Испугавшись голодного обморока, он сдался и объявил привал. Троица с радостью рухнула наземь под сенью широколистного дерева.— Как же мы попадем домой? — спросила Кестрель.И тут же с удивлением поймала себя на том, что говорит со своим близнецом, как со старшим.— Не знаю, — просто сказал Бомен. — Но если нужно, значит, попадем.Ничего нового девочка не услышала, однако странным образом ответ успокоил ее.— Может, у него листья съедобные? — предположила Кесс, наклоняя ветку дерева.— Придумал! — воскликнул Мампо и, пошарив по карманам, извлек последние листья тиксы, оставшиеся еще с дней, проведенных на Низменном озере.— Это не настоящая еда, — пояснил он, разделяя угощение на три кучки, — зато она поможет нам забыть про голод.Мампо оказался прав. Дети пожевали серую кашицу, глотнули резкого на вкус, ароматного сока, и хотя их бедные животы от этого не наполнились, печали как-то сами собой улетучились прочь.— Горьковато, — поморщилась Кестрель.— Горько-горько вата-вата! — нараспев отозвался Мампо.Троица нетвердо поднялась на ноги, чтобы, приплясывая и подпрыгивая, тронуться дальше. Куда подевались их неразрешимые заботы? Подумаешь, пустыня! Стоит замахать руками, ветер отнесет друзей, куда они пожелают, словно беспечных птичек. Или как те смешные облака над головой.Одурманенные тиксой, друзья выделывали разные коленца и вскоре принялись насмехаться над своими страхами.— Ха-ха-ха, зарьки! — заливался хозяин листьев.— Зарьки-зарьки-заречки! — подхватили близнецы.— А Мампо был дедусей! — фыркнула Кестрель.— Дедусей-дусей-дусей! — пропели все.— Ну и что, понравилась тебе старость, Мампо?Однокашник начал еле передвигать ноги, изображая себя в недавнем прошлом.— Ой, и как же тяжело! — запричитал он, снова пускаясь в пляс. — Вот так вот ме-е-едленно шаркаешь, потихонечку, чтобы не притомиться.— Томиться-мицца-мицца! — кричали брат и сестра.— Как будто весь облеплен грязью.— Грязью-рязью-рязью!— А потом как будто грязь отвалилась, и… — Мальчик подскочил на месте, бешено замахал руками. — Ура-ура, я — зар!— Ура-ура, он — зар! — веселились дети.Затем приятели подцепили друг друга под локти, чтобы втроем передразнить марширующих врагов. Они даже напели назойливую мелодию, потешно надувая губы:— Тарум-тарум-тара-рара! Тарум-тарум-тара!Вот так, то важно вышагивая, то покатываясь со смеху, друзья покинули спасительный лес, вышли на равнины — и нерешительно замерли. Стоило им окинуть взглядом бесплодные пески до самого горизонта, как опьяняющие пары тиксы бесследно рассеялись. Дети поняли, что голодны, что просто умирают с голода и что отчаянно далеки от родного дома.Легче всего было бы лечь, уснуть и не вставать, потому как дикие прыжки и громогласное пение вконец обессилили троицу, но Бомен велел идти дальше. Упрямо, безжалостно мальчик гнал и себя, и остальных к заветной цели.— Это же так далеко. Нам никогда не добраться.— Все равно нельзя останавливаться.И друзья поплелись вперед. По правую руку неторопливо садилось солнце, в ушах насвистывал резкий пустынный ветер, а троица тащилась вперед без всякой надежды, благодаря одной лишь воле Бо, нежданно-негаданно ставшего их предводителем.Смеркалось. Тяжелые темные тучи накрывали небо, когда Кестрель остановилась, бережно сняла через голову золотую ленточку и передала серебряный голос брату.— Иди без меня, — тихо промолвила она. — Я больше не могу.Взгляды близнецов встретились. Мальчик ясно понял, как стыдится его сестра собственной слабости, но глубочайшая усталость была сильнее стыда. Я не сделаю этого без тебя, Кесс. Тогда все кончено. Бомен отвернулся. Мампо жадно смотрел на него, ожидая каких-нибудь ободряющих слов. Однако мальчику нечего было сказать. Он зажмурился и мысленно взмолился, не ведая сам, к кому или чему обращается. Помоги мне. И словно в ответ, очередной порыв ветра донес издалека полузабытый треск и скрип. Троица изумленно распахнула глаза. Из-за песчаных дюн медленно вырастала на фоне сумерек длинная мачта с гордо реющим флагом. Над краем земли понемногу воздвигались тугие паруса, оснастка, дозорные башни, верхние, потом главные палубы, а вслед за ними выплыл и весь гигантский корпус города-корабля.