просто прекрасна. Вы очень умны.– Да, это так.Катрин неожиданно рассмеялась:– Вы не должны со мной соглашаться. Клер говорит, что юной даме подобает быть скромной во всем, что касается ее способностей.– Но вы же на себе убедились, какая дура ваша гувернантка. – Глаза Жюльетты заблестели. – Вы должны, получив урок с корсетом, уже не слушать ее.Глаза Катрин в ужасе расширились.– Вы так считаете?– Разумеется, вы не должны слу… – Жюльетта замолчала. Хрупкость девушки напомнила ей одну из китайских ваз в шкафчике королевы, а если Клер подобна Маргарите… – Наверное, вам надо не во всем с ней соглашаться, – пыталась она смягчить категоричность своих суждений. – Одно бесспорно: не позволяйте гувернантке так вас затягивать.– Мне не следовало быть столь тщеславной. Я уверена, Клер не хотела причинять мне боль.– Нет? – Жюльетта постаралась, чтобы голос не звучал скептически. Возможно, Клер не была горгульей, как Маргарита, но она явно не страдала от избытка ума.– Я не дура, – с достоинством произнесла Катрин. – Я знаю, мне следовало бы сказать Жан-Марку, что корсет слишком тугой.– Так почему же вы этого не сделали?Белую кожу Катрин снова залил багровый румянец.– Филипп…Жюльетта расхохоталась.– Вы влюблены в этого красивого павлина.Катрин яростно запротестовала:– Он не похож на самовлюбленного павлина, он добрый, мужественный и…Жюльетта подняла руку, останавливая поток страстных слов:– Я не хотела неуважительно говорить о нем. Просто у меня такая манера. Скажите, а вы с ним уже ложились?Катрин озадаченно нахмурилась.– Не понимаю, о чем вы.Жюльетта нетерпеливо передернула плечами.– Он пытался затащить вас в постель?Катрин застыла.– Вы о внебрачной связи?– Он не пытался к вам приставать? – смягчила вопрос Жюльетта.– Нет, конечно, нет. Он никогда… – Катрин с трудом перевела дыхание. – Он благородный человек, а такие люди подобными делами не занимаются. Даже если бы я была взрослой женщиной, он бы не…– Вы шутите.Катрин энергично покачала головой и с любопытством спросила:– А вы когда-нибудь… – Она замолчала. Вопрос, который едва не слетел с ее языка, взволновал ее саму. – Ну, конечно же, нет.Жюльетта кивнула:– Вы правы. Я никогда не буду спать ни с одним мужчиной. – Она злорадно улыбнулась. – Несколько месяцев назад как-то ночью герцог де Грамон залез ко мне под одеяло, но я пнула его в интимное место, а потом спряталась в саду.– Возможно, он так проявлял свою привязанность.Жюльетта уставилась на Катрин:– Весь двор знает, что ему нравятся молоденькие девушки.– Ну вот, видите! – торжествующе заявила девушка. – Он просто выражал свою доброту.– Вы не знаете. У него пристрастие к… – Жюльетта, искренне забавляясь, почувствовала внезапную жалость к этой столь неискушенной девочке.– Вам следовало бы позвать свою няню, и та объяснила бы вам, что бояться нечего.– Маргарита бы не пришла.– Почему?– Да герцог один из покровителей моей матери, и она не посмела бы его оскорбить.– Покровитель вашей матушки?– Ее любовник, – раздраженно пояснила Жюльетта. – Она живет с ним, а за это получает от него драгоценности и деньги. Неужели вы ничего не понимаете?Катрин подняла голову и встретила насмешливый взгляд Жюльетты.– Вы ошибаетесь. Люди благородного происхождения так не ведут себя, и я уверена, что дамы и господа тоже не стати бы так поступать. Вам очень посчастливилось, что ваша матушка жива и здорова, и вы не должны клеветать на нее.– Клеветать? Да моя мать сама послала его светлость ко мне в постель. Он мне об этом сказал.