Почему я просто не выбросил их на помойку?
Что-то хрустнуло под моим ботинком. Пластмассовая коробка, в которой я хранил старые винты и шурупы. Я никого не слышал и, возможно, поэтому полагал, что меня тоже не услышат. Конечно, такая логика была странной. Ведь они старались пробираться осторожно, тогда как я все время что-то крушил и ломал.
Наконец мы с Эми оказалась на полу сарая.
До взрыва дома оставалось мало времени. Я должен был проверить, открыта ли дверь, хотя это могло меня выдать. Помимо прочего мне до смерти хотелось выяснить, была ли дверь до этого взломана.
Целую вечность я сидел и ждал в темноте.
Эми хныкала все больше. Я стал ритмично подбрасывать ее вверх и ловить. Она заплакала громче. К подбрасыванию я добавил качание из стороны в сторону. Она немного притихла, но окончательно не успокоилась.
Мне казалось, что я слышу, как снаружи у двери перемещаются полицейские. Я напрягал слух. Определенно там было какое-то движение. Я приготовился к тому, что, если они откроют дверь, мне придется бежать во всю мочь мимо них. Возможно, удастся застать их врасплох, но более вероятно, что в оцеплении у них стоят наготове меткие стрелки. Эми уже хныкала без остановки. Я принялся укачивать ее. Я слышал, что снаружи бегают люди. Должно быть, до них доносилось хныканье Эми. Перебежки прекратились, и я различил перешептывание. Эми отдыхала, но собиралась снова заплакать.
И тут раздался мощный взрыв!
Я настолько боялся, что Эми выдаст мое присутствие, что на время забыл о газе. Когда до меня дошло, что взрыв действительно прогремел, я понял, что даже не знаю, с какой стороны находятся петли, а с какой – замок. Дверь открывалась наружу, а внутри не было ручки, поэтому я сильно пнул левую половину.
Она не пошевелилась.
Я резко толкнул правую.
Дверь немного поддалась, но не открылась. Я ударил ее подошвой. Я использовал весь свой вес, а оказавшись снаружи – побежал. Стояла непроглядная тьма. Я карабкался вверх по склону.
Я был уже футах в двадцати от дома, когда заметил позади людей, бегущих куда-то в сторону. Я надеялся, что они направлялись к двери кухни и не заметили меня. Взрыв не вызвал большого пожара, по крайней мере сначала, но я предполагал, что это неожиданное происшествие сбило полицейских с толку. Возможно, они даже потратили драгоценные минуты, обсуждая, что делать дальше. Взрыв также имел дополнительный эффект: они пусть и ненадолго утратили свою наблюдательность.
Я услышал крики:
– Полиция! Бросай оружие!
Потом другой голос прокричал то же самое:
– Полиция! Бросай оружие!
Голоса раздавались довольно далеко за моей спиной. Я был уже наверху, на склоне. Полицейские брали штурмом дом и кричали то, что у них принято, или все же разглядели меня?
Я бежал от дома, вдоль по высокому склону. Следующие сто или больше ярдов я хотел оставаться на этой высоте, а потом спуститься к дороге, хотя мчаться по крутому склону без всякого освещения было очень тяжело.
Послышался громкий окрик и шум погони, а по склону прошелся луч фонаря.
Моя нога провалилась в кроличью нору или в какую-то яму, и весь мой вес пришелся на лодыжку.
Снова раздался крик:
– Эй, ты! Стой! Стой или будем стрелять!
Меня точно заметили.
Глава 43
Я бежал с максимальной скоростью, на которую был способен в полной темноте. Не был уверен, как лучше поступить, и пока просто продолжал бежать.
Я пробежал пять или десять ярдов с того момента, как мне кричал полицейский.
Лучи двух фонарей следовали за каждым моим движением.
Им нужно было решить: стрелять в меня или нет. Мало кто способен принять такое решение с легким сердцем, и они колебались. Но была ли скорость достаточной, чтобы мой побег удался?
– Стой, или я стреляю! – прокричали за моей спиной.
Я понимал, что человеку придется остановиться и занять устойчивую позицию, чтобы прицелиться. Их было трое или четверо. Кто-то из них держал фонари, и по крайней мере один должен был стрелять.
Выстрел.
Звук был такой громкий, что, казалось, ружье находилось всего в футе от меня.
Я был на зеленой вершине холма. Я знал, что нужно бежать зигзагами, поэтому вильнул в правую сторону.
