Ключ от ее номера был у Стрикланда. Задвижка замка, наполовину отодвинутая, позволяла открыть замок любому, у кого был ключ. Она позвонила адвокату Коллинзу и Даффи. Когда они сидели в ее номере и раздумывали, как им поступить, в городе опять пропало электричество, оставив их без света и с неработающим кондиционером. Даффи открыл жалюзи на окнах.
– Чертовы нервы, – заметил он. Энн мерила шагами пол.
– Я не могу поверить, что это сделал он, – говорила она им.
Через какое-то время позвонил портье и. сказал, что для нее оставлен конверт. В конверте находились пропавшие бортовой журнал и записка Стрикланда. Она тут же, не читая ее, сообщила об этом Коллинзу.
«Энн, – говорилось в записке, – я несу ответственность перед Оуэном, самим собой, всеми остальными людьми в этом мире и даже перед тобой с Мэгги. Это единственное, что ты не можешь отнять у меня. С любовью, Р.»
Она села и перечитала ее, вскипая от гнева. Он переснял записи в офисе отеля. Позднее Коллинз узнал, что он побывал в шлюпочной гавани и забрал весь отснятый материал, какой только смог найти на яхте. Затем вылетел в Сальвадор, оттуда в Майами, а потом уже домой.
– Этот пострел везде поспел, – сказал Даффи.
– Но это была его пленка. Ведь это он снабдил ею Брауна, – возразил Коллинз.
– Она принадлежала мне, – настаивала Энн. – Нам. Мы должны были сделать так, чтобы она осталась в руках бразильских властей.
– Должен заметить, мэм, что Стрикланд оказался разворотливей нас. – Коллинз развел руками.
Во второй половине дня она взяла такси у входа в отель и отправилась в шлюпочную гавань, где стояла яхта. Дорога туда проходила мимо горевшего тростникового поля и скота, пасшегося в тучах одолевавших его мух среди загубленного виноградника. Земля была кроваво-красная, покрытая буйной растительностью. Рядом с плодородием всюду соседствовала смерть. Из автомобильного приемника лилась вкрадчивая музыка.
Ворота в гавань охранял чернокожий матрос в белой форменке и коротких гетрах, вооруженный карабином. Распахнув металлические створки, он жестом пропустил такси без какой-либо проверки. Они поехали по извилистой асфальтовой дорожке, ведущей к морю через прибрежные заросли винограда и кокосовых пальм. Там, где она заканчивалась, в бухту уходили два длинных причала, возле которых рядами стояли прогулочные яхты богачей. В воздухе пахло тиковым деревом и кремами от загара, но море штормило и желающих поплавать не было. Ветви пальм беспокойно подрагивали. Голый такелаж пришвартованных яхт свистел и болтался на ветру. Шофера она оставила ждать на причале.
«Нона» стояла в сторонке, пришвартованная у домика начальника порта в северном конце гавани. Энн на мгновение показалось, что сейчас она увидит на ней Оуэна.
Мачта у «Ноны» сильно осела и покосилась. На крыше каюты валялись талрепы и проволока. Незакрепленные паруса провисали. Она сбросила туфли на настиле причала и вошла на борт, перешагнув через носовое ограждение. Ступая босыми ногами по разогретой палубе, она остро чувствовала, что здесь совсем недавно ходил он.
Энн провела рукой по поверхности мачты, покрытой слоем соли, и, прислонившись к ней, посмотрела в открытое море. Его светло-зеленая поверхность под мрачно-серым и душным небом пестрела от грязных барашков. В глубине ее души жила слабая надежда на то, что его могли спасти, если он по какой-то причине случайно оказался за бортом. Но теперь при виде этого беспокойно-зеленого океана, она поняла, что он мертв. Многомесячное одиночество сделало свое дело. Именно это она предчувствовала.
Задержавшись еще секунду на палубе, она спустилась в главную каюту. Казалось, что здесь все еще витал тяжелый мужской запах, какой, наверное, бывает там, где совершается насилие. И она чувствовала, что дело тут не просто в игре воображения. Вокруг степа мачты она обнаружила бесчисленное количество кусков пластмассы и обломков разбитых переборок.
Возвращаясь самолетом в Нью-Йорк, она не притрагивалась к спиртному и всю дорогу, не таясь, плакала. Самолет был заполнен в основном бразильцами, следовавшими до Майами. Бразильцы были молоды, шикарно одеты и добродушно настроены. Многие из них своим видом напоминали голубых. Через проход от нее сидела дама средних лет и сочувственно наблюдала, как Энн плачет. Вернувшись домой и сидя в одиночестве своей гостиной в Коннектикуте, она решила получить совет по поводу Стрикланда и пленки и тем же вечером позвонила отцу.
