А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Черт, – прошипел Джек. – Скорей, Никки, спрячься в шкаф или под кровать.
Но было слишком поздно. Рикки распахнул дверь.
– Пап, можем мы заказать пиццу, раз мама… о, привет, Никки, как дела?
Она пожала плечами.
– Да вроде нормально все.
Рикки перевел взгляд на отца.
– Так вот, раз мама загремела в дурку и все такое, можно нам заказать пиццу?
Джон в изумлении уставился на сына.
– Да, конечно, заказывайте.
Рикки просиял.
– Круто. – И он побежал по коридору в свою комнату.
После того как Джон и Никки оделись и Никки переложила одежду из стиральной машины в сушилку, они с ребятами съели три большие пиццы на пятерых.
– Ты разве не должна позвонить отцу и сообщить, где ты? – спросил Джон.
Никки сунула кусок пиццы с пепперони в рот.
– О нет, я делаю все, что захочу. Он меня, кажется, боится.
Джон с Никки сидели вместе на диване, она перекинула свою ногу через его колено. Мальчики сидели на полу, прямо напротив телевизора. Дети пили диетическую колу, а Джон с Никки потягивали водку «Абсолют» из одного стаканчика. Джон обнаружил бутылку в холодильнике, в отделении для овощей, когда искал огурец.
Когда на экране Патрик Бейтман начал орудовать пневматическим молотком, трое мальчиков рассмеялись. Но Никки поставила бумажную тарелку на колени и прикрыла глаза.
– Господи, какая гадость, смотреть невозможно, – она глянула сквозь пальцы.
Пока дети внимательно следили за омерзительной сценой из «Американского психопата – 2», Джон думал, что впервые у него такой приятный семейный ужин. Обычно семья сидела на жестких стульях и его жена расспрашивала мальчиков об уроках или воскресной школе. А сам Джон все время мечтал о какой-нибудь девочке, увиденной в «Севентин» или «Джейн». Пегги Джин настаивала, чтобы мальчики выпивали по восемь унций однопроцентного молока. И когда кто-нибудь из мальчиков выходил из-за стола, она поворачивалась к нему и спрашивала: «Дорогой, как прошел твой день?»
Но сидя здесь с Никки и сыновьями, Джон наслаждался каждым мгновением. Еще сегодня, несколько часов назад, он переживал, как будет управляться с домашними делами и работать одновременно. Но Никки ясно дала ему понять, что позаботится о доме и прочем, если он позаботится о ней. И мальчики, похоже, были только счастливы заказать пиццу или поехать в «Макдоналдс». Джон не замечал, чтобы их особенно травмировало то, что их мать поместили в психушку. Кажется, они не имели ничего против Никки: как будто она всегда была здесь.
Более того, когда Никки предложила посмотреть «Американского психопата» по платному каналу, все трое завизжали от радости.
– Ты прелесть, – заявил Робби.
Когда в одиннадцать вечера фильм закончился, Джон сказал сыновьям:
– Теперь, ребята, вам, наверное, пора ложиться. – Вдоволь наевшись пиццы и насмотревшись кровавой резни, они согласились без слова и, прежде чем подняться в комнаты, пожелали всем спокойной ночи.
– Я могла бы остаться на ночь, – предложила Никки.
– Правда?
– Конечно. Я всегда остаюсь на ночь у друзей.
Джон посмотрел на нее так, как смотрят на выигрышный лотерейный билет: с чувством изумления и жадности.
– Правда, у меня волосы совсем как у Кирсти Хьюм? – спросила Никки, вытягивая пару прядок у себя перед носом.
– Ради бога, хватит звать меня мистером Палантино, я чувствую себя стариком. Зови меня Эд. – Одутловатый продюсер порнофильмов лет шестидесяти протянул Максу руку Они обменялись крепким рукопожатием, и Эд пригласил Макса присесть на диван, а сам уселся в кресло напротив.
– Принести тебе что-нибудь? Содовую, кофе, еще что-то?
– Нет, спасибо, не надо, – ответил Макс, глядя на увеличенные обложки видеокассет в рамах, украшавших стены: «Рокки наносит удар ниже пояса», «Полночь в стиле садо-мазо», «Порнотитаник-2», «Виртуальные игры».
– Ага, смотрите наш товар, да? Это всего лишь немногие из наших бестселлеров. Мы делаем по тридцать фильмов в год, – сообщил Эд, потирая рукой большой живот, как будто он только что плотно поел.
– Вот это да… весьма плодотворно.
– Да, мы открыты всему: снимаем и про гетеро, и про гомо, и про сиськи. Наша студия не ограничивает круг тем: мы делаем фильмы для всех. – Он зажег сигарету. – Вот, например, в прошлом месяце наладили выпуск прокладок для трансвеститов. Извращение, конечно. Но спрос есть.