Моя нога зацепилась, и я упал на бок. Даже скорее не упал, а сполз. Я катился по склону. Это спасло мне жизнь. Благодаря падению я оказался в безопасности. Вскоре я восстановил равновесие и ощупал Эми, чтобы удостовериться, что она, пристегнутая к моей груди, не пострадала.
Я изменил направление движения, попытался найти тропинку, по которой мы с Габи любили гулять. Тропинка вела в Португалете, и я рассчитывал на то, что полицейские не слишком хорошо знают эту местность и не сумеют меня опередить.
Я бежал в темноте не останавливаясь, а в моей ноге электрическими разрядами пульсировала боль.
Наконец я понял, что нахожусь уже довольно далеко. Я чувствовал, что мне сопутствует удача, и надеялся, что удастся бежать. Но меня мучила страшная боль. Моя правая лодыжка была сильно вывихнута.
Я послушал, следует ли кто-нибудь за мной, и пришел к выводу, что нет.
Я заблудился. В темноте не было ни одного ориентира, который подсказал бы мне путь. Я был уверен, что тропинка, которую я искал, где-то рядом, но не представлял, нужно ли мне немного подняться или спуститься, чтобы найти ее.
Неожиданно я оказался на более ровной поверхности. Я ускорил шаг, но мне приходилось все время прихрамывать, ставя правую ногу боком, чтобы уменьшить нагрузку на лодыжку.
Внизу появились огни Португалете. Я пробежал гораздо больше, чем предполагал. Я очень быстро добрался до дороги, которая вела от нашего дома в городок.
У меня был план, хотя и не слишком хороший.
Я затерялся среди домов. Я не позволял себе оглядываться. Мне почти удалось не бежать по дороге, иначе меня бы сразу догнала полицейская машина. Между домами в Португалете множество тропинок, которые соединяют большие дороги, поэтому мне удалось пробраться окольными путями.
Должно быть, было уже около половины шестого утра; в такое время на улицах мало прохожих, но все же то там, то здесь попадались люди, что было совсем некстати. Не было толпы, в которой можно затеряться, но полиция получит достаточно свидетелей, которых спросят, видели ли они меня.
Если я хотел поехать на электричке – что было для меня довольно рискованно, – нужно было перебраться на другой берег реки. Еще на той стороне, в районе доков, были подходящие постройки, где я мог бы спрятаться. На моем берегу тоже располагались доки, и было ясно: какой бы план я ни выбрал, мне следовало спускаться к реке.
На мою голову давил тяжелый груз и мешал размышлять. Начиналось похмелье. Сам не знаю как, но я оказался у въезда на транспортный мост и стал изучать часы его работы. Я вел себя глупо. Меня разыскивала полиция, а значит, рано или поздно они должны были заявиться к мосту, ведь я тоже попал сюда, когда Эми похитили в первый раз.
Я посмотрел налево, на доки, и подумал, что это лучший из вариантов. Я уже направился в ту сторону, когда заметил две машины, которые съезжали по холму, приближаясь ко мне. Машины были без полицейских огней, поэтому я как идиот ждал их приближения, чтобы убедиться, что это полиция и что мне нужно сматываться. Я потерял не только необходимые мгновения, но и почти все пути к отступлению.
Я заковылял обратно к транспортному мосту. Полицейские машины выехали на тротуар. Их дверцы начали открываться. Я полез на парапет высотой в три фута, взбежал по какой-то металлической лестнице и оказался на крыше билетных касс.
– Полиция! Стой!
Я не подчинился.
Они отставали от меня всего на несколько секунд.
Я залез на второй барьер, высокий, служивший ограждением. Мне было чрезвычайно трудно двигаться с малышкой, пристегнутой к груди, потому что приходилось постоянно сильно отклоняться от металлической конструкции. Только человек в полном отчаянии способен на такое. Мой путь привел меня на площадку, где останавливалась кабина лифта. Полицейские немного задержались – они обсуждали, стоит ли следовать моему примеру, а один из них что-то говорил по рации. Если бы мне даже удалось забраться выше и преодолеть сто шестьдесят метров моста, я бы оказался на другом берегу не раньше, чем полицейские, которые бы уже поджидали меня там.
Но я все равно полез.
Мне нужно было балансировать на балке шириной в три дюйма. У меня зародилась надежда, что полицейские каким-то образом потеряли меня из виду, но Эми ее рассеяла, предусмотрительно громко заплакав.
