Позади них стоят женщина и мужчина; возраст у них различный; лица обоих сияют радостью; первая – это копна шелестящего черного шелка; рядом, укрытый ее тенью петушок, одетый как джентльмен; грудь его дышит радостью, а поднятая голова говорит о дерзком довольстве собою. Эти двое стоят здесь вместо родителей юной пары. Все хорошо. Венчание идет своим чередом.
Твердым голосом жених произносит положенные слова. Этот час снисходительный великан – Время – ему во всяком случае уступает и дает всем окружающим возможность услышать, как говорящий намеревается на веки вечные этот час удержать. Отчетливо, смело и скромно говорит она, столь же твердо, хотя все тело ее дрожит; по мере того как она говорит, голос ее вибрирует, как разбитая чаша.
Старик-Время слышит вынесенный ему приговор: хрупкие создания связывают его гигантские руки и ноги и сковывают их цепью. Оно к этому привыкло: пусть с ним делают все что хотят.
Потом наступает минута, когда оба должны поклясться друг другу в верности. Правой рукой своей мужчина берет женщину за правую руку; женщина правой рукой своей берет за правую руку мужчину. Над теми, вкруг которых толпятся ангелы, дьяволы смеяться не смеют.
Руки их соединились; единым потоком течет отныне их кровь. Взоры Адама и Евы обращены к грядущим поколениям. Кто усомнится в их красоте? Чистейшие животворные источники бьют и в той, и в другой груди.
А потом руки их разъединяются, и невозмутимый священник говорит мужчине, чтобы он надел женщине на безымянный палец кольцо. Мужчина запускает руку в карман, потом – в другой, вынимает ее и начинает рыться во всех карманах. Он вспоминает, что стал нащупывать кольцо, гуляя по парку, и нащупал его тогда в жилетном кармане. А сейчас он вынимает из кармана пустую ладонь. И на него страшно взглянуть!
Хоть ангелы и улыбаются, дьяволы не смеются! Священник медлит. Копна черного шелка замирает. Тот, что укрыт ее тенью, из сияющего петушка превращается в удивленного воробья. Вопросительно воззрились глаза; губам нечего им ответить. Время зловеще потрясает своей цепью, и в наступившей тишине явственно слышен его ядовитый смешок.
Как, неужели, по-вашему, герою суждено потерпеть поражение в первой же битве? Взгляните на часы! Осталось всего семь минут, и назначенный час пробьет! Старик уж, верно, поднимает обе руки свои, чтобы извергнуть пламя, и его удар разъединит их в последний миг, когда союз их так близок. Пусть даже все лондонские ювелиры кинутся сейчас к ним с полными мешками обручальных колец, им уже не успеть их спасти!
Битву надо выиграть тут же, на поле сражения – и что же делает наш герой? Что-то осенило его! Ибо кто еще мог вспомнить о таких резервах в тылу? Что он делает, не видно никому; видно только, что копна черного шелка возбужденно протестует, сотрясается, как от бури, и – смиряется; и вот, как будто нависавшая туча вдруг разверзлась, и в ответ на его мольбу небеса послали ему дар; он протягивает эмблему взаимного их согласия, и венчание продолжается. «Кольцом этим обручаю тебя».
Молитву совершают, их благословляют. На благо или на зло, но все свершилось. Имена их записаны в книге; направо и налево летят монеты; они благодарят священника и кланяются ему; его привычная безучастность сменяется учтивой монашескою улыбкой; церковный сторож отстраняет зевак с их дороги; жених и невеста расточительно забрасывают его золотом; захлопываются дверцы кареты; кучера трогают, действие кончается; все счастливы.
ГЛАВА XXX,
которая прославляет завтрак
А спустя минуту невеста заливается слезами так, словно она растопилась в одном из источников Дианы-Девственницы от объятия Бога-Солнца. Она самоотверженно вела себя под комедийною маской, покамест занавес не опустился, а теперь она плачет, заливается слезами. Наберись же терпения, о пылкий юноша! Ты призван быть героем. Для бедной девочки все это внове, а обязанности вовлекают ее в такие дикие поступки, такой разбой, такие ужасы и непосильные для нее задачи, что она совершенно от всего этого обессилела. До сих пор она была тебе послушна. Будь же снисходителен к ней теперь. Ее слезы – отнюдь не те, что проливают в ее положении обыкновенные девушки. Пока борьба продолжалась, ее нежное личико ни разу не содрогнулось от страха; но увы! Предзнаменования против нее: на безымянном пальце ее появилось нечто вселяющее в нее ужас; это нечто обвилось вкруг ее заветной мечты и сдавило ее в своих тисках, как змея. И вместе с тем она должна любить его, она не властна с ним расстаться. Она должна любить и беречь его, и вбирать в себя источаемый им яд, и чем больше даруемое ей сейчас счастье, тем темнее и беспросветней грядущее.
