То были не дельфины. Дельфины выпрыгивают из воды, а эти – нет, видны лишь их спины. Рыбы быстро проносились мимо, оставляя за собой широкий светлый след. Дончо сказал, что они еще целый час сновали вокруг лодки.
Дончо
Благородный обман в эфире
Вот и первое апреля. Прошло ровно шестнадцать дней со времени отплытия. По старому обычаю, оставшемуся нам, вероятно, со времен язычества, сегодня в Болгарии все шутят и обманывают друг друга. Первое апреля – праздник людей веселых и жизнерадостных, праздник юмора. Всякий обман, розыгрыш в этот день прощаются, всякая выдумка, потешная выходка, веселая проделка – на доброе здоровье! Мама наверняка придумала много новых забав. Она великая мастерица на такие вещи. Каждый год на первое апреля мама разыгрывает все наше родственное «воинство», и, надо признать, с большим успехом.
Мы неимоверно устали, озабочены. И не обменялись шутками даже, как говорится, на доброе здоровье. В голову ничего не приходит. Вот ежели бы действовала рация, я бы передал: «Чувствуем себя отлично, никогда нам не было так хорошо!» И это было бы благородно и верно. Родные и близкие не должны за нас волноваться.
Разве правильно объявлять во всеуслышание о своих бедствиях? Нет уж, лучше вкратце сообщить о них, когда все закончится благополучно и страдания будут позади. Интересно, смогли бы мы на самом деле разыграть первоапрельскую шутку, если бы радиостанция действовала?
Обруч сжимает голову
В полдень порадовало солнце. Совсем ненадолго. Мы уж и забыли, что оно существует. Определили по солнцу свои координаты и теперь спокойны: на 2 апреля – широта 10°35 (южная), долгота 96°20 (западная). Семнадцать дней в океане.
Прошли 1140 миль. Это почти четвертая часть расстояния до ближайших островов на запад. В обратную сторону – 450 миль, до Галапагосских островов.
Мечтаю о пяти-шести часах сухой погоды, без дождей. Хотя бы просушить по комплекту одежды. Давно промокли до костей. Переодеться не во что. Мерзнем. Я где-то читал, что, сколько бы человек ни переохлаждался, если у него в организме нет бацилл, то ему не страшны ни насморк, ни даже пневмония.
Дождь вызывает раздражение и досаду. Но ветер добрый, попутный, и мы идем со скоростью 3,5 узла. Я доволен. Наверстываем потерянное за ночь. Волны стали по-настоящему океанскими, и я с удовольствием управляю лодкой. Наше суденышко держится на волнах очень хорошо.
Джу жалуется на головные боли: голову будто обручем сжимает. Глаза у Джу потускнели, и вокруг появились темные круги. Особенно пугает левый глаз: распух, налился кровью и почти закрылся.
Бывает и похуже
Могучие волны – это самое любимое мое зрелище. Я всегда ими восхищаюсь.
От погоды добра не ждем. Надвигается шторм. Через несколько часов прекрасное зрелище превратится в муки и страдания. Предстоит тяжелая ночная вахта. Взбесившийся ветер и скачущие волны. Джу пришла меня сменить. Хочет во всем быть на равных и не позволяет мне ее подменять. Жду ухудшения погоды, и потому мне необходимо хорошо отдохнуть, быть готовым к серьезным испытаниям. Еще неизвестно, сколько придется бодрствовать. Не знаю, что будет с Джу. Конечно, воля ее давно проверена, я верю в нее, но сотрясение мозга – дело нешуточное. Я не могу позволить, чтобы она переутомлялась. Но этого же не могу позволить и себе. Я должен быть в строю, должен выдержать любые испытания! От бессонницы реакция замедленная, рефлексы притупляются, и я могу натворить бед, например перевернуть лодку. Когда мы очень устаем, то всегда сожалеем, что на нашей лодке нет киля. Могли бы задраить люки, и спи себе, сколько душе угодно. К сожалению, у нас единственно возможная роскошь, если свободен от вахты: забраться в рубку. В эту ночь заснуть мне не удастся, факт. Разъяренные волны сильно бьют по корпусу. Рев бури кажется особенно жутким в закрытом пространстве. Естественно, и мысли всякие лезут в голову: эта шести-семимиллиметровая пластмассовая перегородка, отделяющая тебя от рассвирепевшего океана, может не выдержать могучих ударов волн и лопнуть… У нашей лодки нет шпангоутов. Корпус состоит из двух стеклопластиковых половинок, скрепленных по шву алюминиевой полосой тоньше мизинца. Ее-то мы и называем гордым именем – киль. Длинный путь проделало кораблестроение, пока мощный киль с форштевнем средневекового судна – галиона не превратился в наш алюминиевый киль.