– Ну это же просто… здорово. – Макс заметил, что местами ковер протерся до дыр от ног многочисленных посетителей. Стены были обиты панелями, потолки низкие. Да, «Игл Студиоз» – это вам не «Метро-Голдвин-Майер».
– Итак, Макс, мы тут с тобой можем хоть весь день тянуть кота за яйца, так что я спрошу напрямую: насколько серьезны твои намерения?
Макс вытер ладонь о колено и провел пальцами по волосам.
– О, мои намерения самые решительные… то есть, понимаете… я серьезно намерен набраться опыта.
– Ну что ж, твои фотографии – это просто фантастика. И сейчас, когда ты сидишь здесь передо мной, мне нравится твоя энергетика. Твоя аура.
– Понятно… ну, это здорово, наверное. Хорошо, что я в жизни не хуже, чем на фото.
– И еще. Должен признаться, меня страшно позабавила твоя история.
– Моя… история?
Откинувшись на спинку кресла и убрав руки за спину, Эд пояснил:
– Мне нравится эта затея: выпустить на экран знакомого всем мальчика, ведущего «Магазина на диване». Отличный сюжет.
– Сюжет? – Макс заметил, что Эд все сильнее возбуждается.
– Конечно. Я уже представляю, как все будет. Кстати, ты гей, гетеро или би?
Макс смущенно поежился на диване.
– Ну, наверное, гей.
– Наверное? Что значит «наверное»? Я спрашиваю, потому что надо же мне знать, в каком фильме тебя снимать.
– Извините. Я имел в виду… точнее, я имею в виду, что я гей. Стопроцентный. То есть мне не нравятся женщины, а нравятся мужчины. И вот как…
– Нет проблем, дружище, нет проблем. Черт. Обожаю геев – почти сорок семь процентов наших продаж составляет гей-порно.
– Ясно.
– И то, что ты гей, – это же просто замечательно. Так я могу поточнее представить сюжет, даже название уже придумал подходящее: «Качок из телемагазина». – Эд стряхнул пепел на ковер.
– То есть вы хотите снять кино про меня?
– Не про тебя лично, а про то, чем ты раньше занимался. Про телевидение, телешопинг. Круто получится.
– О! Кажется, я понял.
– Вот какую я пока предлагаю сделку. Если ты заинтересовался, надо будет сделать небольшие пробы. Ничего особенного, просто ты с одним из наших ребят: хочу посмотреть, как ты чувствуешь себя перед камерой.
– О, я чувствую себя весьма уверенно, даже лучше, чем в жизни, – с улыбкой проговорил Макс.
– Это все прекрасно, ни капли не сомневаюсь. Но я хочу посмотреть, насколько уютно твоему члену перед камерой, понимаешь? Иногда в ту самую минуту, как включается мотор, у ребят бывают проблемы со стояком.
– Со стояком? – переспросил Макс.
– Ну да, со стояком, то есть с эрекцией.
«Ну и чего я ожидал», – подумал Макс. Ведь как-никак он пришел на собеседование на место порноактера. Он же проходил пробы на вакансию диктора новостей. Это то же самое. Почти.
– И когда вы хотите провести эти пробы?
Эд поднялся с кресла, бросил сигарету на пол и раздавил ее ногой.
– У нас сейчас идут съемки на площадке. Можем пойти туда и прямо сейчас снять пробы.
Одна половина Макса онемела от шеи и ниже. Но другая его половина чувствовала себя вполне уверенно. Как будто в его голове воображаемые зрители скандировали: «Вперед, Рики! Рики, вперед!»
– Конечно, никаких проблем.
– Тогда следуй за мной.
И Макс последовал.
17
На третий день в «Центре Энн Секстон» Пегги Джин уже не тряслась и не крючилась над унитазом, чтобы опорожнить желудок. Сеансы электрошоковой терапии подошли к концу. Закончилось и круглосуточное наблюдение, которое установили за ней как за пациенткой с суицидальными настроениями. Ей объяснили, что первые три дня ломки самые тяжелые, и это была правда. Первые две ночи она видела пауков, ползущих по потолку ее комнаты, но когда включала свет, никаких пауков уже не было.
– Галлюцинации – обычное дело у алкоголиков, – заявил врач, специализирующийся на наркотической зависимости.
У алкоголиков.
Пегги Джин стала алкоголичкой. И наркоманкой. По крайней мере, ей так сказали.
– Нет, миссис Смайт. «Калуа» и кофе – это разные вещи, а ликер считается алкоголем.
У нее даже отняли духи «Джорджио».