Подумать только: венчаясь, надеть на палец принадлежащее другой женщине кольцо; не достаточно ли одного этого, чтобы невесте стало не по себе?
О, женщины, пусть вы – амазонки и героини Сарагосы и многих твердынь, – там, где идет сражение и где приходится брать Время за горло. Много ли найдется мужчин, одержимых священным гневом, равным вашему? Ну а вот если одна из вас, и только она, приметила стервятника, кружащего над домом, куда при свете факела ее радостно ведут и где она должна будет жить? Не сожмется разве она тогда в комок, разве не содрогнется от страха?
Что до героя, то, одерживая победу, он не обращает никакого внимания на приметы. Он делает все, что может, чтобы ласкою вынудить у любимой признание. Разве она не принадлежит ему? Разве он не принадлежит ей? Тогда почему же теперь, когда битва уже выиграна, вдруг льются слезы? Неужели она жалеет о том, что содеяно?
Да нет же! Еще раз нет! – решительно говорят ее голубые глаза, и в их прозрачных доверчивых глубинах, сквозь этот хлынувший вдруг летний дождь, проступает неколебимая любовь.
В эту минуту она так хороша, что красота эта повергает его в молчание; смущенно ждет он, пока не окончится этот дождь.
Оставшись в спальне наедине с миссис Берри, Люси излила перед нею душу, и от этого комедийная наперсница переменилась в лице.
– О, миссис Берри! Миссис Берри! Какой это ужас! Какой ужас!
– Милое дитя мое! – Празднично разодетая Берри взглянула на ее палец, где сверкали радость и скорбь. – Совсем позабыла! То-то у меня было какое-то странное чувство, и я не могла понять, отчего! Будто это я и не я без этого кольца. Боже ты мой! Подумать только, до чего же он настойчив! Когда мужчина так упорен, нам с ним не сладить… Упаси бог!
Миссис Берри присела на край кресла, Люси – на край постели.
– А как по-вашему, миссис Берри? Ведь это же ужасно?
– Да уж, случись со мной такое, я бы тоже горевала, милая, – откровенно призналась миссис Берри.
– Но как, как, как это могло случиться! – новобрачная разразилась новым потоком слез: она лепетала, что уже чувствует себя старой… брошенной.
– Неужто твоя вера не приносит тебе утешения в горе? – спросила миссис Берри.
– В этом – никакого. Я знаю, что не должна плакать, когда так счастлива. Надеюсь, что он меня простит.
Миссис Берри поклялась, что не знает существа краше, нежнее, милее, чем она.
– Я больше не буду плакать, – сказала Люси. – Оставьте меня сейчас, миссис Берри, и приходите, когда я позвоню.
Она достала серебряный крестик и опустилась на колени возле постели. Миссис Берри на цыпочках вышла из спальни.
Когда ее снова позвали, Люси уже была спокойна, больше не плакала и приветливо ей улыбалась.
– Ну вот, все прошло, – сказала она.
Миссис Берри спокойно поглядела на нее, ожидая, что она вернет ей кольцо.
– Он не ждет меня на завтрак, который вы приготовили, миссис Берри. Я просила меня извинить. Есть я не в силах.
Миссис Берри очень по этому поводу огорчилась, ведь она приготовила превосходный свадебный завтрак; однако, не переставая думать о кольце, она кивнула в знак того, что согласна с нею.
– Нам не придется много всего укладывать, миссис Берри.
– Ну, конечно же, милая. Все уже готово.
– Мы едем на остров Уайт, миссис Берри.
– И хорошее же вы место выбрали, душенька!
– Он любит море. Он хочет быть возле него.
– Только коли на море неспокойно, не след вам ехать туда так поздно, родная. Лучше уж переждать. – И, понизив голос, миссис Берри добавила: – Не будь с ним чересчур мягкой и уступчивой, не то оба вы потом пожалеете об этом.
Люси все оттягивала момент, когда ей придется сказать неприятное. Видя, что миссис Берри не спускает глаз с кольца, она собралась наконец с духом:
– Миссис Берри.
– Да, милая.
