А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Это и были пикраты. .
— Тротил в соединении с воздухом дает пикратовую кислоту,—сказал капитан.— Она же, вступая в реакцию с окисью железа,—пикраты. Это вам для теории. Чувствительность к удару — ниже нитроглицерина...
— Мало радости,— буркнул Владимир.— Достаточно камешка... А если она еще со взрывателем замедленного действия...
— Я думаю, нам повезет,— усмехнулся капитан,— и это будет фугасная.....
— На. том и порешили,— засмеялся Владимир и, поежившись от морозца, поднял голову.— Петр Степанович, нам придется облазить все сверху... Надо 'убрать камни, обломки кирпичей. Все, что шатается и ненадежно лежит. А я уж тут...
Капитан осторожно полез по стене.. Владимир наблюдал, как он ощупывает руками выступы, потихоньку расшатывает кирпичи, пробует стронуть с места спутанную арматуру. Очутившись над бомбами, он лег, распластавшись, на металлические перекрытия фермы и стал обирать с тавровых балок щебень и различные осколки. Владимир видел его набрякшее кровью, напряженное лицо.
— Не стряхните на меня,— закричал он капитану и подошел к бомбам. Твердо расставив ноги и упершись спиной в угол стены, Владимир кончиками пальцев коснулся металла, провел по пятнам и легким движением потянул верхний кирпич. Он не Поддался. Кладка была старая, растворные швы окаменели, лишь кое-где змеились заметные волосяные трещины. Руки замерзли, он подышал на них и начал далеко отшвыривать в стороны лежащие рядом куски камней. Расчистив вокруг, достал из сумки нож и заскреб лез-
ием по раствору. Послышался противный, до судорог в елваках челюстей звук, мелкая мука цемента посыпалась ногам чуть видимой струйкой. Нож с трудом вгрызался шов, прорезая в нем темную борозду. Раз за разом, слева аправо. До онемения пальцев. Верхняя часть бомбы и крест табилизатора нависали черной тушей. Песок, приноси-
мый ветром, стучал по железному баллону, начиненному тремя сотнями килограммов тротила. Вторая бомба находилась шагах в пяти от первой. Пузатое, раздутое тело казалось угольно-черным на фоне .расколотых кирпичей. В них мог быть запрятан небольшой механизм, который сдерживает крошечная чека. За три года' она, конечно, проржавела, стала похожа на ломкую глиняную палочку — чуть дрогнет земля, почти невидимо качнется глыба, и полтонны взрывчатки ахнет на весь город, подняв к небу огненный столб. Но об этом думать нельзя. Все внимание — движению ножа, его лезвие уже вошло до середины кирпича. Костяшки пальцев чиркают о шершавые бока камня. Поднять руку... Теперь — левой. Правую можно сунуть в меховую перчатку и сжать в кулак, чтобы быстрее согрелись окоченевшие пальцы...
Первый кирпич, слегка поддетый ножом, выпал из кладки. Владимир отбросил его, и заглянул сверху... Мать честная, пикраты расползались по бомбе. Вокруг тела бомбы мелко искрошенный, спрессованный кирпич.
Владимир сёл-на землю, с трудом вытянул онемевшую ногу. Протез впился в культю. На один кирпич ушло тридцать пять минут. На следующие времени уйдет больше, скажется усталость... Раз два... Шестнадцать.кирпичей следует вытащить из, кладки. А там — еще...
Капитан принес чайник горячей воды. Владимир погрел о его бока руки и медленно поднялся.
— Лейте потихоньку... Сюда... Еще сюда...
Струя воды .потекла по желтым пятнам, они потемнели. Владимир осторожно смывал пикраты, пальцы его покрылись мокрой ржавчиной. Оттаявшие кусочки кирпича он вы-' ковыривал ногтями. Затем снова взял нож и стал скрести им по цементу.
— Следующий — мой,— сказал капитан и с пустым чайником пошел к будке.
Второй кирпич отвалился через тридцать семь минут. Руки Владимира дрожали от напряжения. Он показал их капитану,.-и тот, покачав головой, подал костыль.
— Идите греться... Я тут пока сам.
Офицер достал из сумки свой нож, уперся, как и Владимир, спиной в угол стены и заскрежетал металлом о цемент. Плечи его заходили под распахнутой шинелью.
В будке Владимир свалился на кровать. Вестовой капитана, молчаливый усатый солдат, подал дымящуюся кружку чаю.
— Не знаю, как вы,— смущенно сказал он,— а мой хозяин любит багато сахару... Я вам две столовые ложки положил.
