А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Бывало, едва проснусь — и уже с радостью думаю, что скоро его увижу и смогу поговорить с ним. Он всегда был так мил со мной. — Берта казалась растроганной, и голос ее дрожал от волнения.
— Ну, что? Разве я не прав, что не восхищаюсь твоим флиртом с каким-нибудь там Яником или Петером? — Цеплис сдерживался, хотя из него уже рвались наружу целые клубы злости, угрожавшие вот-вот поднять всю его грузную фигуру в воздух.
— Ты вообще очень догадлив! Но обещай» муженек, принять моего приятеля к себе на службу, потому что ему тяжело живется. Его работой ты будешь доволен, ведь он учился гораздо лучше меня. — Берта улыбалась.
— Слушай, Берта, прекрати, иначе я за себя не ручаюсь. Каждая шутка имеет границы. — Цеплис побагровел, хотя еще и не вполне верил словам жены. Ему не понравилось, что она позволяет себе шутки, в которых, по его мнению, нет ничего смешного.
— Я вовсе не шучу, я говорю совершенно серьезно. Почему же другие жены, у которых мужья уходят на целый день, не скучают, а находят себе друзей? Чем я хуже?
— Берта, подумай, что ты говоришь, и перестань дурить, иначе с тобой случится та же история, что с моей первой женой Зельмой, — пригрозил Цеплис. В ярости, откусив кончик сигары, он пытался закурить, но рука тряслась и спичка упорно не хотела зажигаться.
— Как раз потому я и не дурю, чтобы со мной не повторилась ее история! Ты меня не пускаешь на работу точно так же, как не пускал Зельму. Но она была дурой и сидела дома, пока ты встречался со мной. Я научилась от тебя, что всегда надо иметь резервы. Поэтому у меня теперь есть — только не Яник и не Петер, а Цезарь.
— Ах, Цезарь?
— Да, Цезарь, и ты примешь его на работу в акционерное общество главным бухгалтером. Я этого хочу и не откажусь от своего намерения. — Берта вызывающе откинула голову и в этот миг показалась Цеплису удивительно прекрасной.
— А я не хочу, и этого никогда не будет. Я не шут, чтобы работать вместе с твоим любовником, — Цеплис презрительно усмехнулся.
— Тогда твой обожаемый Дзилюпетис давно уже был бы шутом!
— Это еще почему?
— Дзилюпетис жирирует любовникам своей жены векселя и учитывает в своем банке, зная, что ему же самому придется их выкупать. Это замаскированное вознаграждение! Мой Цезарь удовлетворится местом бухгалтера и сам честно заработает свое жалование в акционерном обществе.
— Ты говоришь, Дзилюпетис жирирует векселя любовников" своей жены. Разве у нее их несколько? — Цеплис так заинтересовался, что от любопытства на миг забыл о собственной беде.
— Ну, конечно, несколько. Она же очень избалованная дама. Мы с Цезарем гораздо скромнее. Я вовсе не требую, чтобы ты одалживал ему деньги или
жирировал векселя. И не требую, чтобы ты для него заводил предприятие и все время поддерживал его, как приходится делать Зутису для любовника своей жены. Я отстаиваю твои интересы и прошу для Цезаря только место. — Берта в душе смеялась, чувствуя себя победительницей. Не успел еще Цеплис порадоваться и как следует просмаковать несчастье Дзилю-петиса, как Берта уже сообщила ему про Зутиса, Цеплис торжествующе воскликнул:
— Ах, значит, и у Зутиса такое же несчастье! Теперь я понимаю, почему его предприятия на грани банкротства. Где же ему заработать на такого бездельника, который транжирит напропалую! А чего ж не транжирить, зная, что Зутис за все заплатит? — Цеплис совсем развеселился, услышав, что у крупных промышленников и банкиров. бывают подобные несчастья.
— Теперь ты видишь, какая разница между мной и другими женами? — весело рассмеялась Берта.
— О себе уж лучше не говори! — Цеплис недовольно сморщился, но тут же снова расхохотался. — Нет, мне нравится, что и этого Дзилюпетиса обставили! Если ,бы жена не украсила его такими тяжелыми рогами, он, пожалуй, от важности и земли бы не видел под собой. Вот видишь, даже самого гордого человека все-таки, можно осрамить!
— Да, на каждого силача находится сила, с которой ему не справиться, — Берта подогревала восторг мужа.
