А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Мурке, на этот раз совсем не боявшейся этого обоюдного знакомства, каким-то шестым чувством угадавшей, что не только Сергей будет ее родными оценен, но и он сразу увидит, какая чудесная и особенная у нее семья, это было необыкновенно приятно. В доме воцарилась сердечная дружеская обстановка, если так можно назвать немедленную попытку Анны создать с Сергеем коалицию, направленную на бичевание Муркиной лени и сибаритства.
Потащив будущего зятя на осмотр университета, Анна заодно ознакомила его с малой толикой из своих важнейших проектов, представив молодого человека доброй половине Иерусалима.
Вернулись они очень довольные.
— В Керен-Каемет Сергей пожертвовал деньги на посадку деревьев, — рассказывала Анна.
— Да, — признался новоиспеченный филантроп. — По-моему, высадили небольшую рощу.
— Сергей, — строго напомнила Анна, — исключительно по знакомству вам предоставили огромную скидку!
— Это правда, — радостно сообщил Сергей Муре. — Благодаря протекции Анны Георгиевны при оптовой покупке саженцев мне совершенно бесплатно дали десять процентов скидки от стоимости посадок!
— Это не они тебе дали, а ты им! — уточнила Мура, но ее прозаическая поправка прошла мимо их ушей. Мама и жених были счастливы, что столь хитроумно и выгодно использовали слабости системы.
В одно прекрасное утро, незадолго до планируемого обручения, Сергей, Мура и Анна сидели за семейным столом и пили чай. Анна наслаждалась пирогом собственного приготовления, остальные от него деликатно воздержались. Сергей влюбленно смотрел на Мурку, Джин влюбленно смотрел на Анну, а Мура и Анна составляли узкий список приглашенных на прием.
— Обязательно позовем Рожницких.
— Мам, ну на фиг Рожницких? Я их десять лет не видала! Мы же сказали, только самых близких!
— После того, как я все эти годы приносила подарки на все их торжества, они и стали мне самыми близкими, — отрезала Анна. — И обязательно Евгению.
— Какую еще Евгению? — закипела Мура.
— Евгению Гуровец, мать этой несчастной Риммы. Помнишь Римму?
— Нет… — Мурка уже собиралась опять спорить, но тут вдруг вмешался Сергей.
— Римму Гуровец? — спросил он.
Анна подняла очки на лоб, и взглянула на него.
— А что, вы ее знали?
— Да, — Сергей явно был взволнован. — Мы с ней в Москве вместе в школе учились. Это была моя первая любовь. А потом она заболела, и уехала в Израиль, и я только через несколько лет услышал, что она здесь скончалась от недостаточности почек.
— Да. — Анна помолчала. — Это я Римме вызов посылала. Она была так больна, бедняжка. Ее долго не отпускали из СССР. Мы за нее боролись с помощью американских конгрессменов. Потом, наконец, выпустили в качестве гуманного жеста. Я ездила встречать ее на аэродром, и до сих пор помню, как ее с самолета на носилках снесли. Она была вся желтая, вздутая… Но потом в Израиле она села на диализ, и пришла в себя, даже в университет пошла учиться. Женя тогда была так счастлива.
— Я ведь из-за нее в романтическом порыве и на медицинский поступил, — грустно добавил Сергей, — когда, наконец, стало можно выезжать, собирался приехать на летние каникулы в Израиль, увидеться с ней, и только тогда узнал, что она скончалась.
— Ей предложили встать на очередь на пересадку почки, но их тогда только начинали здесь делать, и она побоялась. И вот, вдруг, внезапно скончалась. Мне Евгения тогда среди ночи позвонила… — Анна задумчиво вертела в руках ручку.
— Возможно, из-за этого я так долго и в Израиль не приезжал. Страшно было думать, что увижу ее могилу, — тихо сказал Сергей.
Мурка положила свою руку на его.
— Но если ты хочешь, мы можем теперь вместе сходить… принести цветы… если ты не против, чтобы я к тебе присоединилась.
— Нет, конечно. Давно это было. С тех пор уже много, что случилось, — встряхнулся Сергей. — Вот не представлял себе, что именно моя будущая теща старалась спасти мою умершую первую любовь.
— Зато теперь я знаю, за что ты мне достался, — серьезно сказала Мура. — Я всегда подозревала, что собственных достоинств у меня на тебя не хватает. Вот, теперь, наконец, поняла, что это воздаяние за добро, сотворенное в прошлом моей матерью.