67
– Итак, – подытожила Памела, – все и в самом деле обернулось интересно. Похоже, они были обречены.
– Они все поставили на одну лодку, – согласился Стрикланд.
Он только что вернулся из Бразилии, сделав по пути остановку на ночь в Майами. Они лежали рядом поперек огромной кровати, покрытой одеялом и заваленной записными книжками. До рассвета оставалось около часа, и каждый уже выпил изрядное количество спиртного.
– А ты, как видно, нашел свою любовь. Он глянул на нее с тупым раздражением.
– Бьюсь об заклад, что ты теперь не такой циничный, – продолжала Памела, – в отношении любви и всего подобного.
– Любовь и вправду движет миром.
– Но с этим все кончено, не так ли?
– Все кончено.
– Ручаюсь, что она ненавидит тебя и себя тоже.
– Нет сомнений.
– Но ты на коне. У тебя, похоже, получается превосходный фильм.
– Еще нет, – возразил Стрикланд.
– Я уверена, что он будет хороший.
– Он может быть таким. В том, что Браун снимал в океане, нет ничего особенного. Самое интересное во всем этом – он сам и его бортовые записи.
– Ты сможешь, Рон, я уверена, сможешь.
– Записи просто поразительные, – вслух размышлял Стрикланд. – Мне только надо найти способ, как представить их в фильме. Я имею в виду его цитату из Мелвилла. «Будь верен мечтам своей молодости». Он записал ее в журнале.
– Ого! «Мечтам своей молодости», – повторила она.
– Мелвилл! – воскликнул Стрикланд. – Моби, проклятый Дин.
– Здорово!
– В этом – весь смысл. Я так думаю. Но не знаю, смогу ли показать это.
Поспав немного, он вновь принялся прокручивать пленку. Синева океана была потрясающей. Появлявшийся на мониторе Оуэн Браун совсем не походил на того кроткого жителя Коннектикута, который отправился в плавание от причала на Саут-стрит. У человека на мониторе был сверкающий взгляд и волчий оскал. Вначале Стрикланду показалось, что это вообще другой человек. Звук был очень плохой, и он не разобрал почти ни слова из случайных монологов Брауна. Из того, что удалось понять, он заключил, что Браун рассуждал о глобальных вещах. О проблемах мироздания.
Он задумался над тем, как ему совместить бортовые записи с отснятым материалом. Это повлечет за собой небольшой обман, поскольку связь между словами и отснятыми эпизодами была довольно условной и допускала вольное трактование. Но такой обман пойдет на пользу. Его размышления прервал телефонный звонок. Звонила Фрея Блюм.
– У тебя могут быть неприятности с законом, – сообщила она ему. – Вдова Брауна претендует на пленки как на свою собственность. Думаю, она собирается подать на тебя в суд.
– Она сошла с ума. Нет, она определенно рехнулась. Может быть, мне все же удастся уговорить ее.
– Имей в виду.
Фрея знавала в своей жизни трудные времена, если не сказать хуже, и Стрикланд был склонен доверять ее нюху на неприятности.
– Собираешься в Манхэттен?
– Да, сегодня во второй половине дня.
– Приходи к обеду. Я собираюсь снять копии с пленок. Это можно сделать с помощью моего телевизора. Один комплект я отдам тебе.
При этом он подумал, что ему следует сделать дубликат и копий бортовых журналов Брауна, которые у него были. Проникнуть в квартиру Стрикланда было трудно. И все же.
Взяв журналы, он отправился в ближайшее копировальное бюро на углу Сорок седьмой и Восьмой улиц. Когда копии были сняты, он зашел в гастроном купить сыра и соуса к обеду с Фреей.
Возвращаясь домой, он подумал, что может положить дубликаты в свой гаражный сейф и покончить с этим. Незаметно для себя он оказался у самой реки.
Между Одиннадцатой и Двенадцатой авеню мимо него на большой скорости проскочил длинный лимузин, из которого, как ему показалось, кто-то свистнул ему. Для Нью-Йорка это было не совсем обычно. Спустившись к зданию хранилища возле своего гаража на Двенадцатой авеню, он стал свидетелем стычки между двумя парнями.
