Сара огляделась по сторонам, надеясь найти что-нибудь такое, что отвлекло бы ее от безрадостных размышлений.
Позади, немного левее, раскинулось огромное зеленое пространство Ирландии, а впереди в неярком утреннем свете смутно виднелась полоса, — если верить утверждениям капитана Челлонера, побережье Уэльса. С этого места когда-то впервые завидел родной дом святой Давид — а теперь и «Леди Брайт».
Но Англия была родным домом лишь для капитана Челлонера, а отнюдь не для Сары Канингхэм. За каких-нибудь шесть месяцев ее судьба менялась так часто и так внезапно, что девушка начала относиться к несчастьям философски. Но последняя утрата вызвала в душе Сары даже большую опустошенность, чем смерть родителей, скончавшихся несколькими месяцами раньше. Теперь Сара Канингхэм осталась совсем одна в чужом, неприветливом мире.
Впрочем, ту сокрушительную трагедию — гибель родителей — можно было в некотором смысле слова назвать благословением: после нее Сара потеряла способность ощущать удары судьбы. Денег, вырученных за продажу дома вместе со всей обстановкой, едва хватило, чтобы расплатиться за лечение и похороны родителей. Вскоре Сара оказалась в доме своей дальней родственницы по материнской линии и постепенно осознала, что для здешних обитателей она не более чем бесплатная работница. И впереди у нее не было никаких перспектив — у нее, дочери Алисдайра Канингхэма…
Сара Канингхэм появилась на свет двадцать четыре года назад, почти одновременно с новой республикой, у отцов которой имелись весьма веские причины стремиться покончить здесь, на новых землях, со всеми королями и коронами, вместе взятыми. Сара выросла меж двух миров — меж суматошным, устремленным вперед республиканским Балтимором и живущими вне времени холмами и лесами Мэриленда. Там Сара научилась охотиться и ловить рыбу, стрелять и выслеживать дичь и теперь почти не уступала в этих умениях своим приятелям-индейцам. Уже ребенком она знала, что когда-то ей придется распроститься с простой и привольной жизнью, но лишь повзрослев, осознала то, чего не понимала в детстве, — что две войны унесли с собою здоровье отца и теперь именно ей, Саре, нужно трудиться, чтобы прокормить семью.
А потому в том возрасте, когда другие девушки начинают укладывать свои волосы в сложные прически, наряжаться в длинные платья и с интересом поглядывать на бывших товарищей детских игр, Сара Канингхэм привыкла носить замшевый охотничий костюм, а ее постоянным спутником стал не изящный веер, а отцовское ружье. Денег от продажи шкур и мяса хватало, чтобы удовлетворять их насущные нужды, а если кто из соседей и знал, что добывает все это не Алисдайр Канингхэм, а его дочь, он держал это при себе.
Конечно, если бы Саре удалось найти мужа, это сразу решило бы множество проблем, но на такую удачу нечего было и рассчитывать. Ведь Сара была невзрачна, и сама это знала. Правда, у нее были красивые глаза — серые, выразительные, — но от молодых учеников матери Сара знала, что сейчас в моде карие глаза. К тому же волосы ее были прямыми, как пакля, и совершенно не желали виться, а цвет у них был не золотой и не черный, как вороново крыло, а всего лишь русый — такие в песнях не воспевают. Недостаток красоты можно было бы возместить приданым, но приданого у Сары не было.
Даже несмотря на все это, умение держаться могло бы помочь ей завоевать себе место в этой молодой стране — но Сара была девушкой тихой и застенчивой и куда лучше разбиралась в порохе, пулях и разделке дичи, чем в изящных манерах. А потому представлялось маловероятным, чтобы Сара Канингхэм получила такое матримониальное предложение, которое отец позволил бы ей принять.
А годы шли. Шестнадцать лет превратились в двадцать, а там и в двадцать четыре. Потом пришла беда. Холера, а за ней смерть.
А потом, когда Сара уже начала было думать, что ее судьба изменилась к лучшему, снова смерть.
Внезапно изменившийся ветер, окатив девушку брызгами ледяной морской воды, грубо вернул ее к реальности. Боль всех недавних потерь слилась воедино, и Сара принялась ожесточенно тереть глаза скомканным платочком.
— Мисс Канингхэм! — окликнул Сару какой-то матрос, понизив голос из уважения к ее утрате. — Капитан просил выразить вам свое соболезнование и сказать, что все уже готово для службы.