К этому времени я обнаружил тонкую аварийную лестницу, которую использовали для эвакуации людей при поломке лифта. Я лез, а мои движения сопровождались зловещим скрипом – металл жалобно стонал, когда на него давили. Примерно через пятьдесят ступенек лестница закончилась, и я очутился на малюсенькой площадке, откуда начиналась следующая лестница, расположенная под углом.
Я был немного озадачен, потому что полиция не дышала мне в затылок. Возможно, они обсуждали тактику действий и сообщали коллегам, что нашли меня. Но я полагал, что они не прекратят преследование.
Пять минут я карабкался, а потом остановился перевести дух и впервые посмотрел вниз. Я проделал примерно полпути наверх, но забрался уже достаточно высоко, чтобы ощущать колебания моста. Бог знает, что бы я почувствовал в ветреный день. Теперь я мог расслышать треск: то ли мост двигался, то ли кто-то, кого я не видел, поднимался по лестнице.
Я посмотрел вверх.
И напрасно.
Восход начинал раскрашивать небо желтыми и розовыми красками. Быстро неслись облака. У меня было впечатление, что я кружусь, а мост вертится вместе со мной. Может, я все еще был пьян?
Я двинулся дальше. Теперь мне пришлось тяжело. Мои руки прикасались к ледяной стали, настолько холодной, что пальцы коченели. Единственная хорошая новость заключалась в том, что порез на моей ладони ныл не больше, чем раньше, а новая боль меня немного отвлекала. В любом случае, у меня не было выбора; я должен был преодолевать боль и цепляться за каждую следующую ступеньку.
В билетной кассе зажгли свет. Им удалось найти сотрудников и открыть ее – или касса всегда начинала работать это время? Я не мог вспомнить, что было написано на табличке с расписанием. Но это не имело значения. Скоро здесь будут ходить лифты, и полицейские смогут подняться на мост.
Я пытался взбираться быстрее. Эми наконец-то замолчала.
Я снова взглянул вверх. Оставалось еще две лестницы. Сотня ступеней. У меня еще был шанс оказаться наверху раньше них. Стараясь двигаться с прежней скоростью, я посмотрел на другой берег. Пока там не было заметно никакой активности. Чтобы добраться туда на машинах, полицейские должны были приехать из Бильбао: там был еще один мост через реку и ближайший полицейский участок. Если, найдя меня у моста, они вызвали подкрепление, то у меня была четверть часа. Пять минут, чтобы все организовать, и десять минут, чтобы доехать. Другой вариант: возможно, подкрепление не вызывали, тогда им пришлось бы проехать до Бильбао по этому берегу, пересечь реку по мосту и вернуться обратно, что составляло не менее двадцати минут. Я начинал думать, что моя идея перебраться по мосту была спасением. Если, конечно, я не свалюсь и не погибну.
До вершины оставалась еще одна лестница.
Конструкция раскачивалась все сильнее, облака неслись с возрастающей скоростью. Я изнемогал от усталости. Что-то двигалось и гудело. Я не сразу сообразил, что это.
Механизм лифта.
Шкив и тросы пришли в движение. Ночью кабину лифта оставляли наверху; теперь она начинала свое долгое путешествие вниз. Внутри были включены лампы, и, проезжая мимо, кабина меня осветила. Я услышал крик, который донес до меня ветер:
– Вон он!
Я продолжал лезть вверх. Мне предстояло преодолеть последние тридцать ступенек. Я понимал, что смогу добраться до верха раньше лифта. Все знают, что лифты движутся целую вечность.
Лифт ударился о нижнюю платформу у основания стальных вышек, и этот звук разбудил молчаливую реку. Двери открылись.
Впереди еще половина лестницы. Двадцать пять ступенек. От усталости я уже почти ничего не видел.
Я поднялся еще на восемь или десять ступенек, когда услышал, что внизу закрылись двери. Еще одна ступенька – я двигался безнадежно медленно. Меня тошнило от напряжения.
Наступила напряженная пауза, затем я увидел, как потянулись вниз стальные тросы; ровное и неумолимое движение.
Мне было необходимо ненадолго остановиться. Я слишком устал.
Противовес бесшумно плыл вниз. Я с трудом поднялся еще на три ступеньки. Потом еще на одну. Я еще мог это сделать. Цель уже была близка. Но добравшись до вершины, я вряд ли буду способен стоять на ногах, а полицейские выгрузятся там со свежими силами. Черт возьми, они же поднимутся на лифте, конечно, они будут полны сил. Подлецы.