Мачта сломалась, как соломинка
Ночью Джу позвала:
– Дончо!
– Что случилось?
– Мачта сломалась!
Я вскочил как ошпаренный. Мачта сломалась на высоте 1,5 метра выше рубки. Безвозвратно!
Темно, хоть глаз выколи. Впотьмах ощупал мачту руками. Будто мог чем-то помочь! Как ножом срезало! Печальная картина. В месте полома торчали щепки. Перелом почти горизонтальный.
Зверская качка. Ветер очень сильный. Джу объясняет, что не успела и глазом моргнуть, как мачты не стало.
Я ошеломлен, подавлен. Что это? Всему конец? Перевернемся, если ветер усилится? Но не надо впадать в панику.
Джу
А если перевернемся?
Неожиданно ветер стих, стало совершенно темно. Тьма кромешная. Неясная тревога и напряженное состояние. Длилось это 2–3 минуты. Потом я ничего не услышала, даже ветер не засвистел, а парус вдруг сильно надулся, задрожал, послышался треск ломаемого дерева, и мачта вместе с гафелем рухнула в воду. Все свершилось мгновенно, в считанные секунды. И только после этого послышался свист очень сильного ветра, хлынул проливной дождь.
Позвала Дончо, сказала, что мачта сломалась. Он немного помолчал, затем быстро отозвался: «Иду, Джу. Не волнуйся». Бросили плавучий якорь и отдались на волю волн. А они вздымаются ежеминутно.
– Единственное, что нам еще не хватает, так это перевернуться, – выдавила я мрачно.
Достали резиновую спасательную лодку. Я наполнила два мешка консервами, в каждый положила пенопласт, чтобы мешки не утонули, а могли всплыть. Еще в один мешочек уложила пластмассовый секстан, карту, устройство для опреснения морской воды (представления не имею, как оно действует), сигнальное зеркальце, удочки, сеть для планктона, ракеты и нож. Два резиновых резервуара с водой привязала к надувной лодке длинным тросом. И это все, что смогла сделать в непроглядную темень при бушующем океане.
Все готово на случай, если лодка перевернется. Надеюсь, мешки не утонут. Болтанка сильная, передвигаться можно только на четвереньках. Меня охватило такое чувство, будто в любой момент может случиться беда.
Дончо
Ад
Океан пришел в бешенство. Разъяренные, с белыми опрокидывающимися гребнями, волны похожи на зубы оскалившегося огромного чудовища.
Плавучий якорь не действует. Я это знал и раньше, но в душе надеялся на какое-то чудо. Извлек из воды грот, стаксель и гик. Они запутались где-то под корпусом лодки. Ругал их на чем свет стоит, убеждая, что их место не там. Напрягаясь до предела, пытался втащить и мачту, но даже с места не сдвинул. В кромешной тьме не смог определить точно, что ее так держит. Лодка повернута бортом к волнам. Ее заливает и сильно болтает. Огромные водяные валы перекатываются через нас. Часто даже крыша рубки остается под водой. Лодку затопляет. Бросился в воду за борт. Не могу же я оставить на произвол бушующего океана нашу оснастку. Совсем закоченел. Дождь все хлещет, а ветер крепчает. Пробыл в воде долго. Хорошо, что удалось спасти самое важное – паруса. Пригодятся ли они нам еще?
Вокруг лодки хаос: фалы, шкоты и ванты – все переплелось, спуталось. Ни зги не видать, и я никак не могу их распутать. В темноте лодка так и норовит ударить меня по голове, и это пугает. Не хватало еще, чтобы и я вышел из строя. Я не пристегнулся страховочным поясом, потому что можно запутаться в фалах и вантах и тогда – конец. Часто гребни гигантских волн опрокидываются близ лодки, и тогда я попадаю в настоящий водоворот. Несколько раз не успевал уцепиться за ванты, и меня отбрасывало прочь от лодки, уносило в океан. Но недалеко – метров на десять. И я без особого напряжения добирался до лодки еще и потому, что ветер возвращал ее ко мне. Худо было бы, если бы я с ней разминулся. Изможденному, беспредельно уставшему, мне, конечно, трудно было бы настигнуть лодку. В полной темноте, даже если относит всего на несколько метров, появляется чувство, будто тебя зашвырнуло на другой конец света. Мало-помалу я все-таки все распутал и убрал в лодку паруса и фалы.