— Омбарака! — вскричала Кестрель. Новая надежда подстегнула скитальцев; дети ринулись навстречу сухопутной громадине, размахивая руками и громко крича на бегу, чтобы привлечь к себе внимание.Их быстро заметили. Город-великан загрохотал и остановился. С борта спустилась маленькая шлюпка. Друзья забрались в нее и крепко обнялись, плача от радости. Цепи лебедки со скрипом потянули шлюпку вверх. Дети миновали нижние ярусы и были высажены на командирской палубе. Перед ними распахнулись ворота, за которыми уже стояли вооруженные до зубов мужчины с наголо выбритыми головами.— Шпионы — барраки! — воскликнул их предводитель. — Запереть их! На рассвете вздернем, как бешеных собак!Друзья запоздало поняли, что угодили в руки чаков.Троицу загнали в тесную железную клетку, где они только и могли, что сесть бок о бок, поджимая колени к самой груди. Арестантов немедленно заперли и подвесили в нескольких футах над палубой. Пленники крутились и покачивались на ветру, а матросы, которых оставили стеречь мнимых лазутчиков, плевали на них и злобно глумились.— Презренные барраки! Причесались, точно куколки!— Пожалуйста, — молили дети. — Мы очень голодны…— Еще чего, еду на вас тратить! Все равно утром сдохнете!Почему-то чаки смотрелись воинственнее барраков — может быть, из-за бритых черепов? — но в остальном ни капельки не отличались от своих злейших недругов. Те же робы песочного цвета, те же чванливые манеры, та же привычка обвешиваться оружием с головы до пят.Услышав, как узники плачут, стражники довольно расхохотались и принялись тыкать в них палками сквозь прутья клетки.— Развели тут нюни, девчонки! — издевались они. — Завтра вдоволь нарыдаетесь.— Мы не дотянем до завтра, — прошептала Кестрель. — Мы несколько дней не ели.— Нет, уж лучше дотяните! — пригрозил самый рослый из мужчин. — Предупреждаю: найду вас мертвыми — убью!Над палубой раскатился громовой хохот. Высокий охранник побагровел.— А вы чего предлагаете, умники? — набросился он на товарищей. — Сказать Аке Чаке, мол, публичное повешение не состоится?— А ты их еще раз прикончи, Пок! — веселилась охрана. — Глядишь, напугаются и больше не будут!Матросы заржали пуще прежнего. Великан, которого назвали Поком, насупился и забормотал себе под нос:— Думаете, я такой дурень, а сами-то… увидим еще, кто в дураках-то окажется, вот погодите у меня…Тем временем настала ночь, ветер завывал все громче, и стража решила караулить пленных по очереди. Первым вызвался громила Пок. Как только все прочие ушли спать, он подкрался к железной клетке и хрипло позвал:— Эй, лазутчики! Как вы там? Живы?Дети не отвечали. Мужчина громко застонал.— Пожалуйста, мерзавцы, поговорите со мной. Нечего тут помирать.— Есть… — еле слышно пролепетала Кестрель. — Есть…Последнее слово жалобно затихло на спекшихся губах.— Да ладно вам, — занервничал Пок. — Сидите тихо. Достану чего-нибудь. Только спокойно, ждите здесь. И не умирайте, хорошо? Обещайте дотянуть до утра невредимыми, а то я и вовсе не пойду.— Уже близко… — надломленным шепотом пожаловалась девочка. — Перед глазами какая-то пелена…— Нет, нет! Этого еще не хватало! Не вздумайте у меня, а то… а то…Не найдя чем припугнуть пленников, громила принялся канючить:— Ребята, ну вам же все равно помирать. Какая разница: часом раньше, двумя позже? Вот отбросите копыта в мою смену, а мне за вас отдуваться? Где же справедливость? Скажете, я не буду в этом виноват? А свалят на кого, по-вашему? На старину Пока, это уж как пить дать. Опять, мол, этот Пок. Доверь ему дело — непременно дров наломает, тупица непрошибаемый. Вот как они скажут, а разве же это по-человечески?Дети молчали. Охранник забил тревогу.— Ну все, только не отдавать концы. Держитесь. Еда уже идет. Я пошел.И он бегом удалился. Троица сидела не шелохнувшись — на всякий случай, ведь за ними могли следить со стороны. Впрочем, навряд ли: вокруг стояла кромешная тьма, хоть выколи глаз, а ветер стонал и ревел так яростно, что все попрятались по домам. Довольно скоро явился Пок с полной охапкой провизии.— Вот вам, — пыхтел он, просовывая в клетку сдобные булки. — И чтобы все съели! Слышите, до крошки!И стал напряженно смотреть, как дети кусают хлеб.