Очевидно, после пятилетнего перерыва в нем снова пробуждалась жажда творчества.
Заказать либретто у Дворжака не было средств. Поэтому он стал листать старые альманахи и вско­ре набрел на сочинения немецкого писателя Карла Теодора Кернера, совсем молодым погибшего в битве против Наполеона в 1813 году, но достаточно плодовитого и числившегося одно время придвор­ным театральным сочинителем в Вене. Либретто его «Альфред Великий», ранее, кстати сказать, уже дважды положенное на музыку Йозефом Раффом и Иоганном Шмидтом (о чем Дворжак, вероятно, тогда еще не знал), показалось ему вполне подхо­дящим для создания оперы в духе Вагнера.
То был период наибольшего увлечения Вагнером в Европе. Пражская печать постоянно помещала отклики на веймарские и дрезденские постановки его опер. Не утихали споры по поводу «Далибора» Сметаны, где некоторые критики усмотрели вагнеровское влияние. В беседах музыкантов постоянно звучали слова «вагнерианец», «вагнерианство». Все это заставляло внимательно приглядываться к творчеству немецкого оперного реформатора.
Дворжак хорошо изучил партитуры Вагнера - его «Тангейзера», провалившегося в Дрездене и возрожденного Листом в Веймаре, «Лоэнгрина», впервые поставленного Листом, и «Летучего Гол­ландца». Композитор видел эти спектакли в поста­новке немецкой оперы, и, естественно, пленился яркой индивидуальностью таланта Вагнера, кра­сочной насыщенностью его оркестра, небывалым раньше сочетанием слова и музыки. Приступая к работе над «Альфредом», Дворжак решил идти его путем. Сюжет либретто, близкий по духу к вагнеровским рыцарским операм, вполне позволял это.
Действие «Альфреда» происходит в эпоху ран­него Средневековья. Датское войско во главе с князем Гаральдом празднует победу над англича­нами. Не весел только Готрон, которому во сне явился молодой король Англии Альфред в золотой короне на голове. Готрон боится, что англичане снова ринутся в бой, тем более что датчанам уда­лось захватить в плен невесту Альфреда Альвину. Не теряя времени Гаральд шлет к Альвине послов и просит стать его женой. Но вдруг перед башней, где томится Альвина, появляется закутанный в плащ неизвестный арфист. Он начинает играть и петь, восхваляя бога Одина. Альвина узнает в нем Альфреда. Тогда он сбрасывает плащ и предстает перед врагами в блеске королевского одеяния. Начинается схватка. Альфред освобождает Альви­ну, а в следующем сражении британские войска побеждают датчан, и Альфред обещает их не пре­следовать, если они добровольно покинут пределы его родины. Кончается опера апофеозом, прослав­ляющим освобожденную страну.
Конечно, в патриотическом пафосе отдельных эпизодов оперы Дворжака можно выявить народ­но-освободительные черты, которые наметились в чешской опере еще в «Бранденбуржцах в Чехии» Сметаны. Несомненно ощущается и одаренность автора. Обращает на себя внимание основательное использование медных духовых инструментов, что тогда еще в чешской музыке встречалось редко. Однако в целом опера не удалась. Стремясь подра­жать вагнеровской омузыкаленной речи, но не имея достаточных навыков, Дворжак изламывал мелоди­ческую линию вокальной партии, часто «перескакивал» из одной тональности в другую, полагая, что так он достигнет большей выразительности. Это мешало логическому развитию мелодии, нару­шало гармонию.
Едва дописав партитуру (а Дворжак работал над ней с весны до осени 1870 года), он понял, что это только первая проба сил. Не больше. Он не уничтожил ее, но до самой смерти прятал от всех, даже от самых близких людей. Исключение было сделано только для увертюры. И конечно, она того стоила. Написанная с мыслью о борьбе за освобож­дение родины, она отличается большой драматич­ностью и уже чисто дворжаковской импозантностью звучания оркестра. В 1881 году композитор соскреб с ее титульного листа название, написал вместо него: «Трагическая увертюра», ор. 1, и вручил для исполнения дирижеру, лишь обмолвившись, что это музыка из его первой оперы. В дальнейшем она была издана как «Драматическая увертюра»; под этим названием она теперь и исполняется. Это все, что стало достоянием слушателей от первой оперы Дворжака «Альфред».