Вижу привидения
Вершина сломанной мачты держится лишь на вантах. Потому мачта плавает почти свободно и то и дело ударяется о корпус лодки. Пока пытался распутать один из фалов, меня подхватила волна, сил не хватило, и я выпустил ванты, за которые держался одной рукой. Я уже привык к тому, что меня то и дело относит в сторону. Вдруг что-то тяжелое ударило меня в плечо. «Акула», – промелькнуло в голове. Внутри все похолодело. Но я был готов и в беспросветной тьме воевать за свою жизнь. Я вдруг почувствовал, что акула рядом. Она совершала странные движения. Наконец я ухватился за ванты, акула, казалось, подплыла еще ближе. И тут я почти ясно разглядел «хищницу». Оказалось, это топ (вершина) сломанной мачты. Нервы у меня крепкие, я не помню случая, чтобы когда-нибудь впадал в панику. Но эта чертова ночь сыграла со мной злую шутку.
Любой ценой надо было снять бугель с обухами, которыми ванты крепятся к мачте. Ванты – это стальные тросы, и для нас они бесценны. Если они потонут, то нам нечем будет укрепить новую мачту. Начал снимать крепление. Обухи бугеля всегда мне поддавались с трудом, а тут они были обмотаны еще и проволокой, для прочности. Снял первый. И посчитал сделанное большой победой. Это было крепление штага, и Джу взяла его в лодку. Потом принялся за ванты. Время будто остановилось, хотя прошел уже час. Руки мои были изодраны, в ссадинах, кровоподтеках. К несчастью, выронил свои любимые клещи. И они тотчас пошли ко дну. Где-то лягут, пройдя через толщу воды в тысячи метров.
Я хорошо знал, что нельзя так долго находиться в воде. Акулы и в самом деле могут меня учуять, особенно сейчас, когда кровь обильно орошает волны. Обоняние у этих хищников чрезвычайно развито, а запах крови – прекрасный ориентир. Обычно акулы вертятся вокруг жертвы и, когда изучат ее тщательно, бросаются в атаку. Ночь такая темная, что я не вижу собственных пальцев. Для акул я теперь идеальная добыча.
Чуть живой
Я не мог бросить мачту. Положение критическое, и любая потеря может стать для нас роковой. Какая вещь нам действительно потребуется, я не мог знать, да и не время сейчас об этом размышлять. Но не думаю, что ошибся, решив спасти все до последнего блока, до последнего винтика. Оставалось освободить еще два ванта. На мое счастье, справился с ними довольно быстро. Джу втащила их в лодку. Пора было уж и мне выбираться из воды. Борт у нас низкий, и требовалось лишь небольшое усилие, чтобы перевалить через него. Ухватился за борт, подтянулся и… сорвался в воду. Мускулы отказывались служить. Несколько раз пытался перелезть через борт и позорнейшим образом соскальзывал снова в воду. Даже лодка и та ухитрилась долбануть меня в ушибленное плечо. Позвал на помощь Джу. Она крепко ухватила меня за руки и волоком втащила в лодку. Странно, но то, что у меня не хватило сил, перепугало ее. Я же не волнуюсь, убежден: пройдет немного времени, и я отдышусь. Когда очутился в лодке, первое, что услышал от Джу:
– Все глаза проглядела. Очень боялась акул.
И умолкла. Если не можешь сказать что-нибудь приятное, лучше помолчать.
Я скорбно смотрел на обломок мачты. Мысли бежали быстро и четко. Последовательно и строго анализировал положение и все те варианты и возможности, какие оставались в нашем распоряжении. Как будто находил ся не в поврежденной лодке, а у себя дома, в Софии, за письменным столом.
Джу
Возможности разные
Мы сделали все, что могли в данной ситуации. Перед тем как спуститься в рубку, я наблюдала, как нас бьет и швыряет: время от времени лодка зачерпывала бортом из какой-нибудь очередной волны. «Только бы не перевернуло!» – прошептала я как заклинание. Люк рубки мы оставили открытым, чтобы не утонуть, если лодку перевернет, и легли. Промокли до костей. Но через люк то и дело врывались и окатывали нас все новые сердитые волны. Мне было уже все равно.
– Как ты считаешь, может лодка опрокинуться? – спросила я у Дончо.
– При таких волнах, да еще к ним бортом – вероятность большая. Нет киля, вот ее беда.