– Извините, но вам запрещено иметь при себе любые алкогольсодержащие жидкости.
Они что же, серьезно думают, что она станет пить духи?!
– Вы удивитесь, когда узнаете, на что иногда идут наши пациенты, – сообщил врач-нарколог.
Когда ее спросили, сколько валиума она принимала, Пегги Джин ответила:
– О, всего ничего, пять-шесть таблеток несколько раз в день.
И вот она оказалась в больнице. В больнице для умалишенных. Пусть она названа в честь поэтессы, но это была такая же больница, как та, в которой Пегги Джин держала на руках ребенка, больного СПИДом. Резкий флуоресцентный свет, подчеркивающий недостатки внешности, холодные плиточные полы, ванные комнаты с оборудованием для инвалидов. Это было просто ужасно. Длинный коридор больничных палат, в конце которого – «общая гостиная» с уродливыми диванами, стульями и столами, заваленными прошлогодними журналами. Здесь были две комнаты для групповой терапии, где кругом стояли бежевые мягкие банкетки. На стенах – ни одной картины, только белые доски для записей и огнетушители. Три раза в день – на завтрак, обед и ужин – всех пациентов провожали к большому лифту, который запирался на ключ. Лифт останавливался лишь на одном этаже, в кафетерии. Это была мрачная комната с покрытым линолеумом полом, где пахло чистящим средством и жиром.
«Нас держат здесь, как скот», – подумала Пегги Джин в первый день, стоя в углу лифта, зажатая между тощим чернокожим мужчиной и девочкой с синяками на руках.
Еда сперва показалась Пегги Джин отвратительной: сухие блины на завтрак; бутерброд с плавленым сыром на обед и шведские фрикадельки на ужин. Но с наступлением третьего дня она стала предвкушать походы в столовую. На ужин, если попросить, обычно давали жареную рыбу на выбор и никогда не жалели соуса тартар.
У большинства пациентов были общие палаты, но Пегги Джин повезло, и она жила в комнате одна, хоть ей и не разрешали закрывать дверь. Малая толика уединения помогла ей пережить первые три дня. Одиночество стало для нее роскошью.
Но суть программы была не в выборе блюд на ужин и не в одиночной палате, которая, несмотря на всю свою неприглядность, казалась ей роскошной. На третий день Пегги Джин выяснила, что ее пребывание в «Центре Энн Секстон» подразумевает интенсивную терапию. Ту, о которой ничего не говорилось в «Шоу Боба Ньюхарта».
– Умоляю, я не хочу испортить клеем ногти! Как же мой маникюр, – запротестовала Пегги Джин, когда ей приказали нарисовать «портрет ее боли» из толстой лапши, картона, суперклея и блесток.
– Мне кажется, излечение важнее, – ответила Стейси, ведущая занятие по терапии живописью. – Маникюр вы себе всегда сможете сделать, но подумайте, сколько раз вы сумеете вылечиться?
Пегги Джин не знала, сколько раз она могла бы вылечиться, но зато знала, что ее маникюр обошелся ей в тридцать два доллара плюс щедрые чаевые. Не говоря уж о том, что к ее мастеру, Нине, была очередь на две недели вперед.
Но она послушно нарисовала подсолнух клеем и прилепила макаронины, одну за другой, поверх клеевого контура. Каждую макаронину она приклеивала очень аккуратно. И в конце посыпала всю картину блестками.
– Очень занятно, – прокомментировала Стейси, перегнувшись через плечо Пегги Джин и глядя на ее творение. – А самое занятное – это вот эта макаронина, вот здесь. – Она показала на сломанную макаронину, одну из тех, которые составляли лепесток подсолнуха.
– О, спасибо, что показали, я не заметила, – воскликнула Пегги Джин и потянулась, чтобы взять новую целую макаронину и заменить сломанную.
Стейси остановила руку Пегги Джин, накрыв ее запястье своей ладонью, и опустилась рядом с ее стулом на колени, обращаясь к ней почти шепотом.
– А я думаю, вы заметили. Думаю, при помощи этой макаронины вы хотели что-то сказать. Мне кажется, она и есть центральный элемент всей картины.
Пегги Джин посмотрела на эту крупную женщину с короткой стрижкой.
– Вы правда так считаете?
Стейси очень медленно кивнула и показала на рисунок.
– Что вы видите? – спросила она.
Пегги Джин откашлялась и улыбнулась.
– Я вижу красивый подсолнух.
Психиатр подняла брови.
– И?…
Пегги Джин посмотрела на врача, а потом на свою картину.
– Это красивый подсолнух, только я случайно сделала один из лепестков из сломанной макаронины.
Стейси улыбнулась, и Пегги Джин уставилась на нее.