— И да будет Господь милосерден к рабе своей, миссис Алекто Кеннет из Лондона, что спит ныне в ожидании воскрешения в Царствии Господнем… — низкий, басистый голос капитана Челлонера с чувством выговаривал слова, обещающие утешение и надежду. Сара Канингхэм стояла в первом ряду небольшой группы людей, столпившихся вокруг тела, увязанного в парусину и ожидающего упокоения, и изо всех сил гнала прочь ужас, что охватывал ее при мысли о будущем. Наконец короткая заупокойная служба завершилась; парусиновый сверток, обвязанный для веса цепью, перекинули через борт, и он исчез в кильватерной струе.
— Мисс Канингхэм! С вами все в порядке?
Сару снова вернули к окружающей действительности — на этот раз капитан Челлонер. Девушка грустно улыбнулась, надеясь, что ее лицо отражает чувства, соответствующие столь печальному моменту. Среди индейцев кри это считалось верхом неприличия — выражать свои чувства открыто и тем самым вынуждать всех окружающих разделять их. В конце концов, радость и печаль — вещи глубоко личные.
Но индейцы кри и ее свобода давно уже были потеряны для нее, и теперь она должна приложить все усилия, чтобы хоть чего-то добиться в жизни.
— Кончина вашей компаньонки глубоко опечалила нас всех, — почтительно сказал Саре капитан Челлонер. — Миссис Кеннет была такой очаровательной женщиной. Мы скорбим.
— Вы очень добры, капитан Челлонер, — отозвалась Сара. Интересно, к чему он затеял этот разговор?
— Мне бы не хотелось, чтобы вас постигли еще какие-то потери помимо тех, что уже обрушились, и потому я надеюсь, что вы простите мне мою назойливость. Мисс Канингхэм, позвольте поинтересоваться, какие меры предосторожности я могу предпринять для вас, как только мы причалим?
— Меры предосторожности? — озадаченно переспросила Сара. И тут в каком-то уголке ее сознания зародилось ощущение, что она приплыла в Англию, в Старый Свет, где даже ту жизнь под постоянным присмотром, которую она вела последние несколько месяцев, во время пребывания в Балтиморе, могут счесть не просто вопиюще свободной, а просто-таки безнравственной. В Англии молодые дамы из хороших семей никуда не ходят в одиночку; их постоянно сопровождает горничная, компаньонка или какая-нибудь родственница. За девушкой непрерывно присматривают до того самого момента, пока не придет пора вознаградить ее браком с отпрыском какого-нибудь знатного и богатого рода. А жизнь замужней женщины отнимет даже те последние капли свободы, которыми она могла наслаждаться в девичестве.
— Вы же путешествовали вместе с миссис Кеннет, верно? Кто будет сопровождать вас теперь? — не унимался капитан. В его голосе появилась нотка беспокойства.
— Я… меня встретят. Прошу прощения, — быстро произнесла Сара. И прежде, чем капитан Челлонер успел остановить ее, девушка уже укуталась в плащ и поспешно скрылась в своей крохотной каюте.
«Дура! Тупица! Бестолочь!» Сара бранила себя последними словами, какие только знала. Она стояла, дрожа, посреди крохотного пристанища, которое прежде делила со своей благодетельницей. Капитан Челлонер искренне заботился о ее благополучии, и это совершенно не повод пускаться от него наутек, как будто он пытается насильно завербовать ее в армию. Он всего лишь хотел обеспечить ее компаньонкой. Он так много сделал для нее, что имеет право узнать ее историю целиком. Но Сара, которую сейчас терзала тошнотворная уверенность в том, что она пересекла океан, погнавшись за призраком, не могла перенести даже мысли о том, что капитан Челлонер станет свидетелем ее глупости. Постепенно успокаиваясь, Сара присела на узкую жесткую койку и достала свой дорожный баул. Откинув верхнюю крышку, девушка извлекла конверт, плотно заполненный сложенными листами бумаги, и вынула их, чтобы перечитать еще раз. От бумаги исходил солнечный аромат цветущего апельсина, и Сара унеслась на несколько недель назад, к тому моменту, когда она впервые прочла это письмо.