– Да, но, может быть, и не перевернется, – продолжала я наступать.
– Наверняка не перевернется, – согласился Дончо. – Хочешь знать подробности? Видишь ли, если лодку опрокинет, то нам самим вдвоем ее обратно не перевернуть. Обломок мачты будет служить чем-то вроде киля и устойчиво держать ее кверху дном. Кроме того, на нашей лодке нет водонепроницаемых ящиков, которые делают любую спасательную шлюпку непотопляемой. А значит, через какое-то время она может затонуть. Так что нам следует вовремя перебраться в резиновую лодку. Завтра попытаемся вместо мачты приспособить гик грота. Он, правда, тонкий, но все же алюминиевый. Лишь бы хоть немного поутих шторм, иначе не представляю, как достану обломок мачты – она же в железной трубе и страшно тяжелая. Всегда ее поднимали только краном. Ну да авось удастся. На тысячу миль от нас Южная Америка, более чем 3000 миль до Маркизских островов и свыше 400 миль до Галапагосских. Горючего хватит не более чем на 500 миль.
Дончо
Ответственность
Как и всякий добросовестный человек, прежде чем уснуть, я подвел итоги дня. А они не столь уж сложные.
Даже вариантов всего лишь два: вернуться или продолжить экспедицию. Однако, чтобы принять окончательное решение, необходимо дать реальную и точную оценку своему положению и своим возможностям. Мысленно перечислил их.
Потери:
Сломана антенна, и вышла из строя радиостанция. То есть у нас нет связи с сушей, нет возможности дать сигнал бедствия SOS. A это значит, нельзя рассчитывать и надеяться на обычную человеческую помощь.
Сломано перо руля. Кое-как его починили. Может быть, выдержит до ближайших островов.
Сломана мачта. Починить ее невозможно.
Джу получила сотрясение мозга. В наших условиях совершенно немыслимо создать ей даже самый элементарный режим для восстановления сил и здоровья.
Чувствуем себя прескверно. Трудно представить что-либо худшее. Именно это называется кораблекрушением. Смешно надеяться на помощь. Никто ничего о нас не знает. Никому не известно, где мы находимся. Даже если бы нас стали искать, то в огромном океане не смогли бы найти. За семнадцать дней плавания мы ни разу не видели ни одного судна, да и пути их следования пролегают вдали от этого района. Мы входим в пустынные зоны океана, и думаю, я бы ахнул от удивления, если бы нам вдруг повстречался какой-нибудь пароход и галантный капитан подарил бы мачту с одной из своих спасательных шлюпок.
Ближайшая к нам суша – Галапагосские острова – расположена северо-восточнее нашего местонахождения. Для того чтобы до них добраться, нам необходимо изменить курс и идти против ветра. Есть у нас, правда, мотор, но и с ним трудно будет двигаться. Лодка наша имеет осадку всего 30 сантиметров. А это значит, что при любой более или менее крупной волне гребной винт будет обнажаться и мотор едва ли выдержит подобные нагрузки. Если же нам направиться к Маркизским островам, то придется проделать 3000 миль, а до Таити и того дальше – около 4000. А больше всего нам, пожалуй, необходимо пожелание: «Счастливого плавания и пять футов под килем!» И еще – благополучно завершить слалом вдоль утыканного подводными рифами архипелага Туамоту. Горькая истина заключается в том, что даже при исправном управлении и абсолютно новой и прочной мачте адски трудно пробраться через невероятные лабиринты Туамоту. А мы в лодке, которая не в состоянии идти против ветра и обладает к тому же другой особенностью – сильно дрейфует по ветру и течению.
Вечные оправдания слабых духом
Существует один верный способ уцелеть, притом исключительно простой. От нас требуется лишь выждать, пока шторм прекратится и океан успокоится. Затем завести мотор и очутиться на Галапагосских островах. Тем более что я еще мальчишкой мечтал попасть на эти сказочные острова.
Похоже, мы крепко утомились. Продолжать путь к Полинезии – это огромнейший риск. Тогда что же, отказаться? А неисполненные мечты? А позор? С какими глазами предстанем мы перед людьми, которые верили в нас?
