Gesammelte Schriften. Bd. 11, S. 334 f. См. также эс
се «Kunst und Revolution», ibid. Bd. 3, S. 35 ff.; Freund M. Abendglanz Europas, S. 226.
. В результате, по его мысли, государство должно было быть поднято на
уровень художественного произведения, а политика Ч обновлена и доведе
на до совершенства духом искусства. В театрализации общественной жизни
«третьего рейха», в страсти режима к инсценировкам и в драматургии его п
олитической практики, которая нередко, казалось, и становилась самой цел
ью политики, нетрудно уловить элементы именно этих программных воззрен
ий.
Кроме того, есть и другие совпадения. Та прирождённая тяга к «дилетантиз
ации», которую Фридрих Ницше в своём знаменитом «Четвёртом несвоевреме
нном размышлении» подметил за своим тогда ещё идеализировавшемся им др
угом, была присуща и его юному адепту. Оба они демонстрируют одинаковое, б
росающееся в глаза стремление своенравно вторгаться в любую сферу, своё
мучительное честолюбивое желание показать себя, ослепить, понравиться,
превзойти быстро улетучивающуюся славу вчерашнего дня шумом сегодняшн
его; и тут, и там натыкаешься на сбивающие с толку мелкие человеческие отн
ошения в непосредственной близости, а то даже и в неразрывной связи с вдо
хновением, и кажется, что именно это параллельное существование и состав
ляет суть их таланта. То же, что их разделяло, было полное отсутствие у Гит
лера самодисциплины и творческих мук, его почти наркотическая летаргия.
Но помимо этого и в самой первооснове тут наталкиваешься ещё и на ожесто
чённое, отчаянное сопротивление опасности пролетаризации Ч в этом ска
зывается его внушающая уважение сила воли, подстёгиваемая вспыхивающи
м предчувствием, что когда-нибудь случится нечто неслыханное и все испы
танное им унижение, вся боль этих лет страшно отомстят за себя.
По сути своей аполитичное, театральное и находившееся под влиянием Риха
рда Вагнера отношение Гитлера к миру проявляется в разных аспектах. Одна
жды, после нескольких дней «размышлений и раздумий», как он сам пишет, бро
дя бесцельно по городу, он оказывается свидетелем многолюдной демонстр
ации венских рабочих. Когда он даже пятнадцать лет спустя будет вспомина
ть об этом событии, то и тогда можно будет почувствовать, какое неизглади
мое впечатление произвёл на него в тот день вид тех «бесконечных шеренг
по четыре человека в каждой». Почти в течение двух часов, рассказывает Ги
тлер, простоял он на тротуаре Рингштрассе и, «затаив дыхание», смотрел на
«эту похожую на исполинского змея процессию, медленно тянувшуюся мимо»,
пока, наконец, «в жуткой подавленности» не оторвался от зрелища и не посп
ешил домой, глубоко потрясённый, вероятно, в первую очередь тем сценичес
ким эффектом, который произвела на него эта демонстрация. Во всяком случ
ае, он не упоминает ни её политического повода, ни причины Ч они явно волн
овали его куда меньше, нежели вопрос о том, каких эффектов можно добиться
с помощью людской массы. Ибо его занимали театральные проблемы, а перед п
олитиком, как он это понимал, в первую очередь вставали постановочные за
дачи. Ещё Кубицек обратил внимание на то, какое значение придавал его дру
г в своих случайных драматических опусах «как можно более грандиозной п
остановке», и насколько этот первый наивный почитатель Гитлера успел за
быть содержание его пьес, настолько незабываемыми остались в его памяти
те, по его словам, «гигантские затраты», которые замышлялись автором и да
же «совершенно затмевали» все, что когда-либо требовал для сцены Рихард
Вагнер Hitler
A. Mein Kampf, S. 43; Kubizek A. Op. cit. S. 220.
.