– Миссис Берри, у вас будет другое кольцо.
– Другое, моя милая? – Берри не поняла, что ей говорят. – С меня хватит и одного, – заметила она.
– Я вот о чем, об этом, – Люси коснулась безымянного пальца. – Я не могу с ним расстаться. – Она посмотрела миссис Берри прямо в глаза.
Ошеломленная, та взглянула сначала на нее, потом на кольцо, силясь понять смысл сказанных ею слов, и вдруг в ужасе вскричала:
– Господи боже мой! Нет, не может этого быть! Тебе придется второй раз венчаться в церкви твоей веры.
– Я с ним ни за что не расстанусь, – повторила юная новобрачная.
– Да, но послушай, моя милая! – несчастная Берри заломила руки; в ней боролись два чувства: сострадание и обида. – Милая… – теперь она уже мычала, точно немая.
– Я знаю все, что вы мне на это скажете, миссис Берри. Мне очень неприятно вас огорчать. Теперь оно мое, моим и должно остаться. Вернуть его вам я все равно не могу.
Она стояла на своем, внезапно превратившись в самую непреклонную из героинь всех трех Королевств.
Едва только смысл сказанных молодою невестой слов дошел до нее, миссис Берри, будучи проницательной физиономисткой, поняла, что добиться она ничего не сможет, если только не поведет себя так, как повели себя с ней, и не вырвет у нее кольцо силой. Но прибегать к силе ей не хотелось.
– Как? – едва слышно простонала она. – Ты не хочешь вернуть мне мое законное обручальное кольцо?
– Так ведь оно мое, миссис Берри. Оно было вашим, но теперь оно мое. Вы получите все, что ваша душа захочет, но только не это. Простите меня, пожалуйста! Иначе поступить я не могу.
Миссис Берри закачалась в своем кресле и всплеснула руками. Она была в замешательстве, оттого что это нежное, юное создание проявило вдруг такое упорство. Она попыталась ее убедить:
– Неужто ты не знаешь, милая, что ты этим на меня великую беду накличешь! Неужто не знаешь, что замужней женщине обручального кольца лишиться – это все равно, что самое себя загубить, уж ей потом счастья не видать! Да разве его чем заменишь, душенька ты моя? Чем ты, например, можешь возместить мне эту потерю? Неужто ты не знаешь сама!.. О господи! – У невесты на личике была написана такая решимость, что бедная Берри в отчаянии застонала.
– Я это знаю, – сказала Люси. – Я все знаю. Я знаю, какое горе я вам причиняю. Милая, милая миссис Берри! Простите меня! Только стоит мне сейчас отдать его вам, и я знаю, со мной случится худое.
Прелестная похитительница сумела завладеть ее доводами так же, как перед этим завладела ее кольцом.
Берри собрала свои пришедшие в смятение мысли, чтобы взмолиться еще раз.
– Послушай, дитя мое, – настаивала она, – ты не понимаешь. Все это не так, как ты думаешь. Тебе это никакого горя не принесет. Ни капельки. Сейчас для тебя уже никакой разницы нет! Девушке годится любое кольцо. И твой мистер Ричардс отыщет еще то самое кольцо, что было предназначено для тебя. И конечно же, как его жена, ты должна будешь носить именно его кольцо. Теперь это уже все равно, моя милая. Для девушки в этом нет никакого сраму. Отдай его мне… отдай… ну, прошу тебя, моя дорогая!
Доводы ее оказались неубедительны, а мольбы напрасны.
– Миссис Берри, – сказала Люси, – вы же знаете, что мой… что он произнес: «Этим кольцом я обручаюсь с тобой». Речь шла именно об этом кольце. Так как же можно его теперь заменить другим?
Повергнутой в уныние Берри пришлось признать, что против этого не поспоришь. Она нашла еще один довод:
– Может ведь статься, кольцо, что оказалось таким несчастливым для меня, и тебе принесет одно только горе. Подумай об этом.
– Да, может статься! Может! Может!
– Так не сама ли ты навлекаешь на себя это горе?
– Миссис Берри, – повторила Люси, – на мне было это кольцо. Другого быть не может… никогда не будет. Было это. Я должна терпеть все, что оно на меня навлечет. Я буду носить его до самой смерти!
– Ну, а мне-то что делать? – простонала пострадавшая. – Что я скажу мужу, когда он вернется ко мне и увидит, что на мне новое кольцо? Разве так я должна его встречать?
– А как он узнает, что это не то же самое кольцо, кольца ведь ничем не отличаются друг от друга, – молвила Люси.