Увлечение Вагнером сказалось и на трех квар­тетах, писавшихся вслед за «Альфредом». В них та же изломанность мелодической линии, усложнен­ность гармонии, наносящие ущерб естественности развития музыкальной ткани. Эти квартеты разде­лили участь «Альфреда» - Дворжак их сразу же забраковал. Рукописи, не представлявшиеся ему ценными, куда-то вскоре исчезли. Дворжак вспоми­нал о них как об уничтоженных. После его смерти они были найдены где-то в чужом архиве, но при­говор автора тяготеет над ними, и квартеты не исполняются.
Желание подражать Вагнеру, идти его путем повредило Дворжаку, как, впрочем, и многим другим композиторам. Второго Вагнера ни из кого не получилось, а развитие своей индивидуальности, своего собственного дарования сильно затормози­лось.
В тоже время, разумеется, нельзя отрицать того, что изучение вагнеровских партитур и парти­тур Листа, восприятие опыта этих мастеров принес­ло пользу Дворжаку. Он научился придавать орке­стру яркую окраску, создавать убедительную драматичность звучания. Сказалось это и на пост­роении вокальных партий. У Дворжака они как правило, вначале оттесняемые на второй план орке­стром, постепенно приобретают выразительность. Но лишь обратившись к музыкальным истокам оте­чественной культуры, как тому учили Дворжака с детских лет канторы, он почувствовал себя способ­ным создавать оригинальные, заслуживающие вни­мания произведения.
В середине июня 1871 года в пражской газете «Гудебни листы» появилось сообщение о том, что Антонин Дворжак, член оркестра королевского чешского театра, окончил комическую оперу, кото­рую руководство театра намерено принять к поста­новке. Речь шла об опере «Король и угольщик», написанной на либретто Бернгарда Гульденера, пражского нотариуса, отдававшего свои досуги ли­тературным занятиям. Основой либретто послужи­ла народная сказка о короле, который, охотясь в лесу, попал в хижину бедного крестьянина, зани­мавшегося выжиганием угля, и облагодетельство­вал затем всю семью.
Через три месяца Дворжаку должно было ис­полниться тридцать лет, он приближался к середи­не своего жизненного пути. Им было написано мно­го произведений, испробованы силы почти во всех жанрах, но ни одного своего сочинения композитор еще не слышал. Легко себе представить, какой восторг охватил его, когда вдруг обратили внима­ние на его оперу. Он не расставался с газетой и перечитывал заметку Прохазки столько раз, что выучил ее всю наизусть. Это ведь было первое упоминание в прессе о нем как о композиторе. А главное, там говорилось, что он - многообещаю­щий талант, о чем якобы свидетельствовала парти­тура его оперы!
Десять лет малоудачных опытов, на протяжении которых не было создано ничего, что полностью удовлетворило бы требовательного к себе автора, не поколебало веры Дворжака в свои силы, в то, что творчество есть его призвание. Но человеку всегда нужно, чтобы в него верил еще кто-то. Тогда силы его удваиваются.
Такой момент наступил в жизни Дворжака. Прижимая к сердцу заветный листок с заметкой Прохазки, он отправился в театр и подал прошение об уходе. Оркестр чешской оперы неожиданно лишился своего лучшего музыканта, первого аль­тиста Антонина Дворжака, зато пополнилась ко­горта отечественных композиторов. Во всяком слу­чае так считал Людевит Прохазка, и будущее пока­зало, что он не ошибался.
Известный музыкальный деятель, редактор газе­ты «Гудебни листы» и референт газеты «Народни листы», восторженный поклонник Сметаны, приложивший в свое время немало усилий, чтобы уско­рить его возвращение из Швеции на родину, Люде­вит Прохазка защищал и поддерживал все новое и значительное в чешском искусстве. Многие страни­цы партитуры Дворжака произвели на него сильное впечатление. В молодом музыканте он почувствовал колоссальный заряд нерастраченных творческих сил и счел необходимым сделать все возможное, чтобы эти силы не пропали даром для чешского искусства.
С этой поры в лице Прохазки Дворжак обретает активного пропагандиста своих музыкальных спо­собностей. Встречаясь в частных домах и клубах с деятелями культуры, Прохазка неизменно ста­рается обратить их внимание на Дворжака.