– Ты, хрен собачий! – выкрикнул один из них.
– А ты ирландский тупица, – ответил другой. Преграждая ему путь, они переругивались с глупыми улыбками на лицах и скорее всего были пьяны. Стрикланд описал вокруг них большую дугу и вошел в хранилище через гаражный вход. Запах бензина на первом этаже вызывал в нем какие-то смутные воспоминания детства. Он попытался оживить их в своей памяти. Перед глазами всплыли хромированные красавицы, выстроившиеся в ряд на какой-то ярмарке. Какое-то поле слякотным весенним вечером открывалось на краю задымленного шахтерского городка где-то на западе. В голову пришла мысль о фильме, который он не снял и уже никогда не снимет.
Возле стальной двери, соединявшей гараж с хранилищем, стоял охранник средних лет с бледным одутловатым лицом и длинными замасленными волосами. При приближении Стрикланда он просто отошел от двери, которая оказалась незапертой. За столом на входе, где обычно регистрировались посещения, никого не было.
Лифт, на котором он поднимался на второй уровень, освещался лишь тусклым аварийным указателем. Двери открывались с трудом. Когда он выбрался в узкий коридор, сердце его учащенно билось. Ряды запирающихся ящиков уходили под потолок из пористого бетона с расположенными на нем приборами противопожарной системы и лампочками в защитных колпаках из проволоки. Идти прямо было невозможно. Приходилось протискиваться боком, чтобы не задевать за грязные дверцы ящиков. Пробираясь по первому коридору, он испытывал раздражение, подавленность и все усиливавшееся беспокойство. Только сейчас он понял, что записи в конвертах, которые он крепко сжимал в руках, заключают в себе всю суть дела. Сзади загрохотал лифт. Дальше коридор расходился в разные стороны. Стрикланд остановился и посмотрел в оба его конца. Слева тянулась глухая кирпичная стена. Алюминиевая табличка с номерами секций отсутствовала, и он какое-то время не мог вспомнить, в какую сторону идти. Вдали послышался стук открываемых дверей лифта, и из него вывалились люди. Стрикланд почувствовал облегчение.
Он тащился к своему ящику, как ребенок, заплутавший среди аттракционов. Неимоверная печаль наполняла сердце, причиной которой, как он понимал, были женщина и фильм. Стресс и муки любви. Надо перестать пить и сосредоточиться на работе. Работа даст силы превозмочь все это. Прижимая к себе конверты вместе с сыром и соусом, он услышал, как где-то в здании зазвонил телефон.
На секунду Стрикланду пришлось задержать шаг. От сожаления и тоски болью перехватило горло. Такого с ним еще никогда не было. Очевидно, подумал он, будет даже хуже, чем он мог представить себе. Никогда в жизни он не стремился произвести впечатление на кого-то, занять или развлечь. Раньше он никогда не стремился, чтобы его понимали. Как раз наоборот. Теперь же, испытав ее присутствие рядом с собой и ощутив, как она стремится к нему душой и телом, он не мог забыть этого. Впервые за всю свою одинокую жизнь Стрикланд почувствовал себя одиноким.
– Бесчувственная сука, – пробормотал он и тут же услышал голоса на этом же уровне. Ему показалось, что переговариваются каким-то зловещим шепотом.
Ближе к реке хранилище становилось посвободнее и было поделено металлическими перегородками на секции с нацарапанными на них номерами. К каждой секции примыкала крошечная комнатка длиной в несколько футов. В нее вела одинарная металлическая дверь с наборным замком. Стрикланду стало не по себе, и он поспешил вперед, ощущая смутную тревогу. Надежность этого хранилища была явно недостаточной, и он решил, что, как только появится возможность, он арендует депозитный сейф в банке. Раньше он никогда не хранил ценности в таких сомнительных местах, как это. Далекий телефон перестал звонить.
Он нашел свой отсек и остановился возле него, не решаясь включить свет. Журналы были стиснуты под одной рукой, пакеты из гастронома – под другой. По коридору шли двое. Один из них тихо насвистывал сквозь зубы заунывную мелодию. Стрикланду вдруг захотелось броситься прочь, но он остался на своем месте.
Первое, что он почувствовал, когда парочка приблизилась к нему, был запах алкоголя. Еще до того, как один из них потянулся и включил свет в отсеке, он понял, что это была та самая парочка, которая скандалила на Двенадцатой авеню.