Кабина лифта проплыла наверх мимо меня. Мне оставались еще пять ступеней. Пять паршивых ступеней. Лифту понадобится время, чтобы причалить к площадке. И он не сразу откроет двери.
Три ступени.
Меня затронула полоса света, когда открылись двери лифта. Раздался стук ботинок – это выходили полицейские. Если бы я двинулся по основному пешеходному пути, они смогли бы стрелять в меня. Я пригнул голову, пережидая, пока они освободят лифт. Они суетились как раз в том месте, где заканчивалась аварийная лестница.
Под пешеходным проходом для туристов находился служебный настил шириной примерно в три доски, человек на нем не помещался в полный рост. По одну сторону настила шли перила. А по другую была пропасть в шестьдесят метров глубиной. Вероятно, наверху рабочие использовали страховочные веревки. Я ухватился за перекладину, раскачался и спрыгнул вниз.
Я бежал по доскам настила. Сначала я прижимал голову к груди, иначе она была бы всего на пару футов ниже их ног. Полицейские явно запутались. Они побежали по верхнему пешеходному пути, и только потом до них дошло, что меня там нет. Они бросились обратно, чтобы взглянуть на лестницу, по которой я поднимался. Я уже достиг середины моста, когда они выбрались на тот же уровень, что и я. Они совершили ошибку: им было бы лучше остаться наверху, перебежать на противоположную сторону и, опередив меня, встретить на другом берегу.
Я тоже совершил ошибку – посмотрел вниз. Там была такая глубина, от которой сводило живот. Ничто не мешало моему падению вниз. Если бы я находился на тротуаре на уровне земли, этой ширины было бы для меня вполне достаточно, чтобы идти без остановки и не упасть, но на высоте шестидесяти метров это казалось невыполнимой задачей. Мне мешал страх, а теперь к нему прибавился и ветер.
Весь мост гудел и качался. На бегу я обернулся. От берега, который я покинул, отчаливал вагончик. С самого начала я полагал, что они помчатся в объезд, чтобы оказаться на другом берегу. Я не рассчитывал, что им так быстро удастся привести в действие механизмы моста. Мне оставалось пробежать еще шестьдесят ярдов, но это было не все: мне требовалось слишком много времени, чтобы спуститься вниз на том берегу.
Я уже преодолел две трети пути. За моей спиной слышались крики. Полицейские меня догоняли. Их ноги не устали так, как мои, и они были в хорошей физической форме; им не мешал ребенок, а также привычка к сидячему образу жизни.
Подвесной вагончик уже поравнялся со мной. Я бы мог спрыгнуть вниз и проехать на нем. Это бы мне помогло, и за какие-нибудь двадцать секунд я бы оказался на том берегу, но все равно не выиграл бы достаточно времени.
Я знал, что нужно делать.
Я должен прыгнуть с моста.
Глава 44
Я достал полиэтиленовый пакет с детским питанием и документами и свернул его получше, чтобы вода не попала внутрь. Потом засунул его под одежду и застегнул куртку.
Эми я решил держать перед собой. Я хотел сильно прижать ее к себе, чтобы, когда мы войдем в воду, ее нос и рот оказались закрытыми. Я поправил поддерживающие ее ремни, чтобы все сделать одной здоровой рукой. Значит, я должен был плыть, используя только пораненную руку.
Когда я окончательно поверил, что осуществлю этот подвиг каскадера, мне показалось, что от страха меня вот-вот вырвет. Очевидно, в здравом уме и в трезвом состоянии ни один нормальный человек не сделал бы то, что собирался предпринять я.
– Положи оружие, или мы будем стрелять.
Полицейские остановились в нескольких ярдах от меня. Они явно считали, что я вооружен. Возможно, они принимали ребенка за взрывчатку, привязанную к моей груди. После взрыва газа они не разобрались, была ли в доме Габриэль. Я не имел представления, ранен ли кто-то из их коллег. Газ взорвался до того, как они попали в дом, или их появление вызвало взрыв? Была вероятность, что я виноват в нескольких смертях. До этого я не совершал преступлений, но теперь на мне могла лежать серьезная вина. И они с удовольствием пристрелили бы меня.