- Не смотрите, что он мрачноват и мало при­ветлив,- говорил он,- это самобытный талант, от которого можно многого ожидать. Забудьте, что он был альтистом. Дворжак композитор, настоящий композитор, и вы скоро в этом убедитесь.
Возможно, активная поддержка Прохазки сказа­лась и в решении Сметаны исполнить увертюру Дворжака к «Королю и угольщику» в одном из симфонических концертов вместе со своей увертю­рой к «Либуше».
Обрадованный хорошим приемом Дворжака у публики, Прохазка тогда же, после концерта 14 ап­реля 1872 года, писал в «Гудебни листы», что жи­вая, темпераментная музыка увертюры Дворжака поражает богатством полифонии и колоритностью оркестровки.
Оттяжку постановки «Короля и угольщика» Прохазка переживал, пожалуй, больше, чем Двор­жак, который умел ждать и терпеть. Не без раз­дражения он писал в октябре 1872 года: «Единст­венная из обещанных отечественных опер - «Король и угольщик» Антонина Дворжака, которую, в силу незаурядного таланта автора, все ждали с большим нетерпением, отодвинута опять на летнее время; к новинкам у нас всегда менее благосклон­ны, и это исключительно по той причине, весьма удивительной, разумеется, что будто для нас гораз­до важнее разучивать оперы зарубежных компози­торов».
Видя, что Дворжак пребывает в ожидании того счастливого времени, когда начнутся репетиции его оперы, и не знает чем заняться, Прохазка обратил внимание композитора на новый сборник стихов Элишки Красногорской и посоветовал написать не­сколько песен.
Подобно канторам, Прохазка придавал огром­ное значение возрождению чешской народной пес­ни. С этой целью он с группой таких же, как сам, энтузиастов, организовывал бесплатные музыкаль­ные вечера под лозунгом: «Будем усердно разви­вать чешскую песню». На страницах газет он рек­ламировал эти вечера и, обращаясь к отечествен­ным композиторам, призывал их изучать и попол­нять своим творчеством песенный жанр, как основу отечественной культуры.
Стихи Элишки Красногорской были настолько чешскими, что, претворяя их образы в музыке, естественно было обратиться к народным истокам. И вот в творчестве Дворжака начинается процесс очищения от чужих влияний. Он погружается в сти­хию народной чешской музыки, так хорошо знако­мую с детских лет, и уже не покидает эту богатей­шую сокровищницу.
Не сразу Дворжаку удается сбросить гипноти­ческую власть музыки Вагнера. Зародится по-сла­вянски напевная мелодия, да вдруг изломится - и наступит тревожный, нелогичный конец. Но чем больше Дворжак вчитывался в чешские стихи, тем спокойнее становилась его музыка, набирая особую силу и красоту, как речной поток, который, пройдя коварные пороги, широкой волной заливает про­сторы.
Две песни на слова Элишки Красногорской и баллада «Сирота» на слова Карла Эрбена были успешно исполнены на певческих вечерах. Прохазка писал, что они подтвердили необычайное музы­кальное и поэтическое дарование Дворжака. Ком­позитор тоже испытывал незнакомое ему до сей поры чувство удовлетворения, хотя и видел, что не все еще обстоит так, как ему бы хотелось. И Двор­жак продолжает усиленно работать в этой области, тем более что в театре дела с его оперой не двига­лись с места. Теперь уже не любовная лирика при­влекает Дворжака, как в годы создания «Кипари­сов», а тексты, насыщенные героикой и патриотиз­мом. На его столе появляются стихотворения Витезслава Галека «Наследники Белой горы» и так называемая Краледворская рукопись.
«Наследники Белой горы» воскрешали одну из страшных страниц чешской истории, когда король Фердинанд 11 в битве у Белой горы под Прагой в 1620 году нанес поражение чехам, восставшим про­тив габсбургского владычества в их стране, и по­ложил тем самым начало периоду, образно назван­ному «эпохой тьмы». Эпоха эта продержалась в Че­хии три столетия, на протяжении которых бессове­стно попирались законные права чешского народа и государства. Обращаясь к соотечественникам, поэт призывал их быть достойными преемниками героев, павших в той битве.
