Мне стали понятны перемены в поведении миссис Крессвелл. Прочитав письмо, она решила, что Пег не выйдет ни за меня, ни за кого-то, кто подходит сэру Мортимеру. Мы исключались даже как охотники за приданым. Добрая наша Лавиния могла теперь сеять свою злобу, как ей заблагорассудится.
Однако, если она познакомилась с письмом уже после того, как мы встретились в «Золотом Кресте», каким образом оно попало к ней? Кто показал это письмо миссис Крессвелл и зачем? Ответ один: сэр Мортимер. Он получил его через своего банкира и держал про запас. И прежде чем отнести письмо на Боу-стрит к судье Филдингу, он нарочно показал его миссис Крессвелл.
– И таким образом он защищал свою племянницу? Посылая ее в Брайдвелл? – удивился доктор Эйбил. – Хотя постойте! – неожиданно воскликнул он.
– Не в Брайдвелл, заметьте! В Брайдвелле ей пришлось бы встретиться с унижениями, которым он не мог ее подвергнуть. Даже судья Филдинг заколебался и выдал их игру.
Доктор Эйбил медленно развел руками и сел на место.
– Мортимер Ролстон, – продолжал Джеффри в восхищении, – добьется своего любым путем. Он знал, что я люблю Пег; он знал, что я не слишком боюсь сплетен и не слишком дорожу репутацией. Знал, что, если он прикажет, я вытащу Пег из тюрьмы, женившись на ней, и двое подлых заговорщиков не смогут тогда до нее добраться.
– А судья Филдинг?
– Судья Филдинг не хуже меня осведомлен о том, что за люди – Лавиния Крессвелл и Хэмнит Тониш. И он не упустит случая сыграть роль Господа Бога, если будет уверен, что таким образом послужит правосудию. Не боюсь соврать, предположив, что он почувствовал себя польщенным, когда сэр Мортимер пришел к нему и изложил свой план. Я, конечно, не ждал, что этот папа римский в образе судьи выдавит из себя хоть слово. Но сэр Мортимер – он-то мог бы мне сказать! Если он такой хитрый, так чего было со мной хитрить? Мог хотя бы намекнуть.
– Если мне не изменяет память, – отозвался доктор, – он не просто намекнул. Он умолял вас спасти девушку. А вы ответили, что скорее перережете себе горло.
– Черт возьми, доктор! Если и вы присоединитесь к этому хору…
– Ладно, рассказывайте дальше. Кто же повинен в ее несчастьях, если не вы?
– … и если и вы отказываетесь помочь?
– Разве я сказал, что отказываюсь? Но как?
– Этот старый черт заболел и передан на попечение доктора Хантера. Так они говорят, и я этому верю. Конечно же, он окружен слугами, больше похожими на тюремщиков. Мне к нему не подобраться. Это может сделать только врач.
– На что он жалуется?
– Не знаю.
– Ну ладно, это мы как-нибудь обойдем. И утрясти это дело с Билли Хантером тоже сумеем. Но, допустим, я окажусь у его постели, что я должен делать?
– Был ли это его план, доктор? Если он желает, чтобы я взял всю ответственность на себя, я готов. Все мои жизненные обстоятельства, в частности касающиеся женитьбы на Пег, скоро переменятся. Но путь не молчит! Тем самым он даст мне оружие против наших врагов. Тогда по крайней мере я избавлю Пег от унижения тюремной свадьбы.
Джеффри задумался.
– Более того, – добавил он, помолчав, – вы можете потешить свой ум, выяснив вопрос, который волнует вас больше всего. Вы полагаете, что, если бы мы с Пег состояли в родстве, он бы об этом не знал? Неужели вы думаете, он стал бы тогда настаивать на этом браке? Но спросите его. Скажите ему честно, что видели портрет Грейс Делайт, и спросите.
– Ну, вот это уже лучше. Гораздо лучше.
Доктор Эйбил снова вскочил на ноги; его неопрятный парик съехал ему на лоб.
– Но вы не все мне сказали…
– Еще не все.
– Остается два вопроса. Что изменилось в вашей жизни со вчерашнего вечера? Чем угрожает миссис Крессвелл сэру Мортимеру? Чем можно было запугать его настолько, что он решил прибегнуть к подобным мерам?
– Мои жизненные обстоятельства еще не переменились; но переменятся. Что касается угрозы, то думаю, что это я вам могу сказать. Она очевидна всякому человеку, у которого есть голова на плечах. Загадка, доктор, объясняется…
Послышался звук торопливых шагов по голым доскам пола. Мелькнула черная ряса. Знакомый голос нетерпеливо воскликнул:
– Должно быть, жуткая тайна! Расскажите, умоляю. Ну же! – восклицал преподобный Лоренс Стерн, внезапно ворвавшийся в их беседу. – Но подождите начинать! Итак, в чем дело? Ах, ну что за дивная пара бесноватых!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В Галерее восковых фигур звучит скрипка
– Бесноватых, – повторил Джеффри. – Бесноватых.