— То-то же, — облегченно вздохнул он. — Вот вам еще фрукты. Теперь уж точно дотянем до рассвета, правда?Чем больше пленники ели, тем веселее делалось у него на душе.— Ага! Стало быть, ничего старина Пок и не испортил. К завтрему будете как огурчики, так что любо-дорого повесить, на радость Аке Чаке! Как говорится, конец — делу венец.Пища придала Бомену сил, а с ними пришла надежда. Мальчик задумался о том, как избежать казни.— Знаете, а мы ведь вовсе не барраки, — сказал он, откусив яблоко.— Ой, да хватит тебе, — поморщился громила. — Стреляного воробья на мякине не проведешь. Даже я вижу, что вы не чаки. А кто не чака, тот баррака.— Мы прибыли из Араманта.— Вот уж нет. У вас и волосы как у них.— А если бы мы расплели косички? — вставила Кестрель.— А если бы мы побрились наголо?— Ну-у… — неуверенно протянул Пок. — Тогда… Тогда бы вы смотрелись… Э-э-э…Подобная мысль сбила его с панталыку.— В точности как вы, — закончил Бомен.— Может, оно и правда. — Мужчина хмыкнул. — Только за ночь вам ни за что не побриться, а утром — виселица. И готово.— Вы же не хотите повесить нас, а потом обнаружить, что сделали ошибку?— Приказы отдает Ака Чака, — с довольным видом возразил Пок. — Раскиньте мозгами: разве может Родной Отец всея Омчаки, Великий Судья Справедливости и Гроза Песчаных Равнин делать ошибки?Как ни странно, дети крепко уснули той ночью — уснули в неудобной, качающейся клетке, под завывания ветра, прекрасно зная, что их ждет на рассвете. Измождение и полные желудки оказались сильнее страха. Но вот лучи солнца, пробившись из-за края земли, разбудили юных узников.Ночные вихри заметно поутихли, однако хмурые, будто налитые свинцом небеса готовились разразиться грозой. Группа вооруженных стражей торжественно промаршировала по палубе и окружила клетку. Пленников опустили на скрипучих цепях. Замок был открыт; дети, пошатываясь, выбрались наружу. Военные выстроились с обеих сторон и повели приговоренных на главную площадь, по сторонам которой уже теснилась огромная толпа. С верхней палубы любопытные свешивались прямо через перила. Стоило детям выйти на свет, как зрители зашипели от негодования и принялись выкрикивать:— Повесить их! Негодные барраки! Вздернуть их!Посреди площади стояла свежевыструганная виселица, и ветер раскачивал три веревочные петли. Позади построились командующие омчакского воинства и целая шеренга барабанщиков. Пленников подвели к виселице и поставили на скамеечку, каждого перед своей петлей. Над палубой рассыпалась барабанная дробь, и Главнокомандующий возвестил:— Всем встать! Приготовиться к выходу Аки Чаки, Родного Отца всея Омбараки, Великого Судьи Справедливости и Грозы Песчаных Равнин!Никто не шелохнулся: толпа и так уже стояла. На площадь важно вышел Ака Чака с небольшой свитой. Он оказался стариком внушительного роста с выбритым черепом. Но широко распахнутые глаза детей смотрели вовсе не на него. Бок о бок с Родным Отцом стоял не кто-нибудь, а бритый советник Кемба.— Эй, он же баррака! — возмущенно воскликнула Кестрель, указывая пальцем. — Его зовут Кемба, и он с Омбараки!Советник улыбнулся, с виду ни капли не потревоженный неслыханным обвинением.— Ваше высочество, еще минута, они и вас объявят лазутчиком.— Пусть говорят, что им угодно, — нахмурился Ака Чака. — Сейчас мы оборвем их болтовню.Гроза Песчаных Равнин подал знак военным, которые держали детей, и на шеи мнимым шпионам накинули петли.Мампо только сглотнул, хотя прежде наверняка расплакался бы.— Прости, — сказала ему Кестрель. — Мы так и не смогли помочь тебе.— Ну что ты, — смело улыбнулся мальчик. — Вы стали мне друзьями.Ака Чака взошел на высокий помост и провозгласил, обращаясь к толпе:— Народ Омчаки! Морах предала этих недругов прямо в наши руки!Неожиданно Бомена осенило.— Морах пробудилась! — вскричал он.Толпа изумленно умолкла. Сизые тучи заворчали; приближалась гроза. Кемба уставился на мальчика пылающими глазами.— Зары уже маршируют! — не унимался Бо.В зрительских рядах началась суматоха. Со всех сторон поднялся возбужденный ропот. Ака Чака повернулся к своим советникам.— Это может быть правдой?— Они идут за нами! — надсаживался Бо. — И найдут вас где угодно!