– Такого зоркого глаза по части золотых вещей, как у моего Берри, другого не найти, – возразила покинутая супруга. – Не узнает, милая моя? Как бы не так, каждый узнает, у кого глаза есть. Обручальные кольца такие же разные, как те, что их носят! Ну пожалуйста, радость моя, будь благоразумной!
– Пожалуйста, больше меня об этом не просите, – призывает ее Люси.
– Прошу тебя, подумай об этом как следует, – настаивает Берри.
– Прошу вас, прошу вас, миссис Берри! – снова взывает Люси.
– И не оставляй свою старую Берри в таком отчаянном положении, когда тебе самой выпало такое счастье!
– Да мне и не хочется этого, моя дорогая! – лепечет Люси.
Миссис Берри показалось, что она одержала победу.
– Как раз в ту минуту, когда ты станешь счастливейшей женой на свете… когда все твои желания исполняются! – продолжала она нежным голосом. – Красавец такой! И любовь у тебя, и судьба счастливая!..
Люси поднялась.
– Миссис Берри, – сказала она, – нам нельзя сейчас терять ни минуты, пора собираться, иначе он рассердится.
Сидя на краешке кресла, несчастная Берри наблюдала за ней; она была и растеряна и поражена. В слабом, еще не оперившемся существе, которое она только что пригревала у себя под крылом, пробудились и решимость, и чувство собственного достоинства. За какой-нибудь час героиня поднялась до уровня героя. Не представляя себе как следует, что она за человек, Берри уверилась в том, что это существо незаурядное, и, тяжко вздохнув, сдалась.
– Это все равно что развод! – вскричала она, рыдая. Утерев передником слезы, Берри покорно засуетилась и принялась укладывать вещи. Тогда Люси от избытка чувств кинулась к ней и поцеловала, Берри же опустилась на пол и как следует всплакнула. Кончилось тем, что она почла за благо во всем положиться на судьбу.
– Так оно, верно, и должно было быть, милая! Это мне в наказание за то, что я в такое дело вмешалась. Нет, все равно, я нисколько не жалею об этом. Да благословит вас обоих господь. Кто бы мог подумать, что ты такая своенравная? Ведь посмотреть на тебя, всякий скажет, что ты девочка тихая и робкая! Вы с ним хорошая пара, моя милая! Честное слово! Вы друг для друга уродились! Только бы он не увидал, что мы с тобой плачем. Мужчины этого не любят, когда счастливы. Давай-ка умоемся и будем спокойно переносить нашу долю.
Не успев договорить этих слов, копна черного шелка извергла новые потоки слез. Ей можно было посочувствовать, ведь хоть и печально, когда на тебе чужое обручальное кольцо, насколько же печальнее, когда твое собственное кольцо, которое ты носишь долгие годы и к которому давно привыкла, насильно срывают с твоего пальца и отнимают у тебя навсегда! Но там, где действуют герои и героини, такие страшные осложнения неминуемы.
Обе они теперь завершили борьбу за это кольцо, и обе из этой борьбы с честью вышли, одержав обоюдную победу.
В комнате, где был накрыт свадебный стол, Ричард отдавал Риптону последние распоряжения. Хоть свадьба эта и справлялась втихомолку, миссис Берри приготовила роскошнейший завтрак. На блюде красовались цыплята; сочные пироги пахли удивительно вкусно; весь стол был уставлен бесчисленными диковинами кулинарии с непонятными галльскими названиями; желе, кремы, фрукты. И словно крепость, посредине был воздвигнут огромный торт: его белую ризу украшали яркие свадебные узоры.
Много часов, много усилий и много волнений затратила миссис Берри на этот пышный завтрак, а что заставило ее это сделать? Существует на свете некто; он неизменно является на все празднества, которые устраивает безрассудство; тот, от кого опытные преступники стараются себя обезопасить; тот, кто непременно заговорит, и чей ненавистный голос надо так или иначе заглушить на то время, пока идет торжество. Этот некто – философ. Миссис Берри господин этот был знаком. Она знала, что он придет. Она приняла против него те меры, которые ей казались наиболее действенными: она постаралась принять желаемое за действительное и усыпить совесть всеми подобающими обычной свадьбе аксессуарами, когда отцы пускаются в разглагольствования, матери падают в обморок, в то время как стряпчие обеих семей размахивают брачными контрактами, – и если бы она не подготовила этого праздничного стола, который должен был обласкать ее взгляд, когда она вернется из церкви, ей пришлось бы – она это предвидела – столкнуться лицом к лицу с убожеством и пустотой, и она неминуемо пожалела бы о том, что все это затеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Твердым голосом жених произносит положенные слова. Этот час снисходительный великан – Время – ему во всяком случае уступает и дает всем окружающим возможность услышать, как говорящий намеревается на веки вечные этот час удержать. Отчетливо, смело и скромно говорит она, столь же твердо, хотя все тело ее дрожит; по мере того как она говорит, голос ее вибрирует, как разбитая чаша.
