Блестели драгоценные камни в перстне, во множестве
унизывающих жирные пальцы, слышался разноязыкий говор,
рыканье, утробное урчание в толстых животах и иные звуки,
сопровождающие обычно трапезу людей, привыкших набивать
свои чрева до самого горла. "Чтобы последний кусок изо рта
торчал", как любил выражаться Ши Шелам.
Сам Ловкач, кажется, уже достиг этого вожделенного
состояния. Животик его под дорогим халатом круглился,
глазки масляно блестели, а вся острая мордочка была измазана
розовой мякотью какого-то плода. Развалясь на мягком диване,
Ши ковырял в зубах костяной палочкой, прихлебывая вино из
тонкостенного кубка и небрежно метал на стол кости. Рядом
восседали вдрызг пьяные стражники и еще несколько человек,
наблюдавших за игрой.
- И опять себе, - заплетающимся языком объявил
круглолицый игрок и сгреб кучку монет. - То есть, говорю,
снова меня... вала Белу.
- Ты жадный и противный, - капризно сказал его
сотоварищ.
- А ты Хабиш, в голове твоей кишмиш, - объявил
круглолицый и захохотал.
Хабиш замахнулся на него чашей, но тут же уронил ее и
сразу же задремал.
- Почтенные, почтенные, - примирительно пискнул Ши, - не
будем ссорится! Ибо сказано в "Заветах": "Люби ближнего
своего, пока он тебя любит..." Если я не путаю. Ты, Басрам,
и вы, Хамза и Хабиш, любите дуг друга, и да наполнятся
сердца ваши миром и благолепием...
- Пусть наполнятся, - согласился Басрам, - а сначала
пусть наполнятся наши кубки, у меня во рту словно Нергал
нагадил.
- Не поминай этого имени, о чресла приватной сажи, -
откликнулся Ловкач. - То есть, я хочу сказать... мнэ-э-э...
честность привратной саржи. Нет, стражи... Ибо речено:
"Явится из бездны зверь стоглазый, девятиголовый,
шестирукий..." Дальше не помню, но поминать его поему-то не
надо.
- Не буду, - согласился круглолицы, - давай выпьем за
светлейшего Эдарта!
- За всех светлейших Эдартов, а также Руперов, -
поддержал Ши. - Знавал я одного Руперта из Немедии, ох и
шельмец был, подметки на ходу резал...
Поняв, что его приятель окончательно захмелел и может
испортить все дело, киммериец решительно направился к его
столу, локтем отодвинул безучастного Хабиша и уселся рядом с
Ловкачом. Безденежные приятели уместились среди зрителей и
принялись жадно поедать остатки пиршества.
Ши уронил правое веко, а левым мутным глазом уставился
на варвара.
- А, Ко... - начал было он, однако, получив под ребро,
охнул и заткнулся.
- Хочу сыграть с тобой, купец, - сказал Конан. - Ставлю
сто золотых.
- А у него нету, - встрял Басрам, - он все продул.
- Желаю играть! - Варвар треснул по столу кулаком. -
Пусть товар ставит. Или товара тоже нет?
- Товар есть, - сказал Ловкач и уронил левое веко.
- Ты ведь не хочешь, чтобы его украли?! - гаркнул Конан.
Ши распахнул глазки и завращал зрачками.
- Украли, - захихикал, - украли! Да кому нужно это го...
Он снова охнул и принялся хватать ртом воздух.
- Купец говорит, что желает надежно спрятать свой ценный
груз на ночь, - объявил Конан.
- Разве он что-нибудь говорит? - удивился Басрам.
- Ничего не кишмиш, - пробормотал Хабиш, просыпаясь.
- Кишмиш спрятать? - спросил туговатый на ухо Хамза.
- Я тебе сейчас спрячу! - вызверился вдруг Басрам. - Ты
зачем мой золотой в туфлю сунул?!
Они сцепились и принялись кататься по ковру, награждая
друг друга тумаками. На шум прибежал сам хозяин в
сопровождении слуг, вооруженных дубинками. Ухватив пьяных
стражников под микитки, слуги поволокли их на двор. Хамза,
мстительно улыбаясь, отправился следом, чтобы поглядеть,
как о спину Басрама обломают палки. "Кишмиш, - бормотал он,
удаляясь, - из тебя самого сейчас кишмиш сделают..."
