А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вадим поднял пистолет, дважды нажал на курок. В крохотном помещении выстрелы прозвучали оглушающе. Пестрый мизинцем прочистил ухо.
— Аж звон в ушах поплыл.
Из-под головы затихшего Кеши натекала густая лужа.
— Мужики сами все подотрут, — сказал Вадим, подбирая гильзы.
Мало поднялся:
— Вадим, поднимай ребят. Пусть найдут мне эту Стрекозу хоть из-под земли.
— Хорошо, — кивнул тот. — Нет вопросов.
— Поехали, — Вячеслав Аркадьевич вышел из конторки, забрался на заднее сиденье «БМВ».
Через пять минут иномарка уже летела по шоссе к пригороду. Вадим спешно созванивался с людьми, поднимал бригадных на поиски неведомой им пока Ляльки Стрекозы.
— Это не наши, — Челнок нарушил молчание первым. — Если бы беспредельничал кто-то из своих, он знал бы.
— Могли и рядового бойца заслать, — не согласился Пестрый. — С закосом.
— Нет. Бойца по фасону видно. Вычислил бы. Я думаю, «махновцы» — залетные.
— А чего? — Пестрый повернулся к Вячеславу Аркадьевичу. — Точно! Ослабят все реальные структуры в городе, вышибут людей авторитетных, а потом лучшие куски под себя захапают.
— Если «махновцы» — залетные, как они на Стрекозу вышли? — спросил задумчиво Малб. — И откуда узнали, на кого ставить? Или, вы думаете, к первому попавшемуся бычку на огонек залетели? Нет, тут люди реально работают, тонко. Свои это. Очком просекаю, свои. Роются они конкретно. Под залетных косят. — Вячеслав Аркадьевич вздохнул. — Да только нам, по-любому, вилы вылезают двойные, с вензелями. Либо «махновцы» замочат, либо братва на нас «стрелки» кинет.
— Если наши, надо смотреть, кто живой остался. Своего-то, «папу» они валить не станут, — подвел итог Челнок. — А сейчас трое вас осталось. Ты, Хев-ра и Манила.
— Американец еще, — добавил Мало.
— Ты чего, Кроха? Американца же грохнули, — удивился Пестрый.
— Ты сам видел или насвистел кто?
— Так мы же вместе на похоронах были...
— И что? Нам Американца реально показали? Нам шашлыка реально показали. Прожаренного. А Американец это был или кто другой — хрен поймешь. Челнок, — Вячеслав Аркадьевич сунул руку под пиджак, помассировал грудь. — Завтра утром напряги наших людей в МВД. Пусть конкретно скажут, кто-нибудь Американца опознал или его так закопали, чисто под фантазию? Пусть поработают. Иначе на кой болт мы им деньги платим? Надо экспертов — пусть привлекают экспертов. Мне важно
знать точно, кто лежит в могиле, понял?
— «Папа», не нервничай. Я все сделаю. Вадим закрыл трубку.
— Кроха, я поднял пацанов. Отправил людей к авторынку. Как только Стрекоза там объявится, они ее сразу зацепят.
— Хорошо, — Вячеслав Аркадьевич откинулся на спинку и тяжелым, немигающим взглядом уставился в окно. Не ладились у них дела в последнее время. Все шло наперекосяк. А тут еще эта боль в груди опять проснулась, чтоб ее...
«БМВ» наматывал километры влажного асфальта на широкую резину шин. Шестьдесят километров, отделявшие город от пансионата «Сосновый бор», иномарка пролетела за двадцать минут с небольшим, благо трасса была свободна. У поворота, под щитом с надписью на русском и английском языках: «Пансионат «Сосновый бор» — 1,5 км», стоял темный «Вольво». Мало нахмурился:
— Кто такие? Что здесь делают?
— Не беспокойся, «папа». — Вадим мигнул фарами. — Я на всякий случай людей «тревожных» вызвал.
— Отошли их обратно, — резко приказал Вячеслав Аркадьевич.
- Но...
— Я сказал, отошли их обратно. — Мало вдруг почувствовал, что дико устал за этот день. — Если нас будут пасти, пусть врубятся — личина у нас не играет и прятать нам нечего.
— Понял, — Вадим набрал номер.
«БМВ» свернул на шикарную подъездную дорогу. Даже еще более шикарную, чем сама трасса. Через пару минут иномарка въезжала в ворота пансионата. Веселье было в самом разгаре. Только теперь оно разделилось по возрастным границам: молодежь переместилась в бар, откуда доносились современные ритмы, старшие досиживали в банкетном зале. Правда, таких было немного. Большая часть либо отправилась на боковую, либо разъехалась. Возраст брал свое, да и люди деловые начинают рабочий день рано.