У одного из парней были густые черные волосы, забранные сзади в хвостик. Не зная о нем ничего, Стрикланд окрестил его про себя Донни Шансом за его предполагаемую галантность с дамами. Второй был белокурый. Его длинные ресницы и большие глаза заставили Стрикланда вспомнить свою собственную фразу о «глазах поэта». Этого, с поэтическими глазами, он назвал Форки Энрайтом, вспомнив отвратительный инцидент с местными хулиганами на пикнике в Нью-Джерси.
– Открывай замок, ты, козел, – обратился к Стрикланду Донни Шакс. Форки выхватил журналы у него из-под мышки.
– Ты, пьяный идиот, отдай мне их! – закричал Стрикланд.
– Открывай замок, – повторил Донни Шакс. Стрикланд наклонился и открыл свой шкафчик. Там было пусто. Он выпрямился.
– Они не представляют никакой ценности, – попытался объяснить он. Форки ухмыльнулся и вновь стал напевать. Донни Шакс посмотрел по сторонам.
– Ирландия уже была, когда Италия только прослыла, – заунывно выводил Форки. – Ирландия есть Ирландия и Ирландией останется!
Стрикланд уставился на менестреля. Тот запел еще громче:
– Все мы католики! Все мы посещаем мессу! А вы, ублюдки, можете поцеловать меня в одно место!
Донни Шакс протянул руку и выключил свет.
– Помогите! – без всякой надежды крикнул Стрикланд. – Я позову п… п… п… – Ему так и не удалось выговорить это слово.
Кулак одного из них пришелся ему в лицо. Стрикланд в ярости бросился на них. Он воспитывался женщиной, претендовавшей на благородство, и насилие, хотя он повидал его немало, всегда открывало новые и ужасающие глубины в его психике. Он был полон решимости драться за журналы. Заметив в последнюю секунду тень от надвигавшегося на него орудия, он успел вскинуть в защитной стойке кулаки и почувствовал, как костяшки его пальцев превращаются в крошку, словно вдребезги разбитый рождественский орнамент. Это была бейсбольная бита, после удара которой в живых не остался бы ни один кинорежиссер. Он нырнул, пытаясь увернуться, но все же получил сильный удар по ребрам и еще один – чуть слабее, но более чувствительный – по позвоночнику. Остальные задевали вскользь и были нацелены, в основном, на ноги, потому что Форки был пьян и с трудом переводил дыхание. Донни Шакс сломал Стрикланду нос первым своим ударом.
– П-п-п-п-п… поп? П-п-п-п… пооп? – Форки нависал над ним в темноте, опираясь на биту, и лопотал, как недоумок.
– Лучше не говори полиции, ты, козел. Ты собирался сказать полиция? Лучше не надо, ты…
– Ладно, – сказал Стрикланд, лежа на цементном полу. – Берите.
– В тебе совсем нет почтения, – бросил ему Донни Шакс. – В этом твоя беда.
Когда они ушли, он поднялся на ноги и обнаружил, что не может ни разогнуться, ни сжать руку в кулак. Боль была серьезной. Переступив через растоптанный пакет со своими покупками, он потащился вниз по наклонной плоскости, ведущей в гараж. Выбравшись из гаража и завидев прохожих на улице, он повис на дорожном ограждении и закричал:
– Я все равно сделаю его! Я сделаю! Все равно!
Как ни странно, никто не обратил на него ни малейшего внимания, хотя у гаража было полно людей, входивших и выходивших из него. С окровавленным лицом, согнутый пополам в пояснице, поддерживая изуродованную руку здоровой так, словно просил пощады, он брел с проклятиями на устах к своему автомобилю под невидящими взглядами прохожих. Чтобы открыть замок и распахнуть дверцу, потребовались неимоверные усилия. Оказавшись за рулем, он на короткое время потерял сознание.
Когда Стрикланд пришел в себя, ему вдруг стало страшно, что в таком виде он пойдет по улицам, а прохожие не будут замечать его. С трудом удерживая руль в разбитых руках, он вывел машину из гаража и подъехал к будке кассира.
Служащий в будке оказался тем же самым молодым латиносом, который дежурил в день его возвращения из Центральной Америки. Когда он вручил ему свой месячный билет, тот не вернул его обратно. Вместо этого он взял свои бумаги и вышел, чтобы посмотреть на номер автомобиля Стрикланда.
– Вы больше не можете ставить здесь свою машину, – заявил мальчишка.
– О чем вы говорите?
Юноша мгновенно вспыхнул и засверкал глазенками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45