Полицейских было четверо. Один держал пистолет, трое – винтовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Что-то хрустнуло под моим ботинком. Пластмассовая коробка, в которой я хранил старые винты и шурупы. Я никого не слышал и, возможно, поэтому полагал, что меня тоже не услышат. Конечно, такая логика была странной. Ведь они старались пробираться осторожно, тогда как я все время что-то крушил и ломал.
Наконец мы с Эми оказалась на полу сарая.
До взрыва дома оставалось мало времени. Я должен был проверить, открыта ли дверь, хотя это могло меня выдать. Помимо прочего мне до смерти хотелось выяснить, была ли дверь до этого взломана.
Целую вечность я сидел и ждал в темноте.
Эми хныкала все больше. Я стал ритмично подбрасывать ее вверх и ловить. Она заплакала громче. К подбрасыванию я добавил качание из стороны в сторону. Она немного притихла, но окончательно не успокоилась.
Мне казалось, что я слышу, как снаружи у двери перемещаются полицейские. Я напрягал слух. Определенно там было какое-то движение. Я приготовился к тому, что, если они откроют дверь, мне придется бежать во всю мочь мимо них. Возможно, удастся застать их врасплох, но более вероятно, что в оцеплении у них стоят наготове меткие стрелки. Эми уже хныкала без остановки. Я принялся укачивать ее. Я слышал, что снаружи бегают люди. Должно быть, до них доносилось хныканье Эми. Перебежки прекратились, и я различил перешептывание. Эми отдыхала, но собиралась снова заплакать.
И тут раздался мощный взрыв!
Я настолько боялся, что Эми выдаст мое присутствие, что на время забыл о газе. Когда до меня дошло, что взрыв действительно прогремел, я понял, что даже не знаю, с какой стороны находятся петли, а с какой – замок. Дверь открывалась наружу, а внутри не было ручки, поэтому я сильно пнул левую половину.
Она не пошевелилась.
Я резко толкнул правую.
Дверь немного поддалась, но не открылась. Я ударил ее подошвой. Я использовал весь свой вес, а оказавшись снаружи – побежал. Стояла непроглядная тьма. Я карабкался вверх по склону.
Я был уже футах в двадцати от дома, когда заметил позади людей, бегущих куда-то в сторону. Я надеялся, что они направлялись к двери кухни и не заметили меня. Взрыв не вызвал большого пожара, по крайней мере сначала, но я предполагал, что это неожиданное происшествие сбило полицейских с толку. Возможно, они даже потратили драгоценные минуты, обсуждая, что делать дальше. Взрыв также имел дополнительный эффект: они пусть и ненадолго утратили свою наблюдательность.
Я услышал крики:
– Полиция! Бросай оружие!
Потом другой голос прокричал то же самое:
– Полиция! Бросай оружие!
Голоса раздавались довольно далеко за моей спиной. Я был уже наверху, на склоне. Полицейские брали штурмом дом и кричали то, что у них принято, или все же разглядели меня?
Я бежал от дома, вдоль по высокому склону. Следующие сто или больше ярдов я хотел оставаться на этой высоте, а потом спуститься к дороге, хотя мчаться по крутому склону без всякого освещения было очень тяжело.
Послышался громкий окрик и шум погони, а по склону прошелся луч фонаря.
Моя нога провалилась в кроличью нору или в какую-то яму, и весь мой вес пришелся на лодыжку.
Снова раздался крик:
– Эй, ты! Стой! Стой или будем стрелять!
Меня точно заметили.
Глава 43
Я бежал с максимальной скоростью, на которую был способен в полной темноте. Не был уверен, как лучше поступить, и пока просто продолжал бежать.
Я пробежал пять или десять ярдов с того момента, как мне кричал полицейский.
Лучи двух фонарей следовали за каждым моим движением.
Им нужно было решить: стрелять в меня или нет. Мало кто способен принять такое решение с легким сердцем, и они колебались. Но была ли скорость достаточной, чтобы мой побег удался?
– Стой, или я стреляю! – прокричали за моей спиной.
Я понимал, что человеку придется остановиться и занять устойчивую позицию, чтобы прицелиться. Их было трое или четверо. Кто-то из них держал фонари, и по крайней мере один должен был стрелять.
Выстрел.
Звук был такой громкий, что, казалось, ружье находилось всего в футе от меня.
Я был на зеленой вершине холма. Я знал, что нужно бежать зигзагами, поэтому вильнул в правую сторону.