Абсолютно ясно, что если потребуются какие-то оправдания, то их можно придумать тысячи, Уже сейчас у нас есть по меньшей мере пять «форс-мажорных» причин. Но я не желаю искать оправданий для прекращения экспедиции. Меня волнует совсем иное: какие есть реальные возможности, чтобы выправить положение и продолжать плавание? Я не нуждаюсь в советах перепуганного умника, притаившегося в моей голове. Они, конечно, удобные, но… подлые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Дончо
Благородный обман в эфире
Вот и первое апреля. Прошло ровно шестнадцать дней со времени отплытия. По старому обычаю, оставшемуся нам, вероятно, со времен язычества, сегодня в Болгарии все шутят и обманывают друг друга. Первое апреля – праздник людей веселых и жизнерадостных, праздник юмора. Всякий обман, розыгрыш в этот день прощаются, всякая выдумка, потешная выходка, веселая проделка – на доброе здоровье! Мама наверняка придумала много новых забав. Она великая мастерица на такие вещи. Каждый год на первое апреля мама разыгрывает все наше родственное «воинство», и, надо признать, с большим успехом.
Мы неимоверно устали, озабочены. И не обменялись шутками даже, как говорится, на доброе здоровье. В голову ничего не приходит. Вот ежели бы действовала рация, я бы передал: «Чувствуем себя отлично, никогда нам не было так хорошо!» И это было бы благородно и верно. Родные и близкие не должны за нас волноваться.
Разве правильно объявлять во всеуслышание о своих бедствиях? Нет уж, лучше вкратце сообщить о них, когда все закончится благополучно и страдания будут позади. Интересно, смогли бы мы на самом деле разыграть первоапрельскую шутку, если бы радиостанция действовала?
Обруч сжимает голову
В полдень порадовало солнце. Совсем ненадолго. Мы уж и забыли, что оно существует. Определили по солнцу свои координаты и теперь спокойны: на 2 апреля – широта 10°35 (южная), долгота 96°20 (западная). Семнадцать дней в океане.
Прошли 1140 миль. Это почти четвертая часть расстояния до ближайших островов на запад. В обратную сторону – 450 миль, до Галапагосских островов.
Мечтаю о пяти-шести часах сухой погоды, без дождей. Хотя бы просушить по комплекту одежды. Давно промокли до костей. Переодеться не во что. Мерзнем. Я где-то читал, что, сколько бы человек ни переохлаждался, если у него в организме нет бацилл, то ему не страшны ни насморк, ни даже пневмония.
Дождь вызывает раздражение и досаду. Но ветер добрый, попутный, и мы идем со скоростью 3,5 узла. Я доволен. Наверстываем потерянное за ночь. Волны стали по-настоящему океанскими, и я с удовольствием управляю лодкой. Наше суденышко держится на волнах очень хорошо.
Джу жалуется на головные боли: голову будто обручем сжимает. Глаза у Джу потускнели, и вокруг появились темные круги. Особенно пугает левый глаз: распух, налился кровью и почти закрылся.
Бывает и похуже
Могучие волны – это самое любимое мое зрелище. Я всегда ими восхищаюсь.
От погоды добра не ждем. Надвигается шторм. Через несколько часов прекрасное зрелище превратится в муки и страдания. Предстоит тяжелая ночная вахта. Взбесившийся ветер и скачущие волны. Джу пришла меня сменить. Хочет во всем быть на равных и не позволяет мне ее подменять. Жду ухудшения погоды, и потому мне необходимо хорошо отдохнуть, быть готовым к серьезным испытаниям. Еще неизвестно, сколько придется бодрствовать. Не знаю, что будет с Джу. Конечно, воля ее давно проверена, я верю в нее, но сотрясение мозга – дело нешуточное. Я не могу позволить, чтобы она переутомлялась. Но этого же не могу позволить и себе. Я должен быть в строю, должен выдержать любые испытания! От бессонницы реакция замедленная, рефлексы притупляются, и я могу натворить бед, например перевернуть лодку. Когда мы очень устаем, то всегда сожалеем, что на нашей лодке нет киля. Могли бы задраить люки, и спи себе, сколько душе угодно. К сожалению, у нас единственно возможная роскошь, если свободен от вахты: забраться в рубку. В эту ночь заснуть мне не удастся, факт. Разъяренные волны сильно бьют по корпусу. Рев бури кажется особенно жутким в закрытом пространстве. Естественно, и мысли всякие лезут в голову: эта шести-семимиллиметровая пластмассовая перегородка, отделяющая тебя от рассвирепевшего океана, может не выдержать могучих ударов волн и лопнуть… У нашей лодки нет шпангоутов. Корпус состоит из двух стеклопластиковых половинок, скрепленных по шву алюминиевой полосой тоньше мизинца. Ее-то мы и называем гордым именем – киль. Длинный путь проделало кораблестроение, пока мощный киль с форштевнем средневекового судна – галиона не превратился в наш алюминиевый киль.