Старик-Время слышит вынесенный ему приговор: хрупкие создания связывают его гигантские руки и ноги и сковывают их цепью. Оно к этому привыкло: пусть с ним делают все что хотят.
Потом наступает минута, когда оба должны поклясться друг другу в верности. Правой рукой своей мужчина берет женщину за правую руку; женщина правой рукой своей берет за правую руку мужчину. Над теми, вкруг которых толпятся ангелы, дьяволы смеяться не смеют.
Руки их соединились; единым потоком течет отныне их кровь. Взоры Адама и Евы обращены к грядущим поколениям. Кто усомнится в их красоте? Чистейшие животворные источники бьют и в той, и в другой груди.
А потом руки их разъединяются, и невозмутимый священник говорит мужчине, чтобы он надел женщине на безымянный палец кольцо. Мужчина запускает руку в карман, потом – в другой, вынимает ее и начинает рыться во всех карманах. Он вспоминает, что стал нащупывать кольцо, гуляя по парку, и нащупал его тогда в жилетном кармане. А сейчас он вынимает из кармана пустую ладонь. И на него страшно взглянуть!
Хоть ангелы и улыбаются, дьяволы не смеются! Священник медлит. Копна черного шелка замирает. Тот, что укрыт ее тенью, из сияющего петушка превращается в удивленного воробья. Вопросительно воззрились глаза; губам нечего им ответить. Время зловеще потрясает своей цепью, и в наступившей тишине явственно слышен его ядовитый смешок.
Как, неужели, по-вашему, герою суждено потерпеть поражение в первой же битве? Взгляните на часы! Осталось всего семь минут, и назначенный час пробьет! Старик уж, верно, поднимает обе руки свои, чтобы извергнуть пламя, и его удар разъединит их в последний миг, когда союз их так близок. Пусть даже все лондонские ювелиры кинутся сейчас к ним с полными мешками обручальных колец, им уже не успеть их спасти!
Битву надо выиграть тут же, на поле сражения – и что же делает наш герой? Что-то осенило его! Ибо кто еще мог вспомнить о таких резервах в тылу? Что он делает, не видно никому; видно только, что копна черного шелка возбужденно протестует, сотрясается, как от бури, и – смиряется; и вот, как будто нависавшая туча вдруг разверзлась, и в ответ на его мольбу небеса послали ему дар; он протягивает эмблему взаимного их согласия, и венчание продолжается. «Кольцом этим обручаю тебя».
Молитву совершают, их благословляют. На благо или на зло, но все свершилось. Имена их записаны в книге; направо и налево летят монеты; они благодарят священника и кланяются ему; его привычная безучастность сменяется учтивой монашескою улыбкой; церковный сторож отстраняет зевак с их дороги; жених и невеста расточительно забрасывают его золотом; захлопываются дверцы кареты; кучера трогают, действие кончается; все счастливы.
ГЛАВА XXX,
которая прославляет завтрак
А спустя минуту невеста заливается слезами так, словно она растопилась в одном из источников Дианы-Девственницы от объятия Бога-Солнца. Она самоотверженно вела себя под комедийною маской, покамест занавес не опустился, а теперь она плачет, заливается слезами. Наберись же терпения, о пылкий юноша! Ты призван быть героем. Для бедной девочки все это внове, а обязанности вовлекают ее в такие дикие поступки, такой разбой, такие ужасы и непосильные для нее задачи, что она совершенно от всего этого обессилела. До сих пор она была тебе послушна. Будь же снисходителен к ней теперь. Ее слезы – отнюдь не те, что проливают в ее положении обыкновенные девушки. Пока борьба продолжалась, ее нежное личико ни разу не содрогнулось от страха; но увы! Предзнаменования против нее: на безымянном пальце ее появилось нечто вселяющее в нее ужас; это нечто обвилось вкруг ее заветной мечты и сдавило ее в своих тисках, как змея. И вместе с тем она должна любить его, она не властна с ним расстаться. Она должна любить и беречь его, и вбирать в себя источаемый им яд, и чем больше даруемое ей сейчас счастье, тем темнее и беспросветней грядущее.