Послышались испуганные крики. Будто нарочно, внезапный порыв ветра затрепал снасти, усиливая шум.— Заров ничто и никогда не остановит!— Они нас поубивают, всех до единого!— Скажите матросам, пусть поднимают паруса!— Глупцы!Голос Кембы перекрыл гул толпы. Советник говорил громко, но спокойно и даже как будто успокаивал народ.— Вы что же, не в состоянии разгадать уловку презренных барраков? С какой стати Морах просыпаться? А зарам выходить на марш? Этот парень лжет, пытаясь спасти свою презренную шкуру.— Я сам разбудил Морах! — объявил Бомен. — «Имя нам легион», — вот что она мне сказала.Зрители похолодели. Кемба смотрел на мальчика с ненавистью, однако на дне его глаз таился страх.— Вранье! — повысил голос советник. — Посмотрите на них, это наши враги! Почему вы их слушаете? Повесить их сейчас же, и дело с концом!Толпа согласно взвыла, желая заглушить собственный испуг.— Вздернуть их, вздернуть!Петли затянулись плотнее на шеях детей. По краям высокой скамейки встали военные, готовые в любой момент выбить ее из-под ног приговоренных. Ака Чака поднял руки, прося тишины.— Чего нам бояться? — воскликнул он. — Мы — Омчака!Великое ликование поднялось при этих словах.— Пусть Омбарака трепещет! Вот как мы поступаем со всеми врагами Омчаки!Советник взмахнул рукой. Оставалось опустить ее и… Над кораблем повисло мертвое молчание. И тут ветер донес новые звуки: далекий топот марширующих ног, музыку оркестра и пение множества юных голосов.— Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!Жители Омчаки безмолвно переглянулись в испуге. И жуткие слова слетели у всех с уст:— Это зары! Зары!Советник встрепенулся.— Ваше высочество, — настойчиво проговорил он, — отпустите шпионов! Велите посадить их в парусник и отправить на юг. Зары уйдут за ними. А Омчаке следует немедленно взять курс на запад.Ака Чака все понял. И отдал нужные приказы. Матросы кинулись их выполнять. Как только зрители начали расходиться, Кемба приблизился к детям и злобно прошипел:— Сорок лет мира псу под хвост, и все из-за вас! Разрушено дело моей жизни! Единственное, что меня утешает: вам уже не спастись от заров. Как и вашему ненаглядному Араманту!Освобожденную троицу поместили на сухопутный парусник. На беду, это был не один из легких, маневренных корветов, а неуклюжее судно с ужасно низкой посадкой и единственным, раз и навсегда закрепленным парусом. Тяжелую посудину с помощью лебедки опустили за борт, в то время как огромный город лихорадочно бурлил, готовясь поменять курс. Матросы на палубах перекрикивались между собой, проворно лазали по мачтам, и вскоре нарастающий ветер захлопал тысячами тугих парусов. Омчака загрохотала и тронулась с места.Когда колеса маленького парусника ударились о землю, колонна заров показалась вдали. Ровными шеренгами по восемь они чеканили шаг по равнине вслед за военным оркестром. Налетевший северный вихрь подхватил грузную посудину. По сизому, стальному небу прокатился гром, и на бывших пленников Омчаки хлынул проливной дождь.А сухопутный кораблик разгонялся все быстрее, стуча по каменистой почве, и детям ничего не оставалось, как только вцепиться в мачту и мчаться очертя голову сквозь бурю. Ветер превратился в настоящий шторм, а струи дождя — в сплошной поток, за которым нельзя было разглядеть ни зги. Снова и снова синевато-багровое небо полосовали слепящие молнии, снова и снова над головами рокотал оглушительный гром. Вода заливала судно, плескалась у самых ног. Судорожно вцепившись в мокрую мачту, качаясь и подпрыгивая на камнях, несчастные пассажиры неслись вперед, не в силах ничего изменить.Но вот колесо налетело на крупный валун. Две деревянные спицы тут же треснули. Несколько секунд колесо продолжало вертеться, затем обод погнулся, и оно сломалось окончательно. Посудина дернулась вбок, ветер нещадно затрепал парус, закружил кораблик, и сразу же второе колесо разлетелось вдребезги. Сухопутный тяжеловес накренился, немного проехал за счет прежнего разгона и наконец остановился.Между тем буря не унималась. Дети по привычке забрались под искалеченный корпус — переждать жалящий ливень. Бомен потрогал серебряный голос Поющей башни у себя на груди и вдруг подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23