Флатун, дородный мужчина с завитой бородой, подождал,
пока шум утихнет, после чего вежливо осведомился, не
помешали ли драчуны почтенным гостям.
- Бывает хуже, - отвечал Конан, в упор разглядывая
человека, чье золото чуть было не перекочевало в его мешок
позапрошлой ночью. - А что, хозяин, не выпьешь ли ты с нами
за процветание славного Шадизара?
Флатун ответствовал, что вина вообще-то не пьет, но за
процветание чарку пригубит. Присел за стол, сделал глоток,
вытер губы тончайшим платком и аккуратно отправил в рот
маленький кусочек лукума. После чего внимательно глянул на
киммерийца.
- Лицо не твое вроде бы знакомо, почтенный, - сказал он,
поглаживая бороду, - не припомню только, где я тебя видел...
- Мир велик, - сказал варвар, проклиная мысленно
Ловкача за то, что тот налился до ушей в самый неподходящий
момент, - может где и встречались.
Ши Шелам вдруг осмысленно глянул перед собой, заметил
Флатуна и заговорил почти трезво:
- О почтенный хозяин, да сделает Митра так, чтобы борода
твоя как можно дольше оставалась густой и черной, а жены
твои имели достаточно молока, дабы вскармливать чад твоих,
а в хозяйстве твоем царил порядок и прибыток прибывал...
мн-э-э... не иссякал, богатство же умножалось...
Он замолчал, вспоминая, что же, собственно, хотел
сказать, затеяв эту длинную речь. Флатун взирал на него
удивленно и несколько даже испугано.
- О товаре своем печется купец, - пояснил Конан, -
товар у него ценный, боится, как бы ни украл кто.
- Да-да, - облегченно закивал головой Ши Шелам, -
знатный товарец, дорогой. Тревожусь я...
Флатун обиженно засопел и объявил, что тревожится нечего,
"Верблюжий горб" - самый надежный постоялый двор в городе, а
может быть и во всей Заморе и не было еще такого, чтобы
товар из ограды умыкнули. А если гости думают, что в
Шадизаре только и делают, что воруют, то эти слухи
распускают злые языки, светлейший Эдарт давно навел
порядок...
- Хвала Митре, - воскликнул Ловкач, - выпьем за
светлейшего Эдарта! До дна!
Хозяин не мог отказаться от подобного тоста и с гулким
бульканьем влил в себя всю чарку. Непослушными пальцами
подхватил из вазы персик, надкусил смачно, забрызгав
окружающих соком.
Потом пили за чад и домочадцев главы городской стражи,
за родителей его и родителей его родителей, за мудрость
его и безжалостность к врагам, за палачей его и победу
верблюдов его на предстоящих бегах.
- Люблю я светлейшего, - еле ворочая языком, вещал
Флатун, брезгливо отодвигая подвернувшуюся чашу с шербетом
и таща через стол солидных объемов кувшин аренджунского, -
Митрой клянусь, так люблю, что подарю белую верблюдицу...
Ловкач и Конан шумно одобрили это решение, а варвар тут
же потребовал раки, чтобы отметить столь неслыханную
щедрость.
- Раку пьет голытьба и разбойники, - скривился хозяин
"Верблюжьего горба", - но у меня есть шемское вино из
пальмовых листьев, напиток столь же крепкий, сколь и
приятный.
Напиток принесли, и все, включая безденежных приятелей
Конана, принялись угощаться, закусывая фруктами, халвой,
нугой, пахвалой, лаклаком и кус-кусом. Киммериец щедро
расплачивался, нисколько не сожалея об убывающей тяжести
кошеля и не обращая внимания на то, что вокруг стола сидело
гораздо больше народа, чем в начале пирушки: многие
посетители присоединились к празднеству и под шумок уплетали
яства и наливались винами, восторженными криками
поддерживала каждый новый тост.
Кто-то предложил выпить за наместника Шадизара Хеир-Агу,
и все пошло по второму кругу: сиятельного вельможи тоже
были жены, чада, родители, палачи и верблюды. Многие гости
оставили свои кальяны, вновь наполнили чарки и
присоединились к здравницам.