Мачта сломалась, как соломинка
Ночью Джу позвала:
– Дончо!
– Что случилось?
– Мачта сломалась!
Я вскочил как ошпаренный. Мачта сломалась на высоте 1,5 метра выше рубки. Безвозвратно!
Темно, хоть глаз выколи. Впотьмах ощупал мачту руками. Будто мог чем-то помочь! Как ножом срезало! Печальная картина. В месте полома торчали щепки. Перелом почти горизонтальный.
Зверская качка. Ветер очень сильный. Джу объясняет, что не успела и глазом моргнуть, как мачты не стало.
Я ошеломлен, подавлен. Что это? Всему конец? Перевернемся, если ветер усилится? Но не надо впадать в панику.
Джу
А если перевернемся?
Неожиданно ветер стих, стало совершенно темно. Тьма кромешная. Неясная тревога и напряженное состояние. Длилось это 2–3 минуты. Потом я ничего не услышала, даже ветер не засвистел, а парус вдруг сильно надулся, задрожал, послышался треск ломаемого дерева, и мачта вместе с гафелем рухнула в воду. Все свершилось мгновенно, в считанные секунды. И только после этого послышался свист очень сильного ветра, хлынул проливной дождь.
Позвала Дончо, сказала, что мачта сломалась. Он немного помолчал, затем быстро отозвался: «Иду, Джу. Не волнуйся». Бросили плавучий якорь и отдались на волю волн. А они вздымаются ежеминутно.
– Единственное, что нам еще не хватает, так это перевернуться, – выдавила я мрачно.
Достали резиновую спасательную лодку. Я наполнила два мешка консервами, в каждый положила пенопласт, чтобы мешки не утонули, а могли всплыть. Еще в один мешочек уложила пластмассовый секстан, карту, устройство для опреснения морской воды (представления не имею, как оно действует), сигнальное зеркальце, удочки, сеть для планктона, ракеты и нож. Два резиновых резервуара с водой привязала к надувной лодке длинным тросом. И это все, что смогла сделать в непроглядную темень при бушующем океане.
Все готово на случай, если лодка перевернется. Надеюсь, мешки не утонут. Болтанка сильная, передвигаться можно только на четвереньках. Меня охватило такое чувство, будто в любой момент может случиться беда.
Дончо
Ад
Океан пришел в бешенство. Разъяренные, с белыми опрокидывающимися гребнями, волны похожи на зубы оскалившегося огромного чудовища.
Плавучий якорь не действует. Я это знал и раньше, но в душе надеялся на какое-то чудо. Извлек из воды грот, стаксель и гик. Они запутались где-то под корпусом лодки. Ругал их на чем свет стоит, убеждая, что их место не там. Напрягаясь до предела, пытался втащить и мачту, но даже с места не сдвинул. В кромешной тьме не смог определить точно, что ее так держит. Лодка повернута бортом к волнам. Ее заливает и сильно болтает. Огромные водяные валы перекатываются через нас. Часто даже крыша рубки остается под водой. Лодку затопляет. Бросился в воду за борт. Не могу же я оставить на произвол бушующего океана нашу оснастку. Совсем закоченел. Дождь все хлещет, а ветер крепчает. Пробыл в воде долго. Хорошо, что удалось спасти самое важное – паруса. Пригодятся ли они нам еще?
Вокруг лодки хаос: фалы, шкоты и ванты – все переплелось, спуталось. Ни зги не видать, и я никак не могу их распутать. В темноте лодка так и норовит ударить меня по голове, и это пугает. Не хватало еще, чтобы и я вышел из строя. Я не пристегнулся страховочным поясом, потому что можно запутаться в фалах и вантах и тогда – конец. Часто гребни гигантских волн опрокидываются близ лодки, и тогда я попадаю в настоящий водоворот. Несколько раз не успевал уцепиться за ванты, и меня отбрасывало прочь от лодки, уносило в океан. Но недалеко – метров на десять. И я без особого напряжения добирался до лодки еще и потому, что ветер возвращал ее ко мне. Худо было бы, если бы я с ней разминулся. Изможденному, беспредельно уставшему, мне, конечно, трудно было бы настигнуть лодку. В полной темноте, даже если относит всего на несколько метров, появляется чувство, будто тебя зашвырнуло на другой конец света. Мало-помалу я все-таки все распутал и убрал в лодку паруса и фалы.
