– Смотри, что происходит… нужно обо всем рассказать наставнику.
* * *
Астрис Оссарский стоял на площади Мертвеца. На каменном постаменте возвышалась большая клетка, используемая обычно для содержания крупных хищных животных наподобие льва или медведя. Но на этот раз за решеткой можно было видеть человека.
Толпа, вечно узнающая обо всем, заполнила площадь Мертвеца еще до того, как отряд гвардейцев доставил сюда клетку. Разодетые по последней аквилонской моде молодые щеголи и селяне из предместий в грубых башмаках, ремесленники в лоснящихся кожаных жилетах и рыбаки в просоленных куртках, – старые и молодые, толстые и худые, – все они явились сюда, поверив слухам, мгновенно разлетевшимся по всему городу. Гвардейцам пришлось кнутами расчищать проезд, почти прорубать проход, как просеку в лесу, чтобы доставить к постаменту клетку.
Нестройный гул нарушил молчание, царившее на площади, когда все смогли разглядеть человека, сидящего за решеткой. Черноволосый плечистый мужчина спокойно взирал на жадно разглядывающих его ротозеев. Его, казалось, мало беспокоило то, что происходило вокруг, и уж никак не задевали оскорбления, сыпавшиеся со всех сторон.
Лавочники и носильщики, сапожники и цирюльники, домохозяйки и прачки – все они, еще недавно дрожавшие от страха при наступлении темноты, теперь старались протиснуться поближе к прутьям, чтобы выкрикнуть в лицо злодею обидное оскорбление или ругательство. Поэтому гул на площади становился все громче, присутствующие на ней обыватели распалялись все горячее, и некоторые крики явно не уступали яростному собачьему лаю.
Но неожиданно все притихли, потому что на каменном возвышении рядом с клеткой показался низкорослый худой мужчина в парадной зингарской хламиде, оставлявшей обнаженной правое плечо. Астрис, изучающий этого человека, услышал, как по площади волнами расходится имя: «Тубал… Тубал… Тубал…»
– Именем правителя города Херриды светлейшего герцога Фредегара, да благословит Всемогущий Митра его деяния!!! – прокричал он, набрав воздуха в грудь.
– Да здравствует Фредегар! – выдохнула толпа в ответ, и Астрис заметил, как мужчины сдернули шапки с голов и отбросили назад капюшоны, защищавшие затылки от солнца.
– Герцог Фредегар сообщает всем жителям Херриды, что страшный злодей, прозванный за свои гнусные убийства Ночным Губителем, пойман по его приказу!
Толпа буквально взревела и заколыхалась от восторга.
– Справедливый правитель Херриды назначил день казни! В день чествования богини Иштар на площади Мертвеца Ночной Губитель будет наказан за свои злодеяния!
Со всех сторон раздался такой яростный вой и свист, что на несколько мгновений Астрису даже заложило уши от шума. Он чувствовал, как злоба и ненависть к человеку, сидящему в клетке, пронизывает всех находящихся на площади наподобие молнии, объединяет всех в порыве бешенства и заставляет выть и кричать, словно безумных. Но стоящий рядом с прутьями Тубал продолжал речь:
– Ровно в полдень в присутствии всех мирных жителей Херриды Ночному Губителю сначала будут жечь раскаленным железом правую руку, пока не сгорят пальцы, которыми он вырывал сердца у своих жертв…
Толпа застонала от удовольствия, словно каждый ощущал физическое наслаждение от предвкушаемого удовольствия наблюдать за мучениями изверга.
– …Затем плоть его будет отодрана от костей в десяти местах, по количеству убийств! После этого сердце будет вырвано из груди Ночного Губителя так же, как он вырывал его у своих жертв, и брошено ему в лицо! И наконец, злодея обезглавят, и его голова будет насажена на Позорный Шест!
Каждую новую пытку толпа встречала шумным взрывом восторга. Мужчины толкали друг друга плечами, женщины страстно охали и скрещивали руки на груди от полноты нахлынувших на них чувств. Астрис видел, что лица почти всех присутствующих прямо-таки светятся от удовольствия, на щеках многих миловидных девушек горел яркий румянец, а глаза их сверкали от предвкушения наслаждения приближающимся зрелищем.