— Спасибо,— Владимир перевернулся на бок и взял кружку. Чай заходил в стенках, не выплескиваясь за края. Придет время, и в жестянке будет плескаться волна. Еще два, три кирпича, и пальцы в кулак не сожмешь...
Вестовой раскрыл темный пузырек и сел на корточки возле головы Владимира.
— Дайте-ка ваши руки,—грубовато проговорил он.— Подиком прижгем...
— Да я сам,— Владимир поднялся на кровати и взял вату. Ссадин было немного, и кровь уже запеклась коркой.
— Чайник -отнесу,— сказал вестовой.— Вы лежите... Я и полью ему. Не впервой.
— Нет, нет,— запротестовал Владимир.— Чайник несите, а я тоже пойду.
Капитан дорезал второй кирпич. Испачканный пылью, потный, в одном кителе, он методично, раз за разом, чиркал ножом в глубокой прорези между камнями.
— Вы, как заводная машина,— засмеялся Владимир, и замахал руками на вестового.-—Куда? Назад!
Он взял чайник и стал медленно лить в щель, тщательно смывая пятна пикратов. Пальцы капитана заскользили вокруг бомбы. Вода слизывала с них грязь и ржавчину, обнажая на сгибах порезы и ссадины.
— Такая мура,— зло сказал Владимир?—-как плесень... А мороки...
— Только без нервов,— прошептал капитан и вытер рукавом кителя со лба пот, размазывая по лицу мокрую пыль.
Владимир отшвырнул пустой чайник и пристроился рядом с офицером. Теперь Два зазубренных ножа, как пилы, вгрызались в цементный шов. Долго было слышно только тяжелое дыхание работающих да скрежет металл-а. Вдали шумели на улице автомашины, раздавались окрики солдат из охраны, на станции изредка вскрикивали паровозные гудки.
— Интересно,—сказал Владимир,— на работу обо мне сообщили? Запишут прогул...
— Не волнуйся,— бросил, не оборачиваясь, капитан.— Все в порядке... Подожди, я вынимаю свой кирпич...
— Тащи... Строили люди на совесть. Зубами не выдерешь. Кажется, нам повезло, Петр Степанович. Один взрыватель. На носу. Все кирпичи снимать не будем, а то еще эта дура вывалится из стены...
— Пожалуй,— согласился капитан.
Подошел вестовой и молча забрал пустой чайник.Было слышно, как чайник бренчит на дужке, ударяясь о ногу.
— Перекур? — первым запросил отдыха Владимир и, согнув колени, опустился на землю.
Они сидели друг возле, друга, хрипло дыша. Никто не потянулся к карману, табак и спички оставили в будке по саперской привычке. Владимир разглядывал посеревшее от усталости лицо офицера с хмурыми бровями и плотно стиснутыми тонкими губами.
— Рвать нам так нельзя,— задумчиво сказал Владимир.— Не на рекорд идем...
— Ты задал темп,— усмехнулся капитан и замолчал.
— Капитан,— позвал Владимир,— ну, как, осилим еще по кирпичику?
Они поднялись и взяли ножи. В обед кружка ходила в руках, расплескивая компот на колени. У капитана тоже.- Ели, стараясь не смотреть на залитые йодом пальцы. Вестовой принес из офицерской столовой буханку белого хлеба. Владимир хрустел золотистой коркой, подсмеивался над своей жадностью:
— За такую жратву можно каждый день по бомбе... Этак завтра, глядишь, настоящую отбивную, в лапоть, принесут. Давно не рубал армейских харчей. Как домой вернулся... А ты, капитан, и в компот сахар кладешь? Ну, чудак...
Они и не заметили, как перешли на «ты». Петр Степанович теперь все больше затаенно улыбался, смотрел на Владимира, уже не хмуря бровей.
— Печенка у меня пошаливает,— сознался он.—Засахариваю ее, проклятую. Я даже картошку сахаром посыпаю...
Потом, распаренные, сытые, в накинутых на. плечи шинелях, вышли на. крыльцо будки и опустились на ступеньки. Старательно свернули по толстой самокрутке и задымили едкой махоркой. Все так же маячили на курганах разбй-. тых домов солдаты из оцепления. По небу плыли ясные, круто замешанные облака. Припекало солнце, а в тени ходил морозный ветер. В просветах улиц мелькали кузова автомашин. ....
Вестовой, проходя мимо с пустым котелком, спросил:
— Товарищ капитан, «Рыжую Машку» завтра раскурочивать будете?
— Что еще за «Машка»? - поморщился офицер.
— Да эта,—смутился вестовой,— что ржавая вся... Меньшая.
— Может быть, .завтра,— кивнул капитан.— Мы не загадываем..