Вижу привидения
Вершина сломанной мачты держится лишь на вантах. Потому мачта плавает почти свободно и то и дело ударяется о корпус лодки. Пока пытался распутать один из фалов, меня подхватила волна, сил не хватило, и я выпустил ванты, за которые держался одной рукой. Я уже привык к тому, что меня то и дело относит в сторону. Вдруг что-то тяжелое ударило меня в плечо. «Акула», – промелькнуло в голове. Внутри все похолодело. Но я был готов и в беспросветной тьме воевать за свою жизнь. Я вдруг почувствовал, что акула рядом. Она совершала странные движения. Наконец я ухватился за ванты, акула, казалось, подплыла еще ближе. И тут я почти ясно разглядел «хищницу». Оказалось, это топ (вершина) сломанной мачты. Нервы у меня крепкие, я не помню случая, чтобы когда-нибудь впадал в панику. Но эта чертова ночь сыграла со мной злую шутку.
Любой ценой надо было снять бугель с обухами, которыми ванты крепятся к мачте. Ванты – это стальные тросы, и для нас они бесценны. Если они потонут, то нам нечем будет укрепить новую мачту. Начал снимать крепление. Обухи бугеля всегда мне поддавались с трудом, а тут они были обмотаны еще и проволокой, для прочности. Снял первый. И посчитал сделанное большой победой. Это было крепление штага, и Джу взяла его в лодку. Потом принялся за ванты. Время будто остановилось, хотя прошел уже час. Руки мои были изодраны, в ссадинах, кровоподтеках. К несчастью, выронил свои любимые клещи. И они тотчас пошли ко дну. Где-то лягут, пройдя через толщу воды в тысячи метров.
Я хорошо знал, что нельзя так долго находиться в воде. Акулы и в самом деле могут меня учуять, особенно сейчас, когда кровь обильно орошает волны. Обоняние у этих хищников чрезвычайно развито, а запах крови – прекрасный ориентир. Обычно акулы вертятся вокруг жертвы и, когда изучат ее тщательно, бросаются в атаку. Ночь такая темная, что я не вижу собственных пальцев. Для акул я теперь идеальная добыча.
Чуть живой
Я не мог бросить мачту. Положение критическое, и любая потеря может стать для нас роковой. Какая вещь нам действительно потребуется, я не мог знать, да и не время сейчас об этом размышлять. Но не думаю, что ошибся, решив спасти все до последнего блока, до последнего винтика. Оставалось освободить еще два ванта. На мое счастье, справился с ними довольно быстро. Джу втащила их в лодку. Пора было уж и мне выбираться из воды. Борт у нас низкий, и требовалось лишь небольшое усилие, чтобы перевалить через него. Ухватился за борт, подтянулся и… сорвался в воду. Мускулы отказывались служить. Несколько раз пытался перелезть через борт и позорнейшим образом соскальзывал снова в воду. Даже лодка и та ухитрилась долбануть меня в ушибленное плечо. Позвал на помощь Джу. Она крепко ухватила меня за руки и волоком втащила в лодку. Странно, но то, что у меня не хватило сил, перепугало ее. Я же не волнуюсь, убежден: пройдет немного времени, и я отдышусь. Когда очутился в лодке, первое, что услышал от Джу:
– Все глаза проглядела. Очень боялась акул.
И умолкла. Если не можешь сказать что-нибудь приятное, лучше помолчать.
Я скорбно смотрел на обломок мачты. Мысли бежали быстро и четко. Последовательно и строго анализировал положение и все те варианты и возможности, какие оставались в нашем распоряжении. Как будто находил ся не в поврежденной лодке, а у себя дома, в Софии, за письменным столом.
Джу
Возможности разные
Мы сделали все, что могли в данной ситуации. Перед тем как спуститься в рубку, я наблюдала, как нас бьет и швыряет: время от времени лодка зачерпывала бортом из какой-нибудь очередной волны. «Только бы не перевернуло!» – прошептала я как заклинание. Люк рубки мы оставили открытым, чтобы не утонуть, если лодку перевернет, и легли. Промокли до костей. Но через люк то и дело врывались и окатывали нас все новые сердитые волны. Мне было уже все равно.
– Как ты считаешь, может лодка опрокинуться? – спросила я у Дончо.
– При таких волнах, да еще к ним бортом – вероятность большая. Нет киля, вот ее беда.
– Да, но, может быть, и не перевернется, – продолжала я наступать.
