В мою жизнь вторглись обманы и измены, лицемерие и ханжество,
злоба и ненависть... Я ее боготворил, а она оказалась ничтожеством. И меня
она низвела до уровня ничтожества. Сам видишь, что со мной стало. Один
заурядный человечишка способен разрушить творение Бога! Так что уж говорить
о способности миллионов на это. Берегись другого человека, если хочешь
следовать своей систе-ме!
Я потерпел крах,-- говорил он.-- А ведь такие первооткрыватели, как я,
появляются раз в сто лет, а то, и еще реже. Я, может быть, был таким
одиночкой в наш век. И, может быть, другого не будет долго-долго. А может
быть, вообще другого не будет. А жаль...
Я не стал говорить этому человеку, что другой первооткрыватель уже
есть, так как во мне самом появился страх катастрофы. Меня может спасти лишь
то, что я никогда не женюсь на моей Богине. Но ведь мир велик и людей в нем
много.
БОГИНЯ
В газете появилась большая статья о советской балетной школе и о нашем
городском балете. В центре статьи -- большая фотография моей Богини. Я
вырезал ее из газеты и с тех пор постоянно ношу с собой. Говорят, ее уже
включили в труппу театра и она уже выступает. Пойти в театр я не могу --
слишком дорого. Да и не так-то просто: билет можно купить только у
спекулянтов. Я караулю ее у дома, но за ней теперь приезжают на машине.
Иногда под утро. Я целыми ночами хожу

под ее окнами в надежде увидеть хотя бы ее тень в окне. Я твержу давно
забытые слова из старинных русских романсов. Пытаюсь, сам сочинить
что-нибудь. Но у меня ничего не получается. У меня лишь щемит сердце. И от
безысходной тоски я не знаю, что делать. И снова меня стала настойчиво
посещать мысль о самоубийстве.
Наступила осень, и дали новую квартиру. Она уехала в район для
привилегированных персон нашего города.

НЕИЗЛЕЧИМАЯ БОЛЕЗНЬ
Для меня главной стала проблема: как суметь не любить женщину, а если
любовь возникла, как ее заглушить и задушить совсем? Я давал советы другим
людям на эту тему, попавшим в беду и желающим избавиться от мучительных
переживаний, связанных с любовью к жен-щине. Не знаю, насколько мои советы
были эффективны. Но я знаю зато вполне определенно, что я сам не могу
справиться с этой страшной болезнью -- любовью. Мне понятно, почему это
чувство превращается в болезнь. Но я не знаю, как лечить эту болезнь. Я
перепробовал все средства -- безнадежно. Чем упорнее я борюсь с нею, тем
мучительнее она становится. Тогда я решаю отдаться ей, капитулировать. Но
она начинает мучить с удвоенной силой. Где выход? Выхода нет. Никакой
компенсации и замены для оскорбленной, обиженной, обманутой, пре-данной,
неразделенной любви в природе нет. Человек, не радуйся, ощутив в себе
любовь! Вместе с нею приходит неизлечимое страдание. Неужели Антипод прав?!
Неужели лишь идеологически обработанный человек может выработать иммунитет
против этой болезни?! Тогда мир не стоит того, чтобы жить и чтобы ради него
изобретать бессильную и никому не нужную религию. Бог слишком слаб для
современного мира безумия, подлости, жестокости, разврата.
Боже, дай мне силы дойти до предназначенного мне конца. Я капиту-лирую.

ОТЪЕЗД АНТИПОДА
Антипод закончил свой труд по идеологии и хочет везти его в Москву, в
ЦК Партии.
-- Идеи, родившиеся в провинции,-- сказал он на прощание,-- должны
двигаться в столицу, чтобы стать социально значимым фактом. Мой труд породит
такой рывок в идеологии, по сравнению с которым померкнет сталинская
идеологическая революция.
-- Но тебя там уничтожат,-- сказал я.-- Усовершенствование идео-логии
есть прерогатива высшей власти.
-- Я верю в прекрасное будущее коммунизма,-- сказал он,-- и пото-му
готов пойти на любую жертву.
-- К счастью,-- сказал я,-- твоя прекрасная коммунистическая утопия
неосуществима.
-- Почему же к счастью? -- удивился он.
-- Если она осуществится, жизнь людей превратится в нестерпимый рай,--
резюмировал я нашу последнюю дискуссию.