Утреннее солнце припекало спину Сары даже сквозь тонкое миткалевое платье, когда девушка осторожно переходила мощенную булыжником улицу Балтимора, стараясь не наступать на мусор. Большая плетеная корзина, которую несла Сара, была пуста, не считая длинного списка покупок — а пишет кузина Мэшем как курица лапой! Каким бы скучным ни был поход за покупками, Сара обрадовалась и ему. Все же хоть какая-то возможность вырваться из бесконечного круга однообразной, тяжелой работы, свалившейся на нее после того, как она стала жить в этом доме — исключительно по милости кузины Мэшем, как Саре не уставали напоминать. Сара уже поняла, что Мэшемы ни в грош не ставят их родство и относятся к ней как к одной из служанок, которой, благодаря все тем же кровным узам, можно не платить. Сара никогда не умела хорошо шить или прясть, а потому все ее время оказалось поделено между кухней и стиркой. И никаких улучшений не предвиделось. Может, лучше уйти отсюда и на самом деле наняться к кому-нибудь в служанки? Надежд на замужество у Сары было даже меньше, чем восемь лет назад: ведь теперь все ее имущество состояло из небольшого сундучка с одеждой и нескольких долларов, оставшихся после продажи отцовского дома.
Правда, у нее было еще кольцо.
Кольцо принадлежало ее отцу, но оно было не новым уже тогда, когда попало к нему. Остановившись у двери еще не открывшегося магазина, Сара вытащила кольцо, висевшее у нее за пазухой на голубой ленте, и еще раз взглянула на свое сокровище.
Кольцо было золотым, массивным, с плоским черным камнем. Но ценность его определялась не только и не столько количеством золота. Сара привычным движением надавила на камень подушечкой большого пальца. Черный камень перевернулся при помощи хитроумного приспособления, служившего ему оправой, и внутри обнаружился герб. Это была драгоценная эмаль исключительно тонкой работы: на серебряном поле гордо раскинулся величественный дуб во всем великолепии летней листвы. У подножия дуба спал единорог, положив голову на землю, а в ветвях дуба горела корона. Боскобель — Королевский дуб. Сара не знала, что это кольцо значило для ее отца. Она знала лишь, что это было его величайшее сокровище, — и потому теперь кольцо стало и ее главным сокровищем.
Стук колес подъезжающей кареты оторвал Сару от созерцания. Поспешно спрятав кольцо обратно в лиф, девушка перешла улицу, чтоб взглянуть, кто это там приехал.
Сара добралась до здания почты как раз вовремя, чтобы увидеть, как из экипажа вышла женщина, разодетая по последнему слову лондонской моды. Хотя она была, пожалуй, не моложе кузины Мэшем, — ее некогда рыжие, а теперь тронутые сединой волосы были с нарочитой скромностью убраны под элегантную дорожную шляпку и щеголеватый темно-зеленый капор, отделанный перьями белой цапли, — в незнакомке чувствовалась жизненная сила, и благодаря этой силе она отличалась от бесцветной кузины Мэшем, как день от ночи.
Приезжая дама оперлась на изящную трость из черного дерева и огляделась по сторонам. Что бы элегантная незнакомка ни думала обо всех здешних обитателях, лицо ее сохраняло выражение спокойной вежливости. Тем временем возница проворно выгружал из кареты дорожные сундуки, а владелец почтовой станции, почуяв прибыль, уже спешил навстречу новой гостье.
— Я — мадам Алекто Кеннет из Лондона, — объявила женщина с таким видом, будто эти слова должны были что-то значить для собравшихся зевак.
— Да, ваша светлость, мы получили ваше письмо, — сказал хозяин.
Сара заметила, что по лицу женщины промелькнула легкая тень отвращения, как будто ей не понравилось обращение — которое, впрочем, было скорее чрезмерно официальным, чем чрезмерно фамильярным. При виде количества и размеров дорожных сундуков путешественницы Сара невольно вытаращила глаза. Похоже, однако, приезжей даме недоставало горничной или личного слуги, чтобы присматривать за всем этим имуществом.
— Тогда, возможно, вы будете так любезны сообщить мне сведения, которые я просила разузнать, и скажете, как найти мисс Шарлотту Мэшем. Возможно, конечно, она вышла замуж и теперь носит другое имя, — неохотно добавила миссис Кеннет.
Хозяин гостиницы уже набрал было в грудь побольше воздуха, готовясь произнести длинную тираду, но тут Сара шагнула вперед, поражаясь сама себе.
— Если вы хотите поговорить с моей матерью, мэм, то, боюсь, вы приехали слишком поздно. Но я — дочь Шарлотты Мэшем. Мое имя — Сара Канингхэм.