Первым делом Вячеслав Аркадьевич прошел в зал и убедился, что молодоженов тут нет. Светлана уже поднялась в отведенный для них номер. Боксер дожидался босса, лениво дожевывая «седло барашка».
— Степан вел себя нормально, — отрапортовал он с явным облегчением. — Чуток разошелся под конец, но его тут же увели спать. Так что все в порядке, Вячеслав Аркадьевич, — Боксер не часто обращался к Малб-старшему по имени-отчеству. В их кругах это как-то не принято.
— Хорошо, — кивнул тот. — А где Дима?
— Внизу, в баре.
— Ясно, — сказал Вячеслав Аркадьевич и пошел в бар.
В баре было шумно и уютно. Бармен включил магнитофон. Выпивка потекла рекой. Народ расслабился. Танцевали, пили, целовались, болтали, смеялись и снова танцевали.Бар представлял собой интимно-темное круглое помещение, интерьер и обивка которого были выдержаны в багрово-красных тонах. Столики стояли подковой, друг от друга их отгораживали высокие кожаные диваны, также имевшие форму полукольца.
Дима и Наташа заняли столик в самом дальнем и самом темном углу. Они целовались украдкой — слишком часто пришлось им целоваться на людях сегодня. Наташа взяла себе бокал сухого, Дима вообще не пил. Наблюдал за гостями с улыбкой.
В разгар вечера за их столик плюхнулся Миша с двумя рюмками в руках. Режиссер был изрядно навеселе и, похоже, любил всех людей на свете. Даже с Жуновым помирился.
— Димыч, — завопил он, пытаясь переорать бьющую из колонок музыку, — поздравляю, старик! Я не думал, что все будет так серьезно. Мы даже без подарков закатились. Неловко как-то...
— Ловко, ловко, — отмахнулся Дима. — Забудь. Не бери в голову.
— Эх, — мечтательно протянул Миша, — надо было кинокамеру притащить. Сняли бы твою свадьбу, натурально, я бы ее в следующем фильме использовал. У меня задумка чумовая есть! Мафиозная драма.
— Миша, — Дима улыбнулся. — Здесь ты не снял бы ни кадра.
— Почему?
— Да так, знаешь.
Наташа засмеялась, взяла супруга под руку, потерлась щекой о его плечо.
— Слушай, я не понял, вот эти все ребята... Они бандиты?
Как всегда, когда речь заходила об отце и роде его деятельности, Дима напрягся. Он не перестал улыбаться, но улыбка его потеряла теплоту. Словно кто-то припорошил ее сухим, хрустким снегом.
— Они бизнесмены.
— А твой предок... Я хотел сказать, отец, он чем занимается?
— Бизнесом. Экспорт, импорт, банковское дело.
— Ну да. Хороший бизнес, наверное, если тебе его сотрудники «БМВ» дарят.
— Нормальный, — согласился Дима.
— Миш, отстань, — пришла на выручку мужу Наташа. — У тебя одно на уме. — Она улыбнулась Диме: — Подожди, дорогой. Это еще не последний номер программы. Сейчас Мишаня пропустит для смелости еще рюмку-другую водки и станет просить денег на фильм.
— А это хорошая идея, кстати, — расплылся Миша. — Слушай, старик, как думаешь, твой отец не захочет вложить немного денег в развитие отечественного кинематографа?
— Началось, — вздохнула Наташа и поднялась. — Дорогой, — она чмокнула Диму в щеку, — я отлучусь. Разговор в течение ближайших тридцати минут мне совершенно не интересен. Я его слышала уже раз двадцать и успела выучить наизусть.
— Ты куда?
— Пойду с девчонками поболтаю.
— Только не уходи далеко, ладно? — попросил Дима.
— Как можно, милый. С этого дня я целиком и полностью принадлежу тебе.
Она театрально-кокетливо повела плечом и послала Диме воздушный поцелуй. Тот засмеялся.
— Так что, старик? — настаивал Миша. — Насчет денег? Как думаешь, даст?
— И не надейся, — разуверил его Дима. — Мой отец деньги на ветер не бросает.
— Почему на ветер? А культура?
— Да плевать он хотел на культуру. У него своя культура, — Дима снова улыбнулся. Холодно и равнодушно. — Сколько стоит твой фильм, Миша?
— Который?
— Тот, который ты сейчас снимаешь?
— Тысяч пятьсот-шестьсот. — Он замялся: — Вообще-то, если честно, я думаю, что не уложимся. Реально на восемьсот потянет. Ну, если по полной программе делать, как следует, — камера «Пана-вижн», пленочка «Труколор», звук прописывать не в «Долбаном г...не», а в «Долби диджитал», — то миллион — миллион двести. Но можно обойтись и тем; что есть, — быстро оговорился режиссер.
— Беда нашего кинематографа в том, что он готов «обходиться тем, что есть».
— А что делать?
— Ничего, проехали. Сколько ты планируешь вернуть?