Владимир засмеялся и стряхнул с губ табачинки:
— Ну, а вторая? Как ее звать?
— «Хряк!» — уверенно сказал вестовой.—Такой кабан матерый. Точно, «Хряк!» Его из ружья завалишь, он лежит горой. Клыки белые в крови. Щетина...
— Сам, что ли, придумал?— улыбнулся капитан.
— Да тут. их все так называют,— проговорил вестовой.— Что солдаты из оцепления, что мы... На кухне, в столовке офицерской...
— Ладно, иди, Сергеевич,— махнул рукой капитан.
К вечеру четырнадцать кирпичей были сняты со стены. «Рыжая Машка» обнажилась с одной стороны чуть ли не до тупого носа. Здесь увидели, в ней трещину, всю усеянную ломкими выходами пикратов. Их желтое гнездо змеилось вдоль раскола металла. Смывали пикраты долго, растворяя их горячей водой, обжигая руки, и так все покрытые ссадинами. Ржавчина стекала на кирпичи, просачиваясь в уплотненное крошево вокруг бомбы. Его выковыривали по соринке, граммовыми кусочками, обламывая ногти.
Голодная ворона опустилась в стороне на спутанную арматуру, та качнулась под ней, и птица тяжело поднялась к небу. Распрямленные прутья ударили в стену. Тяжелый кусок штукатурки медленно пополз вниз. Владимир, и капитан замерли. Кусок двигался, вот он завис на краю стены, и ухнул в глубину. Он упал на груду мелкой гальки, и оттуда, почти, мгновенно, выстрелил в бомбу обкатанный кремень. Камушек звонко щелкнул по железу и, срикошетив, зарылся в снег.
Владимир стер с бровей пот, невидяще посмотрел на капитана и провел ладонью по металлу, в том месте, где белело маленькое пятнышко.
— Три пальца влево и прости-прощай, — пробормотал он. — Прямо бы в пикраты...
— Кончаем, — решительно сказал капитан. — Все. Хватит на сегодня.
Он накрыл бомбу старой стеганкой, поднял брезентовую, сумку и пошел к будке. Владимир с трудом заковылял за ним. Он налегал на костыли, волочил за собой протез, словно каторжник— прикованное ядро. Владимир обернулся.
Бомба чернела, похожая на смоляную железнодорожную шпалу.
— «Рыжая Машка», — прошептал Владимир.
В будке сбросил протез и долго растирал и.массировал красную культю. Вестовой достал из мешка баночку вазелина. Капитан, заливая на руках раны, пролил на брюки йод и, чертыхаясь, стал вытирать их полотенцем. Вестовой молча вынул новый пузырек.
Ужинали устало, без аппетита прожевывая консервированное мясо с вареной картошкой.
— Дай бог, — словно самому себе, сказал вестовой,— чтоб ночью не было ветра...
В дверь постучали, вошел солдат из оцепления.
— Товарищ капитан, спрашивают вашего помощника... Вот этого.
— Кто?
— Какой-то штатский.
— Иду, — Владимир оделся, взял костыли и запрыгал к выходу.
У костерка, который разложили солдаты, стоял Иван Иванович. Увидев Владимира, он торопливо побежал к нему.
— Володя! Ну как же это вы?! С вашим здоровьем?! Не могли найти другого? Черт знает, что делается!
Они сели на камни. Взволнованный Иван Иванович все тянулся к Владимиру, трогал его за плечи, всплескивал руками:
— У нас полный переполох. Приезжал полковник, интересовался твоей характеристикой... Герой, герой ты; Володька! Самойлов хочет тебе свою готовальню подарить. О, у него готовальня знатная, я тебе скажу... Ты еще тут долго будешь? Смертельная опасность, да?
— Все в порядке,— улыбнулся Владимир.
Иван Иванович вдруг затих, понурился. Попросил, не поднимая головы:
— Ты извини меня, старого дурака... — За что?—удивился Владимир.
— Вдруг там ничего нет? Сгнило. Сгорело. Пошло прахом... Или лежит в другом месте... О господи, у меня сердце заходится от такой мысли. Извини, Володя. Извини...
Они долго молчали. Солдаты у. костра чему-то смеялись, ходили в развалины, искали там доски и ломали их ударом сапога. Щепки летели в огонь. Круг света расширялся, от колебания пламени он дрожал, словно над костром качался невидимый фонарный колпак.
— Вы никому об этом не говорите,- невесело, сказал Владимир.— Уже поздно сомневаться... Завтра с одной бутом кончать.