— Может, и так, — засмеялся Сергей.
— Ну, теперь берегись, — Мурка шутливо прижалась к нему. — Теперь ты мой по праву, и деваться тебе некуда. Спасибо, мама.
Анна только отмахнулась, и вернулась к списку, поставив галочку против имени Евгении.
Познакомилась с Сергеем и Александра. Сразу почувствовав, что на данном этапе он безнадежно влюблен в Мурку, и к ее, Сашкиному, шарму нечувствителен, она сказала себе, что это немножко странно, но Сергей явно был особым случаем: не каждый же бросается жениться сломя голову на первой встречной. Александра пыталась угадать в нем признаки тех интимных и человеческих совершенств, о которых ей по секрету поведала Мурка, хотя их напрочь заглушали явные социально-финансовые достоинства жениха. И хотя он казался симпатичным мужиком, интеллигентным и воспитанным, все равно это было приобретение кота в мешке, и Муре следовало бы быть начеку. Традиционной свадьбы не планировалось. Как Сашка ни уговаривала, Мурка наотрез отказалась выходить замуж в раввинате, а вместо этого собиралась заключить в Милуоки гражданский брак и не устраивать никаких торжеств.
И все же перед отъездом молодой пары родители устроили небольшой прием у себя в саду, и, если сделать скидку на их хозяйственные таланты, торжество с заказанным кейтрингом прошло совсем не плохо. Хотя, конечно, могли бы и постесняться соседей — выдавать единственную дочку замуж с игрой в шарады вместо хупы, разбитого стакана и «Если забуду тебя, Иерусалим…» Сама Сашка скорее уж жила бы в грехе, чем выходить замуж вот так — кое-как, без фаты и цветов и тыщи приглашенных, но от Мурки этого можно было ожидать, — за эти чудачества Сашка ее и любила. Перед самым отъездом подруги сходили на прощанье в любимую «Граппу», и Мура улетела. Саша их даже не провожала, потому что рейс был ночной, а у Сергея была арендованная машина.
Конечно, Александра очень за них радовалась, они были как два голубка, но невозможно было не ощутить, что они полностью заняты сами собой, и даже Мура больше радуется своей новой жизни, чем горюет, покидая Иерусалим. Образовалась пустота. Саша давно уже приобрела привычку думать обо всем, что происходило с ней теми словами, которыми потом пересказывала все Мурке по телефону. Первое время трудно было отделаться и от ожидания бодрого звука Муркиного мобильника, вплоть до того, что иногда Сашке мерещилось, что она его явно слышит. Потом это прошло, и Сашка привыкла, что теперь Мурка звонит только на домашний (так дешевле), и то не каждый день. Но грусть и ощущение покинутости не прошли. Еще совсем недавно они были в почти одинаковом положении, да что там в одинаковом — у нее, у Сашки, от ухажеров отбоя не было, а у Мурки в области романтики творилась сплошная невезуха, и вдруг, ну кто бы поверил, подружка в одночасье выскакивает замуж за обеспеченного, устроенного, молодого, симпатичного, не отягощенного ни бывшими женами, ни детьми американского врача. И еще сексуального чемпиона, если доверять мнению горе-эксперта Муры, которая секс даже за физическую активность не считает. А Сашка остается одна ждать у моря погоды посреди взрывов.
Тем не менее, отношения с Максимом потихоньку развивались в правильном направлении. При случае она подробно пересказала ему всю короткую историю Муркиного романа, и даже поспорила с ним, защищая подругу, потому что он считал, что Мура променяла Израиль на хорошую американскую жизнь, когда в стране такой тяжелый период. Про себя Александра поразилась тому, как уживается в человеке любовь к отечеству с любовью к швейцарским франкам, но вслух только заступилась за подружку, и попыталась ему объяснить, что Мурке в ее возрасте и с ее данными непозволительно было пренебречь ее последним шансом устроить свою жизнь, и уж коли нашелся такой простак, то не имело значения — американец он, или израильтянин. Не Мурина вина, что никто из избалованных демографией израильтян не спешил ей делать предложение. Но Максим не услышал в словах Сашки никаких намеков, и со своей стороны с прежним упорством Сашке тоже никаких предложений делал. Не то чтобы Александра так уж рвалась за него замуж, она и моложе Мурки намного, (четыре года можно считать за все десять, если принять во внимание липосакшн, ботокс, отбеленные зубы, массаж и регулярные косметические процедуры!), да и спрос на Александру совсем другой. Если бы не грядущее Максимово назначение, она бы еще сто раз подумала, стоит ли ей сменить свою независимую жизнь на счастье стать женой госслужащего, втихаря приторговывающий служебными секретами, но обидно было то, что он даже не попросил! Боятся мужики слишком красивых и известных женщин! Им со скромными и простыми проще. Но еще не родился тот мужик, ради которого опростилась бы Александра Денисова (по последнему мужу, от которого, помимо лисьей шубы, только и осталось, что звучная фамилия). Сашка из нее сотворила себе сценическое имя де Нисс. Получилось очень красиво — Александра де Нисс.