— Дзилюцетису так и надо, это правильно. А Зутиса мне жаль. Опять доведут его фанерную фабрику до банкротства! Неужели он не может сказать тому парню, что больше не даст денег и пусть катится колбасой? — удивлялся Цеплис.
— Думаешь, это так легко? Ведь их же нельзя раздражать.
— Это еще почему?
— Жена найдет другого, и для того придется заводить опять новое предприятие. Выйдет еще дороже, подумай сам.
— И верно, — задумчиво произнес Цеплис. — Значит, им уж никогда не отделаться от этих своих прихлебателей?
— Ну а как же иначе молодому человеку выйти в люди?
— Женушка, ну подумай, что ты говоришь? Это же ужасно.
— По-моему, это ничуть не ужаснее, чем целыми днями и ночами сидеть одной дома, зная, что ты развлекаешься не только за бутылкой, но и с женщи-. нами.
— Ну, уж тут ты меня не можешь упрекнуть. Если я выпиваю с друзьями, это еще не означает, что я путаюсь с женщинами. Это ведь было бы грешно, раз ты у меня такая молодая и красивая. — В голосе Цеплиса опять зазвучали ласка и радость.
— И все-таки ты забываешь об этом, едва переступив порог. Чего только я не выстрадала в одиночестве — в этих пустых комнатах! — Берта всхлипнула, утирая слезы.
— Милая, больше я не буду. — Цеплис поднялся и взял Берту за руки.
— Как раз теперь-то и будешь, потому что окажешься очень занят. Если ты вправду хочешь быть милым, так прими Цезаря Цауне на работу. Я обе-шала, что ты поможешь ему найти место, — просила Берта, ласкаясь к мужу.
— Нет, только не ко мне, этого я не могу. Я его порекомендую в другое место. Изо дня в день видеть любовника своей жены?
— Зато он будет у тебя на глазах и не сможет так часто со мной встречаться. А если он окажется в другом месте, мы будем встречаться, сколько нам вздумается, — коварно возразила Берта.
— Только с условием, что ты никому не скажешь.
— Это я тебе обещаю!
— Ну хорошо, тогда больше не будем говорить об этом. Я посмотрю, сумеете ли вы еще когда-нибудь встретиться! — и Цеплис пылко поцеловал Берту.
Весна была уже в полном разгаре. Рига утопала в зелени. Ветерок гонял по улицам пыль, но у пешеходов было приподнятое настроение. Многие собирались на взморье — солнечный зной не только манил из дома, но и гнал прочь из города. Знакомые, встречаясь, говорили о дачах и о том, как проведут лето. Более существенные разговоры были оставлены до осени, когда все угомонится и появится охота к серьезной работе, когда перестанет тревожить этот зеленый шум. Весны и цветов не замечал лишь крупный промышленник Цеплис Акционерное общество «Цеплис» было утверждено, основной капитал собран, и сам Цеплис избран директором-распорядителем. Теперь надо было работать и работать. Весной, цветами и дачами пусть восхищаются бездельники, у которых нет другого занятия. Серьезному деловому человеку некогда умиляться подобными вещами. Так думал Цеплис, изо дня в день носясь по делам своего предприятия и прокладывая ему дорогу. Новенький красно-коричневый автомобиль акционерного общества «Цеплис», запыхавшись, петлял по улицам Риги, доставляя директора-распорядителя Цеплиса по его спешным, неотложным делам. Постоянным его спутником был молодой бухгалтер Цезарь Цауне; директор-распорядитель якобы посвящал его во все дела, но, конечно, показывал и рассказывал ему только то, что можно доверить любому честному и преданному служащему. Многие удивлялись дружбе дельца с незнакомым молодым человеком и принимали его за родственника Цеплиса. Но больше всех удивлялся сам Цауне, не понимавший причины расположения директора. Цеплис пригласил его на работу и определил солидное жалование, подчеркнув, что делает все это по настоянию своей супруги. Цауне не мог припомнить, чем это он заслужил благосклонность госпожи Цеплис. Ведь они были едва знакомы. Припоминал только, что однажды помог госпоже Цеплис решить какую-то задачу, которую та не понимала. Но в этом нет ничего особенного. Назначая бухгалтеру жалование, Цеплис еще сказал, что
работать придется с утра до вечера. О свободном времени пусть не помышляет. А женщин лучше вообще выбросить из головы. С ними, мол, далеко не уедешь. Человека возвышает лишь упорный, настойчивый труд.
