- Знаешь, женская мудрость: "Если я сказала, что я дура, то тебе не обязательно это повторять!"

- Запомню на будущее, - опять он ухмыляется во весь рот! Янка вдруг обнаружила, что изнутри вроде и клокочет от негодования, но вместе с тем улыбается от души. Заразная это вещь, оказывается.


День пролетел незаметно: как будто бы ничего еще и не делали, а он уже закончился. Вечером ощутимо похолодало и от реки потянуло сыростью и липким туманом, но Яна самоотверженно потащила Сергея на набережную. (Как там папа подкалывает ее за это обычное упрямство? "Если я чего решил, я выпью обязательно...")

- Вот! Любимое место номер два, - с гордостью сообщила Яна. (Подразумевалось при том, что Дуб - это любимое место номер один. Сережка, наверно, и так догадался, или просто не захотел переспрашивать.)

- Сколько их у тебя?

- Любимых? Много...

Яна бросила сумку на ступеньки, ведущие к воде, и присела на самый ее краешек - старый, годами испытанный лицейский трюк. Сергей возвышался над ней, как памятник, сама поза была до смешного похожа на кого-то из великих, увековеченных в бронзе: начальственно сложенные на груди руки и мужественный орлиный взор, вперенный в потемневшие днепровские воды. Янка то и дело украдкой посматривала на него снизу вверх, грудь сдавливало уже знакомое смутное волнение - словно что-то тревожное и необъяснимое нарастает изнутри, вот-вот прорвется наружу... Кого-то он очень сильно напоминает, кого-то до боли знакомого! И вместе с тем железно уверена, что тогда в спортклубе видела его в первый раз в жизни. Даже там не могла отвести взгляд, точно магнетизировал на расстоянии... (Ну да, тайный потомок Дэвида Копперфильда - и придет же в голову!..)

Хоть не такой он прямо и красавец, в меру симпатичный. По-спортивному поджарый и загорелый до бронзового оттенка (в отличие от Янки, ее-то никакой загар не берет, пускай даже самый термоядерный). Волосы неопределенного русого цвета, коротко подстриженные и все равно местами вихрастые - выглядят так, будто их долго и терпеливо всякими пенками-гелями укладывали. (А этот товарищ, скорей всего, и понятия не имеет, что это такое и с чем его употребляют! Яна на миллион может поспорить, что больше десяти секунд в день на эту супер-укладку не уходит: поплевал, поелозил пятерней - и всего делов! Просто тип волос такой, попадаются редкие счастливчики.) Иными словами, дело не во внешности, тут что-то другое...

Он, кажется, заметил, что с ней что-то не так, присел совсем близко, почти вплотную: сейчас надо будет что-то объяснять... Янка не утерпела и протянула руку к Сережиной голове, не одолела внезапный соблазн - вихры его на ощупь оказались жесткими и упругими, как моток проволоки. Хозяин их такой самодеятельности нисколько не вопротивился, сидел себе тихо и смирно, а глаза довольные донельзя! Она резко отдернула руку и с преувеличенным вниманием уставилась в чернильные разводы Днепра. Но Сергей уже взял в работу:

- Что ты так смотришь?

- Просто... - вышло неожиданно для нее самой, слова вылетали почти что без Яниного участия: - Каждый человек у меня ассоциируется с каким-то цветом... и с мелодией, с группой.

Сережка заинтересовался еще больше:

- Вот как! И какая у меня мелодия?

- "Ария", - и опять, не думая, просто въехала в то особенное "прозрачное" состояние, когда ответы приходят не из головы, а откуда-то из солнечного сплетения. (Из "Чаши прошлых накоплений", как красиво объясняет Мастер.) Напрямую и без задержки.

- Про "Арию", допустим, угадала. Ну хорошо, а цвет?

- Синий, - здесь и смотреть не нужно, с закрытыми глазами всё видно!

Он уставился на нее с любопытством, как на заморскую зверушку, что начала вдруг лопотать на трех языках:

- Это ты просто так сказала?

- Просто так ничего не бывает! - довольно назидательным тоном объявила Янка и, приподнявшись, поболтала рукой в прохладной речной воде. Сергей всё не отставал:

- Почему именно синий? А не... серо-буро-малиновый в крапинку?

- Потому что в твоей ауре много синего цвета, - таким голосом обычно разговаривают с карапузом лет пяти, но Сережка ни капли не обиделся. Вот ведь какой спокойный! Она бы уже давно вспыхнула яркой спичкой и вообще бурно бы выражала свое недовольство...