Оглядываясь назад, Гитлер будет рекламировать свои «университеты» и ск
ажет, что за эти почти пять лет жизни в Вене он «бесконечно много и весьма
основательно» читал. Кроме архитектуры и посещения оперы, его «единстве
нной радостью» было «только побольше бы книг». Но, пожалуй, более правиль
ным было бы искать наиболее характерные впечатления этого периода не ст
олько в интеллектуальной плоскости, сколько в плоскости демагогии и пол
итической тактики. Когда рабочие-строители будто бы вздумали как-то раз
столкнуть этого постоянно державшегося в стороне от них, как по причине
своего высокомерия, так и по причине боязни общества, буржуйского сынка
с лесов, то из той коллизии он усвоил, что существует метод чрезвычайно пр
остого обхождения с аргументами: «проломить череп каждому, кто рискнул в
озражать», Ч замечает он не без восхищения этим методом
Из выступления в Гамбургс
ком национальном клубе, см.: Jochmann W. Im Kampf um die Macht, S. 85.
. Во всяком случае, на страницах «Майн кампф», посвящённых его полит
ическому пробуждению, нет, по причине их теоретической убогости, и следа
того критического и творческого изучения идей времени, которое он стави
т себе в заслугу; правильнее было бы сказать, что скорее он безоговорочно
следовал распространённой идеологии немецкой буржуазии. А вот вопросы
организации идей, их пригодности для мобилизации масс пробуждали в нём п
очти ненасытный интерес и приносили неожиданные озарения.
Так, есть свидетельства, что уже в Венский период ему было присуще то, что
будет составлять потом многие характерные пассажи в его речах и заявлен
иях, Ч настойчивый и не считающийся ни с какими возражениями вопрос об «
инспираторах», «тёмных подстрекателях», якобы навязывающих массам сво
ю волю» См
.: Kubizek A. Op. cit. S. 294 ff.; Heiden K. Hitler. Bd. 1, S. 45. Приводимый ниже рассказ Ханиша основывается, очевид
но, на заблуждении, поскольку роман Келлермана вышел в 1913 г., т. е. уже после т
ого, как Ханиш и Гитлер поссорились. Тем не менее, можно предположить, что
речь идёт о каком-то фильме на ту же тему.
. В уже упоминавшихся показаниях Ханиша рассказывается, как Гитлер
однажды пришёл домой «совершенно обалдевший» посте фильма, поставленн
ого по роману Бернгарда Келлермана «Туннель», где главная роль принадле
жит оратору-агитатору: «Пламеные (!) речи бывали и у нас в мужском общежити
и», Ч утверждает автор. А Йозеф Грайнер вспоминает, как Гитлер рассказыв
ал ему о некой Анне Чилаг, которая с помощью подделанных рекомендательны
х писем и фальсифицированных справок рекламировала средство для роста
волос по своему тайному рецепту. Почти целый час, как утверждается в этом
явно правдоподобном свидетельстве, Гитлер восхищался ловкостью той же
нщины и говорил о колоссальных возможностях психологического воздейст
вия. «Пропаганда, пропаганда, Ч упоённо повторял он, Ч так долго, пока он
а не превратиться в веру, когда уже и не знаешь, что выдумка, а что быль», ибо
пропаганда Ч это «квинтэссенция любой религии…. идёт ли речь о небе или
о мази для волос»
Сделанная выше оговорка касается и эпизода, о котором рассказывае
т Й. Грайнер, см.: Greiner J. Op. cit. S. 40 ff.; однако с психологической точки зрения он вполне
убедителен.
.
И ещё более прочная почва появляется под ногами, когда читаешь выводы, ко
торые Гитлер, по его собственным словам, сделал из наблюдения за социал-д
емократической пропагандой Ч её печатью, демонстрациями и устными выс
туплениями. Они в решающей степени наложили свой отпечаток и на его собс
твенную практику:
«Психология широкой массы н
евосприимчива ко всему половинчатому и слабому.
Подобно женщине, душевное восприятие которой определяется не столько д
оводами абстрактного разума, сколько доводами неопределимой, эмоциона
льной тоски по недостающей силе, и которая поэтому предпочитает подчиня
ться сильному, нежели повелевать слабым, так и масса больше любит повели
теля, чем просителя, и в душе чувствует себя более удовлетворённой учени
ем, которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели разрешённой
либеральной свободой; да она и не знает, что с нею делать, и даже чувствует
себя какой-то потерянной. То, что её бесстыдно терроризируют духовно, не д
оходит до её сознания в той же мере, как и возмутительное злоупотреблени
е её человеческой свободой, ибо она никак не ощущает внутреннего безумия
учения в целом. Так что она видит только безудержную силу и жестокость ег
о целеустремлений, которым она в конечном итоге всегда покоряется… Не ме
нее понятным стало для меня и значение террора по отношению к личности и
к массе. И здесь тоже точно рассчитанный психологический эффект.