Только один человек рядом с Астрисом не буйствовал и не орал вместе со всеми. Аквилонец сразу заметил, что смуглый и худой, точно высушенный солнцем, старик с горечью смотрит в центр площади, и на лице его написано явное отвращение к происходящему. Роста он был небольшого, поэтому, чтобы увидеть, что именно творится, старику приходилось вытягиваться и выглядывать поверх чужих плеч и голов.
– Герцог Фредегар, да хранит Всемогущий Митра его светлое имя, и впредь обещает всем жителям Херриды оберегать их покой и наводить порядок в городе, жестоко карая гнусных преступников! – закончил свою речь Тубал. – Да здравствует герцог!!!
– Да здравствует герцог! – подхватила толпа, и восторженный клич разнесся по отходящим во все стороны улицам от площади до самых дальних уголков города Херриды. – Да здравствует герцог!!!
Волнами колыхалось немыслимое скопление народа. В жарком воздухе стоял отвратительный запах немытых тел, острой пищи и обильно выпитого вина. У всех присутствующих было полное ощущение надвигающегося праздника и жестокость предстоящей казни только сильнее возбуждала их.
Астрис заметил, что смуглый старик с печальным лицом изо всех сил старается пробраться сквозь плотную толпу к центру площади. Он ввинчивался между людьми, проскальзывал под их руками, но шаг за шагом приближался к каменному возвышению, на котором мрачно возвышалась клетка.
Гам вокруг стоял такой, что, казалось, содрогаются мрачные стены домов, окаймляющих площадь Мертвеца. Даже красные черепичные крыши сплошь чернели фигурами зевак, сверху пялившихся на заполненную народом площадь и стоящую в центре клетку. Толпа внизу беспрестанно колыхалась, необъяснимым образом по скоплению людей точно пробегали волны. Астрис почувствовал, как могучая сила разворачивает всю эту ораву то в одну, то в другую сторону, заставляя людей хвататься друг за друга.
Ни на мгновение аквилонец не упускал из вида заинтересовавшего его старика и старался следовать за ним. Эта пара продвигалась к центру площади медленно, буквально завоевывая каждый шаг в противоборстве с толпой, но все-таки упорство, в конце концов, оказалось вознаграждено – сначала смуглый зингарец, а потом и Астрис почти вплотную приблизились к каменному возвышению, на котором возвышалась позорная клетка.
На суровом мужественном лице Конана было написано отвращение ко всему происходящему. Брезгливая улыбка блуждала по его обветренным губам, когда варвар поднимал глаза и обводил взглядом распалившуюся площадь. Во всей его фигуре, в каждом повороте головы читалась несокрушимая уверенность, и это еще больше разжигало ненависть потных зевак. Густые черные брови киммерийца мрачно нависали над его глазами, и тяжелый стальной взгляд сверкал каждый раз, когда он поворачивал голову.
– Амра! Я не виноват! – сдавленным голосом прокричал смуглый старик, вытянувший голову по направлению к клетке. – Клянусь поясом Бела! Они обманули меня… Я не виноват!
Конан не сразу нашел глазами того, кто обращался к нему. Астрис видел, как варвар несколько раз перевел глаза справа налево, прежде чем взгляд его уперся в старого зингарца.
– Амра! Тебя оклеветали! Я не верю, что ты – Ночной Губитель! – исступленно закричал тот, встретившись глазами с киммерийцем.
В ответ Конан только усмехнулся и могучей пятерней отбросил густые пряди со лба. Было понятно, что он ничего не боялся, ни тени страха не было заметно на его суровом лице.
Вооруженный гвардеец, охранявший клетку, увидел, что старик пытается говорить с пленником, и насторожился. Старик не замечал этого, потому что взгляд его был прикован к прутьям, но Астрису хорошо было видно, как охранник медленно подходит, настороженно прислушиваясь.
– Будь осторожен! – отчетливо сказал аквилонец, когда старик в очередной раз вытянулся и уже набрал воздуха в грудь, чтобы перекричать рев толпы. – За тобой следит охранник, и это может быть опасно!
Зингарец резко повернулся, и его черные пронзительные глаза испытующе уставились на Аст-риса. Он изумленно спросил:
– Кто ты, чужеземец? Раньше я никогда тебя не видел!
– Я тоже не верю, что сидящий в клетке, – Ночной Губитель. А тот, кто сидит сейчас в клетке, знает меня под именем Астриса Оссарского.