- Только не говори, что ты видишь ауру!

- А кому сейчас легко? - с ловкостью увернулась Янка дежурной фразой из анекдота с метровой бородой, времен где-то так доисторических. И хихикнула про себя: "Будем надеяться, он его не знает!"

Теперь уже Сергей смотрел на нее во все глаза, не отрываясь, копируя "Яну Владимировну" пять минут назад. Стремительно вскочил на ноги, с силой размахнулся и запустил камешком по воде, только круги разбежались неровной рябью. Нервничает? Так вроде бы не от чего...

- Я в это не верю, - неохотно процедил он сквозь зубы.


Янка с неудовольствием передернула плечом, точно говоря: а мне какое дело?.. И двумя руками попыталась натянуть на колени короткую юбчонку (наверное, чтоб хоть немного согреться, тепло-то с этой одёжины чисто символическое). Сергей пожалел, что не прихватил из дома курточку или свитер, не захотел целый день таскаться - ну не рубашку же с себя стягивать! Еще испугается, неправильно поймет... Он присел рядом на ступеньку ниже, почти у самой воды, и всмотрелся в ее смутно белеющее в полутьме лицо, словно впервые увидел. Янка сидела, поджав под себя ноги и неудобно закинув голову - на светло-синем по-вечернему небе уже начинали проклевываться неяркие первые звезды. В какую-то минуту ему почудилось, что для нее ничего, кроме неба и этих слабо подмигивающих звезд, сейчас не существует...

- Откуда ты такая взялась?

Она сразу же откликнулась мелодичным речным эхом:

- С другой планеты! С другой звезды. Я только не помню, с какой... Знаешь, есть такая гипотеза, что мы все - переселенцы с других планет, даже с других галактик. Поэтому на Земле так много рас и народностей, сборная солянка. Японцы, например, с созвездия Плеяд...

- Не хило, - ухмыльнулся Сергей, но она, к счастью, не обратила на его оскорбительный смешок внимания. Странно взволнованным голосом продолжала:

- У меня в детстве, где-то в четыре или пять лет, почти постоянно была мысль, что я инопланетянка. Прямо навязчивая идея. Казалось, я не такая, как все остальные, коренные земляне, а прилетела издалека. И как будто это нужно тщательно скрывать, научиться ничем не отличаться от других, а не то худо будет, - она едва различимо в темноте улыбнулась. - И всё таким чужим казалось, непонятным, и тоска так часто хватала... Зато теперь уже ничего, прижилась. Пустила корни, - Янка коротко рассмеялась, словно подначивая саму себя.

"Вот ведь, и не разберешь с ней: когда всерьез говорит, а когда дурочку валяет!" - Сергей на этот раз не улыбнулся, неотрывно смотрел в ее глаза. Те почудились вдруг особенно, нечеловечески огромными в темноте - в голове не укладывается, как такие могут быть у обычной девчонки?..

Хотя здесь он бесстыдно сам себе врет, выдает желаемое за действительное: она похожа на кого угодно, только не на обыкновенную девчонку! Вон даже ходит, смотрит или говорит по-другому, не так, как все остальные. С "инопланетянкой", конечно - это полное гониво, работа на публику. Если уж привлекать научную фантастику с фэнтэзи, то она скорее эльф из близжайшего параллельного мира, переодевшийся для маскировки в джинсовую юбку и модные босоножки с ремешками. Потому и габаритов небольших, кстати. Сидит рядом с ним на краешке ступеньки, будто еще не уверена: останется здесь или вспорхнет стрекозой, улетит по своим делам...

В этом месте Сергея повело уже всерьез, воображение разыгралось не на шутку: вот она прилетает домой и вокруг шумной крылатой стаей собираются сородичи, теребят со всех сторон и расспрашивают, как прошла вылазка "в люди". И Янка заводит мягким таинственным голосом, каким обычно рассказывает про свои ауры, тренинги и гипотезы: "А где я сегодня была!.." Миниатюрные эльфята в ответ оттопыривают остренькие уши и подрагивают от нетерпения прозрачными радужными крылышками за спиной... Пугливый маленький эльф; наверно, для нее это было большим приключением. Разумеется, строгие родители вряд ли отпустят ее во второй раз...