И через много лет он мог без труда восстановить в памяти этот миг: погасшие трубки, остывший кофе, стол в оконной нише, сгущающиеся сумерки, шум толпы, курсирующей под аркой Темпл-Бар и уже заполнившей к этому времени Флит-стрит, священника с выпученными глазами и руками, прижатыми к груди.
– Бесноватых, – повторил Джеффри.
– Ну, а что, собственно, такого? – поинтересовался священник. – Я просто пошутил. Мой близкий друг Холл-Стивенсон, владелец Скелтон-Касл в Йоркшире, основал общество, которое в шутку назвал «Бесноватые». Оно не имеет ничего общего – я это подчеркиваю – с нечестивыми «Двенадцатью медменэмскими монахами», этими богохульниками и плутами. И не думайте, кстати: сам я не состою в «Бесноватых».
– Мы все – бесноватые, – сказал Джеффри. – Мистер Стерн, кто вас выпустил?
– Откуда?
– Из заключения у магистрата.
– Ах, при чем тут это? Ну, моя вдовушка. То есть не моя вдовушка, поскольку я еще не покойник. Я говорю о миссис Эллен Винегар, достойнейшей молодой даме, пережившей благочестивейшего члена приходского совета церкви Сент-Мэри-ле-Боу; это она свидетельствовала в мою пользу перед судьей Филдингом. И доктор тоже, так сказать, мне помог. Хотя сам он и не пожелал явиться в суд, будучи слишком занят умерщвлением своих пациентов каломелью, но письмо, о котором я просил, прислал, и его зачитали в суде.
– Действительно, послал, – признался доктор Эйбил, бросив недовольный взгляд на Джеффри и почесывая лоб костяшками пальцев. – Мне это было нелегко сделать. Я тоже член совета церкви Боу. Во всяком случае, я мог со спокойной совестью заявить, что после нашей встречи вчера вечером не заметил в его поведении ничего предосудительного и что считаю его в сущности человеком с добрым сердцем.
Мистер Стерн отступил на шаг, подобно актеру, играющему сцену встречи с призраком в «Гамлете».
– Лопни мои глаза, – вскричал он, – но у меня складывается впечатление, что вы оба не рады моему освобождению!
– Не то чтобы не рады, достопочтенный сэр, но лишь…
– Прилично ли это? Достойно ли? Я являюсь, чтобы выразить мою признательность. Ваш хозяин на Лондонском мосту говорит, что вы ушли на какую-то встречу в «Радугу». Я беру портшез, который стоил мне два шиллинга; этот алчный носильщик до сих пор ждет на улице, надеясь получить прибавку. Где тут приличия?
– Мистер Стерн, – сказал Джеффри, – сядьте и придержите язык.
– Я предназначен для великих свершений. Не могу пока сказать – каких, но предназначен. Когда я мальчиком учился в школе в Галифаксе, скажу я вам, у нас в классе как-то побелили потолок, а лестницу не убрали. Так вот, в один несчастливый день я взобрался по лестнице и кистью написал на потолке огромными буквами: Л. Стерн, – за что был жестоко порот надзирателем.
– Достопочтенный сэр…
– Но мой учитель был весьма удручен этим. Он мне лично сказал, что имя мое не сотрется, потому что я – гениальный мальчик, и он уверен, что меня ждет высокое предназначение. Это ли не знак?
– Достопочтенный сэр! – вскричал доктор Эйбил. – Это, конечно же, знак, и вы, несомненно, человек, обладающий многими достоинствами. Но почему бы вам не сесть и не помолчать, как предлагает вам мистер Уинн? А еще лучше было бы вам вернуться в Йоркшир и писать там книги. Если книги ваши окажутся хотя бы вполовину богаты содержанием в сравнении с вашими речами, считайте, что вы достигли своего высокого предназначения и слава вам обеспечена.
– Что ж, я уже думал об этом, – сказал мистер Стерн. – Там у нас, кстати, есть врач, мерзкий тип по имени Бертон, я представляю, как изображу его в виде доктора Слопа. А что до вас, молодой человек, то я имею к вам поручение. И готов был обыскать весь Лондон, пока вас не найду. Но теперь, – добавил мистер Стерн, уязвленный в самое сердце такой черной неблагодарностью, – не знаю, право, нужно ли вам его передавать.
– Какое поручение? – встрепенулся Джеффри. – От кого?