По-прежнему орала и бушевала вокруг беснующаяся толпа. Внимательно смотрел сверху охранник, но Астрис со стариком не отходили от каменного парапета и изо всех сил цеплялись за край, когда очередная волна пыталась оторвать их и оттеснить в сторону.
– А меня он знает под именем Марон, – отозвался старый зингарец после некоторого раздумья. – Неужели его все-таки казнят?
Аквилонец стоял молча, то и дело, отталкиваясь плечами от напиравших сзади. Он как будто и не слышал обращенного к нему вопроса, мрачно уставившись в одну точку, – создавалось ощущение, что он сосредоточенно раздумывает, или пытается что-то вспомнить.
Потом он вскинул голову и крикнул что-то сидящему внутри клетки. Со стороны казалось, что Астрис, как и все присутствующие на площади, проклинает Конана, что уста его изрыгают гнусные ругательства, но Марон не понял ничего из сказанного аквилонцем. Слова звучали необычные, мощные, грубые.
Варвар от неожиданности вздрогнул, когда сквозь шум до него донеслись эти слова, он даже приблизился к прутьям, чтобы лучше расслышать то, что кричал аквилонец, и Астрис, заметив это, повторил фразу еще раз. Потом он потянул старика за рукав.
– Пойдем, Марон, нам пора исчезать отсюда, – сказал он. – Здесь оставаться нельзя, ведь охранник пошел к своему начальнику. Мне не хочется ничего объяснять гвардейцам, у меня совершенно противоположные планы на сегодняшний день…
Они развернулись и через несколько мгновений растворились в колышущейся толпе, как в густой тине болота, так что охранник, вскоре вернувшийся вместе со своим командиром и тремя гвардейцами, не смог обнаружить их фигуры нигде поблизости от центра площади.
Выбираться из толпы оказалось делом не менее трудным, чем пробиваться к центру, поэтому Астрису и Марону пришлось затратить немало усилий, прежде чем им удалось достигнуть одной из улиц. Все новые и новые ротозеи направлялись сюда, поэтому только им двоим приходилось плыть против течения.
– Скажи мне, уважаемый Астрис, что ты кричал Амре? И на каком наречии ты объяснялся с ним? – спросил Марон, когда они отошли от площади Мертвеца настолько, что вокруг уже не было плотной толпы.
– Я знаю немало языков нашего мира и немного могу объясняться на том наречии, на котором наш друг говорил с детства. В суровой Киммерии и язык звучит сурово. По-киммерийски трудно, наверное, объясняться в любви прекрасной девушке, но легко разговаривать с другом, которого хочешь спасти от смерти…
* * *
Обед герцога Фредегара подходил к концу. Лоснился чистый пол Трапезной залы, блестели обсидиановые чаши с изысканным светлым зингарским вином, и слегка курился сладостный дым вендийских благовоний, таинственно тлевших в двух плоских оловянных чашах на треножниках.
Герцог обычно предпочитал заканчивать трапезу нежным сыром из молока молодых буйволиц, каждый пластик которого был ювелирно тонко покрыт эмалью янтарного меда диких пчел, обитавших на склонах Рабирийских гор. В этот день он уже расправился с мясистым клинком крупной рыбы-меч, поданной к столу в продолговатых ножнах расписного фарфорового блюда, наполненного обжигающе острым соусом из креветок; герцог не привечал бесцельного обжорства, но, как старый закаленный воин, знал, что мужчине требуется сила. Он привык к лепешкам из муки самого грубого помола, но запеченным с самыми дорогими вендийскими и кхитайскими пряностями, и с удовольствием наслаждался этими лепешками вместе с салатами из барахских гигантских кальмаров, смешанных с ароматными мясистыми лепестками шафрана, полыхавшими в миске лучами закатного солнца.
Каждый обед его проходил под тихую музыку, и герцог требовал от придворных исполнителей особой музыки к каждому блюду – не станет же, в конце концов, светлейший правитель Херриды вкушать копченое мясо антилопы под мелодию, предназначенную для жаренного на угольях быка!
Под сводами Трапезной залы звучала изысканная мелодия Сыра. Дрожащая тема слетала с раструба продольной позолоченной флейты и извивалась в воздухе, как изощренная линия рисунка, выходящая из-под стилоса живописца. Равномерно звучали влажные переборы аккордов арфы, глухо рокотали тимпаны, сделанные из рыбьей шкуры, натянутой на выдолбленные изнутри пальмовые колоды.