СОМНЕНИЯ
Как бы выглядела библейская легенда изгнания из рая, если бы первые
люди были русские? Примерно так. Эти первые люди были бы Иван и Марья. Рай
был бы не в саду, а в винно-водочном складе. Бог

разрешил бы Ивану и Марье пить все алкогольные напитки,кроме
одного -- кроме водки. Змей явился бы соблазнять не Марью, аИвана,
причем со стаканом водки.
Изобрети любой обман,
Хоть тресни, вылезь хоть из кожи,
Но бог по имени Иван
Душонки наши не встревожит.

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Прошло несколько месяцев. Жизнь вошла в прежнюю колею. Об Антиподе не
было ни слуху ни духу. Я опять начал понемногу лечить язвы, запоры,
импотенцию, заикание и прочие недуги.

СИЛЫ ПРОГРЕССА
Он был начинающий пьяница. Скоро он станет неисправимым алкого-ликом --
я это предвидел с полной очевидностью. Я таких десятки встречал. Но он себя
тогда так не воспринимал. Для себя он был студент университета, бывший
вундеркинд и отличник, критически отно-сящийся к реальности и жаждущий ее
улучшить. К нам он спустился с высот культуры, дабы познать народ и найти в
нем силы, на которые он мог бы опереться в своей будущей реформаторской
(если не револю-ционной) деятельности.
-- Дальше так жить нельзя! -- орал он сразу же после первой стопки
водки, нарушая наши неписаные законы: после первой стопки полагает-ся
некоторое время помолчать, как перед дальней дорогой, затем скромно выразить
восторг по поводу прелести бытия и сразу же переходить ко второй стопке.
-- Надо же что-то делать! -- не унимался сей новичок. Мы с недо-умением
смотрели на него. Почему дальше так жить нельзя? Можно! Как раз наоборот:
именно так и надо жить. И по-другому нельзя. А что делать, это ясно без
слов: повторить!
Прошло всего несколько месяцев. Он куда-то исчез, и я уж было решил,
что ошибся в своих прогнозах, что наше общество получило нового отважного
борца за справедливость, за прогресс, за лучшие условия жизни и прочее. Но
вот как-то под вечер я одиноко брел в самом грязном и алкогольном районе
города. Путь мне преградило типичное для этих мест существо и предложило
"скинуться"... Это был он.
-- Я,-- сказал он,-- с головой окунулся в изучение всех мыслимых
вариантов программ преобразований. Вывод, к которому я пришел, ошеломил
меня. Оказывается, наши власти стремятся осуществить самые наилучшие проекты
улучшения жизни людей, но даже у них ничего не получается. Так что же могут
сделать одиночки-идеалисты вроде меня? На все нужно время. Даже на ничтожный
шаг вперед в эволюции нашего общества требуется целая эпоха. И жертвы,
жертвы, жертвы. Так стоит ли игра свеч? Все суета, все суета сует и томление
духа-- вот мой окончательный вывод.
Мы,-- продолжал он,-- суть всего лишь форма материи на самом деле, и
вся наша тоска по некоему смыслу жизни и целям есть лишь праздное томление
духа и ничего более. Что такое цель жизни и смысл жизни? Всего лишь одно из
средств распределения людей по уровням, ролям, ячейкам, органам
общественного организма и одно из средств распределения жизненных благ. В
людей вселяют эти штучки в процессе

воспитания и образования, и они благодаря этим штучкам сами делают все
то, что необходимо для целостности общества и его суще-ствования как целого.
А ничего другого для вашего "что-то" нет. Ничего святого нет и не будет. Ты
говоришь-- Бог, религия (это-- ко мне). Богу в нашей жизни места нету. Где
ты его поместишь? В этой заплеван-ной забегаловке? В советских конторах? На
заводах?
-- В душе,-- робко заикнулся я. Он промолчал, допил свою долю, плюнул и
ушел. Душа-- что это? Это то, куда все стараются плюнуть, что все стараются
растоптать. Это открытая рана, каждое прикосновение к кото-рой причиняет
боль.
-- Кончай свою божественную миссию,-- сказал я себе, оставшись один.--
Бог есть тоже суета сует, и всяческая суета, и томление духа. Плюнь на все,
как это делают все, и жди конца. И все!