Флатун и Шелам уже обменялись подарками в знак вечной
дружбы: Ши надел на шею хозяина серебряный медальон в виде
серебряного полумесяца, а тот вручил прохвосту массивное
платиновое кольцо с тремя изумрудами. Кольцо было слишком
велико, и Ловкачу пришлось просунуть в него сразу три
пальца.
Теперь они сидели, упершись лбами, и мирно беседовали,
причем Ловкач ласково выбирал из бороды Флатуна сладкие
крошки и отправлял себе в рот.
- Скажи купец, - домогался Флатун, - что за товар у
тебя?
- Тайна сия велика есть, - важничал Ши, - и покрыта она
темным мраком... Но тебе друг, скажу.
- Скажи, друг.
- Это, друг, зола.
- Зола, друг?
- Зола. Прах, пепел. Т-с-с!
- Значит, это ты уплатил сегодня стражникам большие
деньги за въезд в город?
- Я.
- А зачем тебе прах друг, что в нем проку?
Конан, прислушивающийся к разговору, хмыкнул. Вот-вот,
жители Усмераса тоже недоумевали, зачем молодому
купцу-северянину понадобилась зола с пепелища. И, конечно,
не поверили, когда он объявил, что это отличный товар,
который можно продать на рынке в Шадизаре. Не поверили, но
позволили, нарушая обычай, опустошить пожарище, ибо получили
взамен целую штуку аренджунской парчи!
- Да ведь это отличный товар, который с выгодой можно
продать на шадизарском рынке! - услышал киммериец слова
Ловкача. - Воистину, завтра я стану богат, и мы устроим в
твоем духане, друг, еще не такое празднество. Только вот
зольцу-то мою следовало бы рассыпать на ночь по рогожам.
Чтоб не слежалась. Прикажи слугам сделать это в таком месте,
где не дует ветер.
- В карале можно, - промычал Флатун, рот которого был
занят виноградными ягодами, - тихо там, и собаки охраняют.
- А верблюды? - спросил Ловкач невинно.
- Что верблюды?
- Так ведь съесть могут...
Хозяин "Верблюжьего горба" отстранился и недоуменно
уставился на своего собеседника. Он никак не мог взять в
толк, говорит тот серьезно, или шутит. Решив держаться
последней версии, он задрал к потолку завитую бороду и
разразился гулким хохотом.
- Верблюды! Золу! Съесть! воистину, почтенный, ты меня
рассмешил. Где это видано, чтобы животные прах вкушали? Да
если хоть один из моих любимцев притронется к этой дряни, я
без всякого сожаления отдам его тебе!
Ловкач поднес к губам чарку и, опустив глаза, чтобы
скрыть хитрый их блеск, сказал как бы между прочим:
- Дружба наша велика есть, уважаемый, но позволь мне
усомниться в словах твоих... Верблюды все-таки, не козы
какие-нибудь.
Флатун, в голове которого уже возникли туманные пустоты,
порожденные разнообразными напитками, понял лишь одно -
задета честь его заведения. Он обиженно замычал и вдруг
неуклюже полез с ногами на стол. Кряхтя, распрямил свой
грузный стан и объявил во всеуслышание:
- Почтеннейшие! Этот вот человек сомневается в словах
Флатуна. Он гость в Шадизаре, а посему не ведает, что слово
мое крепче дамастского клинка и так же верно, как Большая
Печать аренджунского владыки, если, конечно, такое сравнение
уместно... Клянусь Белом, я исполню то, что обещал!
- И Митрой, - подсказал Ши.
- И Митрой! Я отдам тебе, о недоверчивый купец, любого
верблюда из своего караля, буде таковой польстится...
- А белую верблюдицу? - встрял Шелам.
Флатун немного подумал, но, сообразив, что верблюдица
вряд ли польстится на золу, равно как и все стальные
обитатели караля, сие подтвердил.
- Так выпьем же за честнейшего из содержателей постоялых
дворов! - воскликнул Ловкач, вскакивая на ноги. - Да
послужит он примером всем, кто принимает гостей и печется о
сохранности их товаров!
Собутыльники, приведенные Конаном, первыми подхватили
здравницу. Они усердствовали особо, благо каждый получил от
киммерийца по золотому и готов был под пыткой подтвердить
обязательства Флатуна в том случае, если остальные гости,
проспавшись, откажутся засвидетельствовать обязательства
духанщика.