– И что же изображено на этой картине? – спросила врач.
Пегги Джин еще раз изучила картину.
– Подсолнух… со сломанным лепестком? – неуверенно спросила она.
Стейси многозначительно улыбнулась.
– Поздравляю. Думаю, вы на пути к выздоровлению.
В тот вечер Пегги Джин направилась к единственному телефону-автомату в больнице, чтобы позвонить мужу. Пользоваться телефоном разрешалось лишь на третий день. Каждый пациент мог сделать лишь один звонок в день. Телефонная изоляция от мужа была для Пегги Джин настоящей пыткой.
– Алло? – К телефону подошла какая-то женщина. Может, Пегги Джин не туда попала? Она повесила трубку и еще раз набрала номер.
– Алло? – Та же самая женщина, только слегка раздраженным голосом.
– Алло, с кем я говорю? – спросила Пегги Джин.
– Дом Смайтов, – ответила женщина.
– Это Пегги Джин Смайт, я звоню своему мужу! А вы кто? – спросила она.
– А, привет, миссис Смайт, это Никки, соседка. – Пегги Джин вздохнула с облегчением.
– О, Никки, как дела? Что ты делаешь у нас дома?
Никки прикрыла трубку рукой, отодвинула голову Джона от своей промежности и прошептала одними губами: «Это твоя жена».
Джон встревожился.
– Я помогаю вашему мужу со стиркой, готовкой и всякими домашними делами. А у вас-то как дела?
Пегги Джин чуть не разрыдалась прямо там, у телефона. Ну надо же, эта милая девочка из соседнего дома помогает ее семье, заботится, чтобы у ребят были чистые вещи!
– Никки, не стоит утруждать себя. Джон с мальчиками могут сами о себе позаботиться.
Никки улыбнулась Джону, подмигнула ему и пощекотала его член большим пальцем ноги.
– О нет, что вы, миссис Смайт, мне не трудно. Я люблю помогать по дому. В прошлом году я работала волонтером в больнице. Это, конечно, не совсем одно и то же, но все равно мне приятно чувствовать, что я кому-то полезна.
Пегги Джин закрыла глаза и улыбнулась. И запомнила, что надо бы купить Никки «Двойное сердце для друга», розово-желтую подвеску из четырнадцатикаратного золота на шестнадцатидюймовой цепочке. Она купит ее в «Магазине на диване», в тот самый день, когда вернется домой. Со скидкой для сотрудников подвеска обойдется меньше чем в сорок долларов, но она и вдвое дороже готова заплатить.
– Мой муж дома, Никки? – спросила Пегги Джин.
– Кажется, он занимается водопроводом, сейчас я попробую его найти. – Никки опять прикрыла телефон рукой и рассмеялась. – Она хочет с тобой поговорить, – прошептала она.
Джон взял у Никки трубку и подмигнул ей.
– Пегги Джин? – проговорил он, вытирая рот рукавом футболки.
– Привет, дорогой! Я звоню из клиники. Мне только сегодня разрешили воспользоваться телефоном. Надеюсь, ты не очень волновался из-за меня.
Джон наблюдал, как Никки идет в ванную и возвращается с бутылочкой детского масла.
– Нет, что ты, ни капли… то есть я волновался, конечно, но потом решил, что ты в хороших руках.
Никки встала в дверях и вылила себе на грудь масло из открытой бутылочки. Она стала массировать груди, пока те не заблестели.
– Как мальчики? Как там мои детки? Следи, чтобы они хорошо кушали, я не хочу, чтобы они истощали от пережитой травмы.
– С ними все в порядке, они занимаются уроками.
– Слава богу. Лечение дается так тяжело, Джон, но, кажется, сегодня у меня был первый прорыв. Я – подсолнух со сломанным лепестком!
Никки начала массировать Джону пальцы ног, втирая в них масло.
– Это… а-а-а… здорово, Пегги Джин, но не буду тебя задерживать. Поговорим позже. Пока. – Он бросил трубку.
Пегги Джин какое-то время еще держала трубку телефона-автомата в руке.
– Эй, мадам, дайте другим позвонить, – потребовал кто-то из пациентов.
Пегги повесила трубку, и внезапно на нее нахлынуло чувство вины. Совершенно очевидно, что ее мужу сейчас тяжело с ней разговаривать, его боль слишком велика. Должно быть, он совершенно растерян. И без нее не знает, куда себя девать. А все потому, что она проявила слабость. Это из-за нее в семье творится неразбериха, и ее родные остаются на плаву лишь благодаря заботливой соседской девочке!
– Меня зовут Пегги Джин Смайт, и я… – Она попыталась произнести эти слова вслух, но не смогла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23