БОГИНЯ
-- Хватит терзать себя,-- говорю я себе решительно.-- Что она на самом
деле такое? Примитивная девчонка. Начинающая потаскушка. В перспективе
жадная, злобная и завистливая ведьма с жилистой шеей и мощными, как у
кенгуру, ногами. И ко всему прочему ты ей не пара, хоть ты и Бог. Ей нужно
нечто более полезное, на худой конец заведующий комиссионным меховым
магазином. Кстати сказать, он один из богатейших людей в городе. Уже пять
раз женился. Разводясь, оставляет бывшим женам квартиры, дачи и машины.
Итак, с этой минуты я вычеркиваю Ее из своего сознания и сердца,
начинаю спокойно спать по ночам и проявлять здоровый интерес к другим
женщинам.

И ВСЯЧЕСКАЯ СУЕТА
Он известный в городе артист. Красавец мужчина... был когда-то. Но
сейчас он преждевременно постаревший развратник. Но жалуется он не на потерю
сил и не на внешние признаки старости, а на потерю памяти. Сколько тысяч ему
аплодировали! А он не может вспомнить ни одного случая конкретно. Баб у него
перебывало -- пойди сосчитай! А воспро-извести в воображении хотя бы одну
встречу в деталях никак не может. А ведь он артист! Сколько съедено, выпито,
видано! И как будто ничего не было. Пусто. В чем дело?! Он готов заплатить
большие деньги, лишь бы я вернул ему способность воспроизводить в памяти
прожитые удовольствия. Иначе зачем все это было? Пил, жрал, гулял, бедокурил
для того, чтобы вспомнить было что. А вспомнить-то, оказывается, нечего. Что
это-- его личная болезнь или общее правило? Если болезнь-- лечи! Он платит.
Если общее правило, почему он не знал раньше, почему ему никто не говорил об
этом?
Этот человек не единственный в моей практике, дающий повод и материал
для размышлений на тему об отношении памяти и реально-сти. Оказывается, и
тут есть свои законы, неподвластные людям. И тут есть своя мера. Если мера
нарушена, за это приходится расплачиваться. Есть, например, нижняя граница
удовольствий и верхняя. Если наруше-на верхняя граница, то начинает
действовать такой закон: чем больше имеешь, тем меньше запомнится, тем
бледнее и абстрактнее воспомина-ния, тем меньше удовольствия от
припоминания. Упомянутый выше артист-- характерный пример этому. Вылечить
его невозможно.

Он обречен на состояние внутренней опустошенности и озлобленности, на
стремление иметь еще больше. Но возможности его сокращаются. Хронический
алкоголизм и наркотики -- вот что его ждет. Впрочем, уже не ждет, он уже
катится по этой дорожке. Через год, максимум через два он "загнется". Я это
прочел в его взгляде.

ПРИТЧА О МУДРОСТИ
Он вошел в храм, и ученики обступили Его.
-- О, Учитель! -- воскликнули они.-- Скажи, как нам быть? Мы сожрали и
выпили по тридцать рублей, а собрали наличными всего трешку. Нас ведь в
милицию заберут, это чревато последствиями.
-- О, дети мои,-- сказал Он.-- Из любого положения есть выход. Идите в
туалет. Там, в коридоре, слева, есть окно. Через него вы можете избежать
опасности.
И ученики вняли Его словам. И покинули храм, сохранив трешку. И явилась
разъяренная официантка.
-- А кто будет расплачиваться?-- возопила она. Потом явился директор
храма.
-- А кто будет расплачиваться? -- возопил он. Наконец явился
милиционер.
-- Кто-то должен расплачиваться,-- спокойно, но строго сказал он.--
Придется тебе, Лаптев, платить. Больше некому. Сейчас вот составим
протокольчик, и...
-- Я его знаю,-- сказал разочарованный директор.-- У него нет ни гроша.
Дай ему пару раз по морде, чтобы неповадно было, и вышвырни вон.
-- Хватит и одной оплеухи,-- сказала подобревшая официантка.-- Он же ни
при чем, он же только что пришел.

ПОСЛАНИЕ БОГИНЕ
Любить тебя,
Пусть не любимым быть тобою,--
Вот мой теперь
Единственный завет.
Все остальное--
Суета сует.
Все остальное я сдаю без боя.