Моя нога зацепилась, и я упал на бок. Даже скорее не упал, а сполз. Я катился по склону. Это спасло мне жизнь. Благодаря падению я оказался в безопасности. Вскоре я восстановил равновесие и ощупал Эми, чтобы удостовериться, что она, пристегнутая к моей груди, не пострадала.
Я изменил направление движения, попытался найти тропинку, по которой мы с Габи любили гулять. Тропинка вела в Португалете, и я рассчитывал на то, что полицейские не слишком хорошо знают эту местность и не сумеют меня опередить.
Я бежал в темноте не останавливаясь, а в моей ноге электрическими разрядами пульсировала боль.
Наконец я понял, что нахожусь уже довольно далеко. Я чувствовал, что мне сопутствует удача, и надеялся, что удастся бежать. Но меня мучила страшная боль. Моя правая лодыжка была сильно вывихнута.
Я послушал, следует ли кто-нибудь за мной, и пришел к выводу, что нет.
Я заблудился. В темноте не было ни одного ориентира, который подсказал бы мне путь. Я был уверен, что тропинка, которую я искал, где-то рядом, но не представлял, нужно ли мне немного подняться или спуститься, чтобы найти ее.
Неожиданно я оказался на более ровной поверхности. Я ускорил шаг, но мне приходилось все время прихрамывать, ставя правую ногу боком, чтобы уменьшить нагрузку на лодыжку.
Внизу появились огни Португалете. Я пробежал гораздо больше, чем предполагал. Я очень быстро добрался до дороги, которая вела от нашего дома в городок.
У меня был план, хотя и не слишком хороший.
Я затерялся среди домов. Я не позволял себе оглядываться. Мне почти удалось не бежать по дороге, иначе меня бы сразу догнала полицейская машина. Между домами в Португалете множество тропинок, которые соединяют большие дороги, поэтому мне удалось пробраться окольными путями.
Должно быть, было уже около половины шестого утра; в такое время на улицах мало прохожих, но все же то там, то здесь попадались люди, что было совсем некстати. Не было толпы, в которой можно затеряться, но полиция получит достаточно свидетелей, которых спросят, видели ли они меня.
Если я хотел поехать на электричке – что было для меня довольно рискованно, – нужно было перебраться на другой берег реки. Еще на той стороне, в районе доков, были подходящие постройки, где я мог бы спрятаться. На моем берегу тоже располагались доки, и было ясно: какой бы план я ни выбрал, мне следовало спускаться к реке.
На мою голову давил тяжелый груз и мешал размышлять. Начиналось похмелье. Сам не знаю как, но я оказался у въезда на транспортный мост и стал изучать часы его работы. Я вел себя глупо. Меня разыскивала полиция, а значит, рано или поздно они должны были заявиться к мосту, ведь я тоже попал сюда, когда Эми похитили в первый раз.
Я посмотрел налево, на доки, и подумал, что это лучший из вариантов. Я уже направился в ту сторону, когда заметил две машины, которые съезжали по холму, приближаясь ко мне. Машины были без полицейских огней, поэтому я как идиот ждал их приближения, чтобы убедиться, что это полиция и что мне нужно сматываться. Я потерял не только необходимые мгновения, но и почти все пути к отступлению.
Я заковылял обратно к транспортному мосту. Полицейские машины выехали на тротуар. Их дверцы начали открываться. Я полез на парапет высотой в три фута, взбежал по какой-то металлической лестнице и оказался на крыше билетных касс.
– Полиция! Стой!
Я не подчинился.
Они отставали от меня всего на несколько секунд.
Я залез на второй барьер, высокий, служивший ограждением. Мне было чрезвычайно трудно двигаться с малышкой, пристегнутой к груди, потому что приходилось постоянно сильно отклоняться от металлической конструкции. Только человек в полном отчаянии способен на такое. Мой путь привел меня на площадку, где останавливалась кабина лифта. Полицейские немного задержались – они обсуждали, стоит ли следовать моему примеру, а один из них что-то говорил по рации. Если бы мне даже удалось забраться выше и преодолеть сто шестьдесят метров моста, я бы оказался на другом берегу не раньше, чем полицейские, которые бы уже поджидали меня там.
Но я все равно полез.
Мне нужно было балансировать на балке шириной в три дюйма. У меня зародилась надежда, что полицейские каким-то образом потеряли меня из виду, но Эми ее рассеяла, предусмотрительно громко заплакав.