И Цауне решил работать так, чтобы оправдать надежды Цеплиса. Правда, у него болела душа от того, что он уже не сможет так часто встречаться со своей обожаемой Мильдой Меднис. Но, может быть, осенью работы станет поменьше, и тогда они с Мильдой смогут соединиться навеки. К тому же подкопится и деньжонок. Так рассуждал Цауне, добросовестно выполняя все задания Цеплиса. Нередко директор-распорядитель возил его с собою без всякой нужды, и не раз после этого Цезарю приходилось засиживаться в конторе до поздней ночи, чтобы успеть занести все в книги. Если он иной раз пытался указать на это патрону, тот сейчас же отвечал:
— Ничего, ничего. Вам, как бухгалтеру, надо все видеть, всюду бывать, войти в курс всего дела., Зато потом будет легче работать. Да и вообще двигаться здоровее, чем сидеть на месте!
Цеплис был по-своему прав, и тут нечего было возразить. Однако и сидеть на месте приходилось не мало. Цауне добирался до бухгалтерских книг, лишь когда Цеплис тоже сидел в конторе или когда тот вечером уезжал домой. Цауне не роптал, понимая, что такое большое жалование платят не за красивые глаза. Его следовало заработать. Жаль только, что не оставалось времени даже свести Мильду в кино, посидеть с ней на Бастионной горке иди в сквере перед Оперой, где сейчас все цветет и щебечет, — но на это нет времени. Хоть бы только Мильда это поняла и не начала бы от скуки флиртовать с другими! В такие мгновения в сердце Цауне поднималась досада на Цеплиса и на его предприятие.
Покончив с самыми неотложными подготовительными работами, Цеплис однажды пригласил к себе на ужин представителей наиболее солидных ежедневных газет. Как ни странно, Цауне он на сей раз не взял с собой, а велел ему заготовить некоторые вы-
писки из бухгалтерских книг. Правда, ужин происходил у Цеплиса в доме, где Цауне никогда не бывал. Молодой человек очень обрадовался свободному' вечеру. Он быстро закончил работу и прямо из конторы отправился к Мильде Меднис, проживавшей в самом конце Мариинской улицы. Этот вечер они проведут под тенистой зеленью лип, и если у Мильды будет хорошее настроение, он осмелится и сделает ей предложение. Нужна же, наконец, ясность в их отношениях, ибо догадки и полунамеки нельзя с уверенностью принимать за истину. Так размышлял бухгалтер Цауне, шагая по Мариинской улице со шляпой в руке.
В маленьком деревянном доме, где Мильда снимала комнатку у портнихи Заттис, Цезарь Цауне был почти своим человеком. Во времена обучения на курсах и безработицы он бывал здесь довольно часто. Иссохшая и состарившаяся, девица Заттис считала его Мильдиным постоянным кавалером, а потому не могла надивиться, что последнее время он совсем не показывается. Мильда пыталась оправдывать Цезаря, говоря, что ему недосуг и что он загружен работой, но Заттис не хотела этому верить, ибо недосуг и завал работы — не преграда для пылкой любви. Если мужчина бросает женщину, виновата только она сама.
— Смотри, Мильдочка, как бы твой ухажорчик совсем не охладел к тебе. — При этих словах Заттис имела обыкновение испускать многозначительный вздох, что всегда доводило Мильду до слез.
Цауне весело подергал ручку, подвешенную к длинной заржавевшей проволоке, и прислушался. Звонок прозвучал будто сквозь тряпку. Через мгновение в замке заворочался ключ и в дверях выросла портниха Заттис, подобная засохшей хворостине, на которой уже никогда не распустятся листья.
— Господин Цауне! — с радостным изумлением воскликнула она. — Вот уж нежданный гость! Ах ты, несчастье! Что ж теперь делать?
— Да что случилось? — испугался Цауне.
— Да что туг случится? Мильдочки нету дома! Попусту прогулялись. Я уж ей говорила,, смотри, не уходи надолго. У меня было такое предчувствие, что
сегодня что-то должно случиться. Вы ведь оба для меня все равно что свои люди. Заходите-ка, я хочу вас побранить. — И портниха ввела его в маленькую комнатку, где даже воздух пропах ситцем. Веселое настроение у Цауне испарилось, сменившись грустью. Все представилось ему теперь в мрачном свете
— Нехорошо это, совсем покинули Мильдочку. Ее молодое сердечко может обидеться и станет искать забвения с другими повесами. Весной-то они так и ходят, так и ходят! Девичьи сердечки очень чувствительны и капризны. Как это можно так долго не наведываться к девушке! — добродушно упрекала Цезаря портниха.
— Я ужасно завален работой, — оправдывался он.