Подумать только: венчаясь, надеть на палец принадлежащее другой женщине кольцо; не достаточно ли одного этого, чтобы невесте стало не по себе?
О, женщины, пусть вы – амазонки и героини Сарагосы и многих твердынь, – там, где идет сражение и где приходится брать Время за горло. Много ли найдется мужчин, одержимых священным гневом, равным вашему? Ну а вот если одна из вас, и только она, приметила стервятника, кружащего над домом, куда при свете факела ее радостно ведут и где она должна будет жить? Не сожмется разве она тогда в комок, разве не содрогнется от страха?
Что до героя, то, одерживая победу, он не обращает никакого внимания на приметы. Он делает все, что может, чтобы ласкою вынудить у любимой признание. Разве она не принадлежит ему? Разве он не принадлежит ей? Тогда почему же теперь, когда битва уже выиграна, вдруг льются слезы? Неужели она жалеет о том, что содеяно?
Да нет же! Еще раз нет! – решительно говорят ее голубые глаза, и в их прозрачных доверчивых глубинах, сквозь этот хлынувший вдруг летний дождь, проступает неколебимая любовь.
В эту минуту она так хороша, что красота эта повергает его в молчание; смущенно ждет он, пока не окончится этот дождь.
Оставшись в спальне наедине с миссис Берри, Люси излила перед нею душу, и от этого комедийная наперсница переменилась в лице.
– О, миссис Берри! Миссис Берри! Какой это ужас! Какой ужас!
– Милое дитя мое! – Празднично разодетая Берри взглянула на ее палец, где сверкали радость и скорбь. – Совсем позабыла! То-то у меня было какое-то странное чувство, и я не могла понять, отчего! Будто это я и не я без этого кольца. Боже ты мой! Подумать только, до чего же он настойчив! Когда мужчина так упорен, нам с ним не сладить… Упаси бог!
Миссис Берри присела на край кресла, Люси – на край постели.
– А как по-вашему, миссис Берри? Ведь это же ужасно?
– Да уж, случись со мной такое, я бы тоже горевала, милая, – откровенно призналась миссис Берри.
– Но как, как, как это могло случиться! – новобрачная разразилась новым потоком слез: она лепетала, что уже чувствует себя старой… брошенной.
– Неужто твоя вера не приносит тебе утешения в горе? – спросила миссис Берри.
– В этом – никакого. Я знаю, что не должна плакать, когда так счастлива. Надеюсь, что он меня простит.
Миссис Берри поклялась, что не знает существа краше, нежнее, милее, чем она.
– Я больше не буду плакать, – сказала Люси. – Оставьте меня сейчас, миссис Берри, и приходите, когда я позвоню.
Она достала серебряный крестик и опустилась на колени возле постели. Миссис Берри на цыпочках вышла из спальни.
Когда ее снова позвали, Люси уже была спокойна, больше не плакала и приветливо ей улыбалась.
– Ну вот, все прошло, – сказала она.
Миссис Берри спокойно поглядела на нее, ожидая, что она вернет ей кольцо.
– Он не ждет меня на завтрак, который вы приготовили, миссис Берри. Я просила меня извинить. Есть я не в силах.
Миссис Берри очень по этому поводу огорчилась, ведь она приготовила превосходный свадебный завтрак; однако, не переставая думать о кольце, она кивнула в знак того, что согласна с нею.
– Нам не придется много всего укладывать, миссис Берри.
– Ну, конечно же, милая. Все уже готово.
– Мы едем на остров Уайт, миссис Берри.
– И хорошее же вы место выбрали, душенька!
– Он любит море. Он хочет быть возле него.
– Только коли на море неспокойно, не след вам ехать туда так поздно, родная. Лучше уж переждать. – И, понизив голос, миссис Берри добавила: – Не будь с ним чересчур мягкой и уступчивой, не то оба вы потом пожалеете об этом.
Люси все оттягивала момент, когда ей придется сказать неприятное. Видя, что миссис Берри не спускает глаз с кольца, она собралась наконец с духом:
– Миссис Берри.
– Да, милая.
– Миссис Берри, у вас будет другое кольцо.
– Другое, моя милая? – Берри не поняла, что ей говорят. – С меня хватит и одного, – заметила она.