Террор на рабочем месте, на фабрике, в помещении для собраний и по случаю м
ассовой демонстрации всегда увенчивается успехом, пока ему не противос
тоит столь же мощный террор»
Hitler A. Mein Kampf, S. 44, 46.
.
В начале августа 1910 года между Гитлером и Ханишем происходит разрыв. Гитл
ер в течение нескольких дней рисует здание венского парламента; восторг
от этого классического храмового строения, которое он назовёт потом «чу
десным эллинским шедевром на немецкой земле», по всей вероятности, заста
вил его трудиться с максимальным прилежанием. Так или иначе, но он полага
л, что его картина стоит пятидесяти крон, а Ханиш продал её якобы всего за
десять. Когда же приятель сразу после этой ссоры куда-то исчез, Гитлер с п
омощью одного из жильцов мужского общежития устроил так, что его задержа
ли, а дело передали в суд. 11 августа Ханиша приговорили к семи дням заключе
ния; потом он говорил, что он не очень протестовал, желая расположить к себ
е судей, поскольку проживал в мужском общежитии под вымышленным именем Ф
риц Вальтер. И вдова покупателя заявит после, что её муж, действительно, за
платил за картину около десяти крон, но Ханиш почему-то не назвал его в ка
честве свидетеля
Подробнее об этой истории см.: Heiden К. Hitler. Bd. 1, S. 48f.
. Какое-то время продажу картин Гитлера берет на себя еврей по фамил
ии Нойман, тоже живший в том мужском общежитии, а иной раз тот и сам отбрас
ывает свои предубеждения и охотится за покупателями.
Эти три с половиной года и стали «университетами» Гитлера, навсегда сфор
мировавшими и его представление о человеке, и его картину общества. И нет
рудно понять те комплексы ненависти и неприятия, которые должны были воз
никнуть у него в результате столкновения его заоблачных амбиций с этим о
кружением. Даже годы спустя он содрогался от отвращения, вспоминая эти «
мрачные картины гадости, омерзительной грязи и злости», с которыми он ча
ще всего встречался в том районе, где жил. Но, что интересно, чувства состр
адания он при этом не испытывал.
Этот опыт и жизненные обстоятельства заложили во многом и основы той фил
ософии борьбы, которая стала центральной мыслью в его миропонимании, его
«гранитным фундаментом». И где бы потом он не выражал свою приверженнос
ть к идее «жесточайшей борьбы», «безжалостного самоутверждения», уничт
ожения, твёрдости, свирепости, к праву на выживание более сильного Ч буд
ь это в его бесчисленных речах или дебатах, на страницах его книги или в за
стольных беседах в ставке фюрера, Ч тут всё время проявляло себя миропо
нимание обитателя мужского общежития, незабываемые уроки той школы низ
ости.
И всё же элементы социал-дарвинизма в мышлении Гитлера нельзя объяснить
, как это часто делается, одним лишь его личным опытом, усвоенном в период
жизни в мужском общежитии. Скорее тут следует видеть проявление тенденц
ии эпохи, непререкаемым авторитетом для которой были естественные наук
и. Открытые Спенсером и Дарвином законы развития и отбора являлись апелл
яционной инстанцией для многочисленных псевдонаучных публикаций, умел
о популяризировавших «борьбу за существование» в качестве основного п
ринципа, а «право более сильного» в качестве основного закона общежития
людей и народов. И весьма примечательно, что эта так называемая теория со
циального дарвинизма служила Ч во всяком случае, какое-то время Ч во вт
орой половине XIX века всем лагерям, направлениям и партиям, ибо она была, Ч
главным образом поначалу, прежде чем начать смещаться вправо и использо
ваться уже ради доказательства якобы противоестественности идей демок
ратии и гуманизма, Ч элементом левого вульгарного просвещения.