Последний золотисто-янтарный ломтик исчез в желудке правителя. Герцог откинулся на спинку кресла, и сразу же рядом с ним вырос дворцовый мальчик-слуга, угодливо подставивший хозяину широкую миску с родниковой водой, на поверхности которой плавали желтые диски кусочков мелона. Душистый и ароматный, чем-то напоминавший оранжевые кхитайские яблоки, мелон служил отличной приправой для салатов, сок его вместе с водой прекрасно утолял жажду и в то же время помогал избавиться от рыбного запаха.
Фредегар окунул расслабленные пальцы в миску, стряхнул капли воды, и с другой стороны кресла мгновенно появился другой мальчик с подносом, на котором покоилась полоса драгоценной ткани, расшитая гербами герцогского дома. Правитель обтер руки, и музыка стихла. Челядь благоговейно склонила головы – властитель остался доволен обедом, значит, день должен был окончиться для всех благополучно.
Послеобеденное время герцог обычно проводил в галерее, примыкавшей с северной стороны к Трапезной зале. Через полукруглые пролеты арок струился свежий воздух из дворцового сада, несущий с собой самые изысканные ароматы цветов и кустарников. Высокий купол галереи представлял собой точную копию ночного неба – на черном бархате мерцали драгоценные камни и жемчужины, расположение которых по своим очертаниям повторяло изгибы звездных цепей на бездонном черном небе Зингары. Здесь были и Южный Крест, и Большая Секира, и все зодиакальные созвездия.
Искусственные звезды подсвечивались ярким раскаленным солнцем, лучи которого упирались в верхнюю часть купола галереи; звезды словно распластывались на непроницаемой тьме прочной материи, многократно наслаиваясь друг на друга, дробились и растворялись в обманчивой перспективе.
Придворный астролог лично составлял эскиз рисунка, послужившего основой для украшения купола; он часто являлся по приказу герцога, чтобы рассказать одну из бесчисленных тайн, скрытых в бездонной звездной пропасти, нависавшей над Хер-ридой.
И в этот раз после роскошного обеда Фредегар последовал в сторону галереи и удобно устроился на ложе, покрытом тканью из листьев валузийс-кого подводного дуба. В жару ткань приятно холодила и словно струилась вдоль кожи, в прохладное время давала приятное ощущение тепла, и правитель никогда не мог отказать себе в удовольствии отдохнуть после трапезы, набросив на плечи магическую ткань.
Не успел он сосредоточиться на своих мыслях и погрузиться в размышления, как на пороге возникла фигура слуги. Слуга раболепно склонил голову и остановился в десятке шагов, ожидая распоряжений хозяина.
– Что тебе? – едва слышно спросил Фредегар. Он всегда очень тихо разговаривал со своими слугами, справедливо полагая, что не нужно тратить слишком много сил на такие пустяки, поэтому вся дворцовая челядь напряженно ловила каждое слово властителя. Разумеется, переспросить герцога не решался никто.
– Осмелюсь нарушить твой отдых, светлейший герцог, да хранит Всемогущий Митра твое имя! Но советник Тубал испрашивает высочайшего разрешения, он просит о милости говорить со светлейшим герцогом.
Фредегар ответил утвердительно, и через мгновение после того, как слуга исчез в проеме двери, под куполом галереи показался Тубал, облаченный в парадную зингарскую хламиду темно-синего цвета, застегивавшуюся золотой пряжкой на груди и оставлявшую обнаженным правое плечо. Советник встал на одно колено, склонил голову, его левая рука, описав широкий круг, плавно легла на обнаженное плечо в ритуальном знаке приветствия, и он воскликнул:
– Тубал приветствует светлейшего герцога Фредегара, да ниспошлют всемогущие боги ему долгих дней!
– Герцог приветствует своего советника… Расскажи мне, как воспринял народ известие о казни Ночного Губителя?
– Ваши подданные ликуют! Великое множество горожан собрались в этот день на площади Мертвеца, чтобы воочию посмотреть на страшное чудовище, по воле злобного Сета столько дней терзавшее Херриду. Все жители города выражают светлейшему герцогу свою благодарность, воздух сотрясался от криков «Да здравствует герцог!» и славы в его честь. Херридцы с одобрением выслушали о казни, назначенной для Ночного Губителя, и все полностью одобрили ее суровость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
* * *
Астрис Оссарский стоял на площади Мертвеца. На каменном постаменте возвышалась большая клетка, используемая обычно для содержания крупных хищных животных наподобие льва или медведя. Но на этот раз за решеткой можно было видеть человека.