Первые несколько дней одинокая де Нисс провела на диване, напротив телевизора, и смотрела один за другим подряд все свои обожаемые фильмы о любви: «Унесенные ветром», «Only you», «Бессонница в Сиеттле», «Один прекрасный день» (с бывшей подопечной — Мишель Пфайффер) и самый любимый — «Крутящиеся двери» с Гуинет Палтроу, каждый раз неопровержимо доказывающий Сашке, что от судьбы не уйдешь.
Обрыдавшись и вдоволь намаявшись неотвязными думами о собственной никчемности и невезучести, Александра все же восстала с дивана, и отправилась в Турцию вместе со всеми моделями агентства «Бетси» снимать новый каталог «Лорель» на фоне фотогеничного побережья Мармариса и Старого города Анталии. Большинство манекенщиц в вояже были намного моложе Александры, и вначале она чувствовала себя неловко среди этих веселых блондинистых девчонок и ребят, но потом к ней подсел Ярон, молодой красавец-атлет — ведущая модель агентства, и стал ее смешить, а если Сашку рассмешить, то она уже не в силах ни в чем отказать. Поэтому она согласилась поехать с ним гулять по городу. Повязала волосы большим пестрым платком Емилио Пуччи, на плечи накинула белый шелковый свитер, и вместе отправились прочесывать бутики Нецеля — самого дорогого района Мармариса, и хоть смеялись над подделками, Сашка все же не удержалась, и купила сумку с подозрительно огромной надписью «Moschino». В магазине «Картье» они разболтались с оказавшейся там русской продавщицей. Девушка Ира приехала из Екатеринбурга в Турцию на заработки, вышла тут замуж, и уже два года работала в этом магазине. Пока они там ошивались, зашла еще какая-то пара — толстый турецкий мужик и тоненькая девушка, и когда они ушли, Ира воскликнула:
— Ну дает! На прошлой неделе здесь этот же мужик с женой был!
Сашка засмеялась, и спросила, часто ли так бывает.
— Что бы тот же самый с разными женщинами, нет, — ответила Ира. — Но вообще здесь, в Турции, в основном мужчины покупают женщинам драгоценности. И я всегда догадываюсь, кто с женой, а кто с любовницей.
— А кому покупают лучшие украшения — жене или любовнице? — спросила Сашка.
— Жене, конечно, — пожала плечами Ира. — Разумеется, жене.
— Серьезно? — Сашка почему-то даже как-то немного обиделась, и встревожилась. — А почему? Казалось бы, жену можно уже и не обхаживать…
— Нет, тут другой расчет. Купленное жене как бы в семье остается, дочке пойдет, а любовнице — это на ветер, — наставительно говорила замужняя Ира. — Любовница — сегодня с ним, в завтра с его украшением к другому уйдет. Мужики это чувствуют, никогда любовницам не покупают, как женам. Женам выбирают и покупают, как себе…
Тут Ярон, который русского не знал, и никому ничего покупать не собирался, стал теребить Сашку, и пришлось прекратить столь познавательную беседу, распрощаться и пойти гулять дальше.
Сначала Сашке было лестно, что встречные женщины заглядывались на ее спутника, а потом она заметила, что он этим тоже наслаждается, и это стало нервировать. Выходы в народ с Нимродом, Шмуэлем или Максимом полностью приковывали внимание окружающих к ее персоне. Но так им и надо, всем этим мужикам, за то, что они, оказывается, дарили ей украшения хуже, чем женам, за это она теперь здесь с Яроном. И Ярону ничего не придется ей покупать.