Дворжаку поразительно удалось передать в своем «Гимне» («Наследники Белой горы») дух поэмы Галека: скорбь о погибших, гордость за ро­дину, воспитавшую героев, новый патриотический подъем и, наконец, прославление свободного и не­зависимого отечества. «Все произведение,- писал Прохазка,- едино и монолитно. Оно устремляется вперед безудержным потоком с правдивой и выра­зительной декламацией, живыми оркестровыми красками и богатой полифонической формой. Это подлинно гимнический стиль, лапидарный, великолепный, мысли мужественные, героические, палитра достойна мастера нового времени».
Исполнение «Гимна» принесло Дворжаку насто­ящую славу. Карел Бендль, руководивший тогда «Глаголом Пражским», постарался для друга. Под его управлением три сотни голосов знаменитого мужского хора и объединенный оркестр чешской и немецкой оперы прозвучали так, что в большом зале Новоместского театра, где проходил концерт, не осталось ни одного равнодушного. «Гимн» зат­мил все исполнявшиеся в тот вечер произведения, в том числе и самого Бендля. Прохазка торжест­вовал.
Шесть песен на тексты Краледворской рукописи, написанные вслед за «Гимном», были встречены с таким же восторгом. В те годы еще только немно­гие ученые филологи высказывали сомнения в под­линности Краледворской рукописи. Основная же масса чешских патриотов искренне верила в то, что узенькие полоски пергамента, якобы найденные в 1818 году Вацлавом Ганкой в церковной башне не­большого городка Двур Кралов и содержащие тек­сты героико-эпических и лирических песен, дейст­вительно старинная рукопись. Их стараниями руко­пись была переведена почти на все европейские языки и получила широчайшую известность. По­этично поданные картины чешской старины укреп­ляли веру чехов в древность культуры своего наро­да. А разве народ, способный уже в давние време­на создавать такие великолепные произведения искусства, не заслуживал того, чтобы и дальше сво­бодно и независимо развивать свою самобытную культуру? Вацлав Ганка, отлично знавший историю своей страны, совершая мистификацию (подлож­ность Краледворской рукописи была доказана в конце того же XIX века), именно и стремился к тому, чтобы строки, как бы пришедшие из глубины веков, заставляли чехов гордиться своими предка­ми, их героизмом, красотой и благородством чувств. В период расцвета будительского движения такие стремления руководили многими.
Дворжак тоже верил в подлиность рукописи, тексты считал народными, а следовательно, и му­зыку свою к этим текстам строил на народнопесенных интонациях, что придало ей удивительное обая­ние и своеобразие.
Вскоре, 7 марта 1873 года, одна из шести песен на тексты Краледворской рукописи - «Жаворо­нок» - была напечатана в нотном приложении к газете «Далибор». Это первое печатное издание маленького сочинения доставило Дворжаку боль­шую радость, чем самые лестные слова в его ад­рес на страницах газет. Через два месяца издатель Эмануэль Старый напечатал весь цикл.
Известность Дворжака росла, но материальное положение по-прежнему оставалось плачевным. Он едва сводил концы с концами на те гроши, что по­лучал от частных уроков. Даже ювелир Чермак не очень щедро платил. А уж перед ним Дворжаку больше всего хотелось появиться в хорошем платье и с независимым видом.
Кокетливой Йозефе, продолжавшей кружить всем головы, Дворжак простил насмешливое к себе отношение, смирился с отказом, полученным затем от приглянувшейся ему Анны Матейковой - дочери одного из коллег по оркестру, но стал посматривать на младшую дочь ювелира. Аничка, которую он знал еще десятилетним ребенком, превратилась в милую девушку и дарила своего учителя музыки исключительным вниманием. Она довольно хорошо играла, но еще лучше пела красивым, звучным кон­тральто. Дворжак не прочь был на ней жениться. Вот только как получить согласие ее отца? Старый ювелир все мерил на золото, и бедный музыкант не представлялся ему подходящей партией для дочери. Чтобы увеличить свои доходы, Дворжак поступил работать домашним учителем музыки в семью бо­гатого купца Яна Неффа.
А тем временем сдвинулись с мертвой точки его дела в театре. Партии оперы были расписаны, и начались репетиции. Несколько позже, как-то в кафе, Сметана говорил, что разрешил эти репети­ции только для того, чтобы не обвиняли его, будто он без причины отклонил оперу отечественного ком­позитора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21