– Стало быть, я права. Его светлость просто…– Проявлял доброту? – закончила Жюльетта, зачарованно глядя на упрямо сжатые губы Катрин и ее нахмуренный лоб. Затем рассмеялась. – Вы мне нравитесь.Катрин удивил такой неожиданный вывод.– Правда?Жюльетта кивнула:– Вы, может, и слепы, но не глупы и к тому же не отступаете.– Благодарю вас, – с сомнением отозвалась Катрин. – Я тоже нахожу вас интересной.– Но я вам не нравлюсь, – закончила Жюльетта уверенно. – Я к этому привыкла, со мной трудно. – Она отвела глаза. – У вас, наверное, много друзей в Иль-дю-Лионе?– Клер не позволяет мне водиться с детьми слуг, а больше там никого нет.– У меня тоже нет друзей во дворце. Впрочем, мне все равно. Они все такие глупые. – Жюльетта вздохнула. – А вы долго пробудете в Версале?Катрин покачала головой:– Мы уедем в дом Жан-Марка в Париже, как только он получит аудиенцию у ее величества.Жюльетта огорчилась: она снова будет одна, однако, пока у нее есть краски, никакие друзья ей не нужны. И уж конечно, не такая подруга, которая не в состоянии разглядеть уродливой истины за фальшивой честью и притворной добродетелью. Она постоянно бы спорила с этой простофилей, если бы та осталась.– А вы знаете ее величество? – спросила Катрин. – Она действительно так красива, как все говорят?– У нее не отталкивающая внешность и прелестный смех.– Вы к ней привязаны?Жюльетта улыбнулась.– Да, она дала мне краски и велела прекрасной художнице учить меня. Один мой рисунок с изображением озера она даже повесила в бильярдной Малого Трианона.На Катрин это сообщение произвело впечатление.– Вы довольны? Это большая честь.– Да нет вообще-то. Это был не очень хороший рисунок. Я писала озеро на величественном закате, и оно выглядело… – Жюльетта нахмурилась, – …только мило.Катрин удивилась и хихикнула.– Вам не нравятся милые вещи?– Милое – это… в нем нет глубины. У красоты есть значение, даже у уродства оно есть, но вот у милого… Над чем вы смеетесь?– Извините. Просто я нахожу вас немного странной. Вы так серьезно ко всему относитесь.– А вы нет?– Я совсем не такая, как вы. Мне нравятся милые вещи, а уродливые я терпеть не могу.– Вы не правы. Уродство может быть очень интересным, если всмотреться в него. Однажды я написала портрет старого толстого графа с безобразной, как у лягушки, физиономией, но она была значительной, и каждая морщинка на ней рассказывала свою историю. Я попыталась… – Жюльетта замолчала, услышав шаги в коридоре. – Это, должно быть, слуги несут ваши сундуки. Я посмотрю. – Она соскочила с кровати. – Полагаю, вы хотите отдохнуть?Катрин покачала головой:– Я не устала.Лицо Жюльетты просветлело.– Тогда, быть может, вы пойдете со мной на прогулку, пока не стемнело? Я показала бы вам лошадь с глубокой седловиной. Она пасется в поле за гостиницей. Лошадь такая страшная, зато она гораздо значительнее и интереснее красивых коней. – Жюльетта открыла дверь. – Переоденьтесь и приходите в общую гостиную, если, конечно, вы хотите пойти со мной, – закончила она неуверенно.Сияющая улыбка озарила личико Катрин.– О да, пожалуйста! Я так хочу пойти с вами. 4 – Разрешите поговорить с вами, Жан-Марк? – Катрин стояла на пороге, нервно вцепившись в дверную ручку. – Вижу, вы работаете, но я оторву вас всего на минуту.Жан-Марк подавил нетерпение и отложил в сторону бумаги.– Вы хотите узнать, когда мы поедем в Версаль? Через несколько дней я поправлюсь настолько, что буду в состоянии путешествовать. Вам скучно в гостинице?– Нет, мне здесь хорошо. – Катрин закрыла дверь и пристроилась на краешке стула рядом с кроватью, стиснув руки на коленях. – Когда рядом Жюльетта… все по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8