– Ага, по-иному заговорили!
– Какое поручение, мистер Стерн? От кого оно?
– Ну ладно, я не мелочен, так и быть, сжалюсь над вами. Его просила передать вам наша цыпочка, восхитительное существо, делившее со мной все невзгоды, покуда ее не отправили в Ньюгейт.
– Так я и знал! И что она сказала?
– Что презирает вас, – ответил мистер Стерн. – Она потребовала, чтобы ей отвели лучшую комнату в доме начальника тюрьмы, или собиралась потребовать. И велела послать за сундуками и коробками со всем ее гардеробом. И сказала, что пойдет на муку и не выйдет на свободу, даже если вы станете на коленях молить ее об этом.
– Пойдет на муку? Теперь это так называется? Что эта идиотка о себе возомнила?
– Мистер Уинн, – вмешался доктор Эйбил, видя, что Джеффри начал пританцовывать от ярости, – советую вам не торопиться с выводами.
– На муку, черт бы ее побрал! Можно подумать, что это я послал ее в версальское заведение. Она, видимо, решила, что, если бы не ее бегство, так у Мортимера Ролстона не нашлось бы причин все равно отправить ее в Ньюгейт. Пусть там и остается теперь.
– Мистер Уинн…
Даже в этой таверне, где все, вплоть до убийства, могло остаться незамеченным, прервать чтение газеты было равносильно тому, чтобы опорожнить бутылку кому-то на колени: они начали привлекать внимание. Раздались возмущенные голоса. Кабатчик засеменил в их сторону.
Неожиданно где-то совсем близко, перекрывая скрежет механизмов, сопутствующий появлению двух металлических фигур, часы на церкви св. Дунстана пробили первый из положенных четырех ударов.
Джеффри замолчал и начал приходить в себя. Мгновение спустя лицо его приобрело свое обычное выражение суровой любезности.
– Доктор Эйбил, я прошу простить меня. Тот профессиональный визит на Сент-Джеймсскую площадь, о котором мы говорили, – могли бы вы отправиться туда сейчас?
– Да, конечно. А что будете делать вы?
– У меня есть срочное дело, о котором я чуть не забыл. Это совсем рядом, но я уже опоздал. И вы также простите меня, достопочтенный сэр. Могу я просить вашего разрешения позволить доктору Эйбилу воспользоваться вашим портшезом?
– Конечно, о чем разговор? Только нужно уплатить еще два шиллинга.
– Они будут уплачены.
«Как хорошо, – подумал Джеффри, когда выходил через несколько секунд из дверей таверны, – что мистер Стерн не отпустил портшез».
Толпа, состоящая в это время из людей, в большинстве своем ищущих удовольствий, а также из тех, кому эти удовольствия были недоступны, текла под аркой Темпл-Бар от Стрэнда к Флит-стрит и обратно.
В четыре часа открыли свои двери театры, хотя спектакли в них начинались не раньше шести. Между четырьмя и пятью состоялись первые петушиные бои: на трех аренах с мягким покрытием, окруженных рядами зрителей, разрывали друг друга птицы со стальными насадками на шпорах. Отдельные прохожие направлялись на прогулку в Парк. В основном же вся толпа – пешеходы, коляски, наемные кареты и портшезы – двигалась как безумная в направлении Темпл-Бар. Чуть дальше на двух столбах все еще можно было видеть головы участников Якобитского восстания сорок пятого года, но они находились там уже так давно, что могли заинтересовать лишь провинциалов.
Доктор Эйбил, сжимая в одной руке трость, в другой – ящик с инструментами, втиснулся на заднее сиденье портшеза, из которого нельзя было вылезти без посторонней помощи.
– Молодой человек…
Доктор замялся, понижая голос. Но мистер Стерн, возбужденный сверх меры, ибо ему почудилось, будто некая симпатичная, очень накрашенная молодая дама ему подмигнула, уже испарился.
– Где я могу отыскать вас, если у меня будут какие-то новости? Или куда написать?
– Я направляюсь сейчас в Галерею восковых фигур миссис Сомон. После этого до самого вечера, когда я собираюсь навестить Пег, я буду в турецких банях в Ковент-Гардене.
– В турецких банях?
– Успокойтесь, доктор! Турецкие бани – это не только место свиданий. Это – бани, и там действительно можно принять ванну – горячую или холодную, а также ванну по-восточному; именно это мне сейчас и требуется.
– Сэр, не исключено, что этот набег на дом сэра Мортимера ничего нам не даст. Вы уверены, что я могу упомянуть о портрете Грейс Делайт?
– Конечно. Если кто и видел портрет или знает о нем, так это сэр Мортимер. А Пег эта картина уже не причинит беспокойства. Я сжег ее.