— Ну... На кассетах тысяч двести — двести пятьдесят. Плюс прокат. Плюс телевидение. Думаю, продюсер свое отобьет.
— А теперь посчитай сам. Ты предлагаешь заморозить как минимум восемьсот тысяч долларов на... Сколько? Месяцев на девять? Ну вот, на девять месяцев, и при этом, в финале, выйти «на ноль». —
Дима не старался произвести на Мишу впечатления своими рассуждениями. Он просто говорил то, что думал. — Никто не даст тебе денег на таких условиях. Это бульон из-под яиц.
— Вот в этом-то все и дело, — горестно покачал головой Миша. — Современные нувориши не думают о культуре. Где ты, Савва Морозов?
— Дело не в Морозове. Морозов вкладывал деньги в то, что общество готово было принять и переварить, а твои фильмы никому не интересны!
— Мои фильмы воспитывают! Понимаешь? — Миша поднял палец, — Возвышают души! Вот смотри, в середине восьмидесятых на экран пошли штатовские боевики, ну и наши стали гнать такую же туфту. Что в результате? Дети на улицах — как волки. Страшно вечером домой возвращаться. — Миша залпом осушил свою рюмку.
— Миша... — Дима поискал слово, способное отразить его мысль и настроение. — Не надо меня лечить, ладно? Нравится читать проповеди — устраивайся на работу в церковь.
Миша посмотрел на Диму. В глазах его плескался мутноватый интерес. Он разглядывал собеседника так, как будто увидел его в первый раз.
— Что? — спросил тот.
— А ты — резкий парнишка, верно?
— Речь не обо мне, а о твоем фильме, — отрубил Дима. — О чем он?
— О достоинстве! О человеческом достоинстве и о воле! О том, что человек может и должен сопротивляться обстоятельствам и тогда он выходит победителем из схватки с судьбой! Даже через смерть.
— Ой, как умно-то... — помЬрщился Дима. — Ты это будешь в титрах писать? Нет? Тогда не надо гнать тут пургу. Просто объясни, что ты снимаешь?
— «Гамлета».
— То, что это «Гамлет», я уже знаю. Что за «Гамлет»? Почему ты думаешь, что он будет кому-то интересен?
— Шекспир всегда интересен. Таким людям, как ты, например. — Миша стрельнул глазом на вторую рюмку. — Ты будешь?
— Нет.
— Тогда я выпью, — заявил режиссер и тут же выпил, крякнул, поморщился.
— Если мне захочется получить удовольствие от Шекспира, я перечитаю книгу. С чего ты взял, что твой фильм будет интересен? Не Шекспир, не «Гамлет», а твой фильм?
— Потому, что в моем фильме поднимаются вопросы, актуальные во все времена и во всех странах. Мы делаем современного «Гамлета».
— Стуруа уже сделал современного «Гамлета». Штайн сделал. Чем ты лучше?
— Стуруа, Штайн... — Миша поморщился. — Гамлет нюхает грязные носки. Это, по-твоему, современность? Это — г...но. Ни один уважающий себя человек не станет нюхать носки или трахаться при полном зале. Это — кич, а не современность. Наверное, как кич, такой «Гамлет» неплох, только к Шекспиру он не имеет ни малейшего отношения. Я не верю такому Гамлету. Шекспировский Гамлет — совершенно другой. Он — человек с невероятно острым умом и огромным чувством собственного достоинства. Чтобы пьеса осовременилась, совсем не обязателен антураж. Саксофон, серые костюмы-тройки — дешевка.
— У тебя, кстати, ведьмы в «косухах», — напомнил Дима.
— Просто это выразительно смотрится в кадре. — Миша замолчал на секунду, затем вскинулся: — Погоди, ты читал сценарий? Ты сначала прочти, а потом будешь говорить! Сейчас, я тебе прочитаю кусок...
— Миш, извини, все. Я погорячился. Давай продолжим утром, если захочешь.
— Нет, — вскочил режиссер. — Сейчас. Не уходи, ладно? Я тебе одну сцену прочту. Там всего пять минут. Нет, не пять, десять. Погоди... Не уходи! — Он вскочил, пошатнулся, уцепился за стол. — Упс. Сейчас. Я быстро. Две минуты ждешь?
— Хорошо. Но только две минуты.
И растворился в толпе. Дима вздохнул, посмотрел на часы. Начало первого ночи. Пора бы уже... Он поискал глазами Наташу. Новобрачная стояла у стойки, разговаривая с двумя девушками из группы. Заметив взгляд Димы, она вздернула брови, словно бы говоря: «Получил? Я предупреждала. Погоди, то ли еще будет...» Что будет, Дима и так прекрасно понимал. Он подумал, а не уйти ли ему прямо сейчас, не дожидаясь возвращения хорошо принявшего Миши. Не станет же тот ломиться в номер к молодоженам? Решено. Дима засек время. Если ровно через две минуты, секунда в секунду, Миша не вернется, они с Наташей уходят.