Толпа, вечно узнающая обо всем, заполнила площадь Мертвеца еще до того, как отряд гвардейцев доставил сюда клетку. Разодетые по последней аквилонской моде молодые щеголи и селяне из предместий в грубых башмаках, ремесленники в лоснящихся кожаных жилетах и рыбаки в просоленных куртках, – старые и молодые, толстые и худые, – все они явились сюда, поверив слухам, мгновенно разлетевшимся по всему городу. Гвардейцам пришлось кнутами расчищать проезд, почти прорубать проход, как просеку в лесу, чтобы доставить к постаменту клетку.
Нестройный гул нарушил молчание, царившее на площади, когда все смогли разглядеть человека, сидящего за решеткой. Черноволосый плечистый мужчина спокойно взирал на жадно разглядывающих его ротозеев. Его, казалось, мало беспокоило то, что происходило вокруг, и уж никак не задевали оскорбления, сыпавшиеся со всех сторон.
Лавочники и носильщики, сапожники и цирюльники, домохозяйки и прачки – все они, еще недавно дрожавшие от страха при наступлении темноты, теперь старались протиснуться поближе к прутьям, чтобы выкрикнуть в лицо злодею обидное оскорбление или ругательство. Поэтому гул на площади становился все громче, присутствующие на ней обыватели распалялись все горячее, и некоторые крики явно не уступали яростному собачьему лаю.
Но неожиданно все притихли, потому что на каменном возвышении рядом с клеткой показался низкорослый худой мужчина в парадной зингарской хламиде, оставлявшей обнаженной правое плечо. Астрис, изучающий этого человека, услышал, как по площади волнами расходится имя: «Тубал… Тубал… Тубал…»
– Именем правителя города Херриды светлейшего герцога Фредегара, да благословит Всемогущий Митра его деяния!!! – прокричал он, набрав воздуха в грудь.
– Да здравствует Фредегар! – выдохнула толпа в ответ, и Астрис заметил, как мужчины сдернули шапки с голов и отбросили назад капюшоны, защищавшие затылки от солнца.
– Герцог Фредегар сообщает всем жителям Херриды, что страшный злодей, прозванный за свои гнусные убийства Ночным Губителем, пойман по его приказу!
Толпа буквально взревела и заколыхалась от восторга.
– Справедливый правитель Херриды назначил день казни! В день чествования богини Иштар на площади Мертвеца Ночной Губитель будет наказан за свои злодеяния!
Со всех сторон раздался такой яростный вой и свист, что на несколько мгновений Астрису даже заложило уши от шума. Он чувствовал, как злоба и ненависть к человеку, сидящему в клетке, пронизывает всех находящихся на площади наподобие молнии, объединяет всех в порыве бешенства и заставляет выть и кричать, словно безумных. Но стоящий рядом с прутьями Тубал продолжал речь:
– Ровно в полдень в присутствии всех мирных жителей Херриды Ночному Губителю сначала будут жечь раскаленным железом правую руку, пока не сгорят пальцы, которыми он вырывал сердца у своих жертв…
Толпа застонала от удовольствия, словно каждый ощущал физическое наслаждение от предвкушаемого удовольствия наблюдать за мучениями изверга.
– …Затем плоть его будет отодрана от костей в десяти местах, по количеству убийств! После этого сердце будет вырвано из груди Ночного Губителя так же, как он вырывал его у своих жертв, и брошено ему в лицо! И наконец, злодея обезглавят, и его голова будет насажена на Позорный Шест!
Каждую новую пытку толпа встречала шумным взрывом восторга. Мужчины толкали друг друга плечами, женщины страстно охали и скрещивали руки на груди от полноты нахлынувших на них чувств. Астрис видел, что лица почти всех присутствующих прямо-таки светятся от удовольствия, на щеках многих миловидных девушек горел яркий румянец, а глаза их сверкали от предвкушения наслаждения приближающимся зрелищем.