Он встряхнул головой, отгоняя эти полусумасшедшие мысли - а то так и крышей недолго тронуться! Вслух по инерции вырвалось:

- Эльфийская принцесса... - она почти незаметно в сумерках улыбнулась - оценила полет фантазии, значит! На том бы и следовало доблестно закруглиться, но он для чего-то добавил: - Глаза у тебя действительно нездешние.

И промахнулся, не успел толком понять, в чем дело: Янка раздосадованно от него отмахнулась и передернула голым плечом, словно от холода:

- Знаешь, сколько раз я это слышала? "Не от мира сего, витает в облаках"!..

- Ну, что есть, то есть, - подколол Сергей, уже полностью придя в себя. И окунулся с головой в реальность города за спиной: приглушенный визг тормозов, дальний грохот троллейбусов, надсадные трели клаксонов... Стало нестерпимо стыдно за это свое лирическое отступление - романтик, ё-маё!.. Хорошо, хоть вслух не брякнул, хватило ума. Янка, по всей видимости, опять собиралась на что-то обидеться, отвернулась, демонстрируя роскошную львиную гриву, струящуюся по спине. Но он не дал ей опомниться: без слов протянул обе руки и поднял со ступенек.


"Непонятно, почему это я его слушаюсь?! - возмутился кто-то строптивый у нее в голове. - Да кто он такой?.." Яна по привычке попыталась привести себя в боевое настроение, как боксер перед поединком, но колючки упорно не выпускались. Точно им было лень и вообще недосуг...

- Не читай на ночь так много фантастики! - негромко сообщил в самое ухо Сергей - вроде бы и насмешливо, но совершенно не обидно. И привлек ее к себе.


Руки у Янки были до странного хрупкие на ощупь и окоченевшие, почти ледяные - не руки, а зябкие лягушачьи лапки. Он обнял ее за плечи, такие же в темноте тоненькие до бесплотности, и неловко полубоком прижал к себе: пускай погреется. Даже и говорить ничего не надо, чтоб не спугнуть: вон как притихла, как будто бы и не дышит, затаилась. И недавняя задиристость куда-то испарилась без следа, так отчаянно и смешно от него защищалась!..


Они молчали до самого Янкиного дома, боясь нарушить что-то невидимое и хрупкое, повисшее между ними. Неслышный звон стеклянных колокольчиков, ни с чем другим и не сравнишь... Казалось, одно неосторожное слово - и они сорвутся, разлетятся по асфальту тысячей крохотных остолков, а там захрустят под подошвами стеклянной трухой. Только у самого подъезда Янка объявила (и как всегда, с бухты-барахты):

- У меня, кстати, тоже синий! Синий с золотым.

- Какой синий? Где синий? - не понял он.

- Цвет ауры. Я часто вижу перед глазами как будто бы вспышки... такого красивого сине-голубого цвета, похожего на сварку. У тебя никогда не бывает?

Сережа отрицательно покачал головой, не вдумываясь в смысл слов - скорее слушал ее голос, как музыкальное сопровождение. Негромкое полудетское сопрано: тонко, но в допустимых пределах, не до писклявости. И манера выговаривать слова непривычная, деликатно-вежливая, что ли... В общем, недурственно.

- Хотя папа говорит, это нормально, в "Агни-йоге" что-то такое описывается... Кажется, "огни духа", так называется.

"А вот это я зря, рано сейчас про "Агни-йогу"! - попрекнула себя Яна. - Всему свое время."


Подчиняясь внезапному импульсу изнутри, Володя подошел к окну и наугад отдернул штору. Так и есть, в свете тусклого желтого фонаря у подъезда стояла Янка. (Ее присутствие он ощущал едва не за километр, и это без всякого преувеличения, не раз проверял.) Володя не сразу разглядел рядом с дочерью кого-то чужого и высокого, кричаще постороннего - весь в черном, как шпион иностранных спецслужб, сливается ненавязчиво с темнотой. Зато Янкину светлую голову издалека видать... Подожди, а что это она там делает?!..

"Вот и началось! Теперь хоть ружье покупай, чтоб кавалеров разгонять, - почти что на полном серьезе подумал он. - Пролетели спокойные деньки!"



Глава десятая. Володя


Как перейти жизнь? Как по струне
бездну - красиво, бережно и стремительно.

("Агни-йога")


Вечером они так и не поговорили - Янка пришла поздно и в сильнейшем возбуждении, Володя уже не стал ее дергать. Молча сидел на кухне и слушал, как она мотается по квартире, чем-то в ванной оглушительно гремит и поминутно роняет, напевая себе под нос. Повезло еще , что маму не разбудила, а то бы та устроила всем веселую жизнь!