Миссис Кеннет повернулась к девушке, ее глаза сверкнули серебром, и Сара почувствовала, что ее лицо невольно застыло. Но она выдержала осмотр, не моргнув глазом.
— В тебе и вправду есть что-то от Мэшемов, дитя. Если ты действительно дочь Шарлотты Мэшем, то у меня для тебя письмо.
Вскоре Сара сидела в лучшей — и единственной — гостиной «Свечи и колокола» и ожидала приезжую даму, которая удалилась, чтобы привести себя в порядок после дороги. Сара ни капли не сомневалась, что кузине Мэшем уже известно каждое слово из разговора, состоявшегося перед гостиницей, а потому, когда она вернется домой, с нее потребуют подробный отчет о произошедшем. А в таком случае лучше, чтобы ей было, в чем отчитываться. Сара слегка нахмурилась. Она не припоминала, чтобы среди тех немногих людей, с кем переписывалась ее мать, имелись англичане. Шарлотта Мэшем принадлежала уже к третьему поколению их семьи, появившемуся на свет в Америке, так что Саре трудно было поверить в сохранившиеся родственные связи со Старым Светом. Сара пригубила обжигающе горячий черный кофе и взяла с блюда еще теплое ореховое печенье. Хозяин гостиницы просто из шкуры вон лез, стараясь угодить гостье. Кем бы ни была мадам Алекто Кеннет, она явно привыкла, чтобы все вокруг происходило по ее желанию.
Как будто услышав мысли Сары, миссис Кеннет вернулась в гостиную.
Дорожные шляпку и чепец сменил изящный капор из почти прозрачных кружев, который аккуратно поддерживал волосы цвета корицы с сахаром, но вовсе не скрывал их. В ушах у леди покачивались серьги с жемчугом и гранатом, а на шее красовалась закрепленная на черной бархатной ленте камея, обрамленная такими же камнями. Тускло-зеленая дорожная мантилья исчезла. Теперь миссис Кеннет была в темно-синем гроденаплевом платье с длинными узкими рукавами, отороченными светлым кружевом. Таким же кружевом был отделан довольно низкий квадратный вырез платья, а длинную прямую юбку по подолу украшали две черные бархатные полосы. Через руку миссис Кеннет была небрежно переброшена кашемировая шаль с изумительным узором ярких, насыщенных цветов. Причудливые комнатные туфли из темно-синей кожи турецкой выделки — на уличных мостовых они не прослужили бы и часа — дополняли этот безукоризненно элегантный наряд.
Миссис Кеннет извлекла из рукава монокль и принялась изучать Сару — и внезапно девушка осознала, сколь неприглядное зрелище она из себя представляет: муслиновый чепец, под который упрятаны светло-русые волосы, простенькая коленкоровая косынка, заколотая под горлом, и поношенное синее шерстяное платье. Белый ситцевый фартук и простенькая красная шерстяная шаль лишь дополняли образ безвкусной провинциалки. Сара поспешно спрятала ноги под кресло, понимая, что ей все равно не укрыть от взгляда приезжей свои прочные, но грубые и старомодные башмаки. Но миссис Кеннет явно не увидела в открывшейся ее взору картине ничего неприятного. Она осторожно уселась в кресло напротив Сары. На миг ее подвижное лицо исказилось, словно от боли.
— Вам нехорошо? — спросила Сара.
— Наверно, слегка расстроился желудок. Не могу сказать, что путешествие пошло мне не на пользу, но вот дорожная провизия — наверняка. Но вам, я думаю, не терпится узнать — и совершенно справедливо, — что за дело к вам может быть у совершенно незнакомого человека, — оживленно произнесла миссис Кеннет.
Сара по привычке постаралась изобразить вежливый интерес, и миссис Кеннет улыбнулась.
— Не часто можно увидеть в столь молодой особе подобное отсутствие манерности, — заметила она. На этот раз она извлекла из рукава пакет цвета слоновой кости, запечатанный красным воском, и протянула его Саре. Сара взяла пакет и взглянула на рисунок, оттиснутый на воске: коронованная саламандра среди языков пламени, а вокруг вьется лента с девизом на латыни, слишком смазанным, чтобы его можно было разобрать.
— Это печать герцогов Уэссекских — не самых последних людей в Англии, — сообщила дама.
— Тогда оно не может быть адресовано мне, — отозвалась окончательно сбитая с толку Сара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42