– Сожгли?
– Носильщикам заплачено. После Сент-Джеймсской площади отнесут вас куда скажете. Доктор, вы совершаете благое дело. Если бы я мог найти подходящие слова, я, подобно мистеру Стерну, не стал бы скрывать мои чувства.
– Не тратьте на это время, прошу вас. Если вы уже выразили свои чувства в отношении мисс Ролстон…
– Совсем недавно у меня было желание убить ее. И я его еще не утратил. Au revoir, доктор.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос о…
– Доктор, аu revoir.
Окошечко закрылось. Носилки отбыли.
Джеффри перевел дух и отступил к двери таверны. Оттуда он взглянул на противоположную сторону улицы, где на балконе «Головы короля» на углу Чансери-лейн сидели, отдыхая, два человека. Подняв левую руку, Джеффри сделал ею движение в направлении Галереи миссис Сомон, расположенной совсем рядом, слева от него. Люди на балконе незаметно кивнули ему. Тогда, придерживая ножны шпаги, Джеффри направился к дверям Галереи, расположенным между двумя большими окнами с частыми переплетами.
– С вас шесть пенсов, сэр, будьте любезны.
– Конечно. Вот вам шиллинг. Вы – миссис Сомон?
– Во дает! Это ж надо, принять меня за мою тетку!
Но ошибка, похоже, не оскорбила невысокую костистую девчонку в шляпке. Она стояла перед Джеффри, покачиваясь и позванивая монетками в подоле передника.
– Китти и ту нечасто принимают за нашу тетку.
– Китти?
– Ну да, она тоже теткина племянница. Моя двоюродная сестра. Китти Уилкис. Она хорошенькая. И высокая. Китти, значит. Ой, как я ей завидую!
– Ты тоже будешь высокая и хорошенькая, я уверен.
Внезапно девушка бросилась к окну, взглянула на монету, полученную от Джеффри, и снова подбежала к нему.
– Но это – золото! Золотая гинея!
– Разве? Должно быть, я залез не в тот карман.
– Ну вот! У меня нет сдачи с золотой гинеи. Пока нет. Мы ведь только открылись.
– Оставь себе. И давай забудем от этом.
– Ну что же, сэр, если вы соблаговолите присоединиться к остальным зрителям…
Джеффри огляделся. «Остальные», которых он вначале принял за восковые фигуры, оказались группкой посетителей, покорно сбившихся в кучку и стоящих сейчас неподвижно справа от двери. Среди них было трое или четверо детей с глазами, расширенными от чрезвычайного возбуждения, вызванного предвкушением тайны и неведомой опасности, обычного на пороге такого рода заведений. До Джеффри доносилось дыхание детей.
– Всего несколько минут, не более, – уверила Джеффри девчонка, – люди соберутся, и я вас поведу. Обычно тетка сама это делает, когда она не занята. Я покажу, где что. Указкой я размахиваю не так ловко, но говорю не хуже тетки. Правда, если вы хотите сами идти…
– С вашего позволения, сударыня, я бы предпочел последнее.
Девочка, которой было лет двенадцать-тринадцать, повела плечиком.
– За гинею джентльмен может себе многое позволить. Здесь – не меньше, чем в других местах. Это точно.
– Благодарю вас.
– На этом этаже, как вы видите, – она показала себе за спину, – у нас карлики, великаны и прочие монстры, которые весьма привлекают людей – и знатных, и тех, что попроще. Там, наверху, – английские короли и королевы, на которых тоже ходят смотреть. Еще выше, то есть совсем наверху, выше только комнаты моей тетушки…
В восторге от того, что ее назвали «сударыня», девочка старалась держаться с ледяным достоинством. Однако Джеффри не мог не заметить заговорщицких взглядов, которые она бросала на него с того самого момента, как он вошел в Галерею.
– Там, наверху, у нас самые любопытные фигуры и картины. Надеюсь, они вам понравятся. Я думаю, если вы туда подниметесь, то найдете, что ищете.
– Я тоже так думаю. Сударыня, ваш покорный слуга.
– Сэр, прошу вас.
И она отошла, позволяя ему пройти.
Позади нее до самого конца комнаты шли два ряда столбиков, между которыми были натянуты покрытые пылью красные веревки, образующие проход между экспонатами. В конце комнаты Джеффри увидел лестницу и направился к ней, озираясь по пути.
Фигуры были сделаны на удивление мастерски. Если их создательница не видела своими глазами пигмея из Занзибара или полигарского гиганта с боевой дубинкой, значит, их не видели и авторы путевых заметок, которые вдохновили ее на создание этих фигур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27