К этому времени я обнаружил тонкую аварийную лестницу, которую использовали для эвакуации людей при поломке лифта. Я лез, а мои движения сопровождались зловещим скрипом – металл жалобно стонал, когда на него давили. Примерно через пятьдесят ступенек лестница закончилась, и я очутился на малюсенькой площадке, откуда начиналась следующая лестница, расположенная под углом.
Я был немного озадачен, потому что полиция не дышала мне в затылок. Возможно, они обсуждали тактику действий и сообщали коллегам, что нашли меня. Но я полагал, что они не прекратят преследование.
Пять минут я карабкался, а потом остановился перевести дух и впервые посмотрел вниз. Я проделал примерно полпути наверх, но забрался уже достаточно высоко, чтобы ощущать колебания моста. Бог знает, что бы я почувствовал в ветреный день. Теперь я мог расслышать треск: то ли мост двигался, то ли кто-то, кого я не видел, поднимался по лестнице.
Я посмотрел вверх.
И напрасно.
Восход начинал раскрашивать небо желтыми и розовыми красками. Быстро неслись облака. У меня было впечатление, что я кружусь, а мост вертится вместе со мной. Может, я все еще был пьян?
Я двинулся дальше. Теперь мне пришлось тяжело. Мои руки прикасались к ледяной стали, настолько холодной, что пальцы коченели. Единственная хорошая новость заключалась в том, что порез на моей ладони ныл не больше, чем раньше, а новая боль меня немного отвлекала. В любом случае, у меня не было выбора; я должен был преодолевать боль и цепляться за каждую следующую ступеньку.
В билетной кассе зажгли свет. Им удалось найти сотрудников и открыть ее – или касса всегда начинала работать это время? Я не мог вспомнить, что было написано на табличке с расписанием. Но это не имело значения. Скоро здесь будут ходить лифты, и полицейские смогут подняться на мост.
Я пытался взбираться быстрее. Эми наконец-то замолчала.
Я снова взглянул вверх. Оставалось еще две лестницы. Сотня ступеней. У меня еще был шанс оказаться наверху раньше них. Стараясь двигаться с прежней скоростью, я посмотрел на другой берег. Пока там не было заметно никакой активности. Чтобы добраться туда на машинах, полицейские должны были приехать из Бильбао: там был еще один мост через реку и ближайший полицейский участок. Если, найдя меня у моста, они вызвали подкрепление, то у меня была четверть часа. Пять минут, чтобы все организовать, и десять минут, чтобы доехать. Другой вариант: возможно, подкрепление не вызывали, тогда им пришлось бы проехать до Бильбао по этому берегу, пересечь реку по мосту и вернуться обратно, что составляло не менее двадцати минут. Я начинал думать, что моя идея перебраться по мосту была спасением. Если, конечно, я не свалюсь и не погибну.
До вершины оставалась еще одна лестница.
Конструкция раскачивалась все сильнее, облака неслись с возрастающей скоростью. Я изнемогал от усталости. Что-то двигалось и гудело. Я не сразу сообразил, что это.
Механизм лифта.
Шкив и тросы пришли в движение. Ночью кабину лифта оставляли наверху; теперь она начинала свое долгое путешествие вниз. Внутри были включены лампы, и, проезжая мимо, кабина меня осветила. Я услышал крик, который донес до меня ветер:
– Вон он!
Я продолжал лезть вверх. Мне предстояло преодолеть последние тридцать ступенек. Я понимал, что смогу добраться до верха раньше лифта. Все знают, что лифты движутся целую вечность.
Лифт ударился о нижнюю платформу у основания стальных вышек, и этот звук разбудил молчаливую реку. Двери открылись.
Впереди еще половина лестницы. Двадцать пять ступенек. От усталости я уже почти ничего не видел.
Я поднялся еще на восемь или десять ступенек, когда услышал, что внизу закрылись двери. Еще одна ступенька – я двигался безнадежно медленно. Меня тошнило от напряжения.
Наступила напряженная пауза, затем я увидел, как потянулись вниз стальные тросы; ровное и неумолимое движение.
Мне было необходимо ненадолго остановиться. Я слишком устал.
Противовес бесшумно плыл вниз. Я с трудом поднялся еще на три ступеньки. Потом еще на одну. Я еще мог это сделать. Цель уже была близка. Но добравшись до вершины, я вряд ли буду способен стоять на ногах, а полицейские выгрузятся там со свежими силами. Черт возьми, они же поднимутся на лифте, конечно, они будут полны сил. Подлецы.