– Я вот о чем, об этом, – Люси коснулась безымянного пальца. – Я не могу с ним расстаться. – Она посмотрела миссис Берри прямо в глаза.
Ошеломленная, та взглянула сначала на нее, потом на кольцо, силясь понять смысл сказанных ею слов, и вдруг в ужасе вскричала:
– Господи боже мой! Нет, не может этого быть! Тебе придется второй раз венчаться в церкви твоей веры.
– Я с ним ни за что не расстанусь, – повторила юная новобрачная.
– Да, но послушай, моя милая! – несчастная Берри заломила руки; в ней боролись два чувства: сострадание и обида. – Милая… – теперь она уже мычала, точно немая.
– Я знаю все, что вы мне на это скажете, миссис Берри. Мне очень неприятно вас огорчать. Теперь оно мое, моим и должно остаться. Вернуть его вам я все равно не могу.
Она стояла на своем, внезапно превратившись в самую непреклонную из героинь всех трех Королевств.
Едва только смысл сказанных молодою невестой слов дошел до нее, миссис Берри, будучи проницательной физиономисткой, поняла, что добиться она ничего не сможет, если только не поведет себя так, как повели себя с ней, и не вырвет у нее кольцо силой. Но прибегать к силе ей не хотелось.
– Как? – едва слышно простонала она. – Ты не хочешь вернуть мне мое законное обручальное кольцо?
– Так ведь оно мое, миссис Берри. Оно было вашим, но теперь оно мое. Вы получите все, что ваша душа захочет, но только не это. Простите меня, пожалуйста! Иначе поступить я не могу.
Миссис Берри закачалась в своем кресле и всплеснула руками. Она была в замешательстве, оттого что это нежное, юное создание проявило вдруг такое упорство. Она попыталась ее убедить:
– Неужто ты не знаешь, милая, что ты этим на меня великую беду накличешь! Неужто не знаешь, что замужней женщине обручального кольца лишиться – это все равно, что самое себя загубить, уж ей потом счастья не видать! Да разве его чем заменишь, душенька ты моя? Чем ты, например, можешь возместить мне эту потерю? Неужто ты не знаешь сама!.. О господи! – У невесты на личике была написана такая решимость, что бедная Берри в отчаянии застонала.
– Я это знаю, – сказала Люси. – Я все знаю. Я знаю, какое горе я вам причиняю. Милая, милая миссис Берри! Простите меня! Только стоит мне сейчас отдать его вам, и я знаю, со мной случится худое.
Прелестная похитительница сумела завладеть ее доводами так же, как перед этим завладела ее кольцом.
Берри собрала свои пришедшие в смятение мысли, чтобы взмолиться еще раз.
– Послушай, дитя мое, – настаивала она, – ты не понимаешь. Все это не так, как ты думаешь. Тебе это никакого горя не принесет. Ни капельки. Сейчас для тебя уже никакой разницы нет! Девушке годится любое кольцо. И твой мистер Ричардс отыщет еще то самое кольцо, что было предназначено для тебя. И конечно же, как его жена, ты должна будешь носить именно его кольцо. Теперь это уже все равно, моя милая. Для девушки в этом нет никакого сраму. Отдай его мне… отдай… ну, прошу тебя, моя дорогая!
Доводы ее оказались неубедительны, а мольбы напрасны.
– Миссис Берри, – сказала Люси, – вы же знаете, что мой… что он произнес: «Этим кольцом я обручаюсь с тобой». Речь шла именно об этом кольце. Так как же можно его теперь заменить другим?
Повергнутой в уныние Берри пришлось признать, что против этого не поспоришь. Она нашла еще один довод:
– Может ведь статься, кольцо, что оказалось таким несчастливым для меня, и тебе принесет одно только горе. Подумай об этом.
– Да, может статься! Может! Может!
– Так не сама ли ты навлекаешь на себя это горе?
– Миссис Берри, – повторила Люси, – на мне было это кольцо. Другого быть не может… никогда не будет. Было это. Я должна терпеть все, что оно на меня навлечет. Я буду носить его до самой смерти!
– Ну, а мне-то что делать? – простонала пострадавшая. – Что я скажу мужу, когда он вернется ко мне и увидит, что на мне новое кольцо? Разве так я должна его встречать?
– А как он узнает, что это не то же самое кольцо, кольца ведь ничем не отличаются друг от друга, – молвила Люси.