Только один человек рядом с Астрисом не буйствовал и не орал вместе со всеми. Аквилонец сразу заметил, что смуглый и худой, точно высушенный солнцем, старик с горечью смотрит в центр площади, и на лице его написано явное отвращение к происходящему. Роста он был небольшого, поэтому, чтобы увидеть, что именно творится, старику приходилось вытягиваться и выглядывать поверх чужих плеч и голов.
– Герцог Фредегар, да хранит Всемогущий Митра его светлое имя, и впредь обещает всем жителям Херриды оберегать их покой и наводить порядок в городе, жестоко карая гнусных преступников! – закончил свою речь Тубал. – Да здравствует герцог!!!
– Да здравствует герцог! – подхватила толпа, и восторженный клич разнесся по отходящим во все стороны улицам от площади до самых дальних уголков города Херриды. – Да здравствует герцог!!!
Волнами колыхалось немыслимое скопление народа. В жарком воздухе стоял отвратительный запах немытых тел, острой пищи и обильно выпитого вина. У всех присутствующих было полное ощущение надвигающегося праздника и жестокость предстоящей казни только сильнее возбуждала их.
Астрис заметил, что смуглый старик с печальным лицом изо всех сил старается пробраться сквозь плотную толпу к центру площади. Он ввинчивался между людьми, проскальзывал под их руками, но шаг за шагом приближался к каменному возвышению, на котором мрачно возвышалась клетка.
Гам вокруг стоял такой, что, казалось, содрогаются мрачные стены домов, окаймляющих площадь Мертвеца. Даже красные черепичные крыши сплошь чернели фигурами зевак, сверху пялившихся на заполненную народом площадь и стоящую в центре клетку. Толпа внизу беспрестанно колыхалась, необъяснимым образом по скоплению людей точно пробегали волны. Астрис почувствовал, как могучая сила разворачивает всю эту ораву то в одну, то в другую сторону, заставляя людей хвататься друг за друга.
Ни на мгновение аквилонец не упускал из вида заинтересовавшего его старика и старался следовать за ним. Эта пара продвигалась к центру площади медленно, буквально завоевывая каждый шаг в противоборстве с толпой, но все-таки упорство, в конце концов, оказалось вознаграждено – сначала смуглый зингарец, а потом и Астрис почти вплотную приблизились к каменному возвышению, на котором возвышалась позорная клетка.
На суровом мужественном лице Конана было написано отвращение ко всему происходящему. Брезгливая улыбка блуждала по его обветренным губам, когда варвар поднимал глаза и обводил взглядом распалившуюся площадь. Во всей его фигуре, в каждом повороте головы читалась несокрушимая уверенность, и это еще больше разжигало ненависть потных зевак. Густые черные брови киммерийца мрачно нависали над его глазами, и тяжелый стальной взгляд сверкал каждый раз, когда он поворачивал голову.
– Амра! Я не виноват! – сдавленным голосом прокричал смуглый старик, вытянувший голову по направлению к клетке. – Клянусь поясом Бела! Они обманули меня… Я не виноват!
Конан не сразу нашел глазами того, кто обращался к нему. Астрис видел, как варвар несколько раз перевел глаза справа налево, прежде чем взгляд его уперся в старого зингарца.
– Амра! Тебя оклеветали! Я не верю, что ты – Ночной Губитель! – исступленно закричал тот, встретившись глазами с киммерийцем.
В ответ Конан только усмехнулся и могучей пятерней отбросил густые пряди со лба. Было понятно, что он ничего не боялся, ни тени страха не было заметно на его суровом лице.
Вооруженный гвардеец, охранявший клетку, увидел, что старик пытается говорить с пленником, и насторожился. Старик не замечал этого, потому что взгляд его был прикован к прутьям, но Астрису хорошо было видно, как охранник медленно подходит, настороженно прислушиваясь.
– Будь осторожен! – отчетливо сказал аквилонец, когда старик в очередной раз вытянулся и уже набрал воздуха в грудь, чтобы перекричать рев толпы. – За тобой следит охранник, и это может быть опасно!
Зингарец резко повернулся, и его черные пронзительные глаза испытующе уставились на Аст-риса. Он изумленно спросил:
– Кто ты, чужеземец? Раньше я никогда тебя не видел!
– Я тоже не верю, что сидящий в клетке, – Ночной Губитель. А тот, кто сидит сейчас в клетке, знает меня под именем Астриса Оссарского.