— Всю работу все равно не переделаете! И не разбогатеете, потому что при больших доходах и расходы станут еще больше. Лучше берегите свою Мильдочку, ведь второй такой на свете не сыскать. Потерять легко, да не так-то легко найти! — Портниха вздохнула при последних словах, и было ясно, что она почерпнула их из своих собственных переживаний-.
— Надо ведь заработать на хлеб, да и отложить латик-друтой на осень, когда мы с Мильдочкой, может быть... — Цауне осекся, устыдившись своей откровенности. Портниха со счастливой улыбкой добавила:
— Где уж вам, молодым, откладывать денежки. Все равно разойдутся на папиросы, на кино да на сласти. До осени еще далеко, а чтобы заработать на хлеб, вовсе не надо так убиваться.
Только теперь Цауне спохватился, что пришел к Мильде с пустыми руками. Но ведь он не думал оставаться здесь, а хотел захватить Миль'ду с собой. Можно было бы сходить в кафе или в кондитерскую. Пора уже показать себя и дать Мильде почувствовать, что он получает большое жалование. Иначе она подумает, что он просто уклоняется от встреч.
Заттис все время трещала про житейские обстоятельства и про молодых людей, легкомысленных в сердечных делах и часто меняющих чистое золото на блестящие побрякушки. Всем нравятся только накрашенные губки, а подлинной красоты душевной не ишет никто. Поэтому самым прекрасным душам всегда
приходится жить одиноко. Цауне некоторое время внимательно слушал рассуждения портнихи. Но потом эта болтовня ему надоела, и он уже не слышал ничего. Мысли его занимала лишь Мильда, которая все не возвращалась. Куда же она пошла и где задержалась так долго? Цезарю надоело сидеть тут и слушать болтовню старой девы. Захотелось побыть на улице, пережить в одиночестве сегодняшнюю неудачу. Он оставил Мильде записку, в которой просил ее, сразу, как вернется, зайти к нему на квартиру. Как ни отговаривала портниха, Цауне все же распрощался и пошел домой. Всё против него, всюду неудачи и неудачи. Неужели действительно причиной тому было хорошее место и непонятное внимание Цеплиса?
По дороге домой Цауне накупил сластей, апельсинов и закусок, радуясь, что отвязался от болтливой портнихи и что сможет в уединении своей комнатки провести с Мильдой приятный вечер. Они попьют чаю, покушают сластей и апельсинов и, может быть, откроют друг другу свое сердце. Тогда не придется больше терзаться в неведении. Может быть, как раз хорошо, что Мильды не оказалось дома. Иначе старая дева замучила бы их своей болтовней. И Цауне наслаждался, размышляя, как хорошо им будет вдвоем.
Но дома его ожидал новый сюрприз. Еще в дверях прислуга сообщила, что в комнате имеется для него очень спешное письмо, на которое надо сейчас же ответить. Цауне влетел в комнату, бросил покупки на стол и, вскрыв дрожащими от волнения руками маленький фиолетовый конверт, прочел:
«Уважаемый господин Цауне! Сегодня у нас небольшой званый вечер. Муж в спешке забыл пригласить Вас. Исправляя его ошибку, я прошу Вас сейчас же поспешить к нам. Они все тут рассуждают только о кирпичах и глинах, а мне скучно. Мы сможем побеседовать о дебете и кредите. Поэтому я надеюсь, что Вы сейчас же придете.
С уважением Берта Цеплис».Цауне как бы упал с облаков. Неужели Цеплие действительно забыл его пригласить? Но раз госпожа Цеплие так пишет, значит нечего сомневаться. Это ведь она выхлопотала Цезарю место, а он даже ещё не успел ее поблагодарить. Теперь будет такая возможность. Надо идти сейчас же, подобное приглашение равносильно служебному приказанию.
Цезарь швырнул письмо госпожи Цеплие на стол и выскочил за дверь. Нельзя было медлить ни минуты— он ведь так долго отсутствовал, а письмо госпожи Цеплие наверняка было принесено уже давно. Дверь тяжело захлопнулась, когда Цауне выскочил на улицу и чуть не бегом отправился к Цеплису на званый вечер.
А спустя полчаса у его двери позвонила среднего роста девушка, смущенная и взволнованная, с розовыми щеками и светлыми волосами, в поношенном летнем пальто, светлых чулках и сильно стоптанных черных туфельках. Это и была Мильда Меднис с самого конца Мариинской улицы, где она проживала в деревянном домике у портнихи Заттис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45