– Наверняка не перевернется, – согласился Дончо. – Хочешь знать подробности? Видишь ли, если лодку опрокинет, то нам самим вдвоем ее обратно не перевернуть. Обломок мачты будет служить чем-то вроде киля и устойчиво держать ее кверху дном. Кроме того, на нашей лодке нет водонепроницаемых ящиков, которые делают любую спасательную шлюпку непотопляемой. А значит, через какое-то время она может затонуть. Так что нам следует вовремя перебраться в резиновую лодку. Завтра попытаемся вместо мачты приспособить гик грота. Он, правда, тонкий, но все же алюминиевый. Лишь бы хоть немного поутих шторм, иначе не представляю, как достану обломок мачты – она же в железной трубе и страшно тяжелая. Всегда ее поднимали только краном. Ну да авось удастся. На тысячу миль от нас Южная Америка, более чем 3000 миль до Маркизских островов и свыше 400 миль до Галапагосских. Горючего хватит не более чем на 500 миль.
Дончо
Ответственность
Как и всякий добросовестный человек, прежде чем уснуть, я подвел итоги дня. А они не столь уж сложные.
Даже вариантов всего лишь два: вернуться или продолжить экспедицию. Однако, чтобы принять окончательное решение, необходимо дать реальную и точную оценку своему положению и своим возможностям. Мысленно перечислил их.
Потери:
Сломана антенна, и вышла из строя радиостанция. То есть у нас нет связи с сушей, нет возможности дать сигнал бедствия SOS. A это значит, нельзя рассчитывать и надеяться на обычную человеческую помощь.
Сломано перо руля. Кое-как его починили. Может быть, выдержит до ближайших островов.
Сломана мачта. Починить ее невозможно.
Джу получила сотрясение мозга. В наших условиях совершенно немыслимо создать ей даже самый элементарный режим для восстановления сил и здоровья.
Чувствуем себя прескверно. Трудно представить что-либо худшее. Именно это называется кораблекрушением. Смешно надеяться на помощь. Никто ничего о нас не знает. Никому не известно, где мы находимся. Даже если бы нас стали искать, то в огромном океане не смогли бы найти. За семнадцать дней плавания мы ни разу не видели ни одного судна, да и пути их следования пролегают вдали от этого района. Мы входим в пустынные зоны океана, и думаю, я бы ахнул от удивления, если бы нам вдруг повстречался какой-нибудь пароход и галантный капитан подарил бы мачту с одной из своих спасательных шлюпок.
Ближайшая к нам суша – Галапагосские острова – расположена северо-восточнее нашего местонахождения. Для того чтобы до них добраться, нам необходимо изменить курс и идти против ветра. Есть у нас, правда, мотор, но и с ним трудно будет двигаться. Лодка наша имеет осадку всего 30 сантиметров. А это значит, что при любой более или менее крупной волне гребной винт будет обнажаться и мотор едва ли выдержит подобные нагрузки. Если же нам направиться к Маркизским островам, то придется проделать 3000 миль, а до Таити и того дальше – около 4000. А больше всего нам, пожалуй, необходимо пожелание: «Счастливого плавания и пять футов под килем!» И еще – благополучно завершить слалом вдоль утыканного подводными рифами архипелага Туамоту. Горькая истина заключается в том, что даже при исправном управлении и абсолютно новой и прочной мачте адски трудно пробраться через невероятные лабиринты Туамоту. А мы в лодке, которая не в состоянии идти против ветра и обладает к тому же другой особенностью – сильно дрейфует по ветру и течению.
Вечные оправдания слабых духом
Существует один верный способ уцелеть, притом исключительно простой. От нас требуется лишь выждать, пока шторм прекратится и океан успокоится. Затем завести мотор и очутиться на Галапагосских островах. Тем более что я еще мальчишкой мечтал попасть на эти сказочные острова.
Похоже, мы крепко утомились. Продолжать путь к Полинезии – это огромнейший риск. Тогда что же, отказаться? А неисполненные мечты? А позор? С какими глазами предстанем мы перед людьми, которые верили в нас?
Абсолютно ясно, что если потребуются какие-то оправдания, то их можно придумать тысячи, Уже сейчас у нас есть по меньшей мере пять «форс-мажорных» причин. Но я не желаю искать оправданий для прекращения экспедиции. Меня волнует совсем иное: какие есть реальные возможности, чтобы выправить положение и продолжать плавание? Я не нуждаюсь в советах перепуганного умника, притаившегося в моей голове. Они, конечно, удобные, но… подлые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42