По-прежнему орала и бушевала вокруг беснующаяся толпа. Внимательно смотрел сверху охранник, но Астрис со стариком не отходили от каменного парапета и изо всех сил цеплялись за край, когда очередная волна пыталась оторвать их и оттеснить в сторону.
– А меня он знает под именем Марон, – отозвался старый зингарец после некоторого раздумья. – Неужели его все-таки казнят?
Аквилонец стоял молча, то и дело, отталкиваясь плечами от напиравших сзади. Он как будто и не слышал обращенного к нему вопроса, мрачно уставившись в одну точку, – создавалось ощущение, что он сосредоточенно раздумывает, или пытается что-то вспомнить.
Потом он вскинул голову и крикнул что-то сидящему внутри клетки. Со стороны казалось, что Астрис, как и все присутствующие на площади, проклинает Конана, что уста его изрыгают гнусные ругательства, но Марон не понял ничего из сказанного аквилонцем. Слова звучали необычные, мощные, грубые.
Варвар от неожиданности вздрогнул, когда сквозь шум до него донеслись эти слова, он даже приблизился к прутьям, чтобы лучше расслышать то, что кричал аквилонец, и Астрис, заметив это, повторил фразу еще раз. Потом он потянул старика за рукав.
– Пойдем, Марон, нам пора исчезать отсюда, – сказал он. – Здесь оставаться нельзя, ведь охранник пошел к своему начальнику. Мне не хочется ничего объяснять гвардейцам, у меня совершенно противоположные планы на сегодняшний день…
Они развернулись и через несколько мгновений растворились в колышущейся толпе, как в густой тине болота, так что охранник, вскоре вернувшийся вместе со своим командиром и тремя гвардейцами, не смог обнаружить их фигуры нигде поблизости от центра площади.
Выбираться из толпы оказалось делом не менее трудным, чем пробиваться к центру, поэтому Астрису и Марону пришлось затратить немало усилий, прежде чем им удалось достигнуть одной из улиц. Все новые и новые ротозеи направлялись сюда, поэтому только им двоим приходилось плыть против течения.
– Скажи мне, уважаемый Астрис, что ты кричал Амре? И на каком наречии ты объяснялся с ним? – спросил Марон, когда они отошли от площади Мертвеца настолько, что вокруг уже не было плотной толпы.
– Я знаю немало языков нашего мира и немного могу объясняться на том наречии, на котором наш друг говорил с детства. В суровой Киммерии и язык звучит сурово. По-киммерийски трудно, наверное, объясняться в любви прекрасной девушке, но легко разговаривать с другом, которого хочешь спасти от смерти…
* * *
Обед герцога Фредегара подходил к концу. Лоснился чистый пол Трапезной залы, блестели обсидиановые чаши с изысканным светлым зингарским вином, и слегка курился сладостный дым вендийских благовоний, таинственно тлевших в двух плоских оловянных чашах на треножниках.
Герцог обычно предпочитал заканчивать трапезу нежным сыром из молока молодых буйволиц, каждый пластик которого был ювелирно тонко покрыт эмалью янтарного меда диких пчел, обитавших на склонах Рабирийских гор. В этот день он уже расправился с мясистым клинком крупной рыбы-меч, поданной к столу в продолговатых ножнах расписного фарфорового блюда, наполненного обжигающе острым соусом из креветок; герцог не привечал бесцельного обжорства, но, как старый закаленный воин, знал, что мужчине требуется сила. Он привык к лепешкам из муки самого грубого помола, но запеченным с самыми дорогими вендийскими и кхитайскими пряностями, и с удовольствием наслаждался этими лепешками вместе с салатами из барахских гигантских кальмаров, смешанных с ароматными мясистыми лепестками шафрана, полыхавшими в миске лучами закатного солнца.
Каждый обед его проходил под тихую музыку, и герцог требовал от придворных исполнителей особой музыки к каждому блюду – не станет же, в конце концов, светлейший правитель Херриды вкушать копченое мясо антилопы под мелодию, предназначенную для жаренного на угольях быка!
Под сводами Трапезной залы звучала изысканная мелодия Сыра. Дрожащая тема слетала с раструба продольной позолоченной флейты и извивалась в воздухе, как изощренная линия рисунка, выходящая из-под стилоса живописца. Равномерно звучали влажные переборы аккордов арфы, глухо рокотали тимпаны, сделанные из рыбьей шкуры, натянутой на выдолбленные изнутри пальмовые колоды.