БОГ И ЦЕРКОВЬ
В нашем городе всего одна действующая церковь, а число людей,
обслуживающих ее и живущих за ее счет, не меньше, чем до револю-ции, когда в
городе было больше двадцати церквей. Действующих, разумеется, тогда
недействующих церквей не было. Есть даже епи-скоп, чего не было до
революции. Этот факт говорит о том, что в советских условиях даже церковь
существует как типичное совет-ское учреждение, по тем же общим социальным
правилам. Среди моих пациентов попадаются верующие люди и даже церковные
деятели (включая попов и самого епископа). Любопытно, советские церковные
начальники страдают теми же болезнями, что и советские партийные и
государственные чиновники, а также прочие лица, занимающие более или менее
высокие или выгодные посты (заведующие магазинами, например). Одного из
высших лиц местной церковной иерархии я лечил

от импотенции (зачем ему сексуальные способности?!), а друго-го-- от
хронического алкоголизма.
Но не это самое интересное в моих наблюдениях. Большинство моих
пациентов -- атеисты в традиционном смысле. Они не признают существо-вание
Бога, не посещают церковь, не соблюдают религиозные обряды. Но в моем смысле
они часто веруют сильнее, чем традиционно верующие. Они переживают состояние
веры. Они при этом верят в меня, как в Бога. Верующие в традиционном смысле
поддаются этому моему воздействию с трудом, с гораздо меньшей силой или
совсем не поддаются. У них состояние веры привычное, но слабое. Именно
потому, что привычное и постоянное. Мое открытие в этой связи состоит в
следующем. Современный человек, атеист по убеждениям, может развить в себе
способность приходить под влиянием таких людей, как я, или сам приводить
себя в состояние веры, причем более сильное, чем традицион-но верующие люди.
Лишь немногие религиозные фанатики прошлого могли достигать очень высокого
уровня состояния веры (одержимости). Я уверен в том, что очень многие люди
нашего времени, особенно высокообразованные и с тонким интеллектом, могут
при желании дости-гать этого уровня. В моей практике встречались случаи,
когда даже партийные работники высокого ранга приходили в состояние
исступлен-ной веры. Если бы можно было заснять на кинопленку и записать на
магнитофон то, что творилось с самим Сусликовым, когда я лечил его от
официально неизлечимой болезни, вы бы не поверили в реальность этого. Мне
приходилось даже сдерживать его. Он, например, хотел тайно окреститься. И
мне стоило труда отговорить его от этого.
С одним высокопоставленным попом у меня состоялся такой разго-вор после
сеанса. Он спросил меня, почему я, человек глубоко религи-озный (он в этом
уверен), не посещаю их церковь. Если я хочу, сказал он далее, он мог бы мне
устроить встречу с самим епископом.
-- Вы, конечно, читаете газеты и слушаете заграничные радиостан-ции,--
сказал я.-- И знаете, что наш Генсек, посетив одну европейскую страну,
отказался встретиться с руководителем компартии этой страны. "Левые" на
Западе возмущались. А напрасно. Негоже главе великого государства посещать
главу малюсенькой западной компартии, которая сходна с нашей компартией лишь
по названию. Я творец новой великой религии, и негоже мне делать визиты к
деятелям религии, лишь словесно сходной с моей.
Поп сказал, что я шизофреник и параноик. Я пожал плечами.
-- Ты, сын мой,-- сказал я, уходя,-- здоров. А кто есть я, не твоего
ума дело.

ИСКУШЕНИЕ
Бесконечная осень наводит тоску.
Дождь и снег. И не видно просвета.
Убежать бы, как деды, бывало, в Москву,
Чтоб погреться лучами прошедшего лета.
Однажды пригласили меня в одну компанию рассказать о моей системе
жизни. Среди собравшихся был серый (таким было мое вос-приятие его) человек.
Слушал он меня очень внимательно. После моей лекции он спросил разрешения
проводить меня.
-- Ты, парень,-- сказал он,-- цены себе не знаешь. Да с такими
способностями, как у тебя, деньги лопатой загребать можно. Только не

в этой провинциальной дыре. Тут дураков не так много осталось. Надо в
столицу подаваться. А там!..
Я сказал, что мне о столице и думать нечего, что я каждую минуту могу
быть изгнан и из этой "провинциальной дыры" куда-нибудь в еще большую глушь,
что у меня нет прописки, да и паспорта нет.
-- Вот и хорошо,-- сказал он.-- Паспорт твой мы выкупим, прописку
организуем, это пустяки. И командировку в столицу устроим. С научны-ми
целями. Не придерешься. В столице устроим временную прописку. Если не в
самой столице, так около нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27