– Такого зоркого глаза по части золотых вещей, как у моего Берри, другого не найти, – возразила покинутая супруга. – Не узнает, милая моя? Как бы не так, каждый узнает, у кого глаза есть. Обручальные кольца такие же разные, как те, что их носят! Ну пожалуйста, радость моя, будь благоразумной!
– Пожалуйста, больше меня об этом не просите, – призывает ее Люси.
– Прошу тебя, подумай об этом как следует, – настаивает Берри.
– Прошу вас, прошу вас, миссис Берри! – снова взывает Люси.
– И не оставляй свою старую Берри в таком отчаянном положении, когда тебе самой выпало такое счастье!
– Да мне и не хочется этого, моя дорогая! – лепечет Люси.
Миссис Берри показалось, что она одержала победу.
– Как раз в ту минуту, когда ты станешь счастливейшей женой на свете… когда все твои желания исполняются! – продолжала она нежным голосом. – Красавец такой! И любовь у тебя, и судьба счастливая!..
Люси поднялась.
– Миссис Берри, – сказала она, – нам нельзя сейчас терять ни минуты, пора собираться, иначе он рассердится.
Сидя на краешке кресла, несчастная Берри наблюдала за ней; она была и растеряна и поражена. В слабом, еще не оперившемся существе, которое она только что пригревала у себя под крылом, пробудились и решимость, и чувство собственного достоинства. За какой-нибудь час героиня поднялась до уровня героя. Не представляя себе как следует, что она за человек, Берри уверилась в том, что это существо незаурядное, и, тяжко вздохнув, сдалась.
– Это все равно что развод! – вскричала она, рыдая. Утерев передником слезы, Берри покорно засуетилась и принялась укладывать вещи. Тогда Люси от избытка чувств кинулась к ней и поцеловала, Берри же опустилась на пол и как следует всплакнула. Кончилось тем, что она почла за благо во всем положиться на судьбу.
– Так оно, верно, и должно было быть, милая! Это мне в наказание за то, что я в такое дело вмешалась. Нет, все равно, я нисколько не жалею об этом. Да благословит вас обоих господь. Кто бы мог подумать, что ты такая своенравная? Ведь посмотреть на тебя, всякий скажет, что ты девочка тихая и робкая! Вы с ним хорошая пара, моя милая! Честное слово! Вы друг для друга уродились! Только бы он не увидал, что мы с тобой плачем. Мужчины этого не любят, когда счастливы. Давай-ка умоемся и будем спокойно переносить нашу долю.
Не успев договорить этих слов, копна черного шелка извергла новые потоки слез. Ей можно было посочувствовать, ведь хоть и печально, когда на тебе чужое обручальное кольцо, насколько же печальнее, когда твое собственное кольцо, которое ты носишь долгие годы и к которому давно привыкла, насильно срывают с твоего пальца и отнимают у тебя навсегда! Но там, где действуют герои и героини, такие страшные осложнения неминуемы.
Обе они теперь завершили борьбу за это кольцо, и обе из этой борьбы с честью вышли, одержав обоюдную победу.
В комнате, где был накрыт свадебный стол, Ричард отдавал Риптону последние распоряжения. Хоть свадьба эта и справлялась втихомолку, миссис Берри приготовила роскошнейший завтрак. На блюде красовались цыплята; сочные пироги пахли удивительно вкусно; весь стол был уставлен бесчисленными диковинами кулинарии с непонятными галльскими названиями; желе, кремы, фрукты. И словно крепость, посредине был воздвигнут огромный торт: его белую ризу украшали яркие свадебные узоры.
Много часов, много усилий и много волнений затратила миссис Берри на этот пышный завтрак, а что заставило ее это сделать? Существует на свете некто; он неизменно является на все празднества, которые устраивает безрассудство; тот, от кого опытные преступники стараются себя обезопасить; тот, кто непременно заговорит, и чей ненавистный голос надо так или иначе заглушить на то время, пока идет торжество. Этот некто – философ. Миссис Берри господин этот был знаком. Она знала, что он придет. Она приняла против него те меры, которые ей казались наиболее действенными: она постаралась принять желаемое за действительное и усыпить совесть всеми подобающими обычной свадьбе аксессуарами, когда отцы пускаются в разглагольствования, матери падают в обморок, в то время как стряпчие обеих семей размахивают брачными контрактами, – и если бы она не подготовила этого праздничного стола, который должен был обласкать ее взгляд, когда она вернется из церкви, ей пришлось бы – она это предвидела – столкнуться лицом к лицу с убожеством и пустотой, и она неминуемо пожалела бы о том, что все это затеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69