Исходной мыслью тут служило утверждение, будто бы судьбы народов и общес
твенные процессы определяются, как и на звериной тропе в природе, биолог
ическими предпосылками. Только строгий естественный отбор, одновремен
но требующий и уничтожения, и селекции, препятствует неправильному разв
итию и даёт одному народу превосходство перед другими. В многочисленных
«трудах» таких, к примеру, авторов как Жорж Ваше де Лапуж, Мэдисон Грант, Л
юдвиг Гумплович или Отто Аммон, широко пропагандировавшихся бойкими га
зетчиками, содержался целый арсенал этих столь пагубных понятий и предс
тавлений: уничтожение неполноценной жизни, техника целевой демографич
еской политики, принудительное заключение в резервации и стерилизация
негодных, а также попытка определять наследственную пригодность к борь
бе за существование по величине черепа, форме ушей или длине носа. Нередк
о эти воззрения были связаны с решительным отрицанием христианской мор
али, терпимости и прогресса цивилизации, ибо эти последние якобы потворс
твовали слабости и, следовательно, шли наперекор процессу отбора. Тот фа
кт, что социал-дарвинизм так и не стал стройной системой и даже отвергалс
я порою кое-кем из его былых адептов, нисколько не повредил, однако, его ус
пешному распространению. В общем и целом он представлял собой одну из кл
ассических идеологий буржуазной эпохи, стремившейся оправдать свою им
периалистическую практику, равно как и свою неуклюжую капиталистическ
ую прямолинейность формулами некоего объективного закона природы.
Однако особенно пагубным было соединение в одно нерасторжимое целое эт
их мыслей и антидемократических тенденций эпохи. И либерализм, и парламе
нтаризм, и идея равенства, и интернационализм рассматривались тут как на
рушение закона природы и объяснялись смешением рас. Ещё граф Гобино, пер
вый крупный идеолог расизма, автор труда «О неравенстве человеческих ра
с» («Essai sur l'inegalite des races humaines», 1853), будучи закоренелым аристократом-консерватором, выс
тупал противником демократии, народной революции и всего того, что он пр
езрительно называл «общинным духом». Но ещё большее распространение, во
всяком случае, в широких кругах немецкой буржуазии, получили произведен
ия англичанина Стюарта Хьюстона Чемберлена, сменившего свою родину на Г
ерманию. Отпрыск известного рода потомственных военных, образованный, н
о человек нервный и хилого телосложения, он по учебным и писательским де
лам и из интереса к творчеству Рихарда Вагнера попал в Вену в год рождени
я Гитлера, рассчитывая задержаться там всего на несколько недель, и заст
рял в этом городе на целых двадцать лет. И не в последнюю очередь благодар
я встрече с этой многонациональной державой Габсбургов, одновременно в
осхищавшей и отталкивавшей его, он создал свою концепцию расовой теории
истории. Его известный труд «Основы XIX века» (1899) подвёл фундамент под прост
ранные конструкции Гобино своей конкретизацией материала и чрезвычайн
о смелой интерпретацией европейской истории как истории расовых войн. В
гибели Римской империи Чемберлен углядел классическую модель историче
ской деградации вследствие процессов кровосмешения. Как когда-то гибну
щий Рим, так и австро-венгерская монархия, по его мнению, находились в эпи
центре бурно наступавшего процесса заполонения восточной расой. Здесь,
как и там, писал он, «не какая-то определённая нация, какой-то народ, какая-
то раса» принесли своим проникновением гибель и разложение, а некий «пёс
трый агломерат» явлений, подвергшихся, со своей стороны, многократному с
мешению. «Лёгкое дарование, а нередко и своеобразная красота, то, что фран
цузы называют un charme troublant (волнующий шарм), зачастую свойственны гибридам; в на
ши дни это можно наблюдать в городах, где, как в Вене, сталкиваются самые р
азные народы; но в то же время можно увидеть и своеобразную неустойчивос
ть, плохую жизнестойкость, отсутствие характера, короче говоря, морально
е вырождение таких людей»
Chamberlain H. St. Die Grundlagen-des 19.Jahrhunderts. Bd. 1, S. 352.
. Чемберлен проводит параллель ещё дальше, сравнивая стоявшие у во
рот Рима германские племена с благородной в расовом отношении Пруссией,
по праву одержавшей победу в противоборстве с многонациональной держа
вой. Но всё же в целом у этого чистой воды индивидуалиста перевешивает чу
вство страха и обороны. В своих постоянно повторяющихся видениях он зрит
германцев вовлечёнными «на краю расовой пропасти в безмолвную борьбу н
е на жизнь, а на смерть» и мучится кошмарами вырождения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
се «Kunst und Revolution», ibid. Bd. 3, S. 35 ff.; Freund M. Abendglanz Europas, S. 226.