Последний золотисто-янтарный ломтик исчез в желудке правителя. Герцог откинулся на спинку кресла, и сразу же рядом с ним вырос дворцовый мальчик-слуга, угодливо подставивший хозяину широкую миску с родниковой водой, на поверхности которой плавали желтые диски кусочков мелона. Душистый и ароматный, чем-то напоминавший оранжевые кхитайские яблоки, мелон служил отличной приправой для салатов, сок его вместе с водой прекрасно утолял жажду и в то же время помогал избавиться от рыбного запаха.
Фредегар окунул расслабленные пальцы в миску, стряхнул капли воды, и с другой стороны кресла мгновенно появился другой мальчик с подносом, на котором покоилась полоса драгоценной ткани, расшитая гербами герцогского дома. Правитель обтер руки, и музыка стихла. Челядь благоговейно склонила головы – властитель остался доволен обедом, значит, день должен был окончиться для всех благополучно.
Послеобеденное время герцог обычно проводил в галерее, примыкавшей с северной стороны к Трапезной зале. Через полукруглые пролеты арок струился свежий воздух из дворцового сада, несущий с собой самые изысканные ароматы цветов и кустарников. Высокий купол галереи представлял собой точную копию ночного неба – на черном бархате мерцали драгоценные камни и жемчужины, расположение которых по своим очертаниям повторяло изгибы звездных цепей на бездонном черном небе Зингары. Здесь были и Южный Крест, и Большая Секира, и все зодиакальные созвездия.
Искусственные звезды подсвечивались ярким раскаленным солнцем, лучи которого упирались в верхнюю часть купола галереи; звезды словно распластывались на непроницаемой тьме прочной материи, многократно наслаиваясь друг на друга, дробились и растворялись в обманчивой перспективе.
Придворный астролог лично составлял эскиз рисунка, послужившего основой для украшения купола; он часто являлся по приказу герцога, чтобы рассказать одну из бесчисленных тайн, скрытых в бездонной звездной пропасти, нависавшей над Хер-ридой.
И в этот раз после роскошного обеда Фредегар последовал в сторону галереи и удобно устроился на ложе, покрытом тканью из листьев валузийс-кого подводного дуба. В жару ткань приятно холодила и словно струилась вдоль кожи, в прохладное время давала приятное ощущение тепла, и правитель никогда не мог отказать себе в удовольствии отдохнуть после трапезы, набросив на плечи магическую ткань.
Не успел он сосредоточиться на своих мыслях и погрузиться в размышления, как на пороге возникла фигура слуги. Слуга раболепно склонил голову и остановился в десятке шагов, ожидая распоряжений хозяина.
– Что тебе? – едва слышно спросил Фредегар. Он всегда очень тихо разговаривал со своими слугами, справедливо полагая, что не нужно тратить слишком много сил на такие пустяки, поэтому вся дворцовая челядь напряженно ловила каждое слово властителя. Разумеется, переспросить герцога не решался никто.
– Осмелюсь нарушить твой отдых, светлейший герцог, да хранит Всемогущий Митра твое имя! Но советник Тубал испрашивает высочайшего разрешения, он просит о милости говорить со светлейшим герцогом.
Фредегар ответил утвердительно, и через мгновение после того, как слуга исчез в проеме двери, под куполом галереи показался Тубал, облаченный в парадную зингарскую хламиду темно-синего цвета, застегивавшуюся золотой пряжкой на груди и оставлявшую обнаженным правое плечо. Советник встал на одно колено, склонил голову, его левая рука, описав широкий круг, плавно легла на обнаженное плечо в ритуальном знаке приветствия, и он воскликнул:
– Тубал приветствует светлейшего герцога Фредегара, да ниспошлют всемогущие боги ему долгих дней!
– Герцог приветствует своего советника… Расскажи мне, как воспринял народ известие о казни Ночного Губителя?
– Ваши подданные ликуют! Великое множество горожан собрались в этот день на площади Мертвеца, чтобы воочию посмотреть на страшное чудовище, по воле злобного Сета столько дней терзавшее Херриду. Все жители города выражают светлейшему герцогу свою благодарность, воздух сотрясался от криков «Да здравствует герцог!» и славы в его честь. Херридцы с одобрением выслушали о казни, назначенной для Ночного Губителя, и все полностью одобрили ее суровость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30