Было безнадежно тоскливо и одиноко, как бездомной собаке . Умом Владимир прекрасно понимал, насколько это абсурдно, если озвучить вслух: "Дочка меня бросила, ушла к другому!" Он больше не самый главный и обожаемый в ее жизни мужчина, к такому в два счета не привыкнешь, нужно время . А ведь только ради нее и Ярика он столько лет играл этот бессмысленный спектакль под названием "Счастливая семья"!..

Володя тяжело, чуть ли не старчески кряхтя, поднялся с табуретки и включил электрочайник, тот высоко и пронзительно засвистел в тишине , словно над ним насмехаясь. Ну что ж, пускай будет второй полуночный марафон : ударим по одиночеству лошадиной дозой кофеина!. . "Могла бы, кстати, забежать перед сном, пожелать спокойной ночи, раз уж на то пошло . А ведь не забежала! " - с горечью подумал Владимир. Неужели Янка почувствовала его тяжелое настроение и то, что оно как-то связано с ней? С ее почти нечеловеческой чувствительностью - вполне возможно, что уловила, засекла внутренним радаром. Да только вряд ли она поняла, в чем тут дело, и еще не скоро поймет...

"Ничего, дочка, это не должно тебя касаться. Это мои страхи, я сам с ними разберусь. Счастливых тебе снов!" - Володя мысленно погладил ее по голове . Показалось, что Янка в ответ улыбнулась, не раскрывая зажмуренных глаз.


Проснулся он поздно, с чугунной головой. Дочка спозаранку уже прочно висела на телефоне: неужели со своим "кадром" любезничает? Ее голос звучал непривычно (в свете последних событий) громко и оживленно , на всю квартиру - вон как смеется-заливается во всё горло ! Давненько он такого не слышал... Что самое поразительное, и не думает скрываться: обычно сотню раз перепроверяет, чтоб никто, не дай Бог, ни слова из ее секретных разговоров не перехватил . Вот ведь конспиративный Скорпиошкин, Штирлиц доморощенный! Янка между тем переспросила у того самого кого-то, к кому Володя не питал слишком теплых чувств:

- Подожди, какая станция? "Авторадио"?

Вихрем сорвалась с места и принялась сосредоточенно крутить настройку радиоприемника, пока не словила среди какофонии искаженных помехами звуков то, что надо . Незнакомый Владимиру певец, наверняка из новых , выводит с цыганским надрывом :

"О, это сладкое слово "свобода"!
Нам на двоих с тобою тридцать два года..."

Ну и дальше в том же духе. Дочку явно проняло: она устроилась в кресле, свернувшись калачиком - даже со стороны это выглядело страшно неудобно, у Володи тут же заныла спина, - и едва ли не ухом прильнула к любимому орудию музыкального труда. Ему стало невероятно смешно и отчего-то немного завидно (а почему бы и нет, собственно? Чтоб на двоих да тридцать два года! ) .

Через полчаса, не меньше, Янка с сожалением распрощалась со своим "кадром", тяжело вздохнула и понесла трубку на законное место в прихожей , прижимая ее к груди обеими руками, как драгоценного младенца. Володя стремительно отвернулся, чтоб дочура не разглядела его рвущуюся на белый свет улыбку , такую никакими силами не спрячешь! Если заметит, то, как пить-дать, обидится и начнет вопить, что он ее не уважает , не ценит и, главное, не воспринимает всерьез.

- Ты сегодня не в лицее? - хмуря для внушительности брови, спросил Владимир самым нейтральным деловым голосом.

- Мне на третью пару! - Янка почти со стоячего положения c размаху плюхнулась на диван , тот с перепугу натужно заскрипел, хоть какой ни воробьиный у малОй вес. Володе всякий раз становилось жутко , что однажды она не рассчитает и ненароком промахнется, грохнется прямо на пол... С такой-то рассеянностью галактических масштабов!

- Хорошо живете.

- Ага! Не жалуемся.

Вот оно что!.. Володя внезапно с потрясающей четкостью вспомнил, будто молния сверкнула в голове: она маленькой любила так делать, года в два или три . (Ещё в том самом ненавистном Марине общежитии на улице Луговой.) В те времена у них прямо посреди единственной комнаты стоял обширный раскладной диван, они с первых же дней прозвали его "семейный ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20