Они посидели в кафе на набережной и полюбовались яхтами в марине. Когда-то Александра поплавала с одним своим приятелем на двухмачтовой яхте по Средиземному морю, и с тех пор возненавидела все парусные яхты и за этого приятеля, и за постоянный уход за капризной посудиной, и за то, что перед тем как спустить воду в унитазе, ее сначала приходилось долго накачивать насосом. Но зато с тех пор Сашка-мореплавательница навострилась производить ошеломляющее впечатление на мужиков рассказами о своих морских вояжах. И теперь она красочно описала Ярону, мечтавшему, как все мальчишки, о яхтах, и про бурю у берегов Гибралтара, и про волшебные Балеарские острова, особенно про Ибизу, где все одеты, как на Каннском фестивале, и про марины и казино Майорки. Ярон смотрел ей в глаза, забывая дышать, и Сашка чувствовала себя необыкновенной и интригующей.
А наутро вообще всю хандру как рукой сняло, и было весело и здорово. И на съемки она пришла в отличном настроении, полностью владея собой. И снимки вышли изумительные: Александра получилась такой, какую и требовал фотограф Стив — наивной и дерзкой одновременно. И он сказал, что никто бы больше так не смог. И Сашка сама это знала, и уже не чувствовала себя в этой молодежной компании переростком, а наоборот — взирала на молодежь сверху вниз, снисходительно, хоть и милостиво. Сначала её смущало, что она умудрилась, имея дома чуть ли не жениха, увлечься сразу двумя мужиками в одной поездке, но потом она строго сказала себе: «Что случается здесь, то здесь и остается», и все пошло чудесно. У Ярона было совершенно потрясающее тело Адониса (куда там даже Джорджу Клуни!.. уж не вспоминая о Максиме) и тот мальчишеский пыл, от которого Александра уже успела отвыкнуть за время связей с «перспективными» мужчинами, потому что пока они становились перспективными, они успевали утратить эту победительную увлекающую страстность. За это Сашка простила ему не только вульгарный браслет и крашеные волосы, но даже неподобающую мужчине самовлюбленность и изрядную меру глупости, и каталась с ним на джипе, а вечером ходила в ночной клуб и дискотеку. Но вместе с тем Александре льстило и внимание Стива, хоть тот был лысым и тощим, потому что тут дело было во всегдашней магии воздействия фотографа на модель, в его власти над ее образом, а тем самым и над ней. А их постель помогала Александре утвердиться в себе. В жизни Сашка была мягкой, податливой и легко управляемой, но каким бы талантливым и каким бы доминирующим ни был мужик, в конце концов он оказывался с ней в ситуациях, в которых он становился от нее зависимым, и это было самым главным, ради чего, наверное, она и шла на близость. А для съемок их связь была благотворна по профессиональным мотивам.
— Это не какие-нибудь конкретные блага, я не из тех, кто залезет в койку ради участия в съемках, — объясняла Сашка Мурке по телефону, но больше самой себе. — Тут дело в какой-то особой атмосфере, которая возникает между фотографом и моделью-любовницей, отчего потом и выходят такие потрясные снимки.
— То есть, ты принесла себя на алтарь искусства?
— Вот будешь смеяться, а в некотором смысле именно так. Мы с ним вместе, именно вместе, создали потрясающую художественную серию, ты не поверишь!
— Просто Пигмалион и Галатея!
— Никакой не пигмалион, высоченный мужик, и все, что надо, тоже в полном порядке! Но главное, что я была полностью удовлетворена, впервые в жизни, и как женщина, и как человек искусства!
— А как же Максим?
— А при чем здесь Максим? — оторопела Сашка. — От него не убудет.
— Ну, Сашка, ты даешь!
— Даю. Ведь я же не замужем, — с самой малой толикой простительного ехидства сказала Сашка. — И вообще, пора признаться самой себе, и всем окружающим, что я, по-видимому, не способна хранить верность. Или, во всяком случае, я еще не наткнулась на такого мужика, который бы этого стоил.
Сашка нисколько не хотела покрасоваться перед Муркой, она прекрасно понимала, что Мурка сейчас полностью поглощена своим супружеством, но все же было только справедливо, что и у нее в жизни есть что-то, чего уже не бывает в жизни замужних женщин — щекочущая острота новых отношений, волнующее разнообразие новых любовников и неизведанный простор открытых возможностей и вариантов собственной судьбы.
* * *
Но Мурка не сожалела ни о каких потенциальных потерях замужних женщин. Счастливая сама, она радовалась за Сашку, что та слезла с дивана и перестала хандрить, только немного тревожилась, не воздастся ли подруге за всеядность муками раскаяния и ощущением использованности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38