— И все-таки я верю,— страстно проговорил Иван Иванович.—-Они там. Или я в самом деле выживший из ума старик. Ты должен отбросить все мысли и верить в успех. Тогда ты остался жив. Мне объяснили, как это опасно. Даже если тут их нет, то это будет первая дверь... Потом придут другие люди и откроют вторую. Если надо—третью! Только так...
—Завтра распечатаем,— устало произнес Владимир.
— Я хотел быть с тобой,— решительно проговорил Иван Иванович,— ходил к начальству.
— Ну, это глупость,— улыбнулся Владимир.— Каждому своя дверь, не так ли? — Он обнял старика, шутливо потряс его за узкие плечи: —Третью откроем вместе. Привет нашим... До свидания.
Он ушел. Из окна будки долго смотрел, как Иван Иванович все стоит у костра, рассказывает что-то солдатам, намахивая руками.
Капитан уже спал, накрывшись поверх одеяла шинелью. Владимир сел за стол и выкрутил, выше фитиль в керосиновой лампе. Придвинул тетрадь.
ИЗ ПИСЬМА ВЛАДИМИРА ЛЕШЕ
«...Если от меня долго не будет писем, то, возможно, я уехал в дальнюю командировку. Предполагаю, что пошлют меня в другой город. Если там понравится, то останусь в нем на всю жизнь.
Пишу тебе ночью. На небе много звезд. Солнце заходило без красного зарева — значит, завтра ветра не будет. Ночью о многом думается. Мне всего лишь двадцать четвертый год. Ни черта особенного не сделал. А почти четверть века! Звучит!, Если, определять по шмоткам, то мало выразительно — две пары диагоналевых штанов, гимнастерка, бязевое белье, портянки, фланелевые и простые, ботинки, протез, шинель, рукавицы... Вот воспоминаний много, но и в том, что было раньше, я лицо второстепенное. Один умный человек сегодня сказал, что мы живем так: перед нами дверь, без таблички и надписи. Можешь ее не открывать! Не заставляют. У тебя есть что надеть, ты сыт, над тобой не каплет. Живи, пожалуйста. Шут его знает, какие неприятности ожидают по ту сторону. Лучше не ввя-
зываться. Но вдруг за дверью стучит мина? Знаешь, бывают такие, с часовым механизмом. Ухо приложишь, а там «тик-так»... И пока ты уминаешь вареную картошку с курицей, ахнет она, полетят- во все стороны ложки да плошки... И вот кто-то открывает эту дверь. Руки от страха трясутся, подгибаются ноги... Хоть «мама-а» кричи-! Я тебе скажу, не легко-с ней возиться. Она же специально создана, чтобы тебя убить... А может, ее там и вовсе нет?.. Человек открывает Дверь и видит за ней дверь другую. И так всё время. Понимаешь? Все время о ком-то думаешь, за кого-то дрожишь от страха. А смерть? — это когда дверь, за тобой захлопывается. В нее уже никто не стучится, все проходят дальше... Таким способом измерять прожитое интереснее. Правда, можно и по количеству съеденной картошки — десять мешков, сорок мешков...
Когда-то люди придумали забавную штуку: на земле человек умирает — на небе загорается звезда. Приятно... Но ведь не загорается? Иначе небо давно уже провалилось бы под тяжестью звезд. Потом, видно, смекнули и сложили другую легенду: человек умирает — с'неба срывается звезда. Это уже умнее: отсветил и" катись к такой бабушке... Посмотри на небо, я вижу в окне их миллионы, звезд. Высыпали от одного края земли до другого. Одна свалилась — две загорелись. Чего же бояться, если неожиданно за тобой захлопнется та дверь? Важнее узнать-—светил ли ты?»
«РЫЖАЯ МАШКА» И «ХРЯК»
Бомбу поливали горячей водой, и от нее поднимался пар, словно этот тяжелый литой снаряд только Что врезался в стену.и, раскаленный падением, дымящийся, замер на те доли секунды, которые сейчас под броней металла лихорадочно отсчитывали невидимые механизмы — бесшумно сдвинулись шестеренки, освободился взрыватель, в детонаторе вспыхнуло пламя... И вот!..
«Рыжая Машка» исходила паром, темное от воды тело ее, промерзшее за годы лежания в стене подвала, не нагревалось— оно было ледяным, шершавым; с несмываю-щейся окалиной.
Обнаженная от кирпичей бомба несла взрыватель ударного типа. Владимир тщательно очистил его от грязи, достал из сумки нужный инструмент.
Бог знает, почему она не взорвалась при падении? Взрыватель помят и приплюснут. Что помешало взрыву? Поди, догадайся... Внутрь проклятой не влезешь. Иной снаряд год в земле пролежит, его плугом на поверхность вывалят. Человек возьмет в руки и швырнет на край поля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29