Он точно знал, что режиссер в таком состоянии не успеет отыскать свой номер, найти в нем сценарий и спуститься в бар, так что решение можно было назвать беспроигрышным.
Миша оказался хитрее. Он не пошел в номер, а вынырнул из толпы через сорок секунд, таща за руку Олега. Указав сценаристу на диванчик,- режиссер скомандовал не без пафоса:
— Читай ему, Олег! Первый вариант читай! С начала, с первого эпизода.
Тот тоже был изрядно навеселе и не заставил. себя долго упрашивать. Надо отдать Олегу должное, читал он очень хорошо. Время от времени Миша вставлял комментарии, вроде: «А здесь мы пустим пехоту и конницу. И крупным планом лица возьмем».
Поначалу Диме было скучно, но лишь поначалу. Олег закончил первую сцену и приступил ко второй, затем к третьей, и Дима вдруг ясно увидел картинку... Эпизоды, сменяя друг друга, мелькали в его воображении. Дима внезапно поверил, что это действительно может быть грандиозный фильм. Просто потрясающий.
Бар пустел. Отгулявшая молодежь расползалась по номерам. А они все сидели. К ним подошла Наташа:
— Дим, я поднимаюсь в номер.
— Я сейчас приду, — кивнул он рассеянно.
Диме хотелось ДОСМОТРЕТЬ этот странный, фантасмагорический фильм. Он не заметил, как в бар заглянул отец и, не обнаружив Наташи, поджал губы. Он не видел вообще ничего, кроме динамичного, яркого фильма. Без сомнения, это был привычный, известный даже школьникам «Гамлет», но поданный настолько своеобразно, что захватывало дух.
Когда Олег закончил читать, было десять минут четвертого. Миша торжествующе взглянул на Диму:
— Ну, что ты теперь скажешь?
— Согласен, — кивнул тот осторожно. Ему не хотелось втягиваться в длинный разговор. И так, на-
верное, Наташа уже обиделась. Бросил жену в первую брачную ночь. Молодожен называется. — Фильм может получиться очень хороший. Миша торжествующе крякнул:
— Не то слово, старик! Шедевр, понимаешь? Шедевр может получиться! — И добавил на два тона ниже: — Если с деньгами не обломится.
— В деньгах все дело, — подтвердил разгоряченный Олег. — Были б деньги. Такой фильм можно было бы снять...
— Я понял, — Дима выбрался из-за стола. — Ребята, поговорим утром. Наташа ждет.
— Утром! — посмотрел на Олега Миша. — Понял?
Тот пожал плечами:
— Утром так утром.
Дима пошел к вьгходу. В голове у него все еще крутились картинки из только что «увиденного» фильма. Бармен проводил его долгим взглядом.На лестнице он встретил Степана. Тот выглядел помятым и мрачным.
— Дим, — окликнул Степан. — Погоди.
— Да, Степ... — повернулся тот.
— Слушай... Ты это... Обидки не жарь, ладно? Если чего.
— Да нормально все, — улыбнулся Дима.
— Я не сильно буянил?
— Нормально буянил, — Дима засмеялся негромко. — В меру.
— А-а-а, ну, тогда ладно. — Степан помялся. — Слушай, Димыч, ты не заметил, в этой киношной компании была девушка... такая... В оливковом платье.
— Заметил, — кивнул Дима. — Такую девушку сложно не заметить.
— Я поспрашивал пацанов, они ее не знают, сказали, из киношных, наверное. Ты не в курсах?
— Нет, — Дима покачал головой. — Не из киношных. Наташа ее не знает. Сама удивлялась. Она-то подумала, что это подружка кого-нибудь из отцовских ребят, и спрашивала, почему она к киношным села. Боялась, как бы недоразумений не возникло. А что?
— Да, понимаешь, — Степан помялся. — Понравилась она мне. Очень.
— Утром увидишь, — пообещал ему Дима, бросая взгляд на часы. Половина четвертого. — До города-то ей все равно придется добираться. Увидишь.
— Ну да, — согласился Степан. — А я вот, понимаешь, выспался, гуляю теперь. Думаю, в бассейн, что ли, сходить? Окунуться, а то башка туманная.
— Сходи, — Дима хлопнул Степана по плечу. — Степ, я пойду. Меня Наташа ждет.
— Давай, — Степан вздохнул и побрел вниз по лестнице.
На втором этаже Дима замедлил шаг, секунду подумал, а затем решительно взбежал по лестнице, прошел по коридору и негромко постучал в двери «люкса».Щелкнул ключ, створка приоткрылась, и в темном проеме обозначилась гигантская фигура отца.
— Дима? — на лице его было написано недоумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34