Флатун велел слугам со всем тщанием исполнить пожелание
купца относительно его товара, потом слез со стола и не без
тщеславного удовольствия присоединился к выпивающим за его
здравие.
Веселье под кровом "Верблюжьего горба" еще
продолжалось, когда варвар, прихватив пяток разномастных
кувшинов и стараясь не привлекать лишнего внимания,
выскользнул на двор и направился к воротам, где поджидал
его давешний мальчишка с большим, вонючим псиной мешком.

* * *

Хабиш очухался и сразу же понял: если сейчас не хлебнет
вина, отправится прямиком к Нергалу. Стражник застонал
и с трудом разлепил веки. Из мрака смотрели на него два
горящих глаза, щерилась зубастая пасть, а грозное рычание
холодило кровь, вызывая нестерпимое желание немедленно
опорожнить мочевой пузырь. "Нергал! - мелькнула паническая
мыслишка. - Сейчас терзать примется..." Стало так страшно,
что Хабиш вновь погрузился в беспамятство.
Когда он вторично открыл глаза, зверь все еще сидел
возле, но глядел теперь куда-то в сторону. На сей раз
Хабиш, в голове которого несколько прояснилось, признал
одного из мастафов Флатуна. Стражник осторожно повернул
голову и обнаружил, что лежит на земле возле стены караля.
Он вспомнил, что, отправившись поглядеть на расправу слуг
Флатуна над своим обидчиком, прихватил кувшин вина и
прикладывался к нему, пока слуги пинками гнали Басрама и
Хамзу за ворота: хозяин "Верблюжьего горба" давно заслужил
покровительство самого Эдарта и мог позволить себе
обходиться с рядовыми привратниками не лишком любезно.
Помятуя о сем и опасаясь, как бы ему не досталось за
компанию, Хабиш решил переждать и притаился за пустой
бочкой возле верблюжьего загона. Здесь и сморила его добра
выпивка, да так, что провалялся он на земле до глубокой
ночи, когда в ограду постоялого двора выпускали
безжалостных ночных стражей, готовых растерзать всякого,
кто попадется им в неурочный час.
Пес негромко зарычал и встал на все четыре лапы.
Смотрел он по-прежнему в сторону, шерсть на загривке
поднялась, кожа вокруг мокрого носа сморщилась. Помирая от
страха, стражник глянул по направлению этого носа и заметил
возле ворот постоялого двора некую тень. Тень шевельнулась,
легкий ночной ветерок донес приглушенное ругательство и
скрип отодвигаемого засова. Мастаф поскреб передними лапами
и медленно, припадая к земле, двинулся в сторону
таинственного существа возле забора. Словно призраки
возникли еще с десяток псов - все они крались молча,
готовые разом бросится на вора и разорвать его в клочья.
Створки ворот отворились. Издав яростное рычание,
собаки разом ринулись вперед. В тот же миг тень возле забора
словно разделилась: во все стороны, визжа и тявкая,
прыснули темные клубки, вдоль и поперек покатились по
двору. Мастафы застыли, словно пораженные сим невиданным
зрелищем, затем с бешеным лаем кинулись в погоню.
- Кром! - взревела тень, - Куда?! На улицу, суки
поганые, за ворота!
Впоследствии Хабиш спрашивал себя: как он оказался в
бочке? Увы, сей стремительный маневр, сделавший бы честь
любому самому проворному вору, навсегда изгладился из его
памяти. Лишь оказавшись под прикрытием рассохшихся досок,
стражник осмелился глянуть через вывалившийся сучок: темные
клубки, словно вняв грозному окрику, во всю прыть исчезали
за воротами, мастафы неслись следом. Миг - и ограда
постоялого двора опустела.
Втроем, тень осталась. Она отделились от забора,
пересекла двор и скрылась в карале. Бочка стояла вплотную к
тонкой стене загона, Хабиш отчетливо услышал тяжелые шаги
внутри. Потом кто-то завозился и знакомый голос флатунова
слуги произнес пьяно:
- А, почтенный... Давай еще выпьем во славу хозяина и
милостей его...
- Отдыхай пока, - откликнулся тот, к кому он обратился:
Хабиш признал поминавшего Крома.
Раздался глухой удар, и все стихло.
Любопытство пересилило страх.
1 2 3 4 5 6 7