Кабина лифта проплыла наверх мимо меня. Мне оставались еще пять ступеней. Пять паршивых ступеней. Лифту понадобится время, чтобы причалить к площадке. И он не сразу откроет двери.
Три ступени.
Меня затронула полоса света, когда открылись двери лифта. Раздался стук ботинок – это выходили полицейские. Если бы я двинулся по основному пешеходному пути, они смогли бы стрелять в меня. Я пригнул голову, пережидая, пока они освободят лифт. Они суетились как раз в том месте, где заканчивалась аварийная лестница.
Под пешеходным проходом для туристов находился служебный настил шириной примерно в три доски, человек на нем не помещался в полный рост. По одну сторону настила шли перила. А по другую была пропасть в шестьдесят метров глубиной. Вероятно, наверху рабочие использовали страховочные веревки. Я ухватился за перекладину, раскачался и спрыгнул вниз.
Я бежал по доскам настила. Сначала я прижимал голову к груди, иначе она была бы всего на пару футов ниже их ног. Полицейские явно запутались. Они побежали по верхнему пешеходному пути, и только потом до них дошло, что меня там нет. Они бросились обратно, чтобы взглянуть на лестницу, по которой я поднимался. Я уже достиг середины моста, когда они выбрались на тот же уровень, что и я. Они совершили ошибку: им было бы лучше остаться наверху, перебежать на противоположную сторону и, опередив меня, встретить на другом берегу.
Я тоже совершил ошибку – посмотрел вниз. Там была такая глубина, от которой сводило живот. Ничто не мешало моему падению вниз. Если бы я находился на тротуаре на уровне земли, этой ширины было бы для меня вполне достаточно, чтобы идти без остановки и не упасть, но на высоте шестидесяти метров это казалось невыполнимой задачей. Мне мешал страх, а теперь к нему прибавился и ветер.
Весь мост гудел и качался. На бегу я обернулся. От берега, который я покинул, отчаливал вагончик. С самого начала я полагал, что они помчатся в объезд, чтобы оказаться на другом берегу. Я не рассчитывал, что им так быстро удастся привести в действие механизмы моста. Мне оставалось пробежать еще шестьдесят ярдов, но это было не все: мне требовалось слишком много времени, чтобы спуститься вниз на том берегу.
Я уже преодолел две трети пути. За моей спиной слышались крики. Полицейские меня догоняли. Их ноги не устали так, как мои, и они были в хорошей физической форме; им не мешал ребенок, а также привычка к сидячему образу жизни.
Подвесной вагончик уже поравнялся со мной. Я бы мог спрыгнуть вниз и проехать на нем. Это бы мне помогло, и за какие-нибудь двадцать секунд я бы оказался на том берегу, но все равно не выиграл бы достаточно времени.
Я знал, что нужно делать.
Я должен прыгнуть с моста.
Глава 44
Я достал полиэтиленовый пакет с детским питанием и документами и свернул его получше, чтобы вода не попала внутрь. Потом засунул его под одежду и застегнул куртку.
Эми я решил держать перед собой. Я хотел сильно прижать ее к себе, чтобы, когда мы войдем в воду, ее нос и рот оказались закрытыми. Я поправил поддерживающие ее ремни, чтобы все сделать одной здоровой рукой. Значит, я должен был плыть, используя только пораненную руку.
Когда я окончательно поверил, что осуществлю этот подвиг каскадера, мне показалось, что от страха меня вот-вот вырвет. Очевидно, в здравом уме и в трезвом состоянии ни один нормальный человек не сделал бы то, что собирался предпринять я.
– Положи оружие, или мы будем стрелять.
Полицейские остановились в нескольких ярдах от меня. Они явно считали, что я вооружен. Возможно, они принимали ребенка за взрывчатку, привязанную к моей груди. После взрыва газа они не разобрались, была ли в доме Габриэль. Я не имел представления, ранен ли кто-то из их коллег. Газ взорвался до того, как они попали в дом, или их появление вызвало взрыв? Была вероятность, что я виноват в нескольких смертях. До этого я не совершал преступлений, но теперь на мне могла лежать серьезная вина. И они с удовольствием пристрелили бы меня.
Полицейских было четверо. Один держал пистолет, трое – винтовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24