. В результате, по его мысли, государство должно было быть поднято на
уровень художественного произведения, а политика Ч обновлена и доведе
на до совершенства духом искусства. В театрализации общественной жизни
«третьего рейха», в страсти режима к инсценировкам и в драматургии его п
олитической практики, которая нередко, казалось, и становилась самой цел
ью политики, нетрудно уловить элементы именно этих программных воззрен
ий.
Кроме того, есть и другие совпадения. Та прирождённая тяга к «дилетантиз
ации», которую Фридрих Ницше в своём знаменитом «Четвёртом несвоевреме
нном размышлении» подметил за своим тогда ещё идеализировавшемся им др
угом, была присуща и его юному адепту. Оба они демонстрируют одинаковое, б
росающееся в глаза стремление своенравно вторгаться в любую сферу, своё
мучительное честолюбивое желание показать себя, ослепить, понравиться,
превзойти быстро улетучивающуюся славу вчерашнего дня шумом сегодняшн
его; и тут, и там натыкаешься на сбивающие с толку мелкие человеческие отн
ошения в непосредственной близости, а то даже и в неразрывной связи с вдо
хновением, и кажется, что именно это параллельное существование и состав
ляет суть их таланта. То же, что их разделяло, было полное отсутствие у Гит
лера самодисциплины и творческих мук, его почти наркотическая летаргия.
Но помимо этого и в самой первооснове тут наталкиваешься ещё и на ожесто
чённое, отчаянное сопротивление опасности пролетаризации Ч в этом ска
зывается его внушающая уважение сила воли, подстёгиваемая вспыхивающи
м предчувствием, что когда-нибудь случится нечто неслыханное и все испы
танное им унижение, вся боль этих лет страшно отомстят за себя.
По сути своей аполитичное, театральное и находившееся под влиянием Риха
рда Вагнера отношение Гитлера к миру проявляется в разных аспектах. Одна
жды, после нескольких дней «размышлений и раздумий», как он сам пишет, бро
дя бесцельно по городу, он оказывается свидетелем многолюдной демонстр
ации венских рабочих. Когда он даже пятнадцать лет спустя будет вспомина
ть об этом событии, то и тогда можно будет почувствовать, какое неизглади
мое впечатление произвёл на него в тот день вид тех «бесконечных шеренг
по четыре человека в каждой». Почти в течение двух часов, рассказывает Ги
тлер, простоял он на тротуаре Рингштрассе и, «затаив дыхание», смотрел на
«эту похожую на исполинского змея процессию, медленно тянувшуюся мимо»,
пока, наконец, «в жуткой подавленности» не оторвался от зрелища и не посп
ешил домой, глубоко потрясённый, вероятно, в первую очередь тем сценичес
ким эффектом, который произвела на него эта демонстрация. Во всяком случ
ае, он не упоминает ни её политического повода, ни причины Ч они явно волн
овали его куда меньше, нежели вопрос о том, каких эффектов можно добиться
с помощью людской массы. Ибо его занимали театральные проблемы, а перед п
олитиком, как он это понимал, в первую очередь вставали постановочные за
дачи. Ещё Кубицек обратил внимание на то, какое значение придавал его дру
г в своих случайных драматических опусах «как можно более грандиозной п
остановке», и насколько этот первый наивный почитатель Гитлера успел за
быть содержание его пьес, настолько незабываемыми остались в его памяти
те, по его словам, «гигантские затраты», которые замышлялись автором и да
же «совершенно затмевали» все, что когда-либо требовал для сцены Рихард
Вагнер Hitler
A. Mein Kampf, S. 43; Kubizek A. Op. cit. S. 220.
.
Оглядываясь назад, Гитлер будет рекламировать свои «университеты» и ск
ажет, что за эти почти пять лет жизни в Вене он «бесконечно много и весьма
основательно» читал. Кроме архитектуры и посещения оперы, его «единстве
нной радостью» было «только побольше бы книг». Но, пожалуй, более правиль
ным было бы искать наиболее характерные впечатления этого периода не ст
олько в интеллектуальной плоскости, сколько в плоскости демагогии и пол
итической тактики. Когда рабочие-строители будто бы вздумали как-то раз
столкнуть этого постоянно державшегося в стороне от них, как по причине
своего высокомерия, так и по причине боязни общества, буржуйского сынка
с лесов, то из той коллизии он усвоил, что существует метод чрезвычайно пр
остого обхождения с аргументами: «проломить череп каждому, кто рискнул в
озражать», Ч замечает он не без восхищения этим методом
Из выступления в Гамбургс
ком национальном клубе, см.: Jochmann W. Im Kampf um die Macht, S. 85.
. Во всяком случае, на страницах «Майн кампф», посвящённых его полит
ическому пробуждению, нет, по причине их теоретической убогости, и следа
того критического и творческого изучения идей времени, которое он стави
т себе в заслугу; правильнее было бы сказать, что скорее он безоговорочно
следовал распространённой идеологии немецкой буржуазии. А вот вопросы
организации идей, их пригодности для мобилизации масс пробуждали в нём п
очти ненасытный интерес и приносили неожиданные озарения.
Так, есть свидетельства, что уже в Венский период ему было присуще то, что
будет составлять потом многие характерные пассажи в его речах и заявлен
иях, Ч настойчивый и не считающийся ни с какими возражениями вопрос об «
инспираторах», «тёмных подстрекателях», якобы навязывающих массам сво
ю волю» См
.: Kubizek A. Op. cit. S. 294 ff.; Heiden K. Hitler. Bd. 1, S. 45. Приводимый ниже рассказ Ханиша основывается, очевид
но, на заблуждении, поскольку роман Келлермана вышел в 1913 г., т. е. уже после т
ого, как Ханиш и Гитлер поссорились. Тем не менее, можно предположить, что
речь идёт о каком-то фильме на ту же тему.
. В уже упоминавшихся показаниях Ханиша рассказывается, как Гитлер
однажды пришёл домой «совершенно обалдевший» посте фильма, поставленн
ого по роману Бернгарда Келлермана «Туннель», где главная роль принадле
жит оратору-агитатору: «Пламеные (!) речи бывали и у нас в мужском общежити
и», Ч утверждает автор. А Йозеф Грайнер вспоминает, как Гитлер рассказыв
ал ему о некой Анне Чилаг, которая с помощью подделанных рекомендательны
х писем и фальсифицированных справок рекламировала средство для роста
волос по своему тайному рецепту. Почти целый час, как утверждается в этом
явно правдоподобном свидетельстве, Гитлер восхищался ловкостью той же
нщины и говорил о колоссальных возможностях психологического воздейст
вия. «Пропаганда, пропаганда, Ч упоённо повторял он, Ч так долго, пока он
а не превратиться в веру, когда уже и не знаешь, что выдумка, а что быль», ибо
пропаганда Ч это «квинтэссенция любой религии…. идёт ли речь о небе или
о мази для волос»
Сделанная выше оговорка касается и эпизода, о котором рассказывае
т Й. Грайнер, см.: Greiner J. Op. cit. S. 40 ff.; однако с психологической точки зрения он вполне
убедителен.
.
И ещё более прочная почва появляется под ногами, когда читаешь выводы, ко
торые Гитлер, по его собственным словам, сделал из наблюдения за социал-д
емократической пропагандой Ч её печатью, демонстрациями и устными выс
туплениями. Они в решающей степени наложили свой отпечаток и на его собс
твенную практику:
«Психология широкой массы н
евосприимчива ко всему половинчатому и слабому.
Подобно женщине, душевное восприятие которой определяется не столько д
оводами абстрактного разума, сколько доводами неопределимой, эмоциона
льной тоски по недостающей силе, и которая поэтому предпочитает подчиня
ться сильному, нежели повелевать слабым, так и масса больше любит повели
теля, чем просителя, и в душе чувствует себя более удовлетворённой учени
ем, которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели разрешённой
либеральной свободой; да она и не знает, что с нею делать, и даже чувствует
себя какой-то потерянной. То, что её бесстыдно терроризируют духовно, не д
оходит до её сознания в той же мере, как и возмутительное злоупотреблени
е её человеческой свободой, ибо она никак не ощущает внутреннего безумия
учения в целом. Так что она видит только безудержную силу и жестокость ег
о целеустремлений, которым она в конечном итоге всегда покоряется… Не ме
нее понятным стало для меня и значение террора по отношению к личности и
к массе. И здесь тоже точно рассчитанный психологический эффект.
Террор на рабочем месте, на фабрике, в помещении для собраний и по случаю м
ассовой демонстрации всегда увенчивается успехом, пока ему не противос
тоит столь же мощный террор»
Hitler A. Mein Kampf, S. 44, 46.
.
В начале августа 1910 года между Гитлером и Ханишем происходит разрыв. Гитл
ер в течение нескольких дней рисует здание венского парламента; восторг
от этого классического храмового строения, которое он назовёт потом «чу
десным эллинским шедевром на немецкой земле», по всей вероятности, заста
вил его трудиться с максимальным прилежанием. Так или иначе, но он полага
л, что его картина стоит пятидесяти крон, а Ханиш продал её якобы всего за
десять. Когда же приятель сразу после этой ссоры куда-то исчез, Гитлер с п
омощью одного из жильцов мужского общежития устроил так, что его задержа
ли, а дело передали в суд. 11 августа Ханиша приговорили к семи дням заключе
ния; потом он говорил, что он не очень протестовал, желая расположить к себ
е судей, поскольку проживал в мужском общежитии под вымышленным именем Ф
риц Вальтер. И вдова покупателя заявит после, что её муж, действительно, за
платил за картину около десяти крон, но Ханиш почему-то не назвал его в ка
честве свидетеля
Подробнее об этой истории см.: Heiden К. Hitler. Bd. 1, S. 48f.
. Какое-то время продажу картин Гитлера берет на себя еврей по фамил
ии Нойман, тоже живший в том мужском общежитии, а иной раз тот и сам отбрас
ывает свои предубеждения и охотится за покупателями.
Эти три с половиной года и стали «университетами» Гитлера, навсегда сфор
мировавшими и его представление о человеке, и его картину общества. И нет
рудно понять те комплексы ненависти и неприятия, которые должны были воз
никнуть у него в результате столкновения его заоблачных амбиций с этим о
кружением. Даже годы спустя он содрогался от отвращения, вспоминая эти «
мрачные картины гадости, омерзительной грязи и злости», с которыми он ча
ще всего встречался в том районе, где жил. Но, что интересно, чувства состр
адания он при этом не испытывал.
Этот опыт и жизненные обстоятельства заложили во многом и основы той фил
ософии борьбы, которая стала центральной мыслью в его миропонимании, его
«гранитным фундаментом». И где бы потом он не выражал свою приверженнос
ть к идее «жесточайшей борьбы», «безжалостного самоутверждения», уничт
ожения, твёрдости, свирепости, к праву на выживание более сильного Ч буд
ь это в его бесчисленных речах или дебатах, на страницах его книги или в за
стольных беседах в ставке фюрера, Ч тут всё время проявляло себя миропо
нимание обитателя мужского общежития, незабываемые уроки той школы низ
ости.
И всё же элементы социал-дарвинизма в мышлении Гитлера нельзя объяснить
, как это часто делается, одним лишь его личным опытом, усвоенном в период
жизни в мужском общежитии. Скорее тут следует видеть проявление тенденц
ии эпохи, непререкаемым авторитетом для которой были естественные наук
и. Открытые Спенсером и Дарвином законы развития и отбора являлись апелл
яционной инстанцией для многочисленных псевдонаучных публикаций, умел
о популяризировавших «борьбу за существование» в качестве основного п
ринципа, а «право более сильного» в качестве основного закона общежития
людей и народов. И весьма примечательно, что эта так называемая теория со
циального дарвинизма служила Ч во всяком случае, какое-то время Ч во вт
орой половине XIX века всем лагерям, направлениям и партиям, ибо она была, Ч
главным образом поначалу, прежде чем начать смещаться вправо и использо
ваться уже ради доказательства якобы противоестественности идей демок
ратии и гуманизма, Ч элементом левого вульгарного просвещения.
Исходной мыслью тут служило утверждение, будто бы судьбы народов и общес
твенные процессы определяются, как и на звериной тропе в природе, биолог
ическими предпосылками. Только строгий естественный отбор, одновремен
но требующий и уничтожения, и селекции, препятствует неправильному разв
итию и даёт одному народу превосходство перед другими. В многочисленных
«трудах» таких, к примеру, авторов как Жорж Ваше де Лапуж, Мэдисон Грант, Л
юдвиг Гумплович или Отто Аммон, широко пропагандировавшихся бойкими га
зетчиками, содержался целый арсенал этих столь пагубных понятий и предс
тавлений: уничтожение неполноценной жизни, техника целевой демографич
еской политики, принудительное заключение в резервации и стерилизация
негодных, а также попытка определять наследственную пригодность к борь
бе за существование по величине черепа, форме ушей или длине носа. Нередк
о эти воззрения были связаны с решительным отрицанием христианской мор
али, терпимости и прогресса цивилизации, ибо эти последние якобы потворс
твовали слабости и, следовательно, шли наперекор процессу отбора. Тот фа
кт, что социал-дарвинизм так и не стал стройной системой и даже отвергалс
я порою кое-кем из его былых адептов, нисколько не повредил, однако, его ус
пешному распространению. В общем и целом он представлял собой одну из кл
ассических идеологий буржуазной эпохи, стремившейся оправдать свою им
периалистическую практику, равно как и свою неуклюжую капиталистическ
ую прямолинейность формулами некоего объективного закона природы.
Однако особенно пагубным было соединение в одно нерасторжимое целое эт
их мыслей и антидемократических тенденций эпохи. И либерализм, и парламе
нтаризм, и идея равенства, и интернационализм рассматривались тут как на
рушение закона природы и объяснялись смешением рас. Ещё граф Гобино, пер
вый крупный идеолог расизма, автор труда «О неравенстве человеческих ра
с» («Essai sur l'inegalite des races humaines», 1853), будучи закоренелым аристократом-консерватором, выс
тупал противником демократии, народной революции и всего того, что он пр
езрительно называл «общинным духом». Но ещё большее распространение, во
всяком случае, в широких кругах немецкой буржуазии, получили произведен
ия англичанина Стюарта Хьюстона Чемберлена, сменившего свою родину на Г
ерманию. Отпрыск известного рода потомственных военных, образованный, н
о человек нервный и хилого телосложения, он по учебным и писательским де
лам и из интереса к творчеству Рихарда Вагнера попал в Вену в год рождени
я Гитлера, рассчитывая задержаться там всего на несколько недель, и заст
рял в этом городе на целых двадцать лет. И не в последнюю очередь благодар
я встрече с этой многонациональной державой Габсбургов, одновременно в
осхищавшей и отталкивавшей его, он создал свою концепцию расовой теории
истории. Его известный труд «Основы XIX века» (1899) подвёл фундамент под прост
ранные конструкции Гобино своей конкретизацией материала и чрезвычайн
о смелой интерпретацией европейской истории как истории расовых войн. В
гибели Римской империи Чемберлен углядел классическую модель историче
ской деградации вследствие процессов кровосмешения. Как когда-то гибну
щий Рим, так и австро-венгерская монархия, по его мнению, находились в эпи
центре бурно наступавшего процесса заполонения восточной расой. Здесь,
как и там, писал он, «не какая-то определённая нация, какой-то народ, какая-
то раса» принесли своим проникновением гибель и разложение, а некий «пёс
трый агломерат» явлений, подвергшихся, со своей стороны, многократному с
мешению. «Лёгкое дарование, а нередко и своеобразная красота, то, что фран
цузы называют un charme troublant (волнующий шарм), зачастую свойственны гибридам; в на
ши дни это можно наблюдать в городах, где, как в Вене, сталкиваются самые р
азные народы; но в то же время можно увидеть и своеобразную неустойчивос
ть, плохую жизнестойкость, отсутствие характера, короче говоря, морально
е вырождение таких людей»
Chamberlain H. St. Die Grundlagen-des 19.Jahrhunderts. Bd. 1, S. 352.
. Чемберлен проводит параллель ещё дальше, сравнивая стоявшие у во
рот Рима германские племена с благородной в расовом отношении Пруссией,
по праву одержавшей победу в противоборстве с многонациональной держа
вой. Но всё же в целом у этого чистой воды индивидуалиста перевешивает чу
вство страха и обороны. В своих постоянно повторяющихся видениях он зрит
германцев вовлечёнными «на краю расовой пропасти в безмолвную борьбу н
е на жизнь, а на